Sokolova_E_T_Psikhoterapia_Teoria_i_praktika

входя в комнату, полную незнакомых людей. Вы полны энтузиазма, но предвидите скорую боль разочарования? Вы заранее скептичны и ваше недоверие возрастает? Какими бы ни были ваши установки, что вы чувствуете по этому поводу?

Самоконтроль

Упражнение. Иногда мы позволяем себе испытывать сильные эмоции - гнев, страх, ярость, любовный экстаз. Но некоторые эмоции принять трудно, особенно если они противоречат сложившемуся образу Я или «родительским посланиям». Скажем, мужчине тРУДно признаться в чувстве страха, ведь «настоящие мужчины никогда ничего не боятся» и т. п. Пожалуйста, обнаружьте свою «ахиллесову пяту», найдите эмоцию, контроль над которой вы боитесь потерять больше всего; позвольте себе выразить ее, используйте для этого любые предметы, игрушки; выразите свои чувства в танце, борьбе, в любом движении. Попробуйте изобразить свои переживания в рисунках, в лепке... Теперь вернитесь к своему чувству, посмотрите, как оно изменилось, как изменилось ваше отношение к этому чувству. Вы все еще боитесь его или вы стали с ним друзьями?

Рекомендуемая литература

1.Бек А. Когнитивная терапия депрессий // Московский психотерапевтический журнал. - 1996. - № 3.

2.Гаранян Н. Г., Холмогорова А. Б. Интегративная психотерапия тревожных и депрессивных расстройств на основе когнитивной модели // Московский психотерапевтический журнал. - 1996. - № 3.

3.Эллис А. Когнитивный элемент депрессии, которым несправедливо пренебрегают // Московский психотерапевтический журнал. - 1994. -№ 1.

4.Эволюция психотерапии: В 4 т. - М., 1998. - Т. 2.

5.Уолен С. Ди ГусеппР., Уэсслер Р. Рационально-эмотивная психотерапия: Когнитивно-бихевиоральный подход.,j М., 1997.

6.Beck A., Freeman A. Cognitive Therapy of Personality Disorders. - N.Y., 1990.

7.Cognitive and Constructive Psychotherapies: Theory, Research and Practice / Ed. by M.J. Mahoney. Springer Publishing Company, Inc. - 1995.

8.Cognitive-Behavioral Approaches to Psychotherapy / Ed. by W.Dryden, W.Golden. - L., 1986.

9.Clinical Application of rational-emotive therapy / Ed. by A.Ellis,

M. E. Bernard. - N. Y., 1985.

10.Guidano V., Liotti G. Cognition processes and emotion disorders. - N.Y., 1983.

11.Guidano V. The Self in process: Towards a post-rationalist cognitive therapy. -N.Y., 1991.

Глава 5. ГЕШТАЛЬТ-ТЕРАПИЯ - ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ЛИЧНОСТНОГО РОСТА

И должен ни единой долькой Не отступаться от лица, Но быть живым, живым и только.

Живым, и только до конца.

Б. Л. Пастернак

Фредерик (Фриц) Перлс (1893-1970) - один из основоположников гештальт-терапии, ее главный теоретик, а также блестящий мастер практической демонстрации ее использования в рамках так называемых воркшопов (практических семинаров и тренингов), чья работа всегда оказывала глубокое и захватывающее воздействие на участников и в немалой степени способствовала широкому распространению групп личностного роста. Между тем Ф. Перлс, как и многие другие создатели психотерапевтических систем гуманистической ориентации, начинал с изучения психоанализа в Берлине и Вене. Его персональным психоаналитиком был В. Райх, оказавший большое воздействие как на становление личности Ф. Перлса, так и на его учение. Сам Ф. Перлс признавался, что, если бы не угроза фашизма, заставившая его покинуть Европу, он всю свою профессиональную жизнь мог бы потратить на психоанализ нескольких своих пациентов. Однако в 1934 г. он принял предложение известного психоаналитика Эрнста Джонса и основал Институт психоанализа в Йоханесбурге (Южная Африка), где и провел последующие 12 лет, разрабатывая собственную версию психоанализа. В 1947 г. вышла в свет его первая книга «Эго, голод и агрессия: ревизия фрейдовской теории и метода». В это время он еще не вполне освободился от влияния фрейдовской теории инстинктов, хотя и предпринял ее ревизию, что сказалось, в частности, на его трактовке голода как ключевого инстинкта в процессе выживания индивида. В 1946 г. под давлением режима апартеида Ф. Перлс покидает Южную Африку и поселяется в США с женой Лаурой, психотерапевтом и специалистом по нарушениям питания. Постепенно, в полемике с ключевыми положениями психоанализа, оформляется новое направление в психотерапии: в Нью-Йорке Ф.Перлс основывает Институт гештальт-терапии, в 1951 г. вместе с Ральфом Хафферлином и Полом Гудменом публикует труд «Гештальт-терапия: возбуждение и рост человеческой личности», где излагаются не только начала теории созданной им психотерапевтической системы, получившей название «гештальт-психотерапия», но и структурированная практика Психотерапевтических методов или «упражнений», своего рода «экспериментов», соединяющих в единое целое опыт активного переживания, действия и осознания. И, наконец, в 1969 г. выходят «Введение в гештальт-терапию» и «Гештальт-терапия дословно» с подробным изложением базовых положений нового психотерапевтического подхода и многочисленными иллюстрациями его применения Ф.Перлсом в практике консультирования и в рамках учебных семинаров.

В опубликованных трудах Ф. Перлса отчетливо проступает его портрет. Он не скрывае т своей парадоксальности, порой граничащей с безумием, демонстрирует любовь к юмору и острословию, необыкновенное жизнелюбие и презрение к общепринятым условностям. В своих многочисленных воркшопах, в 1960-е гг. привлекавших толпы профессионалов и просто интересующихся личностным ростом людей в Эсален на Калифорнийский берег Тихого океана, Ф. Перлс предстает человеком тонко чувствующим и вдохновенным проницательным, провоцирующим, умело манипулирующим; его показательные сеансы терапии порой напоминают захватывающие мистерии или колдовские исцеления в духе шаманизма.

Ф.Перлс точно отразил умонастроение американских «шестидесятников», жаждавших свободы, необычных ощущений, не знающих, как порвать путы рутинной жизни и вернуть жизни смысл и прелесть новизны. Неслучайно, что именно на 1960-е и 1970-е гг. приходится пик расцвета гештальт-терапии; ее теория и практика благодарно впитали ставшие широким достоянием интеллектуалов «опрощенные» идеи французского экзистенциализма и эзотерический опыт «предельных» переживаний любителей ЛСД. Кажущаяся простота технических приемов вкупе с иллюзией мгновенного исцеления, в значительной степени намеренно провоцируемые харизматической фигурой самого Ф.Перлса, немало содействовали быстрому распространению гештальт-терапии прежде всего среди учителей, социальных работников и психологов-консультантов.

После смерти Ф.Перлса в 1970 г. остались неосуществленными многие проекты и разработки. Так, Перлс мечтал создать в Британской Колумбии учебный центр и при нем общину, в организации которой смогли бы воплотиться его представления о человеческой природе, о развитии индивидуальности и аутентичности. Спустя десятилетия стала очевидной утопичность ряда идей Ф. Перлса, обозначились

пробелы в теории и практике, особенно неоправданны оказались надежды на применение гештальттерапии в клинике, но популярность ее в среде психологов-консультантов возросла, В последние годы можно отметить и некоторую, хотя и весьма существенную, ревизию методологии, особенно заметную в российском варианте, исторически свободном от «школьных» рамок: гештальт-терапия несколько отдалилась от своей исходной организмической парадигмы и приблизилась к гуманистическиориентированной; заметно возросла тенденция к интеграции с современными концепциями когнитивной психологии и неопсихоанализом.

Теория личности и личностного роста

Разработанная в гештальт-терапии теория личности первоначально была направлена на реабилитацию биологической, организ-мической природы человека, в своей методологии строилась как оппозиция интеллектуализму Декарта и отстаивала необходимость воссоединения индивида со своими телесными частями Я, без которого невозможны полная самоактуализация человека как личности и целостность его существования. В теории личности Перлс различает два типа движущих сил: «финальные цели» и «социальные роли». К первым он относит базовые «конечные цели», к которым в процессе роста и самоактуализации стремится индивид, биологические по своей природе: голод, секс, выживание, кров и дыхание. Социальные роли скорее вынужденно принимаются индивидом как средства удовлетворения этих конечных целей. Скажем, социальная роль терапевта - это способ, которым он как профессионал зарабатывает на жизнь, и тем самым - средство удовлетворения конечных целей-удовлетворение голода и обеспечение крова. Будучи здоровыми существами, мы позволяем себе центрацию на каждодневных частных целях, проявляющихся в осознавании и требующих удовлетворения. Стоит прислушаться к своему телу, как тут же в осознании проявляются, образуя фигуру, неотложные нужды организма, и мы будем отвечать на них именно как на неотложные, без всяких колебаний и избеганий. Например, предпримем активные действия для поиска продуктов, чтобы удовлетворить голод.

Конечные цели воспринимаются (переживаются) как «давления» или «неотложные нужды» до тех пор, пока они не будут закончены или исполнены в процессе взаимодействия (обмена) с окружением. Процесс удовлетворения потребностей ~ это постоянно развертывающийся и длящийся процесс дополнения до целого потребностей (нужд, «нехваток»), процесс формирования целостности, или гештальта. И этот процесс Ф.Перлс постулировал как фундаментальный закон поддержания интегрированности организма. Имея в виду жизнь «среднего человека» на Западе в 1950-1960-е гг.,

Ф. Перлс полагал, что современный человек преступно мало энергии времени отпускает на удовлетворение естественных биологических потребностей и нужд, отдаваясь социальным «играм» и «ролям», когда последние - всего лишь средства удовлетворение копечных естественных нужд организма. К сожалению, нередко мы воспринимаем эти социальные средства как конечные цели, идентифицируя с ними существенные части своего Я, и поступаем таким образом, как будто мы почти всю свою энергию должны отдать исполнению роли студента, терапевта, родителя. Значительная часть интеллектуальной энергии и изобретательности тратится на то, чтобы как можно лучше играть наши роли, как можно эффективнее манипулировать социальным окружением, чтобы убедить себя и других в непреложной и истинной ценности этих ролей. От бесконечного повторения роли и игры превращаются в привычки -ригидные поведенческие паттерны, которые мы по ошибке принимаем за сущность нашего характера. Так как мы развиваем и «совершенствуем» наш социальный характер, то превращаемся в фиксированно неизменное существо, ошибочно идентифицируемое как личность. Таким образом, как полагал Ф. Перлс, если мы сами трансформируем нашу природную сущность в псевдосоциальное существование, то это означает, что мы сами несем ответственность за собственную патологию - неистинность, невротичность своего существования.

В здоровом человеке-организме жизненный цикл представляет собой систему, открытую постоянно появляющимся в сознании потребностям. Поскольку мы остаемся центрированными на процессе,

протекающем в нас в данный момент, постольку мы можем довериться мудрости нашего организма, который сам выберет самые лучшие средства для удовлетворения насущных потребностей.

При здоровом существовании жизненный цикл включает естественный процесс взросления и зрелости: индивид развивается и движется от инфантильной зависимости от окружения и поддержки близких к нахождению внутренней основы в самом себе. Младенец полностью зависит от матери в удовлетворении своих естественных потребностей. Но по крайней мере свой первый вздох новорожденный совершает самостоятельно. Постепенно ребенок учится стоять на своих ногах (буквально и фигурально), все более доверяя свидетельству своих органов чувств, мускулов, пробных действий. В конце концов приходится признать: что бы мы ни переживали и ни совершали, все это наш собственный выбор и наша ответственность, и только наша. Став здоровым и взрослым, человек вынужден признать свои поступки, чувства и мысли как нечто, весьма существенно отличающее его от всех других людей, создающее его неповторимость и уникальность. Именно это означает естественное признание ответственности за свое Я, свою жизнь, ответственным быть тем, кто ты есть, что означает просто: «Я - это Я, Я - это то, что Я есть».

Как взрослые люди мы признаем, что другие взрослые и зрелые люди способны также отвечать за себя, и, таким образом, зрелость предполагает отказ от ответственности за кого бы то ни было, кроме себя самого. Нам приходится оставлять в прошлом детские представления и чувства всемогущества и всезнания и принимать тот факт, что другие знают себя гораздо лучше, чем мы когда-нибудь могли бы узнать их, что они сами способны управлять своей жизнью без наших советов и руководства. Мы позволяем другим находить опору в самих себе, а не в нас, и позволяем себе не вмешиваться в их жизнь. «Я есть Я, а не есть Ты», - гласит одна из заповедей гештальт-терапии, «Другие живут не для того, чтобы соответствовать моим ожиданиям, так же, как и Я живу не для того, чтобы соответствовать их ожиданиям», требует другая заповедь. Здоровая личность не обременяется социальными ролями, поскольку они не более чем набор социальных ожиданий относительно себя и других. Зрелая личность не стремится приспособиться к обществу, особенно, как считал Ф. Перлс, к такому нездоровому обществу, как американское. Здоровый индивид не цепляется за отжившие традиции и привычки - они хоть и служат его безопасности, но, по сути, абсолютно мертвы. Принимая ответственность за свою жизнь целиком и полностью, такие люди дорожат каждым мгновением и стремятся ощутить его свежесть и неповторимость.

И все же каким образом, вопреки столь привлекательной возможности жить, ощущая всю прелесть обыденности, каждого мгновения жизни, открывая перспективы для творчества в любом акте человеческой активности, некоторые люди как бы останавливаются в своем развитии и зрелости, цепляясь за детские привычки к зависимости? По-видимому, следует предположить, что этому способствует некий детский опыт, сдерживающий естественное здоровое развитие. В одних семьях это случается из-за того, что родители уклоняются от поддержки и необходимой родительской опеки, в то время как у детей не сформировалась еще способность к внутренней самоопоре. Ребенок оказывается в тупике - опоры и безопасности нет ни в его ближайшем окружении, ни в нем самом. В другом случае тупик возникает, когда родители требуют, чтобы ребенок «стоял на своих ногах», но его мускулы еще недостаточно окрепли для этого, а способность удерживать равновесие недостаточно развита! Все, что может испытывать ребенок, - это страх неудачи, «падения». Эти-то тупики и приводят к трудностям достижения зрелости, по мнению Ф. Перлса.

Самый частый источник конфликта происходит из убеждения родителей, что они абсолютно точно знают, что для ребенка лучше всего.

Дети в таких семьях боятся «кнута», который для них что-то вроде наказания за независимость. У детей складывается система катастрофических ожиданий в качестве «расплаты» за самостоятельность: «Если я рискну положиться на себя, никто не будет любить меня, родители откажут мне в одобрении и

поддержке». Ф. Перлс, однако, полагал, что «катастрофические ожидания» суть не столько реальные воспоминания о реакции родителей на детское стремление к независимому положению, сколько детские проекции на родителей собственных страхов последствий независимого поведение в частности, страха ответственности за свою жизнь, т.е. следствие незрелости. Конечно, мы, взрослые, начинаем осознавать, что выбор собственного пути - это всегда риск: если мы сильно отличаемся от наших родителей или друзей, конечно, мы рискуем потерять их любовь и поддержку. Если мы отказываемся играть социальные роли и приспосабливаться к социальным ожиданиям, мы рискуем оказаться в аутсайдерах, потерять любимую работу, друзей, состояние; но никто другой не будет виноват, если мы откажемся от своего истинного Я или от риска быть здоровым ценой отказа следовать социальным нормам. Страх - наиболее частая, но не единственная причина неудач в достижении зрелости. Другой причиной нередко становится родительское попустительство и потакание ребенку в его желании сохранить как можно дольше удобную позицию безответственности и безопасности. Ф.Перлс полагал, что многие родители более всего стремятся дать своим детям все то, чего они сами были лишены. В результате дети предпочитают оставаться как можно дольше в зависимости и позволяют родителям делать для них (и за них) все что угодно. Многие родители также избегают и боятся фрустрировать детей, но, по убеждению Ф.Перлса, только благодаря фрустрации мы вынуждены обратиться к собственным внутренним ресурсам, активизировать их и тем самым преодолеть то, что нас фрустрирует. Давая слишком много, а фрустрируя слишком мало, родители создают столь безопасную и удовлетворяющую среду для своих детей, что детям, естественно, ничего не остается, как желать, чтобы все оставалось неизменным.

Здесь воззрения Ф. Перлса перекликаются с точкой зрения 3. Фрейда о родительском потакании как источнике инфантильной фиксации и невроза. Однако Ф. Перлс вовсе не обвиняет родителей - дети сами ответственны за эти издержки воспитания, поскольку они используют массу манипулятивных приемов, включая крик и плач, чтобы добиться участия и поддержки, улыбки и проказы «милого ребенка», если это является подходящими приемами для вызова ответного отклика. Обвинять родителей в своих проблемах - значит демонстрировать свою незрелость и попытку избежать принятия ответственности за собственную жизнь, что составляет существенную часть процесса реального взросления.

Генез и виды психопатологии

Ф.Перлс полагал, что истоки психических отклонений следует искать в приостановке или прерывании процесса роста и развития. Соответственно этапам развития личности он выделяет 5 уровней психической патологии: 1) уровень фальши; 2) фобический; 3) тупиковый; 4) имплозивный и 5) эксплозивный. Первый уровень существования отличает общая установка «как будто бы» жизни; люди играют в игры и играют роли: милых женщин, сильных мужчин, робких подчиненных, властных начальников, роли жалующихся, всезнаек, заблудших и зависимых и т.д. Наша «как будто бы» установка требует, чтобы мы жили в согласии с ожиданиями и представлениями других, с их фантазиями, идеализациями и отвержениями. Например, мы можем полагать для себя идеалом действовать и поступать по заветам Христа, но Ф. Перлс рассматривал бы это как своего рода проклятие, поскольку это была бы всего лишь попытка уйти от себя реального. Так, невротики предпочитают актуализировать скорее отвлеченные концепты или идеи, чем актуализировать свое реальное Я. Ф. Перлс сравнивает невротическое стремление подобного рода с желанием слона быть розовым кустом. Мы отказываемся быть теми, кто мы есть, и хотим быть кем-то другим; мы полагаем, что, нуждаясь в большем одобрении и поддержке, большей любви, вместо того чтобы жить в согласии со своим аутентичным Я, мы предпочитаем вести иллюзорную фантастическую жизнь, названную Ф. Перлсом «майя», как если бы она была реальностью. «Майя» замещает собой реальность в защитных целях: нас страшат или разочаровывают определенные аспекты Я или окружающего мира, и мы боимся отвержения. Вследствие борьбы за то, чтобы быть теми, кем мы не являемся, мы отторгаем те аспекты нашего Я, которые могли бы вести к неодобрению или отвержению. Если глаза наши соблазняют нас и ведут к краху, вырвем наши глаза. Ф.Перлс, развивая далее библейский завет, доводит мысль до максимы: мы отвергнем, отторгнем от себя все качества нашего Я, которые вызывают недовольство у нас или у значимых других, и мы создадим «дыры», мы создадим «пустоту»,

«ничто» вместо чего-то реально существующего. На месте пустоты мы построим нечто искусственное и фальшивое. Если мы отречемся от наших гениталий, например, мы можем действовать, как если бы мы были по природе набожны и святы. Таким образом, мы строим фальшивые характеры, фальшивые, поскольку они представляют только часть, влучшем случае, может быть, половину, нашей действительной сути, притом исключительно ту половину, которая одобряется обществом и им востребована. За этим фасадом, тем не менее, скоро обнаружим полярность, противоположную, скажем, доброжелательности и уступчивости, и множество других полярностей, создающих аутентичное существование.

Здоровая личность стремится обрести целостность, принимает и выражает противоположные полярности; патологические личности предпринимают всяческие попытки спрятать, замаскировать свои полярности, полагая, что их сущность состоит целиком и полностью из фальшивого фасада.

Ф.Перлс назвал наиболее изученную в гештальт-терапии пару полярностей «собакой сверху» и «собакой снизу». «Собака сверху» дает о себе знать голосом совести; это «всегда - правая» часть нашего Я; она стремится всегда быть хозяином - управлять, приказывать, требовать, поучать, наставлять и т.д. «Собака снизу» - рабская часть нашего Я. Кажется, что она действует в согласии с запугиванием «собаки сверху», на самом деле она манипулирует «собакой сверху» через пассивное сопротивление. «Собака снизу» - это та часть Я, которая действует глупо, лениво, неуместно, такими способами саботируя выполнение приказов «верхней собаки». Пока люди избегают принятия того, что их сущность - это не только то на что они претендуют, но и прямо противоположное - сила и слабость, жесткость и доброта, хозяин и раб, они неспособны дополнить гештальт своей жизни, неспособны переживать ее во всей целостности.

Встречая без страха все, чем мы в действительности являемся, мы сталкиваемся со вторым, фобическим уровнем психопатологии - страхом и болью, ожидаемыми от соприкосновения с неудовлетворительными частями нашего Я. Мы бежим прочь от душевной боли, даже если она - сигнал неблагополучия и потребности нашего организма в каких-то изменениях. Фобический уровень включает все наши детские катастрофические ожидания: если мы станем самими собой, наши родители перестанут нас любить; если мы станем делать то, что нам действительно хочется, общество подвергнет нас остракизму и т. д. В этом смысле жизнь на фобическом уровне позволяет избегать всего того, что действительно может травмировать.

За фобическим уровнем (или ниже) расположен наиболее серьезный уровень психопатологии - тупиковый. Это самая критическая точка в достижении зрелости и одновременно самая болезненная. Это переживание безнадежности и прямой угрозы выживанию при отсутствии смысла жизни внутри нас и поддержки извне. Человек не может сдвинуться с этой точки из-за панического страха умереть или совершить грубый промах, поскольку не может стоять на собственных ногах. Невротик также отказывается двигаться дальше, поскольку для него вообще легче манипулировать окружением и контролировать его через поддержку; он продолжает разыгрывать беспомощность или непонимание, или безумие, или ярость с целью позволить другим заботиться о себе (включая и терапевта). И как же много времени и энергии он тратит на создание и совершенствование эффективной манипуляции, вместо того чтобы использовать их для развития доверия к себе и опоры на себя.

Переживание на имплозивном уровне - это переживание смерти, умирания отчужденных частей Я. Невротик будет переживать отмирание ушей или сердца, или гениталий, или даже души в зависимости от тех фундаментальных процессов бытия, от которых он

отрекся. Ф. Перлс сравнивает имплозивный уровень с кататонией, с переживанием трупной оледенелости. Кататония является следствием задействования энергии в развитие ригидных рутиннопривычных структур характера» спасающих и охраняющих, но абсолютно неживых. Проходя через имплозивный уровень, человек должен быть готов расстаться с защитной структурой характера, так долго

служившей опорой его самоидентичности; он оказывается перед лицом собственной смерти, чтобы затем возродиться.

Отказ от привычных ролей, привычного собственного характера означает освобождение огромного количества ранее сдерживаемой энергии, использовавшейся долгое время ради избегания ответственного и ощущения полноты существования. Человек теперь встречается с эксплозивным уровнем невроза, который влечет за собой освобождение огромной жизненной энергии, своего рода «взрыв». Чтобы стать полностью живым, человек должен быть способен «взорваться» в оргазме, разразиться гневом, разрядиться агрессией, бурными печалью и радостью. Позволив себе переживание взрыва, невротик сможет сдвинуться с мертвой точки в развитии и сделает гигантский шаг навстречу радостям и печалям истинной зрелости.

Теория терапевтического процесса и терапевтические процедуры

Взрывное освобождение от невротического стиля жизни похоже на катарсис. Мощное высвобождение эмоций гнева, оргазма, бурной радости и глубокого горя влекут за собой волнующее переживание целостности человеческой натуры. Неудивительно, что толпы народа собирались на знаменитые воркшопы Ф.Перлса в надежде на сильные неожиданные переживания и возрождение. Однако Ф.Перлс предостерегал против необоснованных ожиданий чуда: катарсических переживаний можно достичь только в упорной борьбе с защитными уровнями жизни, ценой отказа от дальнейших масок и игр, осознавая и вновь присваивая отторгнутые части Я, пересматривая детские фантазии и катастрофические ожидания, претензии быть тем, кем ты на самом деле не являешься.

Возрастание осознавания -магистральный путь освобождения от «майя», от фальшивого,

воображаемого уровня существования. Поскольку «майя» представляет собой «надуманный» мир - мир концептов, идеалов, интеллектуальных изысков, Перлс полагал, что освобождение от него требует отказа от интеллектуализаций. «Оставь разум и вернись к чувствам!» - таков девиз гештальтистов. Это также радикальный способ изменения осознавания - от теоретизирования и предвосхищения к актуальному, «здесь и теперь» чувственно наполненному осознаванию. На этом феноменологическом уровне осознавания мы живем полностью с чувственным переживанием своего существа и мира в целом, а не просто проверяем или реализуем идеализированные теоретические схемы. Мы переживаем состояние сатори, или просветления. Внезапно мир оказывается у нас перед глазами, точно мы пробудились от долгой спячки, живой, переливающийся, изменчивый, и мы ощущаем свою глубокую сопричастность с ним.

Работа клиента в терапевтическом процессе выглядит очень просто - находиться «здесь и теперь». Осознание текущего момента позволяет клиенту следовать главному гештальтистскому принципу: самые важные неоконченные дела сами появятся в сознании и будут разрешены, если сконцентрироваться на «здесь и теперь». Однако очень скоро клиент открывает для себя, что быть просто «здесь и теперь» - далеко не так просто, как ожидалось. Как только клиент садится на «горячий стул», что означает, что он готов к работе с терапевтом, оказывается, что в готовности скрыты защитные, фальшивые уровни его невроза. Одни клиенты начинают играть роль беспомощного, неспособного продвигаться в терапии без одобрения или прямых указаний терапевта; другие вступают в смертельную схватку за позицию всезнающей «собаки сверху»; третьи доказывают свое превосходство, демонстрируя преувеличенную готовность быть «самым лучшим пациентом» и делать все, что терапевт мог бы ожидать от них.

Пациенту предлагают участие в гештальт-упражнениях, чтобы помочь ему в осознании фальшивых ролей и игр. Упражнения сами по себе не являются терапевтическими; они используются как метод предупреждения избегания конфликтов, эмоций. В упражнении «собака сверху» - «собака снизу», например, клиент сидит на стуле «верхней собаки» и «выстреливает» всеми своими «долженствованиями» в «нижнюю собаку», затем он пересаживается на стул «нижней собаки», чтобы выразить все свои извинения по поводу своего несовершенства. Или пациенту могут предложить

заметить и в игровой форме многократно повторить какие-то образцы его невербального поведения, например, автоматическое качание ногой или гримасу, с тем чтобы интенсифицировать осознавание спроецированных и тем самым отторгнутых «частей» Я.

Способ, каким клиент живет в предложенных условиях того или иного упражнения, открывает, делает очевидным и доступным осознанию присущие ему и в более широком контексте способы контакта или избегания настоящего, его инфантильные катастрофические ожидания, его оправдания и извинения этих избеганий. Клиент, к примеру, может испытывать сильный гнев из-за того, что терапевт не оказывает поддержки, но боится его выразить из-за страха, что врач откажется от него. Клиенту могут предложить «вернуть свои проекции» отвержения и проиграть ситуацию, в которой прояснились бы для него источники и адресаты этой проекции «здесь и теперь». Каждый раз клиенту предлагают не столько рассказывать о происходящем в сознании, сколько выразить в действии свои переживания, например инициируя диалог с «пустым стулом», олицетворяющим кого-то из родителей. Клиента поощряют ко все более энергичному выражению конфликтных чувств, в результате чего достигается их более ясное и глубокое осознание; осознание всего, что мешает его способности жить в настоящем, а не избегать его, включая и сами способы избегания.

Терапевтические отношения

Особенностью гештальт-терапевтического подхода, отстаиваемого Перлсом, можно считать значение, придаваемое им фрустрации пациента терапевтом. Терапевт фрустрирует прежде всего инфантильные ожидания пациента в защите и поддержке перед лицом неприятных эмоций; терапевт фрустрирует попытки клиента избежать ответственности и выбора. Фрустрация - естественное сопровождение и продукт межличностного взаимодействия и терапевтических интервенций, которые специально предназначены для того, чтобы высветить моменты, избежать которых всеми силами и способами стремится пациент, включая попытки манипулировать терапевтом и переложить на него ответственность за собственное благополучие. Если терапевт возьмется «помогать» клиенту, он изначально потерпит поражение, так как в очередной раз «победит» незрелость пациента.

Помогающие установки трактуются «как паттерналистские», и пациент обязательно «отомстит» терапевту за то, что нуждается в нем; терапевт почувствует дискомфорт, вину и профессиональную недееспособность. Ф.Перлс специально подчеркивал ответственность клиента за терапию. Например, вот как выглядела его инструкция участникам одного из воркшопов: «Итак, если вы хотите сходить с ума, совершить суицид или усовершенствоваться -давайте; или вы выбираете получение опыта, который изменит вашу жизнь - это зависит от вас. Я делаю свое дело, и вы делаете свое. Любой, кто не хочет принять на себя ответственность за это, пожалуйста, не присутствуйте на этом семинаре. Вы пришли сюда не по своей свободной воле, я не знаю, насколько вы зрелы и взрослы, но суть взрослого человека - это способность взять ответственность за себя на себя - за свои мысли, чувства и т.д.» (1969. - Р. 79). Конечно, гештальт-терапевты прекрасно осознают, что такая инструкция сама по себе не способна удержать клиента от попыток «вручить свою жизнь» профессиональному консультанту. Только одним способом терапевт может избежать подобных манипуляций - быть зрелым самому, т. е. принимать ответственность за свою жизнь и позволять другим брать на себя ответственность за свою жизнь. Зрелый человек (клиент или терапевт) обладает внутренней опорой и не зависит от того, нравится ли он другим, нуждаются ли они в нем или как его оценивают коллеги. Ф.Перлс, например, считал что если клиент зацикливается на бессмысленном монологе, он может позволить себе захрапеть, задремать, даже если такой ответ будет принят в штыки профессионалами и может не понравиться клиенту. Такая честная и искренняя реакция, конечно, будет фрустрирующей для клиента, который хотел бы сделать его, Ф. Перлса ответственным за то, чтобы превратить терапию в волнующее приключение (1969).

Терапевтические процедуры, или упражнения

Существенная часть ответственности терапевта заключается в его присутствии «здесь и теперь», так же как к жизни в настоящем приглашают клиента. Быть сфокусированным на настоящем, в частности, означает отказ от заранее определенных и жестко регламентированных терапевтических процедур

(упражнений). Какое-то определенное упражнение выбирается терапевтом «к месту» в качестве помощника пациенту в осознании того, что уводит его от настоящего. Если клиент постоянно скатывается к жалобам и обвинениям родителей в своих невзгодах, терапевт предлагает, например, «посадить» родителей на «пустой стул», представить, что они находятся «здесь и теперь» перед клиентом, и клиент волен высказать им все, что накопилось годами и не выражалось никогда. Возможно, это упражнение даст шанс клиенту осознать «игру в обвинение».

Хотя применение конкретных упражнений невозможно запланировать заранее, в гештальт-терапии накоплен богатый арсенал упражнений, направленных на возрастание осознания, и в этом смысле универсальных. Вообще говоря, идеи гештальт-терапии способны поощрять творчество терапевта в создании бесконечного числа новых упражнений или вариаций классики.

Среди наиболее известных упражнений (или игр) выделяют следующие.

1.Диалог. Пациента втягивают в диалог полярностей, одна из которых доминирует, другая обычно подавляет. Диалог помогает развертыванию каждой из них, конфронтации и интеграции.

2.Игра, в которой клиента просят заканчивать каждое высказывание о себе фразой «...и Я принимаю ответственность на себя за...». Предполагается, что клиент таким образом яснее осознает способ своего

участия в контакте и принимает на себя ответственность за вступление в контакт или избегание его.

3. Игра в проекцию. Клиенту предлагают сыграть роль лица, постоянно включенного в проекции, скажем, родителя, которого он постоянно обвиняет. Терапевтический смысл игры заключается в отказе от проекции, «возврате проекций» К присвоении отторгнутых «частей Я».

4. Игра в превращение. Клиенту предлагают попробовать какой-нибудь, противоположный обычному способ действования, благодаря чему проживаются ранее замаскированные и скрытые полярности Я, изменяются ракурсы видения вещей и отношений (отношения «фигуры» и «фона»).

5.Игра в репетицию. Клиент открывает группе, о чем он думает, собираясь играть какую-то социальную роль, например роль клиента. Он несколько раз проигрывает заданную ситуацию, включая чувства, актуализируемые ею.

6.Игры в семейной консультации. Супруги по очереди высказывают наиболее позитивные и негативные чувства о каждом каждому. Цель состоит в поощрении экспрессии контрастных чувств.

7.«Могу я покормить тебя предположением?..» Игра, в которой терапевт просит разрешения повторить, усилить или поварьировать какое-то суждение о пациенте, которое интуитивно кажется

терапевту значимым для пациента.

Мы привели здесь примеры лишь некоторых из так называемых игр; однако не следует упускать из виду, что за конкретными упражнениями и играми стоят довольно ясные и жесткие терапевтические установки:

техника гештальта должна служить возвращению пациента к контакту с его ощущениями. В этой связи различают два типа технических процедур: супрессивную технику и экспрессивную (Г.Наранхо, 1995). Рассмотрим подробнее каждую из них.

Супрессивная техника по определению призвана наложить запрет на любые занятия, кроме сосредоточения на ощущениях, или ограничить их; она предполагает, таким образом, запрет избегания ощущений как «несущественного». Но что может быть существеннее, чем сконцентрированное и полное погружение в ощущение? Почему мы так часто слушаем и не слышим, смотрим и не видим? Значит, мы

просто боимся обнаружить то, что при более пристальном внимании открылось бы нам с непреложностью. Одним из кардинальных открытий может стать открытие несущественности, простоты, бессмыслицы, тривиальности, что на более поверхностном социальном уровне жизни отражает нашу установку на избирательное сравнение, сопоставление и вынесение суждения по отношению к социальному эталону. В этом смысле сравнение есть избегание непосредственного контакта, в то время как погружение в состояния бессмыслицы и пустоты могло бы стать углублением и полным проживанием фобического способа жизни, а следовательно, попыткой преодоления избегания. Таким образом, девизом этого вида гештальт-терапевтической тактики является отказ от потворствования любой игре, представляющей механизм главного избегания.

Супрессивная техника реализуется в принципиальных «ни-ни», т.е. непреложных запретах на некоторые традиционные способы жизни, которые квалифицируются как избегания: велеречивость, предвкушение, повествовательность, долженствование, манипуляция. Позволим себе только проиллюстрировать смысл некоторых из перечисленных запретов.

«Повествовательность», например, наиболее распространенная форма избегания. Это знает любой, кто хотя бы раз принимал участие в гештальт-сессиях. Участники порой могут потратить несколько часов на пространные рассказы (ни к кому не обращенные), их обсуждение и комментарии, дискуссии по поводу предложенного упражнения и т.д., что, естественно (по причине исчерпанности времени), позволит избежать непосредственного включения в выполнение этого упражнения. Таким образом, участник предпочтет обсуждать, интерпретировать, искать объяснения там, где ему предлагается принципиально другое - чувственно опробовать, испытывать, переживать, волноваться, страшиться, рисковать, соприкасаться, сталкиваться и т.д. Запрет на подобный «образ жизни» (в гештальте его иногда называют эбаутизмом) предоставляет участнику шанс яснее осознать, во-первых, непреложность самого факта избегания, а во-вторых, присущие ему индивидуальные способы «делания» этого - защиты. В качестве альтернативы эбаутизму мы часто предлагаем следующее упражнение: представьте себе встречу с инопланетянином и попробуйте объясниться с ним на языке «абракадабра», словарь которого составляют исключительно нечленораздельные звуки и тактильно-моторные образы, требующие непосредственного телесного взаимодействия.

Еще одним известным «запретом» является требование отказа от «долженствования», позиции, прямой дорогой ведущей к оценке, сравнению себя и других с социальными стандартами (естественно, перфекционистскими) и далее, уже почти неизбежно, к критике и сопутствующим обвинениям, осуждениям себя или других, вине, стыду и, наконец, к защитам. Какую же альтернативу предлагает гештальт?

Во-первых, вернуться в настоящее, потому что оценки, идеалы и прочие «долженствования» пришли, а точнее, вторглись из прошлого - из родительских наставлений-поучений, их страхов и запретов, их жизненных ориентиров и тревог; они имеют отношение к субъективно прогнозируемому будущему, причем обязательно будущему тревожному, катастрофическому, даже если оно маскируется под будущее триумфальное.

В нашей работе по обучающим программам мы нередко предлагаем прием сосредоточения на телесных ощущениях «здесь и сейчас». Например, я вспоминаю одного очень одаренного и недоверчивопридирчивого студента, к тому же очень сдержанного, так что о его сильно сдерживаемом раздражении я могла лишь догадываться, глядя, как навязчиво он покачивает ногой. Я попросила его сначала просто «уделить внимание покачивающейся ноге», потом «позволить ей покачаться несколько раз», затем описать подробно, что она, нога, ощущает, когда качается, потом предложила «стать ногой» и, «побыв ею» некоторое время, «позволить» ей обратиться к кому-нибудь из присутствующих, «к кому она сама захочет», «дать ей право» поделиться тем, что она чувствует. И нога, наконец, «заговорила», преодолев страх санкции за выражение «негативных» чувств в адрес «родительской» фигуры авторитета.