Раздел 3. Динамика симулятивных образов в массовом сознании российского общества

Симулятивные образы имеют большое распространение в российском обществе, однако большинство россиян, как впрочем и граждан других стран, особенно не задумываются о реальности окружающих их социальных объектов, связей и отношений, ведь мир воображаемого позволяет на время отвлечься от жизненных невзгод и проблем.

Сегодня симулякр является не только отвлеченным понятием, – считает П. Родькин, – он становится эмпирическим явлением. Симулякр вторгается в предметный мир так же, как он паразитировал на знаковом. И как бы ни огрублялось и ни упрощалось при этом само понятие симулякра и ни вульгаризировался его коммуникативный обмен с действительностью, но «правда жизни» такова, что конкретный предметный мир, объективная реальность во плоти своей, этот самый достоверный оплот действительности имеет те же самые «черные дыры» симулякров, сворачивающие и всасывающие пространство¹.

Возникает вопрос – насколько соответствуют реальности те образы экономических, политических, социальных аспектов бытия общества, которые средства массовой коммуникации активно производят и с не меньшей настойчивостью распространяют?

Несмотря на то, что большинство симулятивных образов кажутся безобидными (что может быть плохого в том, например, что ребенок много играет в компьютерные игры, кроме увеличения нагрузки на его зрение), однако здесь может скрываться большая угроза для нормального функционирования личности, общества и государства.

Уметь выделять, подвергать анализу и определять основные тенденции распространения симулятивных образов необходимо для стабильного прогрессивного развития российского социума, именно поэтому следует рассмотреть конкретные симулякры российского общества.

Представляется, что симулятивные образы пронизывает все сферы современных общественных отношений, значительно изменяя их. По Бодрийяру тиражирование симулякров приводит к тому, что нет больше политики, «политика не сосредоточена более в политике, она затрагивает все сферы: экономику, науку, искусство, спорт...»¹, нет эстетики, нет секса, нет религии, нет экономики, а есть нечто иное – трансполитика, трансэстетика, транссексуальное, трансрелигия, трансэкономика и все это симулякры. Ориентируясь на данное понимание функционирования в обществе симулятивных образов, рассмотрим некоторые из них.

В экономической сфере общества симулятивные образы являются продуктом виртуальной экономики.

Наиболее наглядным здесь является глобальный экономический кризис, который в немалой степени вызван симулятивным характером современной экономики. Современная «новая» экономика опирается на биржу, на которой ценность финансовых единиц капитала находящихся в обороте определяются не их «натуральной», потребительской ценностью, а в большей степени чисто спекулятивной (договорной, условной). Эти виртуальные ценности «привязаны» к производству реальных товаров. Таким образом, на бирже торгуют не материальными ценностями, а их симулятивными образами. Виртуальной субстанцией, которая в отличие от ценных бумаг не только не имеет вещественного воплощения, но и привязана весьма условно к каким бы то ни было вещественным показателям. Так, в связи с тем, что на рынке могут существовать переоцененные в сотни тысяч раз фирмы, это приводит к абсурдному положению: интернет-оператор America Online (AOL) на пике своего рыночного взлета превосходил по капита­лизации весь российский рынок, включая такого гиганта, как Газпром, контро­лирующего треть мирового газа и снабжающего им не только Россию, но и пол-Европы.

Виртуальный   характер современного рынка создает видимость богатства, иллюзию финансовой мощи, благополучия. И вновь мы сталкиваемся с пренеприятнейшей особенностью виртуального мира: он существует за счет подлинного. Вытягивает его жизненные силы. Поскольку в данном случае мы имеем дело с экономикой, объем “заимст­вований” можно подсчитать. Эксперты отмечают: Экономике США необ­ходимо ежедневно привлекать порядка 1,4 миллиарда долларов иностранных инвестиций для компенсации пассивного сальдо тор­гового баланса¹.

Стимулирование частного сектора, приведшее к экономическому буму – «новой экономике» в США в 1990-е строилось на выдаче дешевых финансовых кредитов, которые должны были подстегнуть его активность, но и здесь имелась оборотная сторона – лавинообразный рост частной задолженности. «К 2000 году частные долги состав­ляли 15 триллионов долларов. А совокупный долг Америки к 2003 году вырос до астрономической суммы 33 триллиона. Это три годовых ВВП США, – указывает отечественный экономист А. Кобяков, – Большая часть кредитных денег шла на фондовый рынок и способствовала невиданному расцвету массовых спекуляций². Экономическое благополучие США в этом свете приобрело виртуальный характер.

Американцы утратили присущую им бережливость, они стали тратить больше, чем зарабатывали. Новая экономика не просто “переоценена”, как утверждает Кобяков, а сочинена, измышлена. В сущности, это   гипертрофированная отрасль “старой”, точнее, единственной   реальной   экономики. Раздутая с помощью грандиозной PR-кампании именно для привлечения колоссальных средств, которые при других условиях могли в нее не пойти. Организаторы кампании играли на гордыне, алчности и футуристических ожиданиях. Мысль о личном вкладе в становление “новой эры человечества” подстегивала само­любие. Алчность толкала на рискованные операции. Футуристический опти­мизм обнадеживал: нет ничего невозможного. Рациональные мотивации отступали на второй план: покупали не только акции – делили контроль над будущим. Поэтому и делали вложения, которые могли окупиться только через тысячу лет!

Норма сбережений уже к 2000 году достигла отрицательных значений (минус 1,2%). Это аномальная ситуация, для развития произ­водства необходимы инвестиции. Если их нет, то разница должна покры­ваться за счет притока капитала извне.

Пока американский фондовый рынок был надежным и высокодоходным, иностранный капитал охотно шел на него. Примерно 4/5 мировых инвестиций направлялись в экономику США. Однако требование постоянного увеличения оборота финансовых единиц (капитала) пришло в неснимаемое катастрофическое противоречие с ограниченностью возможностей реального производства и потребления. По меткому выражению Жана Бодрийяра финансы были «выведены на орбиту». Возникли две практически непересекающиеся экономики: отдельно экономика реального жизнеобеспечения и отдельно спекулятивно-виртуальная экономика «делания прибылей». При этом стал формироваться невероятный на первый взгляд феномен: многократное (к настоящему моменту – в десятки раз) превышение оборота виртуального банковского капитала над сектором реального производства.

По своей природе деньги начали приобретать некий виртуальный характер, превратившись из средства равноценного обмена отчужденного труда в средство чистого накопления, причём накопления вполне виртуального, ибо накопление условных денежных знаков сопровождалось бессмысленной с точки зрения здравого смысла и катастрофической растратой и уничтожением натуральных ценностей. Иными словами, нынешний объём мировой валюты обеспечен вещественными ценностями лишь на несколько процентов. На самом же деле именно эта тотальная виртуализация экономики, радикальный разрыв между реальным производством и деланием капиталов – именно они оказались средством выхода мировой экономической капиталистической системы из тупика. По сути, капитализм как социальная система сохранен путём его тотальной виртуализации, путём превращения его в интерактивную Матрицу.

Суть глобального экономического кризиса разразившегося в сентябре 2008 г. состояла в размыкании искусственной привязки виртуальных единиц к натуральным вещественным ценностям, освобождении виртуальной природы денег от материально-вещественной обузы. Такая ситуация привела к взрыву виртуальной кредитно-финансовой «пороховой бочки», которая в серьезной степени разрушила мировую экономику.

Современный экономический кризис это «кризис не просто экономики в целом – как способа хозяйства, а кризис уже гиперэкономики, т.е. какого-то чрезмерного относительно реальности искусственного мира – мира идеальной и своевольной стоимости, оседлавшего и подчинившего себе реальный хозяйственный мир, сделав и его чрезмерным – гиперхозяйственным»¹.

В социальной сфере общества основное внимание следует уделить анализу симулякров в национальных отношениях.

В науке имеются несколько подходов к пониманию возникновения и развития нации. В одном из них (марксистском) нация рассматривается как историческая общность, объединенная территорией, хозяйственным укладом, культурой, обычаями, религией, языком и самоназванием.

Другой подход («этногенез» Л.Н. Гумилева) рассматривает нацию как определенный этап в развитии некого всегда существовавшего в прошлом этноса и существующей в настоящем антропологической общности, представители которой имеют общих предков и единую расово-биологическую природу.

В последнее время всё более актуальной для понимания нации становится теория «воображаемого сообщества» Б. Андерсона, в которой нация выступает как социально сконструированное сообщество, воображённое людьми, воспринимающими себя как его часть: «нации являются сообществом потому что «независимо от фактического неравенства и эксплуатации, которые в каждой нации могут существовать, нация всегда понимается как глубокое, горизонтальное товарищество. В конечном счете, именно это братство на протяжении двух последних столетий дает многим миллионам людей возможность не столько убивать, сколько добровольно умирать за такие ограниченные продукты воображения»¹.

По Андерсону, чтобы сохранять свое качество целостности и реальности, такое сообщество должно «воображать себя» непрерывно, постоянно генерировать себя в воображении и актуализировать в действиях, направляемых этим воображением. Основой такого постоянного воображения стало книгопечатанье («Галактика Гуттенберга» М. Маклюэна), которое становится источником важнейшего аспекта национального самосознания – печатного языка, который позже становится государственным. Поэтому эпоха возникновения национальных государств названа Андерсоном – print-capitalism (печатный капитализм).

В эпоху глобализации национальные государства начинают стремительно терять свое значение, их суверенность становится более относительной с включением в транснациональные и наднациональные международные организации. При этом новое качество современного национального государства усиливает накал национализма. «Национализм не есть пробуждение наций к самосознанию: он изобретает нации там, где их не существует»².

Национализм обязан своим возникновением не осознанию подлинно существующей между людьми общности, но конструкции, воображению, чему-то, скорее всего, не подлинному и ошибочному, он выступает как своего рода религия современного общества, сулящая человеку бессмертие в вечном существовании нации, к которой он себя причисляет в своем воображении. Не следует забывать, что национализм сыграл ключевую роль в разрушении Советского Союза.

Сегодня продолжаются попытки ряда социальных акторов усилить антагонистические отношения между различными нациями с помощью, таких генераторов национального воображения каковым является национализм. Так, американский стратег геополитики Зб. Бжезинский в своей книге «Великая шахматная доска» поставил вопрос о существовании России как национального государства. По его мнению, вопросы «Что есть Россия? Где Россия? Что значит быть русским?» являются не просто теоретическими: любой ответ на них наполнен значительным геополитическим содержанием. «Является ли Россия национальным государством, основу которого составляют только русские, или Россия является по определению чем-то большим и, следовательно, ей судьбой назначено быть империей? Каковы – исторически, стратегически и этнически – действительные границы России?... Чтобы быть русским, должен ли человек быть русским с этнической точки зрения или он может быть русским с политической, а не этнической точки зрения?»¹.

Бжезинский делает вывод, о том, что русским в итоге придется признать, что национальная редефиниция России (т.е. уменьшение территории российского государства до размеров проживания собственно русского этноса – московского государства начала XVI в.) является не актом капитуляции, а актом освобождения². Здесь следует вспомнить слова Э. Хобсбаума, который считал, что «национализм» – патология современного развития, столь же неизбежная, как «невроз» у индивида, обладающая почти такой же сущностной двусмысленностью, что и он, с аналогичной встроенной вовнутрь нее способностью перерастать в помешательство, укорененная в дилеммах беспомощности, опутавших собою почти весь мир и по большей части неизлечимая³.

Для разжигания национальных противоречий используется еще один «воображаемый» концепт – мультикультурализм. Мультикультурализм – теория, направленная на развитие и сохранение в отдельно взятой стране культурных различий в целях их взаимного проникновения, обогащения и развития. В современных европейских «иммиграционных» государствах (Франция и Германия) мультикультурализм предполагает, прежде всего, включение в её культурное поле элементов культур иммигрантов-гастарбайтеров из стран из бывших колоний и стран «третьего мира».

По мнению В. Малахова «мультикультурализм, возведенный в идеологию, блокирует демократический плюрализм, подменяя гражданское общество совокупностью автономных и конкурирующих друг с другом "культурных сообществ"»¹. В результате получается полное разрушение многовековых культурных устоев, развитых культурных традиций, т. к. подобное смешение всегда ведёт к усреднению. По их мнению, если низкий уровень культурного развития пришельцев несомненно повышается, то высокий уровень культуры целевой страны мультикультурализма неизменно падает.

Мультикультурализм привел к дискуссии о правах меньшинств и попытке восстановления их попранных прав, с этой целью была как временная мера введена позитивная дискриминация, т.е. введение этнических и расовых квот при приеме в вузы и при занятии определенных престижных должностей. Предполагалось, что после устранения дисбаланса общество вернется к идеалам формального равенства. Политика позитивной дискриминации не принесла ожидаемого результата, а именно – интеграции меньшинств в политическое сообщество, тем не менее отказаться от нее стало невозможно. Представители меньшинств, для которых позитивная дискриминация означала ощутимые преимущества на рынке труда и образования, категорически воспротивились свертыванию этой практики. В итоге сегрегация общества по этно-расовому признаку не только не была преодолена, но и стала добровольной.

Мультикультурализм способствует расиализации и этнизации общественного дискурса. Осмысляя социально-классовые и социально-групповые различия в расовых и этнических терминах, мультикультурализм окончательно закрепляет дискриминацию. Тем самым он лишь углубляет и без того имеющую место геттоизацию меньшинств¹. Мультикультурализм перетолковывает противоречия (социальных, экономических, политических, региональных) интересов в противоречия (этнического, конфессионального) происхождения. Способствуя этнизации социальных конфликтов, мультикультуралистская идеология делает их неразрешимыми.

Между тем, в крупных городах России уже имеются свои «чайнатауны», где обитают массы людей, никак не интегрированные в российское общество, живущие по своим правилам, на которые не распространяются никакие законы государства. Здесь можно привести в качестве примера, недавно закрытый Черкизовский рынок в Москве, который стал таким «государством в государстве», со своими абсолютно бесправными рабами и имеющими над ними полную власть хозяевами.

Симулякры, имеющие отношение к проблеме нации особенно опасны для России как веками складывавшегося уникального в своем роде многонационального сообщества. По сути национализм и мультикультурализм являются двумя противоположными крайностями, симулятивными конструкцииями, которые парадоксально смыкаются в своей нетерпимости к Другому, сохранению противоречий между различными этносами, ведут к межнациональным конфликтам.

В политической сфере общества симулятивные образы распространены достаточно широко. Так, кандидат на выборах президента США в 2008 г. Дж. Маккейн, предложил создать, вместо неэффективной по его словам ООН, «Лигу Демократических стран», в который Россия и Китай не будут включены как «недемократические государства». Данная организация должна была помочь укрепить авторитет следующего президента в мире и обеспечить ведущую роль Соединенных Штатов. «Лига сможет действовать, если ООН не сможет принять меры». По его словам, она оказывала бы давление на авторитарные режимы «с согласия Москвы и Пекина или без него». Понятно, что данная структура имела бы главной целью полное политическое одобрение международным сообществом всех внешнеполитических проектов США (таких, например, как «Независимое Косово» или военная агрессия в Иран), без учета мнения политических оппонентов – постоянных членов Совета Безопасности ООН, имеющих возможность осуществить свое право вето ан указанные инициативы.

Симулятивные образы имеют место в геополитических концепциях. Особое место в своей политической стратегии Зб. Бжезинский уделяет Украине, ее независимость – одно наиболее важных событий ХХ века. Указывая, что у Украины есть два пути как части Европы, что ведет к полному разрыву с Россией или как части Евразийского пространства с потерей национальной независимости и растворением в Российском государстве Бжезинский утверждает, что второй вариант США и Европа ни в коем случае не должны допустить, ибо пока Украина является независимой, восстановление Российской империи невозможно, само ее существование будет подталкивать Россию под давлением демографических проблем и угроз с Востока к европейскому выбору.

В этом смысле Украина играет роль лимитрофа – промежуточного пространства между цивилизациями, которое можно считать симулятивным образом. Лимитрофы (от лат. limes – граница и греч. trophos – питающий) – первоначально, пограничные области Римской империи, которые обязаны были содержать стоящие на своей территории императорские войска, позже согласно британским геополитическим взглядам первой трети XX века государства «санитарного кордона» (прибалтийские государства, Польша, Финляндия и др.), народы которых, затаившие историческую злобу на Российскую империю за уничтожение своей независимости, по представлениям британских стратегов, должны были предотвратить вероятный континентальный русско-германский союз и служить постоянным источником политической нестабильности, разногласий и трений в Восточной Европе.

Российский геополитик В.Л. Цымбурский считает, что между Россией и другими цивилизациями – Евро-Атлантической, Китаем, арабо-иранским мусульманским миром, имеется полоса Великого Лимитрофа, цепь территорий, населенных маргинальными народами¹, указанным цивилизациям не принадлежащими, территории этих народов выступают «проливами» между этими цивилизациями, а не окраиной какой-либо одной из них. К числу таких народов Цымбурский относит западных славян (и части восточных – украинцев), их соседей румын, молдаван и венгров, народы Кавказа, а также все тюркские этносы².

Лимитрофы активно ищут свою нишу в мировом политическом процессе: посылают своих солдат в Ирак, играют в интеграцию с Россией, интригуют с США, Евросоюзом и НАТО, жалуются друг на друга в Москве-Вашингтоне-Брюсселе, шпионят и тут же продают добытую информацию на оба «фронта». Страны-лимитрофы, действующие по принципу «ласковое теля двух маток сосет», в награду за свое мнимое союзничество, невмешательство или молчаливую поддержку, также готовность поддерживать интересы своих спонсоров получают большие дивиденды, среди которых можно выделить знаково-символические или симулятивные (получаемые в основном от Европы и США):

– политическая псевдозначимость в международной политике;

– принятие в различные в большей степени виртуальные международные структуры (ВТО);

–обещания по присоединению к политическим организациям (Евросоюз, НАТО);

– наделение элиты различными социальными благами;

– увеличение «индекса цитируемости» и т.д.

А также экономико-политические, в своей основе реальные преференции от России:

– символические цены на энергоресурсы;

– возможность сбыта далекой от мирового уровня продукции на российский самый богатый и емкий рынок постсоветского пространства;

– платежи за транзит российских энергоносителей по мировым тарифам;

– возможность направления своего трудоспособного, но безработного населения на заработки в Россию.

Однако маргиналы при всех тактических преимуществах, связанных с промежуточным положением, имеют один фундаментальный недостаток, в отличие от «народов-гегемонов», они не готовы осознать себя «особым, самодовлеющим человечеством на особой земле»¹. Духовная самодостаточность «народов-гегемонов» обуславливается их обладанием «сакральной вертикалью» – особой религией и идеологией, которая соотносит их культуру, геополитику и эволюционирующую социальную практику с трансцендентной высшей реальностью»². В этом смысле цивилизация создается народами, склонными рассматривать собственную религию, культуру, социальную организацию и т. д. как непререкаемый эталон, и способными посредством его навязывания остальному миру осуществлять свое геополитическое строительство.

На сегодняшний день в большинстве стран западной части постсоветского пространства «лимитрофную» внешнюю политику старательно делят между собой власть и оппозиция (хотя внутренне их объединяет присущий и той и другой стороне национализм), одна из сторон берет на себя роль псевдопророссийской политической силы, а другая – пытается показать себя активным прозападным игроком. Борьба за политическое и экономическое выживание делит постсоветскую элиту на мародеров, которые обычно рядятся в союзников Москвы, и компрадоров¹, ждущих помощи с Запада, причем каждая из сторон обвиняет другую в торговле независимостью страны.

В этих условиях лимитрофы, как не состоявшиеся в полной мере суверенные государства стремятся к историческому обоснованию своих прав на независимость, которое опирается, прежде всего, на обвинения «империи» в многовековом угнетении и даже геноциде народов указанных территорий.

Как утверждает премьер-министр Украины Ю.В. Тимошенко, история Украины научила ее граждан рассматривать мир как нечто хрупкое и преходящее; его корни слишком слабы, чтобы выдерживать постоянные социально-политические бури. Украинцы, усвоили уроки прошлого, и стараются устранить истоки этих бурь, чтобы из-за их неосторожности мир не сменился войной, а власть не задушила свободу. Именно поэтому они видят свое будущее в составе Евросоюза: ведь цель этого объединения – противопоставить нестабильности и угрозам прочную структуру, обеспечивающую мир и процветание, в которых заинтересованы все страны Европы и их соседи².

Примером здесь являются непрекращающиеся попытки украинских политиков и ангажированных украинских историков представить голод 1932-1933 годов в хлебных областях СССР как «голодомор» исключительно в одной Украине, а репрессивную политику Кремля – как геноцид лишь украинского народа. Для обоснования этой цели используются различные средства – от избирательного цитирования документов и манипулирования статистическими данными до прямых подлогов и лжи. Так, фотографии, сделанные в Поволжье, и в период «Великой депрессии» в США выдаются за документальные свидетельства ужасающего положения сельского населения Украины.

Президент Украины В. Ющенко в ответ на высказанные в открытом письме президента России Д. Медведева¹ справедливые упреки в пересмотре истории, разжигании межнациональной розни между братскими народами, заявил, что Россия пытается лишить Украину своего взгляда на собственную историю, собственные национальные интересы, приоритеты внешней политики. «Убежден, – отметил В. Ющенко в своем ответном послании украинскому народу, – что вопросы истории наряду с родным языком, культурой, семейной этикой являются фундаментальной основой для формирования государства и идентификации украинской нации»². Другими словами без симулятивных образов прошлого невозможно сформулировать украинскую государственность. В этом контексте несложно понять устремления заказчиков исторических симулякров, активно реализуемых ныне на Украине³.

Большое количество симулятивных конструкций имеется и во внутренней российской политике.

М. Григорьев предлагает называть симулятивные организации fake-структурами (от англ. fake – поддельный, фальшивый). По его мнению, в России появился целый класс структур, внешне носящих форму гражданского общества, но не выполняющих свойственные им функции, когда «некоммерческая организация» превращается в инструмент для извлечения не только политической, но и финансовой прибыли посредством выкачивания средств из потенциальных «грантодателей» и рядовых граждан с применением искусства маскировки под «то, что нужно»¹.

К fake-структурам относятся общественно-политические организации «Другая Россия», «Движение против нелегальной иммиграции» (ДПНИ), правозащитное движение в лице организаций «Московская Хельсинкская группа», «Институт прав человека» С. Ковалева, оппозиционные партии – «Национал-большевицкая партия» (НБП), новые религиозные движения «Церковь Объединения Муна», «Церковь сайентологии» и др.

В отличие от системы гражданского общества представляющего собой совокупность разнообразных негосударственных институтов и самоорганизующихся групп, способных к организованным и ответственным коллективным действиям в защиту общественно значимых интересов в рамках заранее установленных правил гражданского или правового характера fake-структуры деформируют систему гражданского общества и имеют следующие черты:

– несоответствие названия и истинного характер деятельности друг другу;

– усиленная зарубежная финансовая, организационная и моральная поддержка (государственная и частная);

– выступление единственным «брендом» fake-структуры личность ее руководителя;

– декларация одной идеологией, а подразумевание другой, противоречие различных частей их идеологии, изменение ценностей в зависимости от выгоды;

– готовность к видоизменению и мутации своих взглядов и идеологии в зависимости от запросов внешней среды вплоть до занятия совершенно противоположной позиции;

– обладание минимальной поддержкой и количеством членов, а заявление претензий на представление интересов всего общества;

– открытый призыв fake-оппозиционеров к западным странам к действиям, которые могут нанести наибольший ущерб России.

– занимание в общественном спектре и информационном поле существенно большего места, чем реально соответствующее их социальному весу¹.

Словом, данные организации носят одно название, выступают от имени других, подразумевают под этим третье, а действуют исходя из интересов четвертых. Взаимодействуя друг с другом, они создают симулятивную имитацию гражданского общества – «псевдообщественный сектор». В итоге – дискредитируют само понятие гражданского общества, мешают развитию политической культуры и модернизации России.

Наибольшее количество симулятивных образов принадлежат к духовной сфере общества.

В идеологической составляющей духовной сферы можно отметить симулятивный образ внеморального экономического успеха (симулякр богатства), являющегося частью либеральных ценностей, который стремятся навязать российскому народу либеральные реформаторы.

В своей книге «Гибель империи. Уроки для современной России» глава либерального движения в России Е.Т. Гайдар доказывает, что крах Советского Союза был неизбежен в силу экономических причин, называя дату краха советской империи 13 сентября 1985 г. – день, когда министр нефти Саудовской Аравии Ямани сказал, что его страна прекращает политику сдерживания добычи нефти, и начинает восстанавливать свою долю на рынке, после чего, добыча увеличилась в 3,5 раза, а цены рухнули в 6,1 раза. Это привело к значительному снижению экспортных поступлений до 20 млрд долларов из которых на импорт зерна и продовольствия СССР необходимо было в свою очередь затратить 15 млрд.

Крайне некомпетентная государственно-партийная элита по Гайдару не решилось выбрать ни одного из возможных путей разрешения проблемы: «Столкнувшись с кризисом, советское руководство могло бы повысить цены. Но это нарушило бы неформальное соглашение между народом и властью: ведь советский строй терпели постольку, поскольку он обеспечивал некие социальные гарантии. Можно было сократить капиталовложения и остановить производства, требующие импортных машин и комплектующих, но это привело бы к жесткому столкновению со всей элитой. Наконец, можно было хотя бы прекратить помогать коммунистическим режимам в Восточной Европе – но это означало перестать быть империей»¹.

Е. Гайдар пытается обосновать необходимость «шоковой терапии» и показать невозможность иного пути как отпуск цен на все продовольственные и промышленные товары, обесценивание вкладов населения в Сбербанке – операция, которая была проведена российским правительством, с ним во главе в январе 1992 г.

Между тем, Н.Н. Моисеев называет «эрой Гайдара» – ужас безвременья, невероятного пренебрежения к человеку, особенно к русской интеллигенции. «Только потомственные большевики могли действовать подобно: не понимая сути происходящего в стране, не просчитав последствий, поставить страну на грань выживания... Но гайдарообразные экономисты, коррумпированное чиновничество, криминалитет разного рода и клептоманы разных сортов стремились сделать всё как можно быстрее. Наворовать, обогатиться и разрушать, разрушать... можно разрушить промышленность, ликвидировать образованность, можно сделать всех нищими – всё это можно, как показывает опыт последнего десятилетия. Но нельзя за считанные годы преодолеть веками нажитое представление о месте человека в обществе. Нельзя человека в одночасье освободить от системы, преодолеть систему, ибо она в сознании человека»¹.

В своем интервью газете «Файнэншл Таймс» в 2004 г. Другой либерал А.Б. Чубайс заявляет, что возглавляемый им процесс приватизации, несмотря на все финансовые махинации, способствовал разрушению финансового основания коммунистического режима. «Мы прекрасно понимали, что создаем новый класс собственников, – говорил А. Чубайс, – Приватизация не была вопросом идеологии или каких-то абстрактных ценностей, это был вопрос реальной политической ежедневной борьбы… Мы не могли выбирать межу "честной" и "нечестной" приватизацией, потому что честная приватизация предполагает четкие правила, установленные сильным государством, которое может обеспечить соблюдение законов. В начале 1990-х у нас не было ни государства, ни правопорядка. Нам приходилось выбирать между бандитским коммунизмом и бандитским капитализмом» ². В ответ на упреки в многочисленном ущербе, причиненном государству во время приватизации и необходимости пересмотра некоторых ее итогов, он заявил, что собственность – это убеждение в головах миллионов людей. И чем больше мы будем расшатывать это еще не устоявшееся в России убеждение, тем больше будем разрушать основы, на которых стоит государство Российское. Частная собственность в России – основа российской государственности. Любой покушающийся на нее совершает государственное преступление.

Особое внимание уделил Чубайс критике взглядов Ф.М. Достоевского, который прямо указывал на приоритет морали над материальной наживой: «Вы знаете, я перечитывал Достоевского в последние три месяца. И я испытываю почти физическую ненависть к этому человеку. Он, безусловно, гений, но его представление о русских как об избранном, святом народе, его культ страдания и тот ложный выбор, который он предлагает, вызывают у меня желание разорвать его на куски».

А. Чубайсу чужда не только русская идея Достоевского и убежденность в выполнении русским народом «высшего» задания, всемирно-исторической миссии по объединению «Запада и Востока», по объединению всего человечества на основах веры, духовности, справедливости. Он считает ложным, вредным и неприемлемыми для России направленность народа на нематериальные ценности и убежденность в том, что стремление к богатству любой ценой разрушает душу человека.

В другом интервью «Российской газете» Чубайс заявляет: Я считаю, что в российской истории немного людей, нанесших такого масштаба глубинный мировоззренческий вред стране, как Достоевский... Абсолютная нетерпимость к другим мировоззрениям, к другим конфессиям (в том числе исповедуемым русскими), к другим народам (в том числе проживающим в России), отталкивающая Россию от мира, замыкающая ее в саму себя. Все это традиционно прикрываемое словами о гуманизме и патриотизме, по сути, братоубийственная и человеконенавистническая концепция»¹.

Чубайс оскорбляет не только Достоевского, но и весь русский народ, объявив его патриотичность, свободолюбие «человеконенавистничеством». Непонятно зачем наследники Достоевского – «человеконенавистники» – освободили Европу от фашистской чумы?!

Интересно и то, что на заре перестройки эти же самые либералы восторгались романом Ф.М. Достоевского «Бесы», в котором была показана вся глубина нравственного падения революционеров-террористов.

А.Р. Кох, вторя Чубайсу, озвучивает новый социальный заказ на реабилитацию богатства. В своей статье, посвященной критике достаточно примитивных романов О. Робски, в которых она показывает моральное убожество бизнес-элиты, он утверждает, что Советский Союз наплодил огромное количество так называемых «интеллигентов». «Это десятки миллионов людей, которые закончили вузы и потом трудились в тысячах всевозможных НИИ и других, абсолютно бессмысленных главках, управлениях, проектных бюро… платили кандидату наук целых 170 рублей. Фактически, это было пособие по безработице. Миллионы людей в Советском Союзе в реальности были бездельниками, и государство содержало их и их семьи за счет нефтяной ренты. Уж лучше бы оно прямо им сказало, что они – трутни. Сейчас эти люди влачат жалкое существование. Они абсолютно не способны производительно трудиться… эти люди – основной потребитель книг. Они читают потому, что им больше делать нечего, и еще потому, что они привыкли это делать на прошлой их службе в советском НИИ».

Литературные вкусы этих широких масс достаточно примитивны, они хотят прочитать «что богатые и успешные люди – нравственные ублюдки. Что они просто животные, неспособные отличить добро от зла. Что они алкаши и наркоманы. Что они забыли родителей и детей. Что они способны убить человека и делают это. Что они сексуально распушены и, вообще, бисексуальны. И тогда становится легче. Ярче сияет тезис «честность – бедность» и собственная нравственная чистота. Отступает куда-то в сторону мысль о том, что ты не грешишь не потому, что считаешь это грехом, а потому, что у тебя нет такой возможности».

Далее ополчаясь на классиков русской литературы обличавших неправедно нажитое богатство, он признается, что: «Мне отвратительны персонажи Достоевского. Я убежден, что они не имеют никакого отношения к действительности... Однако, есть одна особенность у произведений, которые подделаны под реальность, но таковой не являются. Они развращают и искажают представление одного класса о жизни другого класса. И в результате различные части общества не знают и не понимают другие его части. В целом, народ имеет извращенное представление о себе. Отсюда возникают национальные комплексы и неизбывная российская дурь про «честность – бедность», про «народ – богоносец», про «доброго царя и злых бояр» и т.д.»¹.

Главной задачей бизнес-элиты, это накопив первичный капитал, научившись обедать, одеваться, любить своих детей и ездить на отдых, приступить к решению задач долгосрочного выживания. И первейшая из них – фиксация своего положения, которое необходимо теперь легитимизировать, узаконить, желательно навсегда. Сохранить и обезопасить капитал и жизнь².

Однако в 1997 г. А. Чубайс, будучи заместителем председателя правительства и министром финансов и А. Кох – глава Госкомимущества, получили авансом по 90 тыс. долларов от швейцарской издательской фирмы Servina Trading S.А. за ещё не написанную книгу «История российской приватизации». История получила огласку как «писательское дело», у правоохранительных органов возникло подозрение, что таким образом отмываются денежные средства, полученные командой реформаторов в качестве взяток во время приватизации. Возбужденное дело о злоупотреблениях должностными полномочиями в декабре 1999 г. было прекращено по амнистии. Интересно, что указанная книга «Приватизация по-российски» все таки была издана и Чубайс цинично подписал ее «Для отдела преступности от одного из главных преступников», в США книга вышла под названием «Распродажа советской империи».

Интересно, что даже бывший олигарх М. Ходорковский сам стоящий ранее на либеральных позициях осудил их деятельность в России, заявив, что те, кому судьбой и историей было доверено стать хранителями либеральных ценностей в нашей стране, со своей задачей не справились. «Они думали об условиях жизни и труда для 10% россиян, готовых к решительным жизненным переменам в условиях отказа от государственного патернализма. А забыли – про 90%. Трагические же провалы своей политики прикрывали чаще всего обманом. Социальная стабильность, социальный мир, каковые только и могут быть основой всякой долгосрочной реформации, затрагивающей основы основ национального бытия, были российскими либералами проигнорированы. Они отделили себя от народа пропастью. Либеральные лидеры называли себя смертниками и жертвами, свои правительства – «кабинетами камикадзе». Поначалу, видимо, так оно и было. Но к середине 90-х они слишком сильно обросли «Мерседесами», дачами, виллами, ночными клубами, золотыми кредитными картами. Стоическому бойцу либерализма, готовому ради торжества идеи погибнуть, пришла на смену расслабленная богема, даже не пытавшаяся скрывать безразличия к российскому народу, безгласному «населению». Этот богемный образ, приправленный демонстративным цинизмом, премного способствовал дискредитации либерализма в России.

Они всегда говорили – не слушая возражений, – что с российским народом можно поступать как угодно. Что «в этой стране» все решает элита, а о простом люде и думать не надо. Любую чушь, любую наглость, любую ложь он, этот народ, примет из рук начальства как манну небесную. Потому тезисы «нужна социальная политика», «надо делиться» и т. п. отбрасывались, отрицались, отвергались с усмешкой¹.

Сегодня в стране не достаточно условий для активного созидательного бизнеса, отсутствуют одинаковые стартовые возможности для всех, а широко разрекламированная система «социальных лифтов» не работает. В этих условиях успеха в бизнесе можно добиться только за счет экстраординарного таланта, удачи или связей. Именно поэтому, а не потому, что у народа «неправильная духовность», идея либерализма «Свободный труд за достойное вознаграждение», привлекательная потенциально для очень многих, извращается, отталкивает массу возможных сторонников и превращается в массовом сознании в антиидею – симулякр.

Еще одной подсистемой духовной сферы общества является искусство, здесь симулятивные образы особенно активны замещая собой художественно-эстетические образы. Е. Маньковская отмечает: «Современная эволюция многообразных симулякров в различных видах и жанрах искусства примечательна в том отношении, что проникновение симулякров не только в искусство, но и в жизнь, обретает легитимность, осознается в качестве факта... Западные симулякры в целом эволюционируют в историко-научном контексте, бурно компьютеризируются, прорывают художественную оболочку, становясь приметами повседневности»¹.

Примером симулятивных образов в искусстве можно считать «миры тел» Г. фон Хагенса, который создал пластинацию – особый метод, созданный для сохранения внешнего вида тела, когда в телах умерших вода и жир заменяются полимером. В результате получается твердая, законсервированная и лишенная запаха пластиковая мумия, как утверждает Хагенс – произведение анатомического искусства, которое может «прожить» до 50 000 лет. С 2002 г. он проводит по всему миру выставки под общим названием «Миры тел». Зрителей на выставках ожидает странное зрелище, как, например, человек без кожи, протягивающий свой эпидермис, или тело беременной женщины с разрезом в животе, открывающим взору 7-месячный плод. Рядом еще одна скульптура: лишенный кожи наездник на лошади без шкуры – при полном комплекте внутренних органов, просматриваемых сквозь сеть мышц и сухожилий, – держащий в руках свой собственный мозг. Или человек, разрезанный по вертикали на девять узких полосок, внешняя сторона ладони – в одной проекции, внутренняя – уже в другой, каждая отстоит от другой на несколько сантиметров, так что можно заглянуть и посмотреть, что там, внутри. Благодаря высокотехнологичной подготовке препаратов пластинация вызывает не ужас, а эстетический шок.

Выставки в Японии, Австрии, Швейцарии, Германии, Бельгии, Южной Корее и Великобритании посетили более 7 миллионов человек².

Отвергая многочисленные обвинения в излишнем натурализме и цинизме, Хагенс говорит, что его выставки имеют образовательную и философскую цель, «когда вы заглядываете себе под кожу, вы видите, как вы хрупки. Человеческое тело прекрасно. И на этой выставке оно как бы заморожено во времени. Выставка преследует две цели. С одной стороны, сравнение нормальных и больных органов пропагандирует здоровый образ жизни. Как показали исследования, 10% курильщиков за полгода после посещения выставки бросили курить или стали курить меньше, а 50% стали внимательнее относиться к своему здоровью. Выставка показывает и совершенство, и уязвимость нашей природы. К тому же наш посетитель может почувствовать гордость за свое тело»¹.

«Умершего не нужно приравнивать к человеческому телу. Умерший – это отображение покинувшего нас человека в представлении еще живущих, в частности его близких. В противном случае речь идет лишь о трупе. Умерший – это личность. Со смертью тело теряет свою личную составляющую и вместе с прекращением функционирования мозга становится трупом. Пластинация трансформирует этот труп в анатомический препарат. Таким образом, результат пластинации имеет столь же мало общего с трупом – объектом скорби, как и человеческий скелет, который тоже не воспринимается как труп»².

В 2002 г. разгорелся скандал с поставкой из России трупов для пластинации доктору Хагенсу. Их переправлял начальник областного бюро судмедэкспертизы Новосибирска Владимир Новосёлов обвиняется в незаконном экспорте 56 трупов и 440 препаратов головного мозга в Германию.

Сегодня Г. фон Хагенс расширяет свою деятельность он собирается не только выставлять трупы напоказ, но и продавать их кусочками, имеющими толщину два миллиметра, для личного применения. Коллекция из 16 прозрачных горизонтальных ломтиков (голова, шея, туловище, конечности) стандартного качества (бьющиеся): 1400 евро. Прочные по качеству (небьющиеся): 2800 евро. Можно также купить ломтики из живота: по 350 евро (при жизни человек имел нормальный вес) и по 2500 (если страдал ожирением), целиком выставленный труп на продажу – по цене от 58500 евро. По словам Хагенса, ломтики трупов, запечатанные в стекло, можно использовать, например, в качестве оригинальных подставок под бокалы. Я буду Кроме того, Хагенс преследует идею нарезать также пластинированные трупы домашних животных и продавать хозяевам.

Человеческое тело многолико и пробуждает разные чувства. Живое человеческое тело для меня – нечто совсем иное, чем труп, к которому я отношусь с сочувствием… возникает новая форма послесмертного физического существования. Я воспринимаю пластинацию как передачу когда-то живого тела по воле жертвователя, сознательно служащего следующим поколениям в исследовательских целях¹.

Хагенс, создавая свои симулятивные образы человеческих тел, эксплуатирует свойственное для человека стремление остаться в вечности и считает себя художником-авангардистом, но его занятие является и высокодоходным бизнесом.

В науке большое распространение получили псевдонаучные знания, которые в известной степени могут выступать симулятивными образами.

Особо здесь следует отметить такую науку как история, которая является сегодня областью в которой постоянно возникают симулятивные образы прошлого – симулякры истории.

Симулятивные конструкции носят здесь особо извращенный, а иногда и откровенно провокативный характер. Под видом альтернативной истории, «объективного рассмотрения» исторических фактов происходит подмена истинной реальности симулякрами, поскольку историю нельзя переделать, ее легко можно фальсифицировать. Дж. Оруэлл справедливо утверждал, что тот «кто контролирует прошлое – контролирует будущее, кто контролирует настоящее – контролирует прошлое»¹.

Фальсификаторы прошлого активно используют постмодернистское видение мира и присущую ему фикциональную манеру исторического повествования, которая провоцирует иллюзорное восприятие истории.

Ю.М. Шилков, оправдывая фикциональный исторический дискурс, утверждает право на существование виртуальных альтернатив истории, которые могли бы получить развитие, но не стали реальными. «История полна возможных миров, виртуальная реконструкция которых стала достоянием исследовательской практики. Наихудшая история та, у которой нет альтернатив, условностей или сослагательного наклонения. Виртуальная ткань исторической реальности очень тонка, отличается высочайшей специфичностью, легко поддается воздействиям, постоянным изменениям, утратам, приобретениям и обновлениям. Именно виртуальность исторической реальности является общим признаком реализовавшейся и не реализовавшейся, возможной, сослагательной истории. Во всяком случае, эксплицируя виртуальные свойства состоявшейся истории, целесообразно произвести селекцию тех событий и тенденций, которые реализовались, от тех, которые остались в качестве формальных или абстрактных возможностей – альтернатив. Такая селекция превращается в эвристический механизм исторического познания, обладая несомненной когнитивной продуктивностью»².

Однако, используя подобные виртуальные симулятивные образы прошлого можно оказаться и вовсе без истории. Еще Ф. Ницше отмечал, что «истинный мир» – идея, ни к чему больше не нужная, даже более не обязывающая, – ставшая бесполезной, ставшая лишней идея, следовательно, опровергнутая идея – упраздним ее!.. Мы упразднили истинный мир – какой же мир остался? быть может, кажущийся?.. Но нет! вместе с истинным миром мы упразднили также и кажущийся!»¹.

В настоящее время все более наращиваются попытки пересмотра исторической правды в отношении истории Великой отечественной и Второй Мировой войны. Так, эстонские власти вопреки приговору Нюрнбергского трибунала и другим международным документам, продолжают попытки реабилитировать бывших эсэсовцев и их пособников, прикрываясь пафосом псевдопатриотизма и называя их сегодня не иначе, как «борцами за свободу» Эстонии. 26 июля 2009 г. ветераны эстонской 20-й дивизии СС провели ежегодный традиционный сбор по случаю очередной годовщины боев под Синимяэ (на северо-востоке Эстонии), где в конце июля 1944 г. Красная Армия, в составе которой были и бойцы Эстонского стрелкового корпуса, вела ожесточенные бои с войсками нацистской Германии².

Часто звучат обвинения в том, что СССР «не так» пытался отсрочить фашистскую агрессию, что «плохо воевал», добывая победу большой ценой, «плохо освобождал» Восточную Европу... – утверждает историк Е. Сенявская, – В последние годы эта позиция усугубляется стремлением представить освободительную миссию в Европе не как освобождение, а как «новое порабощение» стран, оказавшихся в сфере советского влияния. Отсюда и откровенная ревизия Ялтинской системы, на которой строился послевоенный мир в Европе, и даже попытки приравнять ее к Мюнхенскому сговору³.

В 2008 г. при официальной поддержке латвийских властей режиссёром Э. Шнёре создан документальный фильм «The Soviet Story» («Советская история»), о сталинских репрессиях, расстреле польских офицеров в Катыни, сотрудничестве СССР и нацистской Германии, массовых депортациях в Советском Союзе и медицинских экспериментах, которые проводились над заключенными системы ГУЛАГа, помощи Советского Союза нацистской Германии в «разжигании Холокоста» и о проявлениях нацизма в современной России.

Фильм снят в рамках известной, активно разрабатываемой на Западе на протяжении двух десятилетий, общей схемы: попытки объявить СССР таким же преступным государством, как гитлеровский Рейх. Депутат Европарламента от Латвии В. Кристовскис (один из спонсоров и вдохновителей фильма) заявил, что: «Советская история» – это только начальное решение, которое должно расшевелить общественное мышление, заставить задуматься. Эта работа должна продолжаться, во имя будущей безопасности и согласия в Европе должен идти честный диалог о тех тоталитарных режимах, которые правили в Европе. Фильм нужен не для того, чтобы найти виноватых, а чтобы показать общие черты режимов, которые мир считает враждующими. Но главная цель – дать свободу русским. Пока они не поймут свое прошлое, они не смогут сбросить его оковы¹.

При обращении к событиям Второй мировой войны за точку отсчета взят пакт Молотова-Риббентропа, при этом напрочь забыты аншлюс нацистами Австрии, Мюнхенское соглашение, захват немецкими фашистами Клайпеды. Особенно много внимания уделяется сотрудничеству в 1939 году немецких и советских военных. А затем следует скачок в сороковые годы – показан митинг власовцев на фоне свастики, намек на то, что русские вместе с немцами воюют против антигитлеровской коалиции, в составе США и Великобритании. В конце фильма политики правого толка обличают политику современной России, как продолжателя «колониальной политики» СССР. Особенное недовольство вызывает у них заявление В.В. Путина о том, что распад СССР был величайшей трагедией².

Латвийские власти, откровенно фальсифицирующие историю, играют в очень опасную игру, – полагает историк А. Дюков. – Им кажется удачной идея травмировать сознание латышских школьников кадрами с горами трупов и внушать, что эти горы трупов – результат существования Советского Союза. Когда дети вырастут, они будут ненавидеть нашу страну. Однако ненависть может вызвать в ответ только ненависть. От толкования истории зависит будущее; именно поэтому пропагандистской лжи необходимо давать жесткий отпор¹.

Глава Русской православной церкви патриарх Московский и всея Руси Кирилл во время своего пастырского визита на Украину заявил о неприемлемости ревизии истории, в особенности истории Великой Отечественной войны. «Ложь историческая порождает ложь современной жизни. На лжи нельзя построить человеческого благополучия, на лжи нельзя построит человеческого счастья. Если мы создаем ложные исторические концепции, мы дьявольскую ложь, а дьявол – отец лжи, закладываем в основу бытия народа. И такие эксперименты не проходят, они всегда рухнут, но крушение их, к сожалению, увлекает за собой человеческие жертвы, в прямом и переносном смысле слова» – заявил глава РПЦ в прямом эфире телеканала «Интер» 28 июля 2009².

Память о Второй мировой должна быть направлена не на обострение противоречий, а на утверждение единства мира и тех ценностей, которыми руководствовались страны антигитлеровской коалиции в борьбе с фашизмом.

Как никогда актуально звучат для нас ныне стихи Р. Киплинга «Гиены» в переводе К. Симонова:

Когда похоронный патруль уйдёт

И коршуны улетят,

Приходит о мёртвом взять отчёт

Мудрых гиен отряд.

За что он умер и как он жил –

Это им все равно.

Добраться до мяса, костей и жил

Им надо, пока темно.

Война приготовила пир для них,

Где можно жрать без помех.

Из всех беззащитных тварей земных

Мертвец беззащитней всех.

. . .

Гиены и трусов, и храбрецов

Жуют без лишних затей,

Но они не пятнают имен мертвецов:

Это – дело людей¹.

В пересмотре истории не отстают и грузинские власти, в лице своего президента М. Саакашвили, утверждая, что Грузия два столетия была оккупирована Россией. Но историческая правда свидетельствует об обратном. Первое обращение кахетинского царя Александра к государю всея Руси Иоанну III с просьбой о покровительстве относится к 1492 году. В 1586 г. кахетинский царь Александр II также обращался к русскому царю Федору Иоанновичу с просьбой о вечном и неизменном подданстве, приведенной Н.М. Карамзиным в «Истории Государства Российского: «Мы, единоверные братья Россиян, стенаем от злочестивых: един ты, венценосец православия, можешь спасти наши жизни и душу. Бью тебе челом до лица земли со всем народом; да будем твои во веки веков!» Столь убедительно и жалостно предлагали России новое царство!.. Она взяла его. Дар опасный! Ибо мы ставили себя между двумя сильными воюющими державами [Турцией и Персией]… Но дело шло более о чести и славе нашего имени, нежели о существенном господстве в местах, столь отдаленных и едва доступных для России…»². В 1604 г. царь Картли Георгий объявил себя данником русского царя, а затем то же сделали и правители Кахетии, Имеретии, Мегрелии, Гурии. В 1783 г. картли-кахетинский царь Ираклий II заключил с Российской империей Георгиевский трактат, по которому, сохраняя престол, передавал свое царство под протекторат России.

Последний царь Картли-Кахетии Георгий XII в конце XVIII в. обращается к Павлу I с просьбой о присоединении к России. Император Павел I, следуя этой просьбе в январе 1801 г. издал манифест о включении Восточной Грузии в состав Российской империи, после его смерти этот манифест был подтвержден Александром I в сентябре 1801 г.¹

Территория Грузии была объединена и защищена от разорительных нашествий со стороны Турции и Персии, набегов горцев. Российская империя приложила огромные усилия для цивилизации края, создания административного управления, развития городов, промышленности и сельского хозяйства, образования и культуры. Миф об эксплуатации Закавказья со стороны России не выдерживает никакой проверки, так как даже в конце XIX века расходы российской казны в Закавказском крае превышали доходы в несколько раз. Безусловно, прав был Лермонтов, когда писал в своем «Мцыри» о том, что Грузия цвела «под сенью дружеских штыков» – русских штыков, защитивших ее от воинственных соседей.

Таким образом, сегодня симулякры «берут верх над историей», стремится к паразитированию на истории, ее подмене и уничтожению «ликвидации нас вместе с историей»².

Распространение симулятивных образов активно влияет на массовое сознание и имеет ряд возможных последствий. Среди такого рода результатов следует назвать эскапизм, шизофренизацию и консюмеризм.

Эскапизм (от англ. escape – убежать, спастись) – социальное явление, заключающееся в стремлении человека уйти от действительности в вымышленный мир иллюзий, которое может проявляться в виде физического ухода от мира (в глухие труднодоступные места), так и форме бегства в мир собственных грез.

Стремление к уходу из реальности возникает в виде ответной реакции на постоянный и сильный стресс, вызываемый особенностями современного социального бытия: психологическими травмами, напряжённой работой, неспособностью создать адекватные отношения с окружающими, именно поэтому человек хочет уйти от реальной действительности и норм общественной жизни в мир симулятивных образов. Эскапизм также может быть охарактеризован как стремлением уйти от сложной, противоречивой действительности, требующей вовлеченности, риска, творческой активности, постоянно предъявляющей к человеку новые требования.

Общество, унифицируя мысли и самовыражение своих членов не может принять никакого отхода и игнорирования социально обусловленных норм реальности и всегда оценивает эскапизм однозначно негативно. Так, интернет-аддикция как одна из форм эскапизма была официально занесена в реестр психических заболеваний.

Однако эскапизм может быть понят и как бегство человека из мира реальности в мир фантазии с целью познания своей истинной сущности, которой выступает отражение личности в фантазии, сущность, лишенная ярлыков и масок, которыми она наделяется в реальности. Вера в мечту помогает ее достижению, человек, моделируя ситуации, знает, как воплотить свою мечту, а это уже не простые фантазии. Примеряя на себя чужие роли и судьбы, человек создаёт другие реальности, проживает несколько жизней, но это не избавляет его от жизни в реальном, мире. Это расширяет возможности и восприятие человека, хотя и может создавать некоторые сложности и конфликты с окружающими.

При этом эскапист выступает трикстером или социальным шпильбрехером¹, вводящим свои собственные правила и создающим свой мир, свое социальное пространство для удовлетворения своих потребностей и реализации своих устремлений. В этом смысле эскапизм выступает шансом остаться человеком в условиях тотального воздействия на сознание средств массовой информации и коммуникации.

Шизофренизация  – крайне опасное социальное явление, проявляющееся у все большего числа людей планеты в превращении в «норму» ненормальных интеллектуальных, физиологических, психологических в иных проявлений (паразитизм, стяжательство, наркомания, проституция, половые извращения, антипатриотизм, насилие, агрессивность, античеловеческая направленность интеллектуальной деятельности, преступность, аморальность и т. п.¹

Сращивание виртуальной и симулятивной реальности приводит к опасному для идентичности человека расщеплению его сознания, субъект сращивается с симулякром, что приводит к появлению шизофренической личности, для которой свойственен эффект двойного присутствия². Само понятие шизофрении (от др. греч. σχίζω – раскалываю и φρήν – рассудок) означает психическое расстройство, для которого характерны отклонения в восприятии реальности или её отражении. Наиболее известным ее случаем является биографическая драма математика Дж. Нэша, о которой Р. Ховард снял в 2001 г. фильм «Игры разума». В фильме студент Принстона с выдающимися способностями, не находит контакта с окружающим обществом, всецело погрузившись в свои исследования. Однажды к нему обращается некий секретный агент Паркер, предлагающий Нешу работать на закрытый отдел ЦРУ. Его задача – анализировать информацию, опубликованную в открытых источниках на предмет поиска в ней секретной информации. Этой информацией через открытую печать с помощью кода обмениваются заговорщики – враги США. Свои отчеты Нэш оставляет в почтовом ящике в условленном месте, но во время одного из своих визитов к нему ученый подвергается нападению заговорщиков и чудом избегает гибели. Неожиданно выясняется, что вся его работа на ЦРУ – всего лишь плод его расщепленного сознания и больного воображения. Нэш тяжело болен шизофренией. Впоследствии этот человек благодаря своим трудам в области сопоставления огромного массива различного рода информации и разработку теории игр получил Нобелевскую премию по экономике 1994 г.

При расщеплении сознания индивида оно приобретает свойства, характерные для больных шизофренией: образности мышления, преимущественно его ассоциативного характера, его иррациональной направленности, догматизма, мозаичности, разорваности, неадекватности восприятия социальных процессов, что способствует совершению внешне нерациональных поступков, в том числе наносящих ущерб лично ему.

Один из характерных симптомов шизофрении – утрата способности устанавливать связи между отдельными словами и понятиями, что разрушает связность мышления. Ясно, что если удается искусственно «шизофренизовать» сознание, люди оказываются неспособными увязать в логическую систему получаемые ими сообщения и не могут их критически осмысливать. Им не остается ничего иного, как просто верить выводам авторитетного лица (диктора, ученого, политика). Интересно, то, что легче всего разрушение логики и манипуляция достигается в сознании, которое рационально в максимальной степени. Наиболее чистое логическое мышление и беззащитно в наибольшей степени. То мышление, которое армировано включениями иррациональных представлений, гораздо устойчивее. Это можно считать опытным фактом: во время перестройки именно интеллигенция оказалась более всего подвержена искусственной шизофренизации, причем с большим отрывом от других социальных групп.

В качестве примера шизофренизации можно привести успешную манипуляцию сознанием со стороны компании С. Мавроди АО «МММ». С помощью агрессивной рекламы 7% москвичей убе­дили снести свои деньги группе дельцов без всякой разумной наде­жды получить их обратно. Несколько групп исследователей изучали структуру мышле­ния этих людей, и результат не вызывает сомнения: на некоторое время логика их рассуждений была «расщеплена». При опросах вкладчиков им был задан вопрос: «Понимаете ли Вы, что такая прибыль, которую обещало «МММ», не могла быть заработана?» 60% ответили утвердительно. Да, понимали, что невозможно полу­чить такие высокие дивиденды, но шли и отдавали деньги. Каков же состав вкладчиков АО «МММ»? В основном это представители научно-технической интеллигенции в возрасте до 40 лет. Из них 67% служащие, 9% коммерсанты (тоже в основном бывшие интел­лектуалы) и 6% – рабочие. Остальные – пенсионеры и безработ­ные, которые в отношении к типу мышления распределяются в той же пропорции. Таким образом, соотношение интеллигентов и ра­бочих составляет 13:1. И это при том, что вся реклама «МММ» как бы ориентировалась на Леню Голубкова – простоватого рабочего!¹

Тем не менее, идеологи постмодернизма Ж. Делез и Ф. Гваттари утверждая, что бессознательное может выступать в двух ипостасях: параноическом или шизофреническом (нормальность понимается им как социальный компромисс, и следовательно вообще не существует), оправдывают шизофренизацию. Они полагают, что шизофрения отдельного человека рассматривается как естественный аналог «разорванности» общества. Шизофрения как высшая форма безумия предстает главным освободительным началом для личности и главной революционной силой общества. «Подлинно свободный индивид – шизоид, деконструированный субъект порождает себя как свободного человека, лишенного ответственности, одинокого и радостного, способного, наконец, сказать и сделать нечто простое от своего имени, не спрашивая на то разрешения: это желание, не испытывающее ни в чем нужды, поток, преодолевающий барьеры и коды, имя, не обозначающее больше какое-либо "это". Он просто перестал бояться сойти с ума»². Именно шизофрения, утверждают авторы «Анти-Эдипа» конституирует становление реальности.

Консьюмеризм (от англ. consumer – потребитель) – идея о возможности достижения социального превосходства, счастья через потребление, зависимость от вещей. В обществе потребления, которое характеризуется массовым потреблением материальных благ и формированием соответствующей системы ценностей и установок, для человека товары теряют собственную значимость и становятся лишь символом причастности к некой общественной группе, порождает в сознании покупателя веру в то, что сам акт покупки способен доставить большее удовлетворение, чем собственно продукт, который приобретается.

В результате массированной пропаганды большая часть обеспеченных россиян начинает видеть смысл человеческой жизни в приобретении товаров и услуг, а качество ее измеряется количеством купленных вещей и его превосходством по числу и стоимости перед соседским.

Причиной консюмеризма является, прежде всего, то, что потребление сегодня направлено на желание, а не просто на потребность, оно работает преимущественно со знаками и символами. Эти знаки и символы не выражают некий до них существовавший набор смыслов – считает Ж. Бодрийар. Смысл генерируется в самой системе знаков/символов, привлекающих внимание потребителя. Потребление сегодня практически утеряло связь с удовлетворением некоего уже существующего набора потребностей, укорененных в человеческой биологии, оно связано с появлением фиктивного товара, предназначенного для утоления несуществующей потребности о наличии которой потребитель не подозревает до того момента, пока не будет увлечен рекламой этого товара. Потребляя фиктивный товар люди пытаются стать теми, кем они хотят быть, приобретая вещи, которые, как они считают, помогут им создать и удержать идею самих себя, свой образ. Предвкушение покупки, желание зачастую приносит больше удовольствия, нежели сам акт приобретения.

Желание потреблять определенный товар диктуется специфическим набором культурных символов, ценностей и кодов, которые выступают симулятивными образами. Если почти всем доступны почти все товары, эти товары выступают «символическим конструктором», с помощью которого я собираю свой образ таким, каким хочу казаться окружающим. В потребительском обществе люди работают уже не для того, чтобы поддерживать свою жизнь, но для того, чтобы приобрести возможность потреблять¹.

Символы должны быть не просто предъявлены, они должны быть настроены на потребителя; существует игра между марками, брэндами, лейблами и культурными ценностями потребителей. Потребление сегодня это не только трата денег и времени, эта такая трата, которая проходит через определенные культурные решетки в частности, культурную решетку хорошего вкуса (одна из форм интеллектуального капитала).

Потребляются идеи, а не вещи, потребление связано с культурными знаками и отношениями между знаками. Поскольку это идеальная практика, у нее не может быть конечного, физического насыщения. Современное потребление основано на нехватке на желании того, что симулировано, еще не существует. При этом потребитель, никогда не будет удовлетворен и чем больше он потребляет, тем больше будет желать потреблять. Крайняя увлеченность вещами может привести к ониомании (от греч. onios – для продажи, mania – безумие) – непреодолимому желанию что-либо покупать, не обращая внимания на необходимость и последствия. Для шопоголика (больного ониоманией) покупки становятся и отдыхом, и развлечением, и самостоятельным смыслом.

Далее рассмотрим возможности противодействия вышеуказанным угрозам, связанным с распространением симулятивных образов в массовом сознании российского общества. Здесь возникает закономерный вопрос – может ли человек, подвергнутый симулятивному воздействию, вообще каким-либо мыслимым способом убедиться, что все им испытываемое – лишь иллюзия, отделяющая его от временно утраченной действительности. Необходимо отметить, что такого рода направления не только возможны, но и необходимы.

Противодействие деструктивным симулятивным образам, реализуемым в российском обществе может иметь различные направления.

Следует обозначить и подвергнуть социально-философскому анализу некоторые направления преодоления симулякров, имеющихся в постмодернистской парадигме, такими направлениями выступают: возвращение к реальному смыслу значений образов, определение их истинности, ироничное отношение к реализуемым в пространстве общественного сознания образно-символическим конструкциям и др. Проанализируем возможную эффективность данных направлений

Особый интерес здесь представляет возвращение к реальному смыслу значений имеющихся образов.

Понятие «смысл» – крайне неоднозначно, даже один образ, мысленная конструкция может иметь различную интерпретацию в зависимости от обстоятельств, условий, контекста, точки зрения и т.п. В самом общем виде смысл – это то, что соотнесено с мыслью о некотором предмете. Таким образом, смысл наделяется статусом некоей изначальной предзаданности.

Философия постмодерна предлагает иную трактовку смысла, она ставит под вопрос существование в современных условиях смысла как такового или отказывает ему в физическом и ментального существовании. Ссылаясь на навязывание читателю якобы единственно верного авторского смысла, философы постмодернисты Р. Барт, М. Фуко объявляют «смерть автора», после которой возникает огромное количество новых смыслов – интерпретаций текста.

Наиболее интересна в контексте нашего исследования позиция Ж. Делеза, который в своей книге «Логика смысла» утверждает, что смысл – это особая сущность – мимолетная, текучая, подвижная, исчезающая и становящаяся, которая принадлежит и означающему (знаку), и означаемому (понятию): «Смысл – это выражаемое в предложении – это бестелесная, сложная и не редуцируемая ни к чему иному сущность на поверхности вещей, чистое событие, присущее предложению и обитающее в нем»¹. Делез пытается доказать будто смысл рождается из абсурда (нонсенса), который «обеспечивает дар смысла»².

Смысл возникает на границе вещей и предложений – поверхности, тонкой границы, которая одновре­менно соединяет и разделяет предложение и положение вещей. На поверхности располагается событие, понимаемое как элементарный смысл. «Так что не будем теперь спрашивать, – пишет Делез, – в чем смысл события: событие и есть смысл как таковой. Событие по самой су­ти принадлежит языку»³.

Среди событий-смыслов выделяется сингулярное событие, особый случай, точка, тождество двух противоположных смыслов, означаемое без означающего – аликвид (от лат. aliquid – что-нибудь, вещица, ерунда, нечто) – значимость, лишенная сама по себе смысла и, следовательно, способная принять на себя любой смысл. Аликвид образует первичный смысл и из которого расходятся серии смыслов. Серии объединяют события общей темой, сюжетом, историей развивая смысл.

Аликвид как предшествен­ник смысла, это и есть нонсенс⁴, который возникает из-за разрыва между означающим и означаемым. Другими словами поверхность Делёза выступает в образе некоторой машины, производящей смыслы из нонсенса, самодостаточной структуры, которая оторвана и от субъекта смысла и от его адресата.

В настоящее время, по Делезу, симулякр пытается не просто изображать сингулярную точку, являющуюся отражением нонсенса, а пытается генерировать саму смыслопорождающую «поверхность», что в свою очередь приводит к производству множества собственных смыслов – миру симулякров.

А.С. Кравец, противостоящий Ж. Делезу, отмечает, что путь создания смысла проходит не в два как у французского философа (аликвид-нонсенс → серия), а в три этапа:

1) использование традиционных, унаследованных, логических, описательных моделей порядка вещей;

2) осмысление их парадоксальности или нелепости;

3) открытие через это осмысление нового их смыслосодержания. Другими словами смыслы всегда рождаются не из абсурдных идей, а из предшествующих смыслов. «Логика смысла (действительная, а не придуманная) и есть логика выводимо­сти одних смыслов из других»¹.

Смысл соединяет человека с миром, является посредником в творческой, деятельностной, познавательной активности человека, на­правленной ни понимание и изменение мира. С одной стороны смысл является квинтэссенцией че­ловеческой активности, сгустком человеческого духа, интеллекта мысляще­го человека. С другой стороны, смысл всегда направлен на мир, в смыслах человек осознает мир, в смыслах (проектах, замыслах, движении к постав­ленной цели) он его и изменяет. В своей имманентной форме смысл всегда является сущностью иде­альной и интеллигибельной (умопостигаемой), он существует в сознании, как общественном, так и личностном. В своей отчужденной, опредмеченной и интерсубъективной форме смысл присутствует в языковых выражениях (словах, предложениях, текстах). Сам же смысл рождается в мыслительной деятельности человека дважды: один раз в смыслопорождении, второй раз в смысловосстановлении. Смысл не порож­дается знаками, а лишь выражается ими и транслируется в культуре от одно­го субъекта к другому.

Опираясь на идеи А.С. Кравца, о том, что смысл является организованной концептуальной системой, в которой первичен не символ, а творческая деятельность человека, формирующего смыслы, следует указать, что для понимания смысла симулятивных образов необходимо расшифровать смысл, закодированный в образе.

Поскольку смысл рождается в результате интерпретации  определенного содержимого (контента) мысли, представления, образа интерпретация, создающая отвлеченное и сжатое структурированное представление, ссылающееся на породившее его содержание, приводит к пониманию постепенно проявляющегося смысла.

Представляется, что обретение действительного смысла в символических конструкциях социальности может в известной степени способствовать разрушению иллюзорных симулятивных образов.

Другое направление разрушения симулятивных образов – выявление их истинности или ложности.

С симулятивными конструкциями тесно связан феномен «квазиистины» – недостоверной истины, когда с позиции массового сознания некоторые вещи являются абсолютно достоверно существующими. Еще Л.Фейербах утверждал, что в наше время, предпочитающее образ самой вещи, копию – оригиналу, представление – действительности, видимость – сущности, превращение предмета воображаемого в предмет действительный является отказом и, следовательно, абсолютным отрицанием или, по крайней мере, дерзкой профанацией, ибо священна только видимость, истина же нечестива¹.

С тех пор как Понтий Пилат задал вопрос: «Что есть истина?»² проблема определения истинности является для философии одной из самых важных. Как и любой предмет современности. В симулятивной реальности, по Бодрийяру, истина рас­падается и утрачивает свою целостность, рассеивается, симулякр существует по ту сторону истинного и ложного, по ту сторону эквивалентного, по ту сторону рациональных различий³. Выявление истинности символических социальных конструкций в современных условиях весьма проблематично, ведь как говорил У.Черчилль – «Если истина многогранна, то ложь многоголоса». В мире изменчивости и кажимости идея оказыва­ется тем, что не обладает фактами, а лишь интерпретациями. Каким же образом можно определить истинность реализуемых в обществе образов?

Истина – это то, что существует на самом деле, соответствует действительности. В классической (корреспондентской) концепции истины действительность трактуется как объективная реальность, существующая независимо от нашего сознания.

В философии постмодерна напротив утверждается нелинейность, неоднозначность, метафоричность, случайность, незавершенность и даже невозможность определения истины, а поиски истины предстают как погоня за иллюзией.

Согласно Фуко истина трактуется лишь как своего рода «совокупность правил», (игра истин) в соответствии с которыми истинное отделяют от ложного, а сама интерпретация истины – лишь своеобразный акт насилия, своего рода злоупотребление власти. Воля к истине, опираясь на институциональную поддержку (практики педагогики, системы книг, издательского дела, библиотек, научных сообществ) оказывает на другие дискурсы своего рода давление и что-то вроде принудительного действия¹.

Ж. Деррида утверждает, что истина всегда ускользает от бесконечного множества ее интерпретаций и все возможные ее дешифровки в конечном счете не открывают доступа к какому-то раз и навсегда устоявшемуся, истинному смыслу².

Ж. Лакан отмечает, что «литература» может произвести, вывести на сцену и вперед нечто вроде истины. А значит, она более могущественна, чем истина, на которую она способна. Поэтому истина обитает в вымысле (литературе), истина делает возможным само существование вымысла. «Истинный смысл в том, что истина обитает в вымысле на правах хозяйки дома, подчиняет его себе как внутренний распорядок, как экономия вымысла. Истина заправляет экономией вымысла, она руководит, организовывает и делает сказку былью, обосновывает вымысел. Через вымысел удачным образом проглядывает истина. Вымысел обнажает истину: сущность того, что скрывается, дабы ярче проявиться¹.

Ж.-Ф. Лиотар полагает, что современные научные и философские теории не более истинны, чем великие романы и повести, а условия истинности (правила игры в науке) не могут быть установлены иначе, как в споре и что не существует иного доказательства верности правил, кроме того, что они сформированы на основе консенсуса экспертов².

Критерии истинности себя изжили: использование критериев эф­фективности и товарности ведет к иному пониманию истины, она должна определяться через понятие полезности (перформативности), практической эффективности. Таким образом, определяющей позицией постмодернизма является утверждение о наличии «множественности истин». Отныне истина – вопрос выбора, остается только то, что принято в данном контексте считать истиной³.

Для распознания истинности образов необходимо все же следовать корреспондентской концепции истины, согласно которой те или иные образы, концепции взгляды на мир могут соответствовать тому, каким мир фактически является, или же они не соответствуют этому. Основным качеством истины при этом остается ее независимость и неизменность от чьего-то мнения, веры, суждения или опыта. Разрушение симулятивной истины посредством реальной истины, реального познания является насущной необходимостью.

Однако следует учитывать, то, что, по словам польского писателя Е. Леца – еще никому не удавалось побить ложь оружием правды. Побороть ложь можно по его словам только еще большей ложью.

Еще одним направлением смягчения отрицательных последствий симулякров выступает ироничное отношение к симулятивным образам.

Ирония (от греч. εἰρωνεία – притворство) обычно понимается как особая форма критического мышления, основанная на притворстве и иносказании. в котором истинный смысл скрыт или противоречит (противопоставляется) смыслу явному.

В рамках современного общества ирония функционирует как мощный концептуальный смыслообразующий фактор, общая модель миросозерцания, по определению X. Ортеги-Гасета, современная культура наделена «иронической судьбой», насыщена комизмом, который простирается от откровенной клоунады до едва заметного иронического подмигивания. «Ограничиваться воспроизведением реальности, бездумно удваивая ее, не имеет смысла. Миссия искусства – создавать ирреальные горизонты. Чтобы добиться этого, есть только один способ – отрицать нашу реальность, возвышаясь над нею. Быть художником – значит не принимать всерьез серьезных людей¹.

Симулятивные образы, обманки по Бодрийяру являются ироническими симулякрами. Как чистые видимости, они ироничны: ирония избытка реальности².

Для противодействия симуляциям философы-постмодернисты призывают и относиться к подобного рода сущностям с иронией. По мнению У. Эко, они считают, что раз уж прошлое невозможно уничтожить, ибо его уничтожение ведет к немоте, его нужно переосмыслить, иронично, без наивности¹.

Под иронией следует понимать способ говорения, письма, действия, поведения, изображения в результате которого подразумеваемое значение рассматриваемого объекта намеренно представляется и актуализируется через несовместимое с ним, показное и притворное значение. Ирония... резвится между контрастами, – полагает Т. Манн, – и не спешит встать на чью-либо сторону и принять решение: ибо ... любое решение может оказаться преждевременным и неокончательным. Ирония – главный фермент переваривания действительности ².

Определенный текст, освещающий события в ироническом ключе, ориентирует читателя на активное переосмысление реальности, на отказ от конформизма; из пассивного потребителя информации читатель превращается в активного интерпретатора. В конечном счете энергия иронии так или иначе направлена на критику существующих социальных устоев, поэтому сущность иронии выявляется через социальные измерения³.

Для вступления в современные социальные отношения и участия в них индивида часто требуется занять позицию ироника. Участвуя в ироническом маскараде, ироник осуществляет свою ироническую или хаотическую свободу. Эта свобода состоит в отсутствии необходимости выбора. Ироник пытается использовать все возможности сразу, не отдавая предпочтения ни одной из них. Он не выбирает себя (живет под маской), не выбирает точку зрения, играя и примеряя на себя противоположные взгляды и убеждения.

Р. Рорти утверждает, что ироник – типичный современный интеллектуал, но только либеральные общества наделили его свободой артикулировать свое отчуждение. Многие сегодня принимают как само собой разумеющееся то, что вкус к «деконструкции» – одно из ходячих модных словечек ироников – верный знак отсутствия нравственной ответственности¹.

Позиция ироника заключается в следующем:

– он демонстрирует отсутствие у себя моральных ориентиров, свою имморальность;

– он растворяет свою личность в чужих образах и прячется за масками, не смея быть кем-то одним;

– он говорит чужими голосами или вовсе молчит;

– он считает, что ничто не обладает внутренней природой, реальным содержанием².

Между тем еще А. Блок предупреждал, что «самые живые, самые чуткие дети нашего века поражены болезнью, незнакомой телесным и духовным врачам. Эта болезнь – сродни душевным недугам и может быть названа “иронией”. Ее проявления – приступы изнурительного смеха, который начинается с дьявольски-издевательской, провокаторской улыбки, кончается – буйством и кощунством».

Ироник, терзаемый смехом, повествующий о том, что он всеми унижен и всеми оставлен, – как бы отсутствует; будто не с ним я говорю, будто и нет этого человека, только хохочет передо мною его рот. Я хочу потрясти его за плечи, схватить за руки, закричать, чтобы он перестал смеяться над тем, что ему дороже жизни, – и не могу. Самого меня ломает бес смеха; и меня самого уже нет. Нас обоих нет. Каждый из нас – только смех, оба мы – только нагло хохочущие рты³.

Следует помнить то, что по А. Панарину главной функцией постмодернистской иронии является окончательное разрушение признаков старого идеологического или морального воодушевления, связанного с верой в смысл истории, в высшие ценности, в значение героизма и жертвенности. «Постмодернизм отказывает морали в праве быть источником легитимности. В горизонте постмодерна легитимны любые практики, если они связаны с эффективностью и технологичностью»¹.

Проанализированные выше направления могут одновременно являться принципами организации противодействия негативным образам, на которые может опираться деятельность различных социальных структур в различных сферах российского общества.

Представляется, что наиболее адекватной стратегией противодействия симуляциям является организация ряда мер на различных уровнях социума: на личностном, общественном, государственном и международном.

На личностным уровне основное внимание следует уделить защите своего сознания и противодействию ложному сознанию. Э. Фромм полагал, что только тогда, когда «ложное сознание превратится в истинное сознание, то есть только тогда, когда мы поймем, осознаем реальность, вместо того чтобы искажать ее путем фикций и рационализаций, мы сможем осознать наши действительные и истинно человеческие потребности»².

Одним из направлений защиты сознания является сознательная примитивизация жизненных устремлений личности. Дж.Зерзан – основатель примитивизма как философской позиции, указывал на чудовищную ошибку, связанную с развертыванием человеческого развития в сторону символической культуры. Он призывает отказаться от изматывающей работы, отчуждения, разобщенности, страха, нереализованных жизненных устремлений, покинуть города, и уничтожив «злокачественную опухоль под названием цивилизация» вернуться к собирательно-охотничему образу жизни, «к земле, к непосредственности живой природы, задействующей все чувства, к тому что было у нас, пока символизация не сделала жизнь карикатурой на себя самое»³. Примером сознательной примитивизации может являться дауншифтинг (от англ. downshifting – переключение автомобиля на более низкую передачу, замедление процесса) – отказ от стремления к пропагандируемым общепринятым в социуме целям (увеличению материального капитала, карьерного роста и т.д.), ориентирование на жизнь ради себя (своей семьи).

Дауншифтинг выступает протестом против идеалов общества потребления и проистекает из присущего целому поколению идеалистического мировоззрения, потерпевшего крах. Не готовые идти на любые жертвы ради победы, не веря в ценности общества «плати за все», не будучи готовыми бороться за жизненные блага цивилизации, дауншифитеры предпочитают заниматься легкомысленными вещами, уезжать на жительство в тропические райские места, где жизнь дешева и спокойна и лишь иногда, скучая по суете мегаполисов, подглядывать за ней через Интернет.

Другое направление защиты сознания можно обозначить как личный контроль над восприятием – медиаграмотность.

Медиаграмотность определяется как способность анализировать и оценивать сообщения, а также возможность различными способами осуществлять коммуникацию¹.

Основной чертой медиаграмотности является ее стремление развить у потребителей контента критический взгляд на вещи, бросить вызов ведущим СМИ и существующему социальному порядку, поддержать тенденции демократизации и роста гражданской активности, а также вернуть некоторую силу гражданскому обществу. При формировании защищенного от негативных симулятивных образов сознания необходимо учитывать следующие характеристики медиаграмотности:

– медиасообщения конструируются и не являются простым отражением действительности.

– сообщения формируются в определенных контекстах, обусловленных интересами экономического, социального, политического, исторического, культурного или эстетического характера.

– процесс интерпретации медиасообщений является результатом взаимодействия между интерпретирующим, текстом и культурным контекстом.

– различные по происхождению СМИ используют разные языки, выражаемые с помощью разнообразных систем символов, форм и жанров.

– различные медиаизображения оказывают влияние на то, как мы понимаем собственную социальную реальность¹.

Медиаграмотность выступает процессом, который не прекращается на протяжении всей жизни и состоит в постижении способов извлечения смыслов и значений и их создания с помощью медиатекстов и постижения того, как другие делают это. Эта форма социальной активности является необходимой для участия в государственной и культурной жизни общества, которая открыта только для информированного, критичного и творческого гражданина.

Еще одно направление защиты сознания – активное участие личности в создании собственной виртуальной трехмерной метавселенной. Так, уже в течение нескольких лет в Интернете существует многопользовательская ролевая игра «Second Life» (Вторая жизнь) – сетевой мир, в котором люди создают сообщества – новые личные миры, пользователи имеют в них собственные инкарнации (аватары) и живут как бы в другом измерении, делая все, на что не решаются в жизни материальной. При этом пользователь может бесконечно изменять свою аватару или ее мир, строить взаимодействие с действительным миром. «Сюда приходят, чтобы поиграть в ролевые игры и получить наслаждение, – утверждает Дж. Вагнер в своей книге «Создавая вторую жизнь: примечания от нового мира», – Но со временем людей начинают переполнять истинные чувства – страсть, верность, даже любовь – и все это к тем, кому они встретили в сети»².

По Вагнеру «Вторая жизнь» есть открытая метавселенная, которая является наиболее интересным социальным и техническим сдвигом, ступенью развития со времени проникновения интернета в массы (интернет следующего поколения), когда предприятия, потребители, сообщества, отдельные личности и общественные организации смогут творчески взаимодействовать, одновременно оставаясь под защитой сетевого экрана.

В подобных «Второй жизни» метавселенных создаются большие сообщества (community), объединенные одинаковыми взглядами на информационный контент, которые находят свой способ творческого взаимодействия.

На общественном уровне для противодействия негативным образам следует задействовать потенциал наиболее значимых общественных институтов. В «Старинной студенческой песне» Б.Ш. Окуджавы есть такие строки:

Как вожделенно жаждет век

Нащупать брешь у нас в цепочке...

Возьмемся за руки, друзья,

Чтоб не пропасть поодиночке.

Действительно симулятивные конструкции могут воздействовать на общество только в условиях его раздробленности и разобщенности. В своем интервью, которое Окуджава дал газете «Комсомольская правда» 18 сентября 1993 г., он, отвечая на слова собеседника «Когда-то вы призывали «взяться за руки, чтоб не пропасть поодиночке», а теперь каждый стремится выжить именно в одиночку...», с горечью сказал: «Я на эту тему даже написал новые строчки:

Взяться за руки не я ли призывал вас, господа?

Отчего же вы не вслушались в слова мои, когда

Кто-то резко наши души друг от друга уводил?

На общественном уровне особое внимание следует обратить на концепцию тактических медиа.

Тактические медиа – независимые общественные средства массовой информации (Самиздат, свободное радио, кабельное городское телевидение, интернет и др.) которые основываются на изменчивости, обратной связи, рассеивании и децентрации и способности лавировать между различными объектами медиаландшафта, противодействуя информационному империализму – «беспрепятственной власти денег над человеческим существом», не теряя при этом свои изначальные ориентиры на свободный доступ к информации, медиакритику, сохранение неповрежденным содержания медиаконтента¹.

Тактические медиа способствуют созданию цифровой публичной сферы – свободному сетевому пространству – коммьюнити, предназначенному для обмена информацией и открытых общественных дискуссий, которые могут оказывать активное сопротивление навязываемым симулятивным образам. В качестве примера тактических медиа в России можно назвать «Авторское телевидение» («АТВ») – независимую телевизионную производящую компания, созданную еще в сентябре 1988 г. Несмотря на неудачную попытку создания своего телеканала в 2000 г., АТВ продолжает в ряде своих медиапроектов «Времечко», «Народ хочет знать», «Что делать?» развивать российскую информационную публичную сферу².

Представляется, что большие возможности имеет также дальнейшее создание медиапроектов с привлечением общественного мнения. Так, в российском телепространстве среди более чем 400 программ имеются небольшое количество очень значимых передач такого рода, разной общественной направленности: политической – «Судите сами» М. Шевченко; духовной – «Русский взгляд» Е. Писаревой, художественно-эстетической – «Гордон Кихот» А. Гордона и др.

На государственном уровне предполагается особое внимание сосредоточить на организации всестороннего противодействия манипуляциям с помощью симулятивных образов. В «Стратегии развития информационного общества в РФ», принятой 7 февраля 2008 г. указывается в качестве одной из необходимых задач – противодействие использованию потенциала информационных и телекоммуникационных технологий в целях угрозы национальным интересам России¹.

Именно поэтому в качестве одной из главных государственных задач является сохранение культуры многонационального народа Российской Федерации, укрепление нравственных и патриотических принципов в общественном сознании, развитие системы культурного и гуманитарного просвещения, поддержка реализации социально значимых проектов в средствах массовой информации.

Опираясь на некоторые положения «Доктрины информационной безопасности РФ» отметим наиболее перспективные направления обеспечения информационной безопасности применительно к исследуемой проблеме:

– выработка цивилизованных форм и способов общественного контроля за формированием в обществе духовных ценностей, отвечающих национальным интересам страны, воспитанием патриотизма и гражданской ответственности за ее судьбу;

– государственная поддержка мероприятий по сохранению и возрождению культурного наследия народов и народностей Российской Федерации;

– обеспечение достоверности сведений о социально значимых событиях общественной жизни, распространяемых через средства массовой информации;

– разработка специальных правовых и организационных механизмов недопущения противоправных информационно-психологических воздействий на массовое сознание общества, неконтролируемой коммерциализации культуры и науки, а также обеспечивающих сохранение культурных и исторических ценностей народов и народностей Российской Федерации, рациональное использование накопленных обществом информационных ресурсов, составляющих национальное достояние;

– введение запрета на использование эфирного времени в электронных средствах массовой информации для проката программ, пропагандирующих насилие и жестокость, антиобщественное поведение;

– противодействие негативному влиянию иностранных религиозных организаций и миссионеров¹.

Примером реализации государством вышеуказанных мер является созданная в мае 2009 г. указом президента РФ Комиссия по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России. Основными задачами комиссии должны стать:

– обобщение и анализ информации о фальсификации исторических фактов и событий, направленной на умаление международного престижа Российской Федерации;

– рассмотрение предложений и координация деятельности органов государственной власти различных уровней и организаций по вопросам противодействия попыткам фальсификации исторических фактов и событий в ущерб интересам России;

– выработка рекомендаций по адекватному реагированию на попытки фальсификации исторических фактов и событий и по нейтрализации их возможных негативных последствий².

Представляется, что данные мероприятия позволят создать на государственном уровне особую систему распознавания негативных образов, действующих в информационном пространстве и оперативно пресекать их деструктивное влияние на массовое сознание российского общества.

Таким образом, в качестве выводов по разделу отметим следующее:

1. Симулятивные образы пронизывает все сферы современных общественных отношений. В экономической сфере они являются продуктом виртуальной экономики, виртуальной субстанцией, которая не имеет вещественного воплощения и привязана весьма условно к каким бы то ни было вещественным показателям, но активно влияет на экономические процессы (мировой экономический кризис).

В социальной сфере выделяются симулякры в национальных отношениях: национализм и мультикультурализм, которые обязаны своим возникновением не осознанию подлинно существующей между людьми общности, но конструкции, воображению, не подлинному, которые парадоксально смыкаются в своей нетерпимости к Другому, сохраненяя противоречия между различными этносами, ведут к межнациональным конфликтам. Симулякры, имеющие отношение к проблеме нации особенно опасны для России как веками складывавшегося уникального в своем роде многонационального сообщества.

В политической сфере симулятивными образами выступают лимитрофы – промежуточные пространства между цивилизациями, не состоявшиеся в полной мере суверенные государства, которые стремятся к историческому обоснованию своих прав на независимость, опирающиеся, прежде всего, на обвинения «империи» в многовековом угнетении и даже геноциде народов указанных территорий. Во внутренней российской политике имеются симулятивные организации fake-структуры, которые взаимодействуя друг с другом, создают симулятивную имитацию гражданского общества – «псевдообщественный сектор», дискредитируя понятие гражданского общества, мешают развитию политической культуры и модернизации России.

В идеологической составляющей духовной сферы можно отметить симулятивный образ внеморального экономического успеха (симулякр богатства), являющегося частью либеральных ценностей, который стремятся навязать российскому народу либеральные реформаторы. В искусстве симулякры могут быть представлены художественным продуктом деятельности Г. Хагенса, который с помощью пластинации создает из тел умерших людей подобия скульптур. В науке большое распространение получили псевдонаучные знания в истории, где под видом альтернативной истории, «объективного рассмотрения» исторических фактов происходит подмена истинной реальности историческими симулякрами.

2. Распространение симулятивных образов активно влияет на массовое сознание и имеет ряд возможных последствий: эскапизм (стремление человека уйти от действительности в вымышленный мир иллюзий), шизофренизацию (превращение в «норму» социальных отношений ненормальных интеллектуальных, физиологических, психологических в иных проявлений человеческой деятельности) и консюмеризм (обоснование возможности достижения социального превосходства, счастья через потребление, зависимость от вещей).

3. Противодействие деструктивным симулятивным образам, реализуемым в российском обществе может иметь различные направления. В социально-философском плане следует обозначить наиболее перспективные направления: возвращение к реальному смыслу значений образов, определение их истинности, ироничное отношение к реализуемым в пространстве общественного сознания образно-символическим конструкциям, которые могут одновременно являться принципами организации противодействия негативным образам, на которые может опираться деятельность социальных структур в различных сферах российского общества.

4. Стратегией противодействия симуляциям является организация ряда мер на различных уровнях социума: на личностном, общественном, государственном и международном. На личностным уровне основное внимание следует уделить защите своего сознания и противодействию ложному сознанию (сознательная примитивизация жизненных устремлений личности, личный контроль над восприятием – медиаграмотность, активное участие личности в создании собственной виртуальной трехмерной метавселенной).

На общественном уровне для противодействия негативным образам следует задействовать потенциал наиболее значимых общественных институтов (поддержка тактических медиа, способствование развитию авторского телевидения, создание медиапроектов с привлечением общественного мнения).

На государственном уровне предполагается особое внимание сосредоточить на организации всестороннего противодействия манипуляциям массового сознания с помощью симулятивных образов. Основное внимание здесь должно быть уделено сохранению культуры многонационального народа РФ, укреплению нравственных и патриотических принципов в общественном сознании, развитию системы культурного и гуманитарного просвещения, поддержке реализации социально значимых проектов в средствах массовой информации.