Идеалы красоты

Древняя Греция В Древней Греции огромную роль в воспитании гражданина и человека играла физическая культура и естественным был культ тренированного тела. В основе идеала красоты лежит единство, гармония духа и тела. Греки считали величину, порядок и симметрию символом прекрасного. Идеально красивым был человек, у которого все части тела и черты лица находились в гармоничном сочетании. Художники нашли и оставили после себя меру прекрасного — так называемые каноны и модули. Тело должно было иметь мягкие и округлые формы. Эталоном красивого тела у греков стала скульптура Афродиты (Венеры). Эта красота выражалась в цифрах: рост 164 см, окружность груди 86 см, талии — 69 см, бедер — 93 см. Прекрасным считалось лицо, которое можно было разделить на несколько равных частей (три или четыре). При трех разграничительные линии проходили через кончик носа и верхний надбровный край; при четырех — через край подбородка, по кайме верхней губы, по зрачкам, по верхнему краю лба и по темени. По канонам греческой красоты прекрасное лицо сочетало прямой нос, большие глаза с широким межвековым разрезом, дугообразными краями век; расстояние между глазами должно было быть не менее величины одного глаза, а рот в полтора раза больше глаза. Большие выпуклые глаза подчеркивались округлой линией бровей. Красоту лица определяли прямые линяй носа, подбородка, невысокий лоб, обрамленный завитками волос с прямым пробором. Эллины большое внимание обращали на прическу. Женщины, как правило, волосы не обрезали, они укладывали их узлом или перевязывали на затылке лентой. «Античный узел» вошел в историю прически и до сих пор находит себе почитательниц. Юноши брили лицо и носили длинные завитые локоны, перехваченные обручем. Взрослые мужчины носили короткие волосы, круглую бородку и усы. В моде была красота строгая и благородная. Прежде всего ценились голубые глаза, златокудрые волосы и светлая, блестящая кожа. Для придания лицу белизны привилегированные гречанки использовали белила, легкие румяна наносили кармином — красной краской из кошенили, применяли пудру и губную помаду. Для подведения глаз — копоть от сгорания специальной эссенции. Женщины из народа, для которых косметические средства были малодоступными, накладывали на ночь маску из ячменного теста с яйцами и приправами.

44

Эллинская культура в V—IV вв. до н. э.

Подъём экономической и политической жизни Греции в V в. до н. э. сопровождался подъёмом эллинской культуры. Рабство ещё не успело глубоко отравить сознание демоса. Античный полис, хотя и разделённый социальными перегородками, сохранял черты независимой гражданской общины, жившей кипучей политической жизнью. Народные традиции, окрепшие в героической борьбе с нашествием персов, проявились особенно ярко в художественном творчестве эллинов, а глубокие сдвиги, происшедшие во всём средиземноморском мире, раздвинули кругозор и заострили пытливую мысль передовых людей того времени. На этой почве возникли гениальные идеи атомистического материализма Левкиппа и Демокрита, великие образы античной трагедии, наиболее совершенные создания греческой пластики и зодчества.

Характерные черты социально-политической жизни Эллады IV в. до н. э.— рост и обострение противоречий античного рабовладельческого общества, кризис полиса, междоусобные войны и упадок демократии — не могли не наложить отпечатка и на развитие эллинской культуры, обнаруживающей в это время первые признаки упадка. Но этот процесс совершается неравномерно; в греческом обществе ещё живы могучие силы, способные породить такие явления, как философия Аристотеля или творчество Лисиппа. В некоторых областях, например в области естествознания, продолжается движение вперёд.

Расцвет греческой науки в V — IV вв.

В целом V и IV века до н. э. были эпохой дальнейшего накопления значительного фактического материала в таких отраслях науки, как математика, астрономия, медицина и др. Античную математику отличает тенденция к большей систематичности, строгости и доказательности, применение новых методов исследования, имеющих не только эмпирическое, но и более широкое теоретическое значение. Так, идея бесконечно малых величин, впервые выдвинутая Анаксагором (около 500 — около 428), нашла в трудах Демокрита (около 460—370) и Эвдокса Книдского (около 408—355) своё практическое приложение в геометрии и, в частности, стереометрии (определение объёма шара, конуса и т. д.). Тот же Эвдокс разработал учение о пропорциональности и создал теорию соотношения несоизмеримых величин, которая во многом предвосхитила теорию иррациональных чисел, возникшую лишь в конце XIX в. Гиппократ из Хиоса (около 470—400) предпринял первую, предшествовавшую замечательному труду Эвклида, попытку систематизировать данные геометрии. Даже в условиях рабовладельческого строя, существенно ограничивавшего возможности технического прогресса, отдельные достижения математической мысли находили себе практическое приложение в ремесленной технике, в строительном деле и других отраслях.

В области астрономии возникают новые представления о шарообразности Земли и светил, что сделало возможным появление более правильной теории солнечных и лунных затмений. У последователей философа Пифагора1 мы встречаем впервые мысль о том, что Земля не занимает центрального положения среди планет: в центре вселенной находится некий огонь, вокруг которого обращаются в прозрачных сферах Земля, Солнце, Луна, пять планет, а также сфера неподвижных звёзд. Повидимому, для того, чтобы количество мировых тел достигало числа 10, считавшегося пифагорейцами совершенным, они ввели ещё гипотетическую «противоземлю». Расстояния небесных сфер от центрального огня выражались, согласно пифагорейцам, в простейших («музыкальных») числовых отношениях, отсюда — учение о так называемой гармонии сфер.

Эвдокс предложил теорию гомоцентрических (т. е. объемлющих одна другую) сфер, имеющих общий центр, в котором находится Земля. Все они вращаются равномерно вокруг осей, расположенных под известным углом одна к другой. Внешние сферы увлекают в своём движении заключённые в них внутренние сферы. Для определённого периода теория Эвдокса (её разделял и Аристотель) давала достаточно удовлетворительное объяснение видимых планетных движений (впоследствии, во II в. н. з., её сменила более сложная гипотеза Птолемея). Другой астроном IV в., Гераклид Понтийский, выдвинул теорию, согласно которой Меркурий и Венера движутся вокруг Солнца, оно же, в свою очередь, движется вместе с прочими планетами вокруг Земли. Все эти гипотезы развивали теорию мироздания, которая ушла далеко вперёд по сравнению с наивными представлениями ионийских натурфилософов VI в. до н. э.

Ещё афинянин Метон (вторая половина V в. до н. э.) согласовал лунный календарь греков с солнечным, определив величину года в 365 и 5/19 суток. Метонов календарь просуществовал, повидимому, в течение четырёх столетий, до введения Юлианского календаря.

Значительный прогресс заметен и в области медицины. Центральное место занимает здесь фигура Гиппократа, воспитанника и выдающегося представителя Косской школы врачей (не смешивать с упоминавшимся выше Гиппократом Хиосским). В так называемом «Гиппократовом сборнике», пользовавшемся авторитетом на протяжении многих столетий и на Западе и на Востоке, были объединены как подлинные произведения знаменитого греческого учёного, так и приписанные ему позднее.

По Гиппократу, медицина требует систематического и всестороннего наблюдения больных. Все части организма взаимно связаны друг с другом. Большое внимание в книгах «Гиппократова сборника» уделено внешней среде — климату, почве, воде и т. д. Об эпилепсии, считавшейся ранее «священной» болезнью, Гиппократ говорил: «Насколько мне кажется, она не божественнее, не священнее, чем другие... Мне кажется, что первые, признавшие эту болезнь священною, были такие люди, какими и теперь оказываются маги, шарлатаны и обманщики». Разнообразие человеческих организмов («темпераментов») Гиппократ сводил к различному сочетанию или смешению четырёх «соков», или «влаг» (крови, слизи, светлой и чёрной жёлчи). Ставшее традиционным учение Гиппократа о четырёх темпераментах (сангвиническом, флегматическом, холерическом и меланхолическом) сохранило известное значение для всей последующей науки. Обычным термином стало выражение fades Hippocratica (Гиппократова маска) — оно имеет в виду то классическое описание внешнего облика умирающего, которое было дано в «Афоризмах» Гиппократа. Широкое распространение получили и другие его афоризмы, например: «Чего не излечивает лекарство, излечивает железо. А чего железо не излечивает, излечивает огонь. А чего огонь не излечивает, то должно считать неизлечимым» (или по другому варианту: «то излечивает лишь смерть»).

Многое в представлениях Гиппократа о человеческом теле было ещё чрезвычайно наивным. Он не умел ещё, например, отличать нервы от кровеносных сосудов и думал, что артерии наполнены воздухом. И тем не менее имя великого греческого учёного неотделимо от развития медицины как науки. Он первым дошёл до отрицания «ниспосланных богами болезней», противопоставив этому объяснению систему эмпирических наблюдений за ходом самой болезни.

Философы- материалисты V в. до н. э.

Успехи в области положительных знаний шли рука об руку с развитием материалистической философии. Мыслители V в. Уже не Довольствуются утверждением единой материальной основы мира. Они ставят вопрос о строении материи. Эмпедокл (около 495—около 435), из сицилийского города Акраганта, выводил все явления природы из четырёх основных материальных элементов: земли, воды, воздуха и огня; весь мир представляет собой сочетание этих четырёх элементов. Их соединение и разъединение даёт начало определённым циклам мироздания. Анаксагор решал этот вопрос посредством учения о «семенах» всех вещей, под которыми он подразумевал однородные материальные частицы, вступавшие в соединения друг с другом. В результате этих соединений и возникали подобные этим частицам тела: из капелек крови — кровь, из частичек мяса — мясо и т. д. Это учение Анаксагора, при всей своей ограниченности, открывало возможность более последовательного материалистического объяснения окружающего мира, чем натурфилософские учения мыслителей VI в. до н. э. Анаксагор стал идейным вождём афинских вольнодумцев времён Перикла. Дело дошло до привлечения его к суду по обвинению в оскорблении богов. Только благодаря помощи Перикла ему удалось избежать осуждения на смерть, но он должен был уйти в изгнание.

Слабой стороной учений Эмпедокла и Анаксагора было представление о силах, которые приводят в движение частицы материального вещества. Анаксагор считал этой силой нус — мировой разум, который он, правда, определял как тончайшее и легчайшее материальное вещество. Эмпедокл объяснял движение материи действием двух противоположных сил — «дружбы» и «вражды», соединяющих и разъединяющих материальные элементы. У Эмпедокла материалистические стороны его учения уживались ещё с верой в переселение душ и проповедью религиозного очищения. Значительно последовательнее были греческие атомисты, в учении которых античная материалистическая философия достигла своей вершины.

Учение об атомах — неделимых частицах материи — было впервые выдвинуто Левкиппом и развито Демокритом, но почва для этого учения была подготовлена всем предшествующим развитием материалистической философии V в. О жизни Левкиппа мы знаем мало. Демокрит (около 460—370) был уроженцем большого торгового города Абдер (Фракия), много путешествовал, в частности побывал в Египте и в странах Востока; эти путешествия расширили его кругозор. Демокрит был «эмпирическим естествоиспытателем и первым энциклопедическим умом среди греков...».

Многочисленные естественно-научные сочинения Демокрита, дошедшие до нас лишь в сравнительно небольших отрывках, затрагивали разнообразные вопросы астрономии, космографии, геологии, физики, метеорологии и биологии. Имеются основания утверждать, что Демокрит определил объём конуса, пирамиды и шара.

В основе учения греческих атомистов лежат два основных положения: 1) мир состоит из качественно однородных, неделимых, различаемых только по величине и форме (т. е. лишь количественно) атомов и пустоты, в которой совершается их механическое движение; 2) все явления происходят не случайно, но в силу необходимости. Возникновение и исчезновение бесчисленных миров, на которые, по Демокриту, распадается вселенная, обусловлено непрерывным движением атомов в пустоте. Сталкиваясь и отталкиваясь, соединяясь и разъединяясь, атомы образуют вещи. Последовательно развивая эти положения, Демокрит распространил их и на психику человека. «Душа» человека, согласно его взглядам, также представляет собой сочетание наиболее подвижных и круглых атомов, находящихся в постоянном соприкосновении с атомами других тел, образующих мир.

«Из ничего ничего не может возникнуть, и ни одна вещь не может превратиться в ничто» — в этом изречении Демокрита впервые с такой определённостью была выражена идея вечности (несоздаваемости и неуничтожимости) материи, которая и ныне лежит в основе материалистического понимания природы. Свойственные античным атомистам представления о неделимости атомов и качественном их однообразии, признание механического движения единственной формой движения просуществовали в течение многих столетий и были пересмотрены наукой лишь в результате великих открытий XIX—XX вв.

В области теории познания Демокрит является безусловным материалистом, но вопрос о диалектической связи чувственного восприятия и рационального мышления остаётся у него нерешённым. Он проводит резкую грань между многообразием непосредственно воспринимаемого чувствами мира и простыми сочетаниями атомов, которые мы постигаем посредством разума. Попыткой соединить эти два начала является, может быть, учение Демокрита об образах вещей, отделяющихся от них в виде тонкой плёнки, которая действует на наши органы чувств.

В области общественных явлений философия Демокрита сводится к признанию полной зависимости человека от природы. Нравственные идеи вытекают, по Демокриту, из природы человека, стремления его к пользе и удовольствию. Это положение Демокрита легло в основу тех социологических идей, которые были присущи материалистам в течение многих веков. Политические взгляды Демокрита обнаруживают в нём сторонника умеренной демократии.

Учение атомистов родилось в острой борьбе с идеалистическими реакционными течениями греческой философии. Слова В. И. Ленина о двухтысячелетней борьбе «тенденций или линий Платона и Демокрита в философии» показывают, какое большое значение придавал он размежеванию основных философских направлений в VB. до н. э.

Прогресс науки неизбежно расшатывал и подрывал основы традиционных религиозных верований. В первой половине V в. медик Эпихарм сделал попытку объяснить происхождение веры в богов из обожествления предметов физического мира. По его словам, «боги суть ветры, вода, земля, солнце, огонь, звёзды». Анаксагор утверждал, что солнце и другие светила — не что иное, как раскалённые камни. Эти учения уже не оставляли места для веры в солнечное божество, источник жизни. По представлениям атомистов, природа не нуждается в существовании особого движущего начала, «первотолчка» мирового разума (нус). Мир возникает в результате вихря, являющегося причиной того, что более тяжёлые тела скапливаются в центре, а более лёгкие выталкиваются к периферии. Луна, по Демокриту,— каменная масса, покрытая горами и ущельями; точно так же солнце — огромный камень, раскалившийся от вращения.

Софисты

Борьба античного материализма и идеализма развернулась главным образом в Афинах, которые в V и IV вв. до н. э. были главным центром умственной жизни всей Греции. Утверждение в Афинах демократического строя, развитие отношений частной собственности, оживлённые сношения со многими греческими городами, постоянное соприкосновение с другими народами — всё это создало благоприятную обстановку для деятельности так называемых софистов (буквально — «учителей мудрости»).Напряжённая политическая борьба, проявлявшаяся в форме постоянных дебатов в народном собрании и суде, порождала интерес к вопросам права, государства, морали. Она создавала потребность в овладении искусством красноречия (риторикой) и спора (эристикой). Эти новые потребности удовлетворялись софистами, разъезжавшими из города в город и за деньги — иногда очень большие — обучавшими всех желавших овладеть их искусством.

Взгляды софистов и круг интересовавших их теоретических вопросов отличались разнообразием. Общим для всех софистов, пожалуй, было то, что все они в большей или меньшей степени отошли от вопросов естествознания, стоявших в центре внимания философов предшествующего периода. Для софистов более характерен интерес к проблеме человеческого познания.

В учениях древнейших греческих материалистов эта проблема не была достаточно разработана, сторонники элейской школы своим учением о коренном различии между рациональным знанием и чувственной иллюзией завели её в тупик. Повидимому, именно в полемике с ними представитель так называемых старших софистов Горгий (около 483—376) из Леонтин (Сицилия) выдвинул утверждение, сводившееся к тому, что с одинаковым успехом можно доказать как то, что мир непознаваем, так и то, что его вообще нет. Развивая эти положения, Горгий пришёл к отрицанию возможности познания мира и в конце концов к отрицанию самой объективной реальности.

Современник Горгия Протагор, уроженец города Абдер на фракийском побережье, живший также и в Афинах, отвергает существование истины, независимой от человеческого познания. «Человек есть мера всех вещей, существующих, как они существуют, не существующих, как они не существуют».

Материалистический взгляд на чувственное восприятие, как основу познания, приобретает у Протагора односторонний характер. Чувства не могут ошибаться, поэтому все люди правы, а истин столько же, сколько людей. Если существует какая-нибудь разница между различными точками зрения, то она имеет только практическое значение. Так, в области общественных отношений Протагор в соответствии со своими политическими взглядами считал истиной то, что представляется истинным большинству граждан. В этом утверждении противоречиво переплетается попытка теоретически обосновать принципы античной демократии с общей релятивистской тенденцией философии софистов. Столь же противоречиво и учение Протагора о нравственности, которое он отделял от официальной религии. Как скептик, отрицающий существование объективной истины, Протагор сомневается и в существовании богов: «Относительно богов я не могу знать, существуют ли они или не существуют и каковы они». На этом основании во время правления «четырёхсот» (в 411 г.) Протагор был обвинён в атеизме и должен был бежать из Афин.

Если во многих отношениях скептицизм Протагора был отражением назревших потребностей в ломке отживших традиционных представлений (и это, повидимому, привлекало к нему таких людей, как Перикл и Эврипид), то само по себе философское учение знаменитого греческого софиста явилось отступлением от материализма и таило в себе возможность для реакционных выводов. И действительно, дальнейшее развитие выдвинутого Протагором положения «человек есть мера всех вещей» привело многих софистов к крайнему релятивизму и солипсизму. Оперируя этим положением, они фактически лишили философию всякого содержания, превратив её в сомнительное искусство умственной эквилибристики.

Об учениях младшего поколения софистов сохранились крайне скудные сведения. Одни из них (Калликл, Гипподам, Критий) были связаны с реакционными олигархическими кругами и стремились теоретически оправдать их антидемократические взгляды. Калликл, например, противопоставлял исторически сложившемуся праву так называемое «право естественное», согласнокоторому, с его точки зрения, власть должна принадлежать только сильным. Эти сильные вправе пренебрегать законами. Другие из младших софистов, напротив, стояли ближе к интересам и настроениям демократических слоев. У софистов из этого лагеря также было в ходу понятие «естественного права», но выводы они делали из него совсем другие. Так, Ликофрон, исходя из этого понятия, считал знатность вымыслом. Дальше всех в этом отношении пошёл Антифонт. В найденном в начале XX в. фрагменте из его сочинения под названием «Об истине» он выступил против привычного для греков этого времени пренебрежительного отношения к «варварам». «Детей знатных родителей мы чтим и уважаем, детей же незнатного происхождения не чтим и не уважаем. Этому разделению мы научились от варваров и ведём себя при этом, как варвары; но от природы мы все и во всём устроены одинаково — и варвары и эллины. Все мы дышим через рот и нос, и все мы едим руками».

45

Семь чудес света (или Семь чудес света Древнего Мира) — список самых прославленных достопримечательностей культуры Ойкумены. Составление списка самых знаменитых поэтов, философов, полководцев, великих царей, как и памятников архитектуры и искусства — традиционный «малый» жанр греческой эллинистической поэзии и своего рода упражнение в риторике. Сам выбор числа освящен древнейшими представлениями о его полноте, законченности и совершенстве, число 7 считалось священным числом бога Аполлона (Семеро против Фив, Семь мудрецов и т. п.). Подобно сборникам высказываний знаменитых мудрецов, собраниям анекдотов и рассказам о диковинах, сочинения о Семи чудесах света были популярны в античную эпоху и включали в себя описания самых грандиозных, самых великолепных или в техническом смысле самых поразительных построек и памятников искусства. Вот почему их называли чудесами, в то время как в списке отсутствуют многие подлинные шедевры древней архитектуры и искусства — Акрополь в Афинах с творением Фидия — статуей Афины Парфенон, прославленная статуя Афродиты Книдской работы Праксителя и т. д.

Упоминания о Семи чудесах появляются в сочинениях греческих авторов, начиная с эпохиэллинизма. Их надо было знать уже в школе, о них писали ученые и поэты. В тексте одного египетского папируса, представлявшего собой своего рода учебное пособие, упоминаются обязательные для заучивания имена знаменитых законодателей, живописцев, скульпторов, архитекторов, изобретателей, далее — самые большие острова, горы и реки и, наконец, семь чудес света. «Отбор» чудес происходил постепенно, и одни чудеса сменяли другие

Александрийский маяк
III веке до н.э. был построен маяк, чтобы корабли могли благополучно миновать рифы на пути в александрийскую бухту. Ночью им помогало в этом отражение языков пламени, а днем - столб дыма. Это был первый в мире маяк, и простоял он 1500 лет Маяк был построен на маленьком острове Фарос в Средиземном море, около берегов Александрии. Этот оживленный порт основал Александр Великий во время посещения Египта. Сооружение назвали по имени острова. На его строительство, должно быть, ушло 20 лет, а завершен он был около 280 г. до н.э., во времена правления Птолемея II, царя Египта.
	Фаросский маяк состоял из трех мраморных башен, стоявших на основании из массивных каменных блоков. Первая башня была прямоугольной, в ней находились комнаты, в которых жили рабочие и солдаты. Над этой башней располагалась меньшая, восьмиугольная башня со спиральным пандусом, ведущим в верхнюю башню. Верхняя башня формой напоминала цилиндр, в котором горел огонь, помогавший кораблям благополучно достигнуть бухты. На вершине башни стояла статуя Зевса Спасителя. Общая высота маяка составляла 117 метров. Чтобы поддерживать пламя, требовалось большое количество топлива. Дерево привозили по спиральному пандусу на телегах, запряженных лошадьми или мулами. За пламенем стояли бронзовые пластины, направлявшие свет в море. С кораблей можно было видеть этот маяк на расстоянии до 50 км. К XII веку н.э. александрийская бухта настолько заполнилась илом, что корабли больше не могли ею пользоваться. Маяк пришел в упадок. Бронзовые пластины, служившие зеркалами, вероятно, переплавили на монеты. В XIV веке маяк был уничтожен землетрясением. Несколькими годами позже мусульмане использовали его обломки, чтобы построить военный форт. Форт впоследствии не раз перестраивался и до сих пор стоит на месте первого в мире маяка.

Статуя Зевса в Олимпии... История этого чуда света связана с древнегреческим городом Олимпия и Олимпийскими играми. Город Олимпия располагается в северо-западной части Пелопоннеса. Он был одним из самых священных мест Древней Эллады, остров мира, центр, объединяющий все эллинские племена. Здесь никогда ни один грек не поднял меч на другого грека. Это было место, где честно состязались лучшие с лучшими — не только спортсмены, но и художники, и ученые, и поэты.

Как и сейчас, Олимпийские игры проводились раз в четыре года. На все время игр в Древней Элладе объявлялось священное перемирие. Олимпийские игры должны были объединить

ее разрозненные города-государства.

Архитектурный ансамбль Олимпии сложился уже к VII-IV векам до н.э. Здесь находились бесчисленные мраморные и бронзовые скульптуры олимпийских победителей и мужей, имевших заслуги перед Грецией, - поэтов, ученых, музыкантов, полководцев, государственных деятелей и рядовых воинов. Главным архитектурным сооружением был храм Зевса.

Игры обретали все большее политическое значение, поэтому в V веке до н.э. решено было построить новый Храм, богаче и выше, чем прежний.

Строительство продолжалось более 15 лет и, вот, в 456 году до нашей эры появился великолепный храм, спроектированный архитектором Либоном. По внешнему виду он был похож на другие знаменитые греческие Святилища – Храм Артемиды в Эфесе и Парфенон в Афинах.

Храм Зевса в Олимпии возвели на прямоугольной высокой платформе, тринадцать огромных каменных колонн поддерживали крышу. Всего было 34 столба, каждый из них имел высоту в 10 метров и диаметр в 2 метра. На фронтонах располагались большие барельефы, которые изображали 12 подвигов Геракла. Все Святилище было отделано мрамором. Огромный вход в храм с массивными бронзовыми дверями-воротами достигал в высоту 10-ти метров. Храм состоял из трех частей: в центральном зале на полу из красного гранита, окаймленного белым мрамором, стояла черная плита - пьедестал статуи Зевса Олимпийского.

Для изготовления самой статуи Зевса в Олимпии было принято решение пригласить из Афин прославленного скульптора Фидия. Перед ним поставили задачу сотворить нечто из ряда вон выходящее, невиданное, и мастер оправдал возложенные на него надежды.

Размеры статуи Зевса Олимпийского по описанию очевидцев впечатляли – 13 метров в высоту (а по некоторым данным 17 метров). Она была установлена на возвышении высотой, примерно, в 1 метр и шириной в 6.5 метров. Высота скульптуры божества соответствовала высоте 4-х этажного здания. Основным материалом для статуи служила слоновая кость. Скульптор применял особую технику, которая заключалась в том, что бы на деревянный каркас наслаивать листы металла и слоновой кости.

Фидий сумел в точности рассчитать размеры скульптуры – так, что бы она в высоту практически касалась потолка, но при этом не задевала его. Удивительно, но статуя Зевса казалась даже больше, чем была на самом деле! Основа фигуры была вырезана из дерева, но от глаз посетителей это было скрыто слоновой костью и золотом.

У подножья статуи Фидий распорядился устроить бассейн, в который наливалась вода, а сверху оливковое масло. Свет из открытых дверей падал на поверхность бассейна и, отражаясь от ее почти черной, маслянистой глади, снопом окутывая лицо и плечи Зевса. Сама статуя постоянно смазывалась оливковым маслом для того, что бы слоновая кость не покрылась трещинами.

Зевс сидел на троне в величественной позе — в одной руке зажав скипетр, а в другой — статую богини победы Ники. Борода, волосы, накидка и сандалии Зевса были золотыми, на голове красовался оливковый венок. По пояс обнаженное тело, лицо, руки и ноги сотворены из отшлифованной до блеска слоновой кости высочайшего качества. От блестящего, лоснящегося лица Божества исходило сияние, его глаза сверкали мистическим огнем. Зевс подавлял, заставлял ощущать чувство животного страха и боголепного трепета. Самые впечатлительные паломники падали ниц, и долго не могли поднять головы, боясь ощутить на себе взгляд Божества.

Фидий был очень горд своим творением, и часто наблюдал, спрятавшись в глубине храма, за реакцией посетителей. Статуе часто подносили дары, которые навешивались прямо на трон или на фигуру Громовержца.

Весть о статуе Зевса в Олимпии тут же облетела античный мир, ее нарекли одним из Семи чудес света.

Шедевр прожил довольно долгую жизнь. Еще в первой половине IV века нашей эры Зевс председательствовал на Олимпийских играх, но вот к власти пришел римский император Феодосий I, который принял к тому времени христианство. Правитель запретил все языческие игрища греков, в том числе и Олимпийские игры. В 392 году храм закрыли.

Впоследствии статуя Зевса из Олимпии была перевезена в Константинополь. В V веке дворец римского императора в Константинополе сгорел, а с ним и гениальное творение Фидия.

На том месте, где некогда стоял храм Зевса в Олимпии первые археологические раскопки были проведены в 1829 году. Группа французских ученых обнаружила очертания Храма, фрагменты скульптур и барельефов, которые изображали подвиги Геракла. Сейчас эти экспонаты хранятся в Парижском Лувре.

В 1875 году в Олимпии работали немецкие археологи, которые нашли множество фрагментов скульптур, а также фундамент самого Храма, в том числе и знаменитый бассейн, в котором плескалась вода с оливковым маслом.

Развалины храма Зевса в Олимпии и ныне привлекают тысячи туристов, но сейчас от величественного сооружения ничего, кроме мусора и нескольких полуразрушенных столбов, не осталось.

Висячие сады Семирамиды

В исячие сады Вавилона моложе пирамид. Они строились в те времена, когда уже существовала "Одиссея" и возводились греческие города. И в то же время сады куда ближе к египетскому древнему миру, нежели к миру греческому. Сады знаменуют собой закат ассиро-вавилонской державы, современницы древнего Египта, соперницы его. И если пирамиды пережили всех и живы сегодня, то висячие сады оказались недолговечными и пропали вместе с Вавилоном - величественным, но не прочным гигантом из глины.

Вавилон уже катился к закату. Он перестал быть столицей великой державы и был превращён персидскими завоевателями в центр одной из сатрапий, когда туда вошли войска Александра Македонского - человека, хотя и не построившего ни одного из чудес света, но повлиявшего в той или иной мере на судьбы многих великих памятников прошлого, на их создание или гибель.

В 331 году до нашей эры жители Вавилона отправили македонцу послов с приглашением войти в Вавилон с миром. Александр был поражён богатством и величием хотя и пришедшего в упадок, но ещё крупнейшего города мира и задержался там. В Вавилоне Александра встретили как освободителя. А впереди лежал весь мир, который следовало покорить.

Не прошло и десяти лет, как круг замкнулся. Владыка Востока Александр, усталый, измученный нечеловеческим напряжением восьми последних лет, но полный планов и замыслов возвратился в Вавилон. Он готов был уже к завоеванию Египта и походу на Запад, чтобы подчинить себе Карфаген, Италию и Испанию и дойти до предела тогдашнего мира - Геркулесовых столпов. Но в разгар приготовлений к походу занемог. Несколько дней Александр боролся с болезнью, совещался с полководцами, готовил к походу флот. В городе было жарко и пыльно. Летнее солнце сквозь марево наклоняло рыжие стены многоэтажных домов. Днём затихали шумные базары, оглушенные невиданным потоком товаров - дешёвых рабов и драгоценностей, привезенных воинами с индийских границ, - легко доставшейся, легко уходящей добычей. Жара и пыль проникали даже сквозь толстые стены дворца, и Александр задыхался - за все эти годы он так и не смог привыкнуть к жаре своих восточных владений. Он боялся умереть не потому, что трепетал перед смертью - к ней, чужой да и своей, он присмотрелся в боях. Но смерть, понятная и даже допустимая десять лет назад, сейчас была немыслима для него, живого бога. Александр не хотел умирать здесь, в пыльной духоте чужого города, так далеко от тенистых дубрав Македонии, не завершив своей судьбы. Ведь если мир столь послушно ложился к ногам его коней, то, значит, вторая половина мира должна присоединиться к первой. Он не мог умереть, не увидев и не покорив Запада.

И когда владыке стало совсем худо, он вспомнил о том единственном месте в Вавилоне, где ему должно полегчать, потому что именно там он уловил, вспомнил - а вспомнив, удивился - аромат македонского, напоённого светлым солнцем, журчанием ручейка и запахом трав леса. Александр, ещё великий, ещё живой, в последней остановке на пути в бессмертие, приказал перенести себя в висячие сады...

Навуходоносор, создавший эти сады, руководствовался благородной причудой деспота, ибо у деспотов тоже бывают причуды благородные - для кого-то, но никогда для всех. Навуходоносор любил свою молодую жену - мидийскую принцессу, тосковавшую в пыльном и лишённом зелени Вавилоне по свежему воздуху и шелесту деревьев. Царь вавилонский не перенёс столицу к зелёным холмам Мидии, а сделал то, что недоступно прочим смертным. Он перенес сюда, в центр жаркой долины, иллюзию тех холмов.

На строительство садов, приюта для царицы, были брошены все силы древнего царства, весь опыт его строителей и математиков. Вавилон доказал всему свету, что может создать первый в мире монумент в честь любви. И имя царицы сказочным образом смешалось в памяти потомков с именем иной, ассирийской правительницы, а сады стали известны как сады Семирамиды - может, это была ревность человеческой памяти, для которой великое деяние должно быть связано с великим именем. Царица Тамара никогда не жила в замке, названном её именем, и никогда, будучи женщиной благочестивой, любящей своего второго мужа и детей, не помышляла о том, чтобы скидывать со скал незадачливых любовников. Но трагедия должна быть освящена великим именем: иначе ей недостаёт драматизма.

Сады, созданные строителями Вавилона, были четырёхъярусными. Своды ярусов опирались на колонны высотой двадцать пять метров. Платформы ярусов, сложенные из плоских каменных плит, были устланы слоем камыша, залитого асфальтом и покрытого листьями свинца, чтобы вода не просочилась в нижний ярус. Поверх этого был насыпан слой земли, достаточный для того, чтобы здесь могли расти большие деревья. Ярусы, поднимаясь уступами, соединялись широкими пологими лестницами, выложенными цветной плиткой.

Ещё шло строительство, ещё дымили кирпичные заводы, где обжигались широкие плоские кирпичи, ещё брели с низовьев Евфрата бесконечные караваны повозок с плодородным речным илом, а с севера уже прибыли семена редких трав и кустов, саженцы деревьев. Зимой, когда стало прохладнее, на тяжёлых повозках, запряженных быками, начали прибывать в город большие деревья, тщательно завернутые во влажную рогожу.

Навуходоносор доказал свою любовь. Над стометровыми стенами Вавилона, настолько широкими, что на них могли разъехаться две колесницы, поднималась зелёная шапка деревьев сада. С верхнего яруса, нежась в тенистой прохладе, слушая журчание водяных струй - день и ночь рабы качали воду из Евфрата на много километров вокруг царица видела лишь зелёную землю своей державы.

Со смертью Александра Македонского мгновенно рассыпалась его империя, растащенная на куски спесивыми полководцами. И Вавилону не пришлось вновь стать столицей мира. Он захирел, жизнь постепенно ушла из него. Наводнение разрушило дворец Навуходоносора, кирпичи спешно построенных садов оказались недостаточно обожжёнными, рухнули высокие колонны, обвалились платформы и лестницы. Правда, деревья и экзотические цветы погибли куда раньше: некому было день и ночь качать воду из Евфрата.

Сегодня гиды в Вавилоне показывают на один из глиняных бурых холмов, напичканный, как и все холмы Вавилона, обломками кирпичей и осколками изразцов, как на остатки садов Семирамиды.