Является ли виртуальная реальность анонимной?

С одной стороны, бесспорно, виртуальная реальность компьютерного мира анонимна. Мы не находим автора, мы попадаем в анархическую систему Интернета (как показал А. Ваганов), где есть все что угодно, но нет пути отыскать нужное тебе.

Отличается ли это от того, что у нас есть в жизни и в культуре? На мой взгляд, не слишком. Наличие авторства не ведет к тому, что мы думаем об авторе. Как говорит турецкий писатель Орхан Памук, его соотечественник, прочитав Марселя Пруста, чувствует, что он сам написал эту книгу [12]. Однако эта шутка как раз свидетельствует о превращении этой книги в факт культуры турецкого (и любого другого) читателя. В компьютерном мире возникает чувство реальности мира, которого нет. Это создает источники для реконструирования реального мира (в том числе и опасные), но при этом отличия от искусства незначительны. Если бы на искусство, как уже говорилось, смотрели серьезнее, не как на средство развлечения, а как на наработанные культурой возможности и предупреждения, то многие производимые им абсурдные миры (Ф. Кафки и др.) остались бы лишь в потенции. Многие «необитаемые миры» культуры выстраданы их авторами, звучат как предупреждения, но они не должны стать модой, игрой, сферой подражания, но обретают смысл как действенная защита обитаемых и гуманных миров. Разумеется, виртуальная реальность компьютера не создает катарсиса, ее психологическая функция недостаточно раскрыта. Но даже если это опасная вещь, то она продолжает культуру. Чем анонимнее реальность, тем больше возможностей для переживания ее как своей, для мнимого авторства, но реального усвоения.

Относительно художественного текста это, пожалуй, очевидно. Интересный пример приводит венгерский социолог И. Витаньи: «Когда старая крестьянка - давняя знакомая... собирателя песен - напела на магнитофонную ленту балладу «Молодой барин Ракоци», то ученый заметил: «До чего же хороша эта песня, тетушка Мари». А женщина ответила: «Да, печальная судьба досталась ему». Эти две фразы раскрывают два различных мира. В центре первого суждения находилась (эстетическая. — В.Ф.) ценность, музыковед обратил внимание на ценность баллады, а крестьянку взволновала судьба героя этой баллады» [13, с. 241].

Идеальные реальности ярко описываются в феноменологической социологии, например, П. Бергером и Н. Лукманом в их книге «Социальное конструирование реальности» [14], где они рассматривают в качестве социальных установлений коллективные представления, то есть все те же идеальные конструкты. Для преодоления естественного состояния, анархии в обществе нужны не только центральная власть и социальные институты, но и общая символическая связь посредством идеальных представлений. А вот Ф. Вендт и Д. Фридхейм рассматривают жизнь в этой реальности культуры как «знаниевую игру» по установлению идентичностей и интересов (15, с. 700-705, 720-721]. Это значит, что может быть плюралистическая идентичность, соответствующая контекстам проблемы, в которые необходимо ее поместить, но вместе с тем есть какой-то несомненный для всех ракурс интерпретаций, позволяющий объединить людей на основе общих интересов, наряду с частными [см. 16]. Политика сегодня не может избегать «игры», которая учитывает многообразие идентичностей и распознает общее, что делает релятивизм более «мягким», соответствующим принятым демократическим практикам [17, с. 193-230].

К идеальным реальностям вполне применима известная в социологии теорема У.А. Томаса: если нечто воспринимается как реальное, то оно реально в своих последствиях. Именно поэтому без идеального, без коллективных представлений, виртуальных реальностей науки, искусства, политики, социального конструирования реальности нельзя накапливать культурные образцы.

В этом контексте хотелось бы обратиться к теме судьбы книги в информационном обществе.

Идеальные реальности образуются в любой сфере деятельности, но они минимальны в повседневности. Культурный человек отличается от некультурного тем, какой объем и качество идеального он воспринял, в мире каких идеальных реальностей он живет. Общественное развитие чувственности, культуры чувств – это освоение общественно выработанных (культурных) форм чувств в отличие от инстинктов. Познавательная культура предполагает владение знаковыми реальностями.

Можно себе представить ученого, который далек от искусства, или писателя, который чужд науке. Можно представить, что оба они чужды политике. Но тот и другой совершают отрыв от повседневности как адаптации, выживания и создают для себя новую повседневность. Для них компьютерная реальность имеет «свое место и время» и не перетолковывает их уже культурно взращенную повседневность на иной лад. Виртуальная реальность компьютера может не менять повседневности культурных и образованных слоев, оставляя место книге и как источнику других реальностей, и как полиграфическому продукту, и как источнику информации и как основанию письменной культуры.

Как источник вытеснения жизненной реальности и культуры она может быть воспринята только некультурной массой людей, если их образование будет преобладающе компьютерным. Являясь по типу своего возникновения схожей с реальностями науки и культуры, виртуальная реальность создает отчасти конкурирующий мир информационной игры. В нем могут не действовать жизненные ценности, если они не приобретены в опыте и если неизвестны идеальные миры культуры.

Но пока еще не угрожает отрыв этого мира от привычных миров. А вот резкое разделение книг для элит и книг для масс — это уже реальная опасность. Массам все более предлагаются книги-копии неких житейских ситуаций, упрощенных и подслащенных или подперченных, своего рода «мыльные оперы» в печатном варианте. Тем самым закрепляется адаптивное повседневное бытие масс. Это не страшно на Западе, где есть глубокий пласт социализации, следование закону. Это страшно в нашем полуанархическом обществе, где возбуждающее и трогательное (эти признаки дурного вкуса, по И. Канту) заполнили книги для масс. В конечном счете это — не что иное, как сведение всех чувств до уровня инстинктов, упрощение повседневности до ее простейших элементов.

Элиты же, напротив, попадают во все более сложные миры, отрываясь от повседневности, в том числе от повседневности масс.

Как бы в стороне от этого процесса стоит пока виртуальная реальность компьютера. Она пока недоступна для масс. Но в нашем обществе анархическая реальность Интернета соответствует анархическому состоянию общества более, чем высокой культуре. Их «союз» небезопасен. Анархическая повседневность в соединении с Интернетом угрожала бы хаосом. Множество реальных задач нашего общества требует коллективных представлений, идеального, произведенного наукой и искусством, книгой, идеального в значении ценностного, чтобы хаос не захлестнул наше сознание.

Литература

1. Зотов А. Ф. Проблема трансформации социальных структур в условиях компьютерной революции. Материалы Круглого стола «Социологические и методологические проблемы информатики, вычислительной техники и средств автоматизации» // Вопросы философии. 1986. № 10.

2. Лем С. Сумма технологии. М., 1968.

3. Дубровский Д.Н. Проблема идеального. М, 1983.

4. Кундера М. Бессмертие. СПб., 1996.

5. Ильенков Э.В. Проблема идеального // Вопросы философии. 1979. № 6.

6. Затонский Д. Роберт Муэиль и его роман «Человек без свойств». В 2-х книгах. М., 1984. Книга первая. Предисловие.

7. Литературная газета. 1988. 7 февраля.

8. Лукач Г. Своеобразие эстетического. М., 1985.

9. Свасьян К.А. Феноменологическое познание. Ереван, 1987.

10. Битов А. Человек в пейзаже // Новый мир. 1988. № 3.

11. Камянов В. Что мешает чувствовать? // Октябрь. 1989. № 2.

12. Памук О. Черная книга//Иностранная литература. 1999. № 6.

13. Витаньи И. Общество, культура, социология. М., 1984.

14. Бергер П., Лукыан Н. Социальное конструирование реальности. М., 1996.

15. Wendt F., Friedheim D. International Organization // Autumn. 1995. V. 49. №4.

16. Федотова В.Г. Модернизация «другой» Европы. М., 1997.

17. Calhoun С. Critical Social Theory. Culture, History and the Challenge of Difference. Cambridge. 1996.

Упражнение № 92. Составьте библиографический список по теме «Функциональные стили современного русского литературного языка».