- •Рихард Вагнер художественное произведение будущего1
- •Готфрид Земпер Наука, промышленность и искусство5
- •Готфрид Земпер
- •Джон Рёскин о принципе экономии труда14
- •Готфрид Земпер
- •Николай Гаврилович Чернышевский Четвёртый сон Веры Павловны18
- •Джон Рёскин
- •Уильям Моррис
- •Уильям Моррис искусство и его творцы25
- •Уильям Моррис искусства и ремесла наших дней28
- •Уильям Моррис вести ниоткуда33
- •Уильям Моррис град пяти ремёсел35
- •Луис Генри Салливен Форма следует за функцией36
- •Поль Синьяк альбом эктора гимара
- •Петер Беренс праздник жизни и искусства46
- •Луис Генри Салливен об исторических стилях47
- •Анри Ван де Вельде Новая орнаментика48
- •Из книги "Возрождение современного прикладного искусства"50
- •Фрэнк Ллойд Райт искусство и ремесло в век машины51
- •Лев Шестов восторги творчества57
- •Герман Мутезиус прикладное искусство и архитектура59
- •Адольф Лоос орнамент и преступление60
- •Филиппо Томмазо Маринетти
- •Петер Беренс искусство и техника64
- •Адольф Лоос стиль и ремесло65
- •Михаил Федорович Ларионов лучизм66
- •Сергей Константинович Маковский "новое" искусство и "четвёртое измерение"70
- •Антонио Сант' Элиа манифест футуристской архитектуры94
- •Казимир Северинович Малевич
- •Луис Генри Салливен беседы в детском саду99
- •Казимир Северинович Малевич архитектура как пощечина бетоно-железу103
- •Вальтер Гропиус Программа Государственного Баухауза в Веймаре109
- •Владимир Евграфович Татлин о памятниках нового типа111
- •Василий Васильевич Кандинский
- •Наум Габо, Натан Певзнер реалистический манифест116
- •Александр Михайлович Родченко линия117
- •Вальтер Гропиус Устойчивость идеи Баухауза118
- •Ле Корбюзье
- •Пауль Клее изобразительные средства122
- •Фернан Леже об эстетике машин125
- •Алексей Николаевич Толстой голубые города
- •Через сто лет128
- •Павел Александрович Флоренский композиция и конструкция129
- •Илья Григорьевич Эренбург
- •Новый стиль
- •Сон о гараже
- •Василий Васильевич Кандинский точка и линия143
- •Сила изнутри
- •Сила извне
- •Сальвадор Дали
- •Сальвадор Дали поэзия стандарта146
- •Сальвадор Дали речь на митинге в ситжес147
- •Себастьян Гаш к упразднению искусства148
- •Каталонский антихудожественный манифест149
- •Формируется посттехническое состояние духа
- •Цвет в пространстве151
- •Людвиг Мис ван дер Роэ новая эра152
- •Владимир Евграфович Татлин искусство в технику154
- •Норман Бел Геддес Горизонты индустриального дизайна158
- •К дизайну
- •Изменение Мира
- •Живучесть национального элемента
- •Общество и искусство
- •Стиль клиники
- •Отвратительный нудизм?
- •Искусство – игра или утилитарное искусство
- •Вальтер Беньямин
- •Фернан Леже о монументально-декоративной живописи175
- •Жорж Садуль Абстракция в движении177
- •Норман Бел Геддес волшебные автострады185
- •Андрей Константинович Буров
- •Альберт Шпеер технология и тоталитаризм190
- •Ле Корбюзье о единстве пластических искусств193
- •270300 "Архитектура"
Адольф Лоос орнамент и преступление60
1908
[…]
Известно, что эмбрион человека проходит в чреве матери все фазы эволюции мира животных. Впечатления от внешнего мира у только что родившегося ребенка такие же, как у щенка. В детские годы ребенок проходит через все этапы развития человека: в два года его чувства и умственное развитие такие же, как у папуаса; в четыре года - как у германца древних времен. В шесть лет он воспринимает мир глазами Сократа, в восемь - глазами Вольтера. В восемь лет он уже различает фиолетовый цвет, открытый в XVIII веке. До этого фиалки считались голубыми, а пурпур - красным. В наши дни физики обнаружили в спектре солнечного луча новые цвета и дали им даже названия: однако лишь будущие поколения сумеют их воспринимать.
Для маленького ребенка и папуаса не существует морали. Папуас убивает своих врагов и их съедает; но он не преступник. Современный же человек, убивающий и съедающий соседа, или преступник, или дегенерат. Папуас украшает себя татуировкой, разрисовывает свою пирогу и весло, все, что попадает ему в руки. Он не преступник. Современный человек с татуировкой или преступник, или дегенерат. Во многих тюрьмах число татуированных достигает 80 %. Люди с татуировкой, живущие на свободе, являются или потенциальными преступниками, или аристократами-дегенератами. Бывает, что до конца своих дней они ведут безупречную жизнь. Это значит, что смерть настала раньше, чем они совершили преступление.
Потребность первобытного человека покрывать орнаментом свое лицо и все предметы своего обихода является подлинной первопричиной возникновения искусства, первым лепетом искусства живописи. В основе этой потребности лежит эротическое начало - та же потребность привела Бетховена к созданию его симфоний. Первый человек, малюя орнамент на стенах своей пещеры, испытывал такое же наслаждение, как и Бетховен, сочиняя свою Девятую симфонию. Если первооснова искусства остается неизменной, то его проявления меняются с ходом времени; современный человек, ощущающий потребность размалевывать стены, - или преступник, или дегенерат. Такая потребность является нормальной у ребенка, пытающегося дать выход своему художественному инстинкту, набрасывая рисунки эротического характера. У взрослого современного человека это было бы патологическим признаком.
Я сформулировал и провозгласил следующий закон: С развитием культуры орнамент на предметах обихода постепенно исчезает. Я рассчитывал, что доставлю этим своим современникам радость; они меня даже не поблагодарили. Совсем наоборот; их эта новость огорчила; они были удручены мыслью, что лишены возможности "сотворить" какой-либо новый орнамент. Люди всех племен и времен придумывали орнаменты, и только мы, люди XIX века, на это неспособны! И, действительно, жилые дома, мебель и предметы обихода, лишенные каких-либо украшений, построенные или сделанные людьми прошлых веков, не были сочтены достойными для сохранения: они пропали. Не сохранился ни один столярный верстак времен Каролингов. Зато любую дощечку, украшенную каким-либо орнаментом, подбирали, очищали, о ней заботились и строили настоящие дворцы, чтобы сохранить эту гнилушку; а мы прогуливаемся среди витрин и краснеем от стыда, от своего бессилия. Мне говорили: "Каждый век обладал своим стилем; неужели только у нас не будет своего стиля?" Говорят о стиле, а подразумевают орнамент. Тогда я начинал свою проповедь. Я говорил огорченным людям: "Не расстраивайтесь. Откройте пошире глаза и посмотрите кругом. Подлинным величием нашего времени является именно то, что оно уже неспособно придумывать новые орнаментации. Мы преодолели орнамент; мы научились обходиться без него. Мы накануне нового века, когда осуществляться лучшие предсказания. Скоро улицы наших городов засияют, как стены из белого мрамора. Города XX века будут столь же ослепительными и просторными, как Сион, священный город, небесная столица".
Однако я не учел людей отсталых, "друзей старины", которые были за то, чтобы человечество продолжало находиться во власти тирании орнамента. И все-таки орнамент уже не доставляет радости современному человеку. Европейцы конца XIX века были уже достаточно просвещенными, и лицо, покрытое татуировкой, вызывало в них только отвращение. Они покупали портсигары из полированного серебра, оставляя у торговца портсигары с чеканными узорами, даже если они были в той же цене. Они себя прекрасно чувствовали в своих скромных одеждах, предоставляя ярмарочным обезьянам красные бархатные штаны с золотыми галунами. К этим современным людям, моим современникам, я обратился со словами: "Посмотрите комнату, в которой скончался Гёте. В своей простоте она прекраснее всей пышности времен Возрождения. Гладкий полированный шкаф прекраснее любой музейной резьбы и инкрустации". Слог Гёте прекраснее "изящного слога" щеголей и пастушков из произведений Пегниц.
Мои благие намерения вызвали недовольство "друзей старины" а Государство, в задачи которого входит сдерживать развитие народа, стало на защиту орнамента, над которым нависла угроза.
Это в порядке вещей: Государство не возлагает на своих чиновников заботу об организации революции. Государство убеждено в преуспеянии орнамента и рассчитывает приписать себе все заслуги в создании нового источника радостей, обеспечивая возрождение "орнаментального стиля". Я посвятил свою жизнь отрицанию и борьбе с этой абсурдной догмой. Придумывание нового орнамента не доставит культурному человеку никакого удовольствия. Для того чтобы отрезать себе кусок пряника, я найду себе гладкий прямоугольный участок, а не участок, где изображено сердце, новорожденный ребеночек или всадник. Человек XV века меня бы не понял. Но все современные люди поймут. Защитники орнамента будут смеяться над моим вкусом к простоте и утверждать, что я аскет. Вы ошибаетесь, дорогой профессор Института декоративного искусства. Уверяю вас, что на мне нет власяницы, и я ни в чем себе не отказываю. Я ем то, что мне по вкусу, и не моя в том вина, что пышное кулинарное искусство прошлых веков, с его вычурными блюдами, архитектурными сооружениями из павлинов, фазанов и омаров, отбивает у меня всякий аппетит. На выставке кулинарного искусства меня охватывает отвращение, когда подумаю, что существуют люди, способные есть эту чучелоподобную мертвечину. Что касается меня, я предпочитаю ростбиф.
Больше того, я, пожалуй, принял бы участие во всех попытках искусственно возродить орнамент, если бы это касалось только вопросов эстетики. Но такие попытки обречены уже при своем зарождении: никакие силы во всем свете, даже государственная власть, не могут остановить развитие человеческой культуры. Все подчинено времени. Что меня приводит в бешенство, так это не ущерб для эстетики, а экономический урон, к которому приводит смехотворный культ прошлого. На изготовление орнаментов изводят материалы и деньги, растрачивают человеческие жизни. Вот подлинный вред, вот преступление, перед которым мы не имеем права стоять сложа руки. [...]
Орнамент, утеряв всякую органическую связь с нашей культурой, перестал быть средством ее выражения. Орнамент, который создается в наши дни, не является больше произведением живого творчества определенного общества и определенных традиций; это растение без корней, неспособное расти и размножаться. Что сталось с орнаментами Экманна и что сталось с орнаментами Ван де Вельде61? Создатель современных орнаментов уже не является смелым и здоровым художником, который мог говорить от имени своего народа; он одинокий мечтатель, отставший от жизни и больной человек. Каждые три года он сам отказывается от худосочных плодов собственного труда. Культурный человек отвергает эти точно вернувшиеся из небытия, непонятные создания уже с момента их зарождения. Широкая публика отвергает их по прошествии нескольких лет. Кто через какие-нибудь десять лет сможет выносить "шедевры" Ольбриха62? Современный орнамент - без роду и племени, не имеет ни прошлого, ни будущего. Те слепцы из числа современников, которые неспособны понять, в чем подлинное величие нашей эпохи, бурно приветствовали искусство "модерна", которое сейчас вызывает в них отвращение; они готовы восхищаться каким-нибудь новым "модерном", успех которого будет столь же мимолетным. [...]
Формы предметов фабричного изготовления меняются в соответствии с законом, которому я дал следующую формулировку: стабильность форм находится в прямой зависимости от качества материалов. Иначе говоря, форма какого-либо предмета фабричного изготовления может быть признана удовлетворительной, если мы считаем ее приемлемой в течение всего времени, что мы им пользуемся. Этим объясняется, что костюм скорее выходит из моды, то есть меняется его форма, чем меховая шуба. Бальное платье, рассчитанное на один раз, меняет свои формы скорее, чем письменный стол. Было бы крупным недостатком письменного стола, если он был бы приемлемым не дольше, чем бальное платье. Если какая-то мебель перестает нам нравиться раньше, чем станет непригодной к употреблению, это значит, что, уже покупая ее, мы понесли убыток. [...]
Создатели орнаментов и фабриканты не оспаривают справедливости этого закона; они стремятся использовать его к своей выгоде. Они считают покупателя, которому приходится менять обстановку своей квартиры каждые десять лет, отличным покупателем. Для них покупатель, приобретающий новую мебель только тогда, когда старая уже вышла из строя, плохой покупатель. Моды, которые скоро надоедают, быстрая смена всяких недолговечных "стилей" выгодны для промышленности и обеспечивают работой миллионы рабочих. Этот аргумент не так-то прост: он является скрытой основой австрийской экономической политики. Сообщают, что пожар уничтожил десяток домов; в ответ слышны возгласы: "Слава господу богу, рабочие получат работу". Чудесный рецепт! Достаточно поджечь нашу Империю со всех четырех сторон, и мы будем купаться в золоте. [...]
На самом же деле упорство, с которым сохраняют орнамент на вещах, которые по ходу развития культуры в нем не нуждаются, разоряет и производителей и потребителей. Если бы все изделия нашей промышленности обладали художественными качествами, соответствующими их материальным качествам, потребитель платил бы столько, сколько они стоят, и имел бы за свои деньги то, что ему нужно... Однако в изделиях так называемого "промышленного искусства" слова "хорошее" и "плохое" потеряли всякий смысл. Цена зависит только от новизны форм, а не от качества материала. [...]
Логическим следствием искусственного возрождения всяческих украшений явилось бы исчезновение доброкачественных изделий, использование недолговечных материалов. Следует отметить, что "творения" в стиле "модерн" в меньшей степени невыносимы, когда они выполнены из дешевых материалов... Я могу допустить, чтобы фантазия художников-декораторов нашла себе применение в выставочных павильонах, рассчитанных на постройку и снос за несколько дней. Однако... высшей степенью уродства отличается современный орнамент, выполненный с привлечением дорогих материалов и рабочих высокой квалификации. Нет ничего более отвратительного, чем вещь, рассчитанная на кратковременное использование, но производящая впечатление долговечной; попытайтесь себе представить не знающую износа дамскую шляпку или всемирную выставку с павильоном из белого мрамора.
Подлинно современный человек... с уважением относится к естественно создавшимся орнаментам прошлых времен. Он уважает вкусы отдельных людей и народов, не достигших еще уровня нашего культурного развития. Но ему самому орнаментика не нужна; он знает, что человек нашего века не в состоянии придумать орнамент, имеющий право на существование. Ему понятно душевное состояние негра-кафра, вплетающего в ткань незаметный для глаз узор, настроение рабочего-перса, ткущего свои ковры, словацкой крестьянки, портящей свое зрение за плетением сложнейших по рисунку кружев, старушки, вяжущей смешные творения из цветных шелков и бисера. Он предоставляет им свободу удовлетворять присущую им потребность к искусству так, как умеют. [...]
Современный человек относится с уважением ко вкусам и верованиям других, хотя сам их не разделяет; он не терпит ханжества и фальши. Я допускаю в своем окружении и даже на своей одежде некоторые украшения; если они доставляют удовольствие другим.
Это меня тоже порадует... Я признаю татуировку у кафра, всякие украшения у персов и у словацких крестьян, узоры на том, что сделал мой сапожник.
У них у всех нет ничего другого, что бы их вдохновляло и сделало их жизнь более прекрасной. Мы, аристократы, обладаем современным искусством, искусством, заменившим для нас всякие орнаменты. У нас есть Роден и Бетховен. Если мой сапожник еще неспособен их понять, он достоин только сожаления: зачем же лишать его своей религии, если не можем ничего дать ему взамен? Вкусы моего сапожника вполне пристойны и заслуживают уважения. Но архитектор, который, только что прослушав Бетховена, усаживается за стол, чтобы сочинить рисунок ковра в стиле "модерн", - или жулик, или дегенерат.
Смерть орнамента весьма способствовала расцвету всех видов искусства. Симфонии Бетховена не могли быть созданы человеком, разодетым в атлас, бархат, кружева. Когда мы сегодня встречаем на улице человека в шляпе а ля Рубенс и в бархатной одежде, мы принимаем его не за художника, а за шута или бездарного мазилу. В эпоху слабого проявления индивидуальностей наши предки старались показать свою оригинальность в одежде. Мы стали более скромными. Мы не выпячиваем свою личность; мы маскируем ее общим для всех обликом современной одежды. Современный человек, в зависимости от личного вкуса, признает или отвергает орнамент древних или экзотических цивилизаций. Но он не создает новые. Он приберегает свою изобретательность, чтобы использовать ее в других целях. […]