!!Экзамен зачет 2023 год / Манигк_РАЗВИТИЕ И КРИТИКА УЧЕНИЯ О ВОЛЕИЗЪЯВЛЕНИИ

--------------------------------

<63> Kohler. Iherings J. 16, 355

7. Далее Isay приводит решение одного примера. Он решает его и противопоставляет решение противоположной точке зрения, не задумываясь, что его противники, возможно, решают или обосновывают иначе, что нередко встречается там, где с обоснованием дела обстоит плохо, что само по себе, разумеется, ничего не объясняет. Перейдем, однако, к примеру. На большом винном аукционе повышение цены на 100 марок происходит обычно просто поднятием руки. "Если А., даже не задумываясь об этом, поднимает руку, чтобы, скажем, подозвать друга, которого увидел, а аукционер, принимая это за повышение цены, продает бочку вина за эту цену, поскольку никто не предлагает большую, при том что А., который в соответствии с нормальным течением аукциона больше ничего не должен предпринимать, тут же не заявляет протест и не исправляется, то волеизъявление является действительным. Может ли он его в дальнейшем оспорить - другой вопрос" <64>.

--------------------------------

<64> Isay. 25.

Из этого Isay тут же заключает: "Субъективный элемент волеизъявления, т.н. воля на совершение изъявления (Erklarungswille), в действительности вовсе не является волей, не порождает последствий. Вполне достаточно, чтобы действующее лицо знало, что из его поведения будет сделано заключение о его воле" <65>.

--------------------------------

<65> Также 52: "Волеизъявление есть поведение, из которого можно сделать определенное заключение, предпринятое лицом с пониманием знания о возможности сделать из него это заключение".

Во-первых, совсем непонятно, каким образом это предположение должно объясняться решением случая, предпринятым Isay'ем; ведь А. при поднятии руки в соответствии с примером вовсе ничего не подозревает. Требуемое в конце концов знание действующего лица (Bewufitsein des Handelnden), что по его поведению будет сделано заключение ни больше ни меньше о наличии у него воли предложить большую цену, полностью отсутствует в примере с А., поскольку он своим движением только хочет подозвать приятеля. Поэтому даже в связи с этим, по крайней мере заявляемым требованием осведомленности о значении волеизъявления из действий А. Isay не сможет вывести предложение большей цены.

Дальнейшее обоснование этого нетрадиционного решения у него отсутствует, он считает это решение естественным образом следующим из § 119. Да, если бы мы только знали, применяется ли § 119 и к тем случаям, когда кто-либо при совершении какого-либо действия вообще не задумывался о том, чтобы сделать волеизъявление, как в вышеуказанном примере! Здесь нам пока не хватает оснований. А они могут появиться только из определения понятия волеизъявления. Но вместо этого мы, как Isay, ходим по кругу. § 119 в силу закона сам по себе применим только к волеизъявлениям. Но мы спорим еще о том, являются ли на самом деле в смысле закона волеизъявлениями действия, предпринятые без цели совершить волеизъявление. Isay, таким образом, обходит необходимость обоснования.

Здесь надо сделать дальнейшее замечание: может ли право идти так далеко, что, как в вышеуказанном примере, любой, кто только поднимет руку, будет обременен последствиями предложения большей цены? Не был ли это сомнительный рецидив устарелых римских взглядов? Любой, кто поднимет руку, попался! Горе скучающему человеку, который на этом аукционе неосмотрительно привел свое тело в некое фатальное положение, при котором он одну руку поднимает вверх, не задумываясь даже делать предложение! Соответствует ли это действительно сегодняшнему гражданскому обороту, основанному на добрых нравах (Treu und Glauben), что аукционер должен смотреть только на руки, а затем вправе потребовать оплаты у любого ничего не подозревающего лица? Разумеется, аукционер должен был бы обратить внимание на столь часто привлекаемое самим Isay'ем поведение лица, поднимающего руку. Неужели бы он тогда не смог отличить, подзывает ли тот друга или хочет сделать юридически обязывающее предложение аукционеру? Не следует ли тогда по крайней мере вменить этот вывод в вину последнему? Эти принципы кажутся такими простыми и само собой разумеющимися, что все иное понимание можно объяснить только заблуждением, порожденным теоретической необъективностью.

Когда Isay <66> в своем заключительном определении требует, чтобы лицо, совершающее волеизъявление, "было бы осведомлено или должно было быть осведомлено о возможности сделать заключение по его поведению", то он должен тогда потребовать, чтобы при такой "возможности сделать заключение на основании волеизъявления" (Schlussigkeit) для принятия решения о наличии воли, порождающей правовые последствия, оценивалось бы все поведение. § 133 BGB тогда должен использоваться и в тех случаях, когда при проверке всего поведения лица выясняется, что волеизъявления вообще не было, как в примере Isay'а о винном аукционе. Вопрос, применяется ли § 119 к таким случаям, где действующее лицо пребывало в ошибке уже относительно того, позволяет ли вообще его поведение сделать вывод о его воле совершить сделку, будет изучен в дальнейшем. Там же будет еще рассмотрен целый ряд предложений Isay'а по специальным проблемам, в особенности его замечания по поводу необходимости восприятия волеизъявления.

--------------------------------

<66> Isay. 26.

Нечто совершенно новое предлагает нам Bulow <67>. Он пишет: 1. "Выражение "волеизъявление" означает вытекающее из воли лица, его совершающего, созданное его желанием изъявление, такое изъявление, которое желаемо его инициатором, но не действие, состоящее из желания и изъявления". И далее: 2. "Воля на порождение последствия (Wirkungswille) создает юридическую сделку не как воля на совершение волеизъявления (Erklarungswille), а как само сделочное волеизъявление (Rechtsgeschaltserklarung). Она воздействует, только если вообще имеется, на возникновение воли на волеизъявление как мотив, приводящий к принятию решения о воле на волеизъявление (Erklarungswillensentschluss)..." 3. "Сделочные изъявления определяют только, что известное правовое последствие должно наступить: они объявляют не что-то желаемое, а что-то должное. То, что это сделочное "долженствование" ("Soll") является желаемым, не объявляется и не следует каким-либо образом из сделочного волеизъявления".

--------------------------------

<67> Bulow. Das Gestandnisrecht. Ein Beitrag zur allgemeinen Theorie der Rechtshandlungen (1899) 121, 122, 125, 126.

Таким путем приходит Bulow к своей теории, что юридическая сделка есть "желаемое выражение долженствования" ("gewollte Sollenserklarung"). Относительно цитировавшихся его замечаний к учению о волеизъявлении нужно только заметить, что они лишены каких-либо обоснований. Bulow не обращает внимания, что, если, например, А. говорит Б.: "Я покупаю стоящую здесь лошадь за X марок", эти слова показывают не только "мотивы", которые привели к волеизъявлению, но также и само по себе намерение (Absicht). Bulow не обращает внимания также на то, что такое волеизъявление было бы, например, оспоримо в соответствии с § 119, если бы А. хотел купить на самом деле другую лошадь, нежели ту, которую он обозначил. Таким образом, приведенные выше предложения 1 и 2 являются ошибочными; потому что волеизъявление оспоримо, несмотря на то, что оно было желаемо как телесное движение, т.е. имелась непосредственная воля на совершение волеизъявления, потому что его содержание не было желаемым (опосредованная воля, т.е. отсутствовало намерение <68>). В предложении 1 Bulow употребляет выражение "желание" (Wollen) два раза в различных смыслах: сначала для обозначения непосредственной воли на совершение действия (unmittelbarer Handlungswille), затем - опосредованной воли на совершение сделки (mittelbarer Geschaftswille), т.е. воли, направленной на порождение последствия (Erfolgswille). Его постулат является игрой слов. В не меньшей степени это относится к предложению 3, которое содержит суть его учения об изъявлении должного (Sollenserklarung). Bulow не обращает внимания, что в приведенном выше примере А. выражает в первую очередь, что он хочет купить лошадь. И это, очевидно, в первую очередь характеризует все действия по выражению внутреннего намерения, направленного на определенные правовые последствия. Причиной долженствования (Sollen) является желание (Wollen), и только последнее требуется выразить, но оно, как показывает § 116 и сл. BGB, не только основание, причина возникновения сделки, но составная часть ее, потому что действительность сделки зависит от лежащего в ее основе желания.

--------------------------------

<68> Ср. к этому в учении о волеизъявлении важные различия непосредственной и опосредованной воли: Manigk. Rechtsgeschaft. 23, 105 и приводимые там ссылки.

/"Вестник гражданского права", 2009, N 1/

§ 7

Система Zitelmann'а <1> восходит к прежним специальным исследованиям этого автора, но только отчасти соответствует указанным выше применительно к проекту закона выводам <2> автора.

--------------------------------

<1> Zitelmann. Das Recht d. BGB. I. Allg. Teil (1900). S. 87 ff.

<2> Zitelmann. Die Rg. (1889) s. oben § 5.

Мы снова встречаем здесь включение в понятие волеизъявления действия по принятию договора, подпадающего под § 151 BGB ("Принятие оферты без совершения волеизъявления в отношении оферента") <3>.

--------------------------------

<3> Allg. Teil 89, unter 2b.

В общем, замечается: "Изъявление в юридическом значении выходит за рамки того, что понимается под изъявлением в жизни. Даже понятие "волевое действие" (Willensbetatigung) все еще слишком узко... Необходимо делать общий вывод о воле стороны на основании внешних фактов".

Таким образом, здесь Zitelmann утратил требование, которое он представлял в качестве существенного для волеизъявления в своей критике § 86 проекта. Там он исключал из категории действий по принятию оферты (§ 151 BGB) те случаи, когда получатель оферты интеллектуально вообще не имел в виду никакого волеизъявления <4>, поскольку в этих случаях отсутствует изъявление акцепта.

--------------------------------

<4> Zitelmann. Rg. 142. S. oben § 5.

Следует также подчеркнуть, что Zitelmann необходимость восприятия волеизъявления другой стороной (Empfangsbedurftigkeit) связывает также с намерением лица, совершающего волеизъявление: "Направленность (контрагенту) означает: лицо, совершающее волеизъявление, предполагает (beabsichtigt) восприятие волеизъявления этим лицом. Поэтому: 1) при прямом (ausdrucklich) волеизъявлении лицо, изъявляющее волю, должно выбрать способ совершения изъявления таким образом, чтобы контрагент получил волеизъявление; 2) при молчаливом волеизъявлении различия лежат в фактах, в которых заключается волеизъявление; но в любом случае лицо, совершающее волеизъявление, должно предвидеть, что из его поведения данный контрагент сделает вывод о наличии воли" <5>.

--------------------------------

<5> Zitelmann. Allg. Teil. S. 95.

Zitelmann делает еще одну важную уступку воле действующего лица: "Если волеизъявление, не требующее восприятия (например, волеизъявление о принятии наследства), будет направлено другому лицу, в особенности если оно послано письмом или с посыльным, то вступление в силу волеизъявления в соответствии с волей действующего лица может (но не должно) отодвинуться до момента получения его адресатом. В этом случае волеизъявление следует рассматривать с точки зрения принципов, применимых к волеизъявлению, требующему восприятия, в особенности оно должно быть отзывным до момента получения" <6>.

--------------------------------

<6> A.a.O. S. 98, unter 2b.

Безусловно, для нас полезно познакомиться со взглядами автора на такого рода спорные вопросы. Однако едва ли следует противопоставлять их господствующим решениям этих вопросов без дальнейшего обоснования. Прежде всего необходимо задаться вопросом: каким образом должна выясняться эта имеющая значение согласно позиции Zitelmann'а воля в спорных случаях? Должна ли она сама быть, в свою очередь, выражена?

Здесь становится очевидным, что наука не имеет устоявшегося мнения в отношении понятия и обращения с так называемым не требующим восприятия волеизъявлением (nichtempfangsbedurftige Willenserklarung). Этим найдено не понятие, а всего лишь обозначение для множества юридических актов, которые противопоставляются волеизъявлениям, требующим восприятия. Волеизъявления, не требующие восприятия, должны, согласно позиции Zitelmann'а, вступать в силу с момента их совершения. Но что есть совершение (Abgabe)? Это явление обладает настолько же вызывающей вопросы природой, как и получение (Zugang). Zitelmann относит, например, публичное обещание вознаграждения к не требующим восприятия волеизъявлениям. Но разве оно не должно быть сделано доступным для восприятия кругом заинтересованных лиц путем его опубликования? Разве здесь не требуется, чтобы к совершению прибавилось получение? Разве не расплывается все различие между требующим и не требующим восприятия волеизъявлениями, когда мы исходим из того, что любое волеизъявление, когда оно должно передать какую-либо информацию, должно быть сделано доступным (zuganglich) заинтересованному лицу? Безусловно, не может быть правильным, что в случае с волеизъявлениями, требующими восприятия, требуется certa persona для направления волеизъявления и что, однако, если круг адресатов волеизъявления более-менее велик, то речь должна идти уже о волеизъявлении, не требующем восприятия. Это различие, которое, как показывает пример с публичным обещанием вознаграждения, стало фактически господствующим мнением, кажется лишенным всяких оснований <7>.

--------------------------------

<7> Об этом в главе 5 (в настоящем переводе не приводится. - Примеч. пер.).

Даже в столь значительном для практической работы с рассматриваемыми актами пункте учение демонстрирует недостаток четкого построения понятий. И действительно, как может быть ясным понятие не требующего восприятия волеизъявления, когда само понятие волеизъявления лишено ясности? Тем более что категория не требующего восприятия волеизъявления лежит на границе. В эту категорию иногда попадают такие действия, которые, несмотря на всякую видимость, вовсе не являются волеизъявлениями. Поскольку не находится никакого адресата, который должен получить волеизъявления, их относят к не требующим восприятия волеизъявлениям, не проверяя, действительно ли они все еще попадают в категорию, указанную в законе в § 116 ff. BGB. Поэтому здесь особенно необходимо регулирование пограничных случаев.

В этом отношении Zitelmann ведет нас в неправильном направлении. В частности, автор утверждает, что § 116 (второе предложение), 117, 122, 123 II BGB, несмотря на их буквальное содержание, распространяются также и на принятие оферты по § 151 BGB, однако не на другие, не требующие восприятия волеизъявления. Не вызывает сомнений, что редакция этих норм неоправданно ограничивает круг их применения только требующими восприятия волеизъявлениями; но они скорее поэтому применимы ко всем не требующим восприятия волеизъявлениям, если только таковые правильно отграничить. Следует, например, рассматривать также и завещание в качестве недействительного вследствие симуляции, если оно было исполнено с таким намерением в соглашении с заинтересованным лицом с целью обмана другого лица. Таким же образом требуется исследование других случаев на предмет применимости к ним соответствующих норм. Ведь законодатель имел перед собой только наиболее часто встречающиеся на практике случаи. Zitelmann, однако, ошибается относительно принятия оферты по § 151 BGB, и здесь он также больше не стоит на позициях, высказанных в его критике к проекту <8>. Автор совершенно верно указывает, что следует отличать недействительные сделки от несуществующих <9>. Где мы приходим к выводу (возьмем по известным причинам случай принятия оферты по § 151 BGB), что это действие "осознанно и доказательно вообще никогда не предполагалось как волеизъявление" <10>, там, согласно выдвинутому Zitelmann'ом принципу, вообще больше нельзя оперировать § 116 и сл. BGB, там не может быть и речи о недействительности в соответствии с § 116 (второе предложение). Отсутствие юридической силы следовало бы здесь обосновывать не недействительностью волеизъявления, а отсутствием акцепта как такового.

--------------------------------

<8> Zitelmann. Rechtsgeschafte. S. 142.

<9> Allg. Teil. S. 102, unter 2a.

<10> Zitelmann. Rechtsgeschafte. S. 142.

Leonhard в своем учебнике <11> высказывается по "значительно более сложному и важному вопросу отграничения заключения сделки путем молчания или волеизъявления в отношении стороны от других действий, которые волеизъявлениями в принципе не являются" <12>. Он констатирует, что достойное осуждения, но все же существующее словоупотребление, принятое немецким юридическим сообществом, зачастую "естественные дополнения к сделкам (Geschaftszusatze), которые ни желались, ни выражались, называет обязательными только потому, что этого требуют обычаи оборота (Verkehrssitte) или дополнительный закон". Leonhard указывает далее, ссылаясь на Ehrlich'а и Zitelmann'а, что "в новейшей юриспруденции обнаруживается очевидная тенденция по возможности ограничивать понятие молчаливого волеизъявления". Он отмечает это, поскольку вследствие такого ограничения значительные факты должны лишиться своей юридической силы. Не следует "из теоретических соображений уместности прямой формы волеизъявления" терять правовую защиту там, где лежит общественная необходимость в ней <13>. Слова Протоколов, что в конклюдентном действии содержится не волеизъявление, а волевое действие (Willensbetatigung), представляют собой "путаницу в четком немецком словоупотреблении" <14>. Решение вопроса, являются ли последствия молчаливого волеизъявления, которое совершается путем воздержания от действия (Untatigkeit), в принципе сделочными или не более чем просто возникающими из закона (не зависящими от волеизъявления), Leonhard хочет поставить в зависимость от того, "подводит ли закон под понятие заключения сделки и волеизъявления также и такие случаи известного воздержания от действия и, таким образом, желает ли подчинить их предписаниям о заключении сделки (например, о сделкоспособности, представительстве, недостатках сделки и т.п.)".

--------------------------------

<11> Leonhard. Der Allgemeine Teil des BGB (1900). S. 275 ff.

<12> A.a.O. S. 279.

<13> Leonhard. S. 281.

<14> S. 281, Anm. 2. Этому противоречит то, что говорится у Leonhard'а, s. 227, под пунктом "b", о том, что еще не устоялось четкое, неоспоримое словоупотребление для различия между прямым и конклюдентным волеизъявлением. Это противоречие у Leonhard'а отмечает также Wendt (Unterlassung und Versaumnisse, s. 239).

Опасения Leonhard'а, по поводу возникающей беззащитности необоснованны; как необоснованно также и то, что он в конце концов, не анализируя в этом отношении закон, отрицает ограничение понятия молчаливого волеизъявления <15>. Поскольку если юриспруденция по известным и объясненным выше причинам пришла к тому, чтобы ограничить понятие волеизъявления, а этим, соответственно, и молчаливого волеизъявления и исключить из его области известные явления и юридические акты, то это не означает, что этим будет ущемлена их сила или правовая защита. Разве tacitum pignus римлян, который привел их к признанию молчаливого соглашения сторон обязательства, потерял свою силу оттого, что стал сегодня pignus legate? Основание его юридической силы изменилось, и он должен измениться, поскольку от этого зависит правильное рассмотрение правоотношений. Где юридическая сила не восходит более к волеизъявлению, будь оно прямым или конклюдентным, там не имеет значения воля сторон, там не может быть речи об ошибке, тайной оговорке (Mentalreservation), симуляции, представительстве, сделкоспособности. Применение целой группы норм в этом случае отпадает. Не "теоретические соображения уместности прямой формы волеизъявления" кажутся тут определяющими, но на самом деле единственный имеющий значение практический вопрос: как следует правильно рассматривать такого рода правоотношения? В особенности учитывая, что Leonhard сам подчеркивает важность вопроса о применении норм, эта его точка зрения представляется непонятной. Обсуждаемые юридические акты не должны терять правовую защиту по причине выделения их из определенной области, в которую они попадали по умолчанию, но они должны получить причитающуюся им в действительности правовую защиту.

--------------------------------

<15> Leonhard. A.a.O. S. 281 f.

Leonhard вопреки всем этим соображениям проводит в другом месте <16> четкое различие между сообщением воли (Willensmitteilung) и выражением воли (Willensauperung). Оккупация и спецификация являются только выражениями <17>, но не сообщениями воли. По-видимому, автор рассматривает волеизъявление как сообщение воли, поскольку он говорит позднее, что к волеизъявлениям принадлежат такие действия сторон, которые должны быть восприняты другим лицом, чтобы оно либо подчинилось побуждению (напоминание, расторжение договора), либо, что обычно происходит, стало управомочено на определенное поведение. Соответственно, выражения воли следовало бы разделить на такие, которые требуют восприятия (это волеизъявления), и такие, которые не требуют такового (присвоение, обоснование на новом месте жительства). "Необходимость восприятия обозначается в BGB словом "изъявление" (Erklarung). Под изъявлениями, в частности, как это и делает BGB, в соответствии с правильным немецким словоупотреблением следует понимать только такие выражения, которые направлены на восприятие другим человеком" <18>.

--------------------------------

<16> A.a.O. S. 253.

<17> Этим Leonhard упускает из виду, что и воля, которую выражает спецификант, не является той волей, которая изъявляется при волеизъявлении. Спецификант выражает только волю на переработку материала. Приобретение права собственности не зависит от направленной на него воли или ее выражения.

<18> Leonhard. S. 256.

Разве речь тогда не идет о том, что понятие волеизъявления должно быть ограничено включением в него цели совершения? После этих слов автора указанные ранее размышления Leonhard'а с критикой ограничения господствующего понятия молчаливого волеизъявления становятся еще менее понятными. Его учебник не признал, и это общая тенденция специальной литературы, что искомый принцип должен быть одинаков как для отграничения понятия молчаливого волеизъявления от других событий, так и для отграничения волеизъявления в целом от всех других выражений воли. Когда вместе с Leonhard'ом читатель выводит принцип, что волеизъявлением в смысле BGB является только такое выражение воли, которое предполагает восприятие его другими людьми, то необходимо, следовательно, решиться на соответствующее ограничение подчиненного понятия молчаливого волеизъявления. Последнее должно тогда наряду со своими отличительными особенностями также содержать эту общую черту. Тогда акты, которые вообще не являются волеизъявлениями, выпадают также и из рамок молчаливого волеизъявления. Это было бы единственно логичным и прежде всего привело бы к правильному рассмотрению каждого акта, которые сегодня приютились в общей рубрике "молчаливое волеизъявление", в то время как их место обитания в совершенно другом месте, и поэтому они должны получить другую оценку.

Требуемая Leonhard'ом "необходимость восприятия" (Wahrnehmungsbedurftigkeit) <*>, которой он хочет заменить "необходимость получения" (Empfangsbedurftigkeit) <19>, кажется неправильно выбранным выражением для того, что автор на самом деле имеет в виду, поскольку мы, учитывая, что закон требует для вступления в силу волеизъявления не более чем его получение контрагентом (§ 130 BGB), не можем указывать большего, а именно необходимость восприятия. Что "предназначено для восприятия" <20>, не "требует восприятия" <21>. Например, публичное обещание вознаграждения является волеизъявлением, предназначенным для восприятия другими. Лицо, обещающее вознаграждение, желает путем опубликования воздействовать на необходимое в его интересах возникновение определенного результата (§ 657 BGB), в конкретном случае его обязательство по выполнению обещанного будет независимым от того, что его публикация мотивировала управомоченное лицо на совершение определенного действия. По этим причинам юридическая сила обещания вознаграждения не определяется восприятием его третьим лицом; несмотря на это, представляется, что тут имеет место истинное волеизъявление.

--------------------------------

<*> Здесь необходимо оговориться, что хотя во всем тексте выражение "Empfangsbedurftigkeit" переводится как "необходимость восприятия", дословным переводом было бы выражение "необходимость получения". Вместе с тем используемый Leonhard'ом термин "Wahrnehmungsbedurftigkeit" дословно как раз обозначает "необходимость восприятия". Поэтому для данного конкретного участка текста соответствующие выражения переведены дословно. В других же частях текста "Empfangsbedurftigkeit" снова переводится как "необходимость восприятия", потому что в современной доктрине немецкого гражданского права речь идет не просто о необходимости получения адресатом того или иного волеизъявления, но о необходимости получения, дающего ему возможность воспринять (т.е. ознакомиться) содержание этого волеизъявления. Поэтому, учитывая, что перевод любого термина всегда носит в той или иной мере условный характер, было принято решение придерживаться используемого перевода термина "Empfangsbedurftigkeit" как наиболее близко отражающего суть института. - Примеч. пер.

<19> S. 253, Anm. 2.

<20> Так Leonhard. S. 256. См. также s. 258.

<21> Так Leonhard. S. 254.

Эти предложенные Leonhard'ом общие принципы еще больше показывают свою несостоятельность, когда он применяет их к специальным отношениям. Поскольку он хочет допустить понимание отказа от права собственности как волеизъявления <22>, в частности тогда, когда собственник обращается с прямым изъявлением своего отказа от права к любому, кто найдет вещь (например, оставив записку). В этом случае, в соответствии с мнением Leonhard'а, отказ от права собственности должен быть сделкой; должны быть допустимы условия, толкование и оспаривание, как при волеизъявлении.

--------------------------------

<22> S. 260 bei c.

Здесь не требуется принимать решение о правильности этого суждения. Однако, когда Leonhard не предлагает нам принцип, на основании которого он приходит к этому выводу, не следует ли уточнить, всегда ли, когда имеется такое направленное к третьим лицам сообщение воли, налицо сделочное волеизъявление? Станет ли волеизъявлением или юридической сделкой, например, обоснование на определенном месте жительства, при том что поселяющееся лицо, скажем, выражает полицейским властям свою волю поселиться здесь? Станет ли переработка, если рассматривать ее в принципе не как юридическую сделку, а как юридическое действие, сделкой потому, что спецификант письменно сообщает собственнику материала, что он путем переработки этого материала хочет лишить его права собственности и приобрести право собственности для себя? Станут ли приобретение владения, принятие наследства, признание отцовства и т.п., совершенные путем прямых изъявлений, волеизъявлениями, если признать, что без этого они таковыми не являются? Здесь мы оказываемся перед загадкой, несмотря на рассуждения Leonhard'а.

§ 8