3. Положения данной главы.

В данной главе делается попытка определить источники понимания ментального здоровья через формулировку запроса практикам, работающим с различными группами людей в различных частях света, чтобы попросить у них комментарии относительно условий развития ментального здоровья. Это будет эффективнее, чем проведение дебатов о культуре и ментальном здоровье или создание словаря феноменов культуры, собранных со всего мира.

Далее будет составлено отношение к исследуемым культурам, в которых фокус направлен на изучение каждой культурной группы, случайно выбранной из подобных. Хотя такое культурно – специфическое отношение может улучшать культурную чувствительность, но это отношение выступает бесполезным потому, что принимает культуру как гомогенность и игнорирует индивидуальные различия. Это отношение также учитывает предубеждения и стереотипы каждой культуры.

В связи со стремлением к глобализации, в разных частях мира появляются однотипные культуры, но более продуктивным для ментального здоровья является культурное разнообразие и мирное сосуществование различных культур внутри сообщества (Lee, 1996).

Практики ментального здоровья привлекают людей, работающих по направлениям, связанным с различными стадиями развития в жизненном цикле, такими, как младенческий возраст, школьники и взрослые, а также работающих с группами людей, которые подвержены особым воздействиям - несовершеннолетних солдат, людей с ВИЧ или тяжелыми заболеваниями. Это не претендует на всесторонность или репрезентативность, но полезно в расширении дебатов при рассмотрении вопроса о том, что действительно происходит в данной сфере. При отборе таких различных групп по критериям возраста и содержания деятельности, дополнительно учитывался критерий влияния культурных традиций на развитие и укрепление ментального здоровья. Такие влияния могут оказывать как положительный, так и отрицательный эффект на ментальное здоровье.

Полученные результаты имеют противоречия, характерные для первого опыта исследований. Эти результаты ставят в тупик авторов и организаторов исследований. Организаторы придерживаются мнения, что понимание людьми концепции ментального здоровья является очень важным для практики его укрепления. Понимание ментального здоровья лучше формировать при непосредственной работе с группами людей, нежели строить теоретические догадки и умозаключения.

При формировании понимания ментального здоровья была создана временная опасность чрезмерного обобщения и стереотипизации. Также стало ясно, как возникшие противоречия воздействуют на ментальное здоровье. Специалисты признали важность понимания самими людьми того, что влияет на их собственное ментальное здоровье, так как это поможет выстроить усилия для его укрепления.

Несмотря на это, некоторым специалистам кажется, что легче определить проблемы «болезней» и назначить соответствующее им лечение.

4. Концепции ментального здоровья в младенчестве и раннем детском возрасте.

Понятно, что укрепление ментального здоровья в младенчестве и детском возрасте получает основное внимание. В настоящее время многое известно о том, что составляет хорошую практику воспитания детей. Изучение различий в убеждениях и практиках воспитания детей в различных культурах было основным интересом практиков. Исследования показывают, что понимание роли практик воспитания в различных культурах должно предшествовать созданию программ воздействия по укреплению ментального здоровья детей в той или иной культуре.

Далее в разделе показывается изучение связи культурных различий и воспитания младенцев.

Tomlinson (2001, p. 4) строго критикует отчеты, которые поддерживают «разделение между методами воспитания в развитых странах и отсталых странах». Он создал утверждение, что, когда происходит попытка понимания концепции младенчества и детства в конкретной культуре, это должно становиться источником их анализа в пределах политического, социального и экономического контекста в направлении функциональных значений практик воспитания с учетом конкретного периода времени. Чтобы проиллюстрировать это утверждение, он описывает, как мать из ЮАР в эпоху расовой изоляции в Южной Африке объясняет в интервью с ним, что она не создает комфорта для ее сына, когда он плачет, не по причинам другой культуры, а потому, что она считает, что он тогда вырастет более сильным, чтобы в будущем оставить страну и поднять восстание. Однако, это могло бы аргументировать, что понимание политических и социальных функций воспитания не означает необходимость смирения с ним.

Pedro Mendes (2003 b) также создает различия между воздействиями, вызванными «внешними жизненными условиями», как противопоставленных «культурным» условиям. Он иллюстрирует, как политические, экономические и социальные условия проявляются в жизни людей в разрушенной войной стране, эти условия весьма влияют на население. Он описал ситуацию в Анголе, где миллион людей (40 процентов) населения были переселены в результате войны и перемещены из малых городов и сельской местности в трущобы или прилегающие к городам территории и лагеря. Он охарактеризовал последнее десятилетие как время насилия и деструкций в направлении людей, социальных организаций и трудовой деятельности. Он рассматривает, что эти условия повреждают культуры и их процессы. Неспособность совладать с городской жизнью, длительное расставание с членами семьи и потеря собственности, утрата возможности работать приводят к всепроникающему восприятию безнадежности, зависимости от внешней поддержки и непредсказуемости будущего.

Последствия апатии и пассивности воздействуют на все человеческие отношения, но в особенности на отношения с детьми. Хотя матери пытаются накормить и удовлетворить все базовые потребности их детей, это часто оказывается невозможным, и сами матери оказываются недоедающими и неспособными к грудному кормлению. Кажется, что они часто теряют импульс быть внимательными или взаимодействующими со своими детьми. Mendes (2003 b) описал, как матери могут, сидя на земле перед своим домом и пристально вглядываясь вдаль, не отвечать на плач их детей.

Mendes предлагает рассмотреть другие причины для нарушений внимания, эмоционального общения и взаимодействия матерей с их детьми, связанные с высокой смертностью младенцев в лагерях и пригородных окраинах. Он утверждает, что ценность потери ребенка «в конечном счете лишь ветер в незначимой жизни» и функция этих нарушений в эмоциональном чувствовании делают потерю ребенка более терпимой, особенно в первые два года жизни, до того времени, когда ребенок становится более самостоятельным. Это поведение становится более закрепленным культурой, так как новые матери повторяют этот путь вскармливания ребенка и культура сохраняет навсегда этот паттерн детского воспитания.

Также, в бразильском обществе с высокой нормой смертности младенцев, намерения новых матерей игнорировать своих детей могут исходить из культурных убеждений сохранять эмоциональную дистанцию с детьми до взрослого возраста, и в меньшей степени от смертности (Scheper-Hughes, 1992). Поведение, подобное этому, регистрируется у матерей с ВИЧ в Южной Африке, но здесь матери убеждены, что они также пытаются защитить своих детей от боли, связанной с потенциальной смертью матери (Landman, 2002). Эмоциональная дистанция, как кажется, выбирается как противодействие враждебной окружающей среде, и попытки изменить это поведение требуют наличия знания функциональных целей такого поведения.

Однако, культурные убеждения могут также играть свою роль. Mendes (2003 b) утверждает, что многие культуры не рассматривают детей как «людей» с собственными чувствами, мыслями и желаниями до того возраста, когда они становятся коммуникативными и начинают выполнять семейные функции. Он также описал, как безысходность жестких условий матерей в Анголе вызывают больше активности к их детям, если они являются перворожденными. Первый ребенок в большинстве культур Анголы является персональным и социальным символом. На персональном уровне первый ребенок подтверждает, что мать здорова и целостная женщина; на социальном уровне первый ребенок доказывает, что женщина способна к «продолжению поколений». Это устанавливает ее место рядом с мужем, в его семье и обществе. Перворожденные дети непосредственно становятся важными и, таким образом, получают больше внимания, нежности и выраженной заботы, чем дети, рожденные позже. Поэтому милосердие и доброжелательность к более поздним детям теряет символическое значение, которое присваивается перворожденному ребенку, убежденность в этом становится решающей в воспитании детей.

Tomlinson (2001, p. 3) рассматривает создание культурных стереотипов как преграды, которые не оставляют коридора для изменений убеждений и пространства для индивидуальных различий. Он описал одно из своих интервью с матерью младенца из его исследования: «Общие верования среди людей народа Коса из Южной Африки касаются того понимания, что необходимо делать, когда их младенцы плачут. Это понимание обеспечивает то, что их дети сыты и не нуждаются в перепеленании, их плач понимается как сигнал, обнадеживающий родителей, что младенец все еще живой. Более того, этот плач рассматривается как слова, производимые злым духом.

Tomlinson (2003, p. 2) также сообщает, что в одном сообществе Коса существуют «часто повторяющиеся верования, что младенцы не могут слышать до одного года», хотя у него не было независимой информации об этом. Он утверждал: «Реальность, однако, показывает, что из всех матерей одна верит, что младенцы не могут слышать до года, вторая или третья мать верит, что это смехотворная идея (если конечно, они не хотят обобщать это суеверие)». Полезно знать, что эти суеверия о глухоте не строго поддерживаются, но так как они существуют, это выступает особым ограничением Коса.

Особенностью матерей в Великобритании является то, что они вовлекают своих младенцев в социальное общение с другими младенцами и взрослыми. Они пришли к пониманию, что их (культурное) предвзятое мнение о пассивности их младенцев выступает заблуждением. Они прикладывают большие усилия для создания условий взаимодействия младенцев, которые непременно полезны для развития их детей.

По другим источникам, Tomlinson докладывает (2001, p. 3):

В одном из своих интервью, я спрашивал взрослую мать (оба ее ребенка были взрослыми) о ее убеждениях, почему младенцы плачут? Женщина сказала, что она считает, когда ребенок плачет, с этим нужно что - то делать. И в случае ее обоих детей она так и поступала. На мой вопрос, верят ли в это ее дети, женщина ответила: «Нет, не верят. Хотя я проинформировала их обо всех существующих убеждениях, а также, что дети могут плакать и по другим причинам, когда у них что - то болит, либо они испытывают потребность в контакте или комфортном существовании, а, возможно, и по ряду других причин». Я спросил ее, как она пришла к этим альтернативным убеждениям?

Женщина сказала, что она всегда верила, что плач младенцев имеет разные причины. Но она оставляла своих детей плачущими и не подходила к ним, потому что жила в доме своей матери по ее законам и ее статус в пределах дома требовал отвечать взглядам ее матери на заботу о детях, которые были законом, даже если они противоречили ее собственным.

Подобные примеры могут быть взяты из многих стран, которые имеют широкие культурные традиции, подвергающиеся изменениям, и где сами культурные группы не являются гомогенными.

Создано представление, как важно признать комплексность всех факторов, которые воздействуют на развитие детей и их поведение.

Спрашивая родителей, каких желаемых результатов они добиваются в отношениях со своими детьми, другими словами проясняя их концепцию о хорошем ментальном здоровье и ту роль, которую родители играют в обогащении ментального здоровья своих детей, можно обеспечить ответ, что может стать полезным в проектировании укрепляющих программ.