6.2 Произведения Аксенова в историко-лит ситуации

Известность писателю принесли первые повести "Коллеги" (1960), "Звездный билет" (1961) и "Апельсины из Марокко" (1963), роман "Пора, мой друг, пора" (1964), а также упрочили за Аксеновым славу одного из лидеров "молодой прозы".

Аксенов изобразил в своих произведениях скептически настроенную по отношению к тогдашней советской действительности молодежь с характерным для нее нигилизмом, стихийным чувством свободы, интересом к западной музыке и литературе – все то, что противостояло выработанным старшим поколением духовным ориентирам.

Произведения Аксенова вызвали в критике бурную полемику, так как в них заострялось внимание на проблемах периода "оттепели" и, прежде всего, - на извечном конфликте поколений, который обретал особенно резкие формы в условиях характерного для того времени процесса отрицания тоталитарного прошлого. Как нельзя более соответствовали тогдашней духовной жизни общества и исповедальный характер прозы Аксенова, и преимущественное - сочувственное - внимание писателя к внутреннему миру, психологии и даже сленгу молодого поколения.

Причина популярности Аксенова во многом была заключена в том, что когда он создавал свои рассказы, его сверстники в большинстве своем еще не осознавали, насколько мифологизирована для них реальность. Им казалось, что они узнают в его повестях и рассказах свою жизнь: но на самом деле они узнавали только собственные мифы о своей жизни.

В 60-е вышли также произведения «Местный хулиган Абрамашвили», «Товарищ красивый Фуражкин», «Жаль, что вас не было с нами», «Затоваренная бочкотара», сделавшие автора кумиром «шестидесятников». Он ввел в литературу новый, близкий им по духу тип героя: описал человека, не связанного идеологическими догмами.

Появление в 1968 г. повести "Затоваренная бочкотара" свидетельствует об изменении направления эстетических поисков писателя, выходящего теперь, по его словам, к «тотальной сатире»: здесь открывается удивительная нелепость мира, в котором живут персонажи повести, названной Аксеновым "сюрреалистической вещью".

"Затоваренная бочкотара" развернула до масштабов повести традиционную аксеновскую схему - от псевдореалистического начала к сюрреалистическому финалу. В повести герои обретают неподражаемый аксеновский язык, густо насыщенный жаргонизмами, вульгаризмами, языковыми неправильностями, каламбурами и прибаутками. «Затоваренная бочкотара» - это притча, в которой «многослойное содержание причудливо вбирает в себя и отчетливое понимание трагической сущности повседневной советской действительности, корежащей человеческие судьбы; и высокую иронию по отношению к героям повести, не желающим осознать драматизм своей собственной жизни; и сочувствие к ним; и удивительную символику образов. Бытовые подробности и детали здесь – форма опровержения безраздумного бытия человека, принимающего окружающий мир таким, каков он есть, согласившегося с его абсурдностью».(16) Анализируя повесть, Марк Липовецкий пишет о том, что Аксенов «нарушает правила литературной игры, переводя повествование из третьего лица в первое. Разрушение канона повествования носит принципиальный характер: дистанция «мы» и «они» зыбка, необязательна, факультативна, она может быть разрушена в любой момент. Аксенов, остро ощущая абсурд жизни и времени, придал своему повествованию действительно непривычную форму. Время и пространство в повести расползаются и не имеют существенного значения. Возникает ощущение ирреальности самой жизни. Реальностью становится гротеск. «Затоваренная бочкотара» - ироническая антиутопия не потому, что с героями происходит что-то невероятное, а те этого не замечают. Антиутопия – всегда крушение иллюзий, разрушение надежд. Аксенов предлагает отказаться от бесхитростно раскрашенной под «счастливую жизнь» реальности. Новы авторские подходы. Будничная провинция оказывается у Аксенова напрочь лишенной ореола духовного благополучия. Никакой громады мира, никакого пафоса Созидателей нет. Есть обыкновенные люди со вполне земными заботами и проблемами. И еще один оттенок аксеновской мысли: бочкотара не только способ реального самопожертвования, самосохранения, но и невольная форма самоизоляции».(16) М. Липовецкий замечает, что повесть отличается непривычной для тогдашней прозы стилистической раскованностью и принципиально новым осмыслением советского утопического дискурса. Стилистика «Затоваренной бочкотары» «открыто пародийна». «Каждый ее герой в утрированном виде воспроизводит некую типовую модель соцреалистической литературы с соответствующей языковой палитрой. Здесь нетрудно увидеть характерный пример постмодернистской интертекстуальности, размывающей границы между «своим» и «чужим». Именно последний аспект оказывается особенно существенным, поскольку он придает новый смысл пародийной стилистике повести. В сущности, уравнивание автора с пародийными персонажами подчеркивает собственно литературную природу этих персонажей. Они не репрезентативны по отношению к реальности: это чисто языковые модели, симулякры, созданные советским дискурсом. Автор – не как биографическое лицо, а как элемент литературной структуры – находится в той же плоскости: он живет в языке, и для него литературность адекватна форме существования. Отсутствие репрезентативности полностью трансформирует сам утопический дискурс. Под пером Аксенова советская утопия превращается в разновидность детской сказки. Бочкотара приобретает черты волшебного существа, ведущего за собой случайно собравшихся персонажей в тридевятое царство. Перипетии путешествия героев тождественны сказочным испытаниям. Постоянные сны персонажей создают особого рода сказочный хронотоп, в котором возможно все, любое чудо в порядке вещей. Все это, в совокупности с игровой стилистикой повести, создает сказочную атмосферу повести. Аксенов фактически расколдовывает советский утопический миф, превращая его в литературный, а не жизненный текст. Элементы этого текста подчиняются только законам литературной игры. Свободное, ничем не скованное взаимодействие входящих в этот текст симулякров и создает этот игровой эффект, который определяет художественную тональность всей повести». (16)