4 Июня 1929

Уважаемый Аркадий Георгиевич, думаю, что Вы ознакомились с текстом постановления Исполбюро Федерации советских писателей. Но, возможно, Вам осталась неизвестной статья в "Комсомольской Правде", направленная против этого постановления (в воскресном номере). Автор, не заглянув в святцы, бухнул в колокола. Он прав, протестуя против этого постановления и требуя общественной оценки всей истории. Но он полагает, что постановление было принято в обиду Мандельштама и не знает, что это было сделано в защиту его. А вместе с тем повторяет те обвинения против меня, которые были и в соборном послании писателей. Это меня не удручает. Но возмущает то, что автор говорит о художественных достоинствах мандельштамовской халтуры и в особенности, о "упоре на социальную речь", в то время, как работа Мандельштама сводилась именно к кастрации социально-революционной стороны "Тиля", как по содержанию (выброшены песни Тиля и целый ряд глав), так и со стороны стиля: грубовато-революционный язык Тиля заменен бесстильной манной кашей Мандельштама. Я написал резкий ответ "Комсомольской Правде", который, вероятно, не будет напечатан.

Дело, однако не в этом. Анафема 15 писателей меня не испугала. Но откровенно скажу: положение может измениться, если руку к делу приложит Максим Горький. Он тут, его наверно обхаживают, не сомневаюсь, что Мандельштам наплакал ему в жилет и вызвал жалость к себе. Может выйти досадная ерунда, которую распутать не так легко будет. Я с Горьким знаком мало и не вижу оснований говорить с ним или писать ему об этом. Думаю, что не плохо было бы, если бы Вы ему написали и просто предупредили, что в этом вопросе надо выслушать обе стороны, и нельзя доверять братьям писателям. Не сомневаюсь, что Ваше письмо будет для Горького решающим в этом деле. Впрочем, может быть, я по незнакомству с литературными кругами говорю ерунду, - тогда извините меня и только черкните в ответ два слова.

Во вторник, 11 июня, в губсуде слушается дело по иску Карякина к ЗИФ. Будет ли Ваш представитель? Вам надо во всяком случае письмом рассеять путаницу с Коршаном. Где-то в каких-то протоколах он значится как самостоятельный переводчик. Впрочем, я передам Дерману Ваше письмо ко мне о тождестве Коршана и Горнфельда.

Марья Михайловна Шкапская была у меня проездом на Дальний Восток и рассказывала о Вас. Она - Ваша верная поклонница.

С уважением Д.Заславский

(РГАЛИ. Ф.155. Оп.1. Д.316. Л.9. Авторизованная машинопись)

8.6.29

Уважаемый Аркадий Георгиевич, спешу поставить Вас в известность о новом повороте в комедии: "Мандельштамиада". Меня пригласили в понедельник на 2 ч. дня - на заседание конфликтной Комиссии по этому делу. Почему Исполбюро, объявив инцидент исчерпанным, взялось теперь на ум - не знаю. А.Б.Дерман - мне сообщили - вернется 10-го. Пожалуй, не поспеет.

С уважением Д.Заславский

(РГАЛИ. Ф.155. Оп.1. Д.316. Л.10. Почтовая открытка, адресованная: «Ленинград 14. Ул.Некрасова 58. А.Г.Горнфельду». Автограф)

Д.Заславский.

Москва.

Ул.Мархлевского 19 кв.17

13 июня 1929

Уважаемый Аркадий Георгиевич, откладывал реляцию о делах

мандельштамовых до получения резолюции конфликтной комиссии, но ее не присылают, а дозвониться к Львову-Рогачевскому никак не могу. Значит, резолюция, если не получу ее до завтра, последует отдельно.

Конфликтная комиссия заседала в понедельник. Мандельштам конечно не явился. Из зачитанного его заявления следует, что он 1) не признает компетенции конфликтной комиссии в этом деле, но как будто не отказывается от рассмотрения в специальной комиссии - это выражено как-то неясно, и вообще заявление пропитано все той же мегаломанией. 2) Он не верит в беспристрастие конфликтной комиссии и считает ее суждение предрешенным.

Явились только трое или четверо писателей: Олеша, Зелинский, Пастернак, Адуев и еще, в какой-то непонятной роли, Грин, - фигура мрачная и загадочная. От Зиф'а было двое - Яковлев и еще один, с черной бородой. Затем Карякин, который выказал себя совсем неприличным дураком, и я. Комиссия состояла из четырех человек: Львов-Рогачевский, Богданов (патриархального вида крестьянский писатель), Канатчиков и секретарь федерации.

Сначала препирались, слушать ли дело, - и в виду явки писателей решили: слушать. Львов-Рогачевский представил общий обзор дела, при чем были прочитаны Ваши письма. Потом высказывались. ЗИФ'овцы категорически валили всю вину на Мандельштама - они будто бы ничего не знали, не ведали, а гонорар в договоре был определен такой, что из него должны были быть оплачены и переводчики. Но тут же Зелинский сообщил, что у Мандельштама есть и будут представлены в Губсуд письменные показания Зонина и Шойхета, работавших в ЗИФ'е в то время, о том, что ЗИФ был превосходно осведомлен об использовании Вашего и карякинского переводов. Выяснилось попутно еще вот что. Мандельштам был не только "редактором", а и подрядчиком, бравшим на себя перевод, а фактически сдававшим его "неграм" за мизерную плату - то есть действия явно эксплуататорские и советскими законами запрещенные. Так был им заключен договор на несколько десятков тысяч руб. на редактирование-перевод Майн-Рида, и этот договор был недавно уничтожен ЗИФ'ом на том основании, что Мандельштам не знает английского языка. Мандельштам же доказывает, что ЗИФ, заключая договор, превосходно был осведомлен о том, что Мандельштам не знает английского языка. Так оно вероятно и есть.

Братья-писатели заняли позицию, которую очень трудно было обстреливать. Они заявили, что в сущности ничего не знали, что Мандельштама они не защищают, но что я не должен был писать о поэте и квалифицированном переводчике в таком тоне. Говорили мы все долго и достаточно бестолково. Выступил в защиту Мандельштама некто Нейштат, как будто очень известный переводчик, филолог... Но я, грешный человек, мало кого знаю среди нынешних писателей и переводчиков. После речи этого Нейштата я взял слово и сказал, что рассматриваю его выступление как идеологию халтуры. Это вызвало, конечно, шум.

Очень хорошую речь против Мандельштама и против выступления писателей сказал Львов-Рогачевский. Мягче, но соглашаясь с ним, говорил Богданов. Канатчиков не высказывался. В заключение выкинул номер Карякин. Он возбудил иск в суде и поэтому в разборе дела в конфликтной комиссии не заинтересован. А уязвлен он не Мандельштамом, который неосторожно оказал ему честь, выбрав и его "перевод" для обработки, а Вами. Он и пришел в комиссию, чтобы излить душу, Вами раненую. Но ему не давали говорить, прерывали каждый раз, как он заводил речь о Горнфельде, - и прерывал между прочим и я, в котором он до сих пор видел свою опору... Но он мне надоел до тошноты со своими разговорами о Гершензоне, который за перевод Тиля рекомендовал его в члены Союза писателей. Я, между прочим, с его переводом познакомился. Это ведь до того безграмотное изделие, что не пойму я, как могло оно печататься в "Голосе минувшего". Словом, прерываемый и останавливаемый, он пришел в раж, закусил удила и стал пищать о Вас, что настоящий халтурщик это Вы, что перевод Ваш полон самых ужасных ошибок и т.д. Остановить его не было возможности, и все кричали вместе с ним. Это был юмористический номер заседания. Однако, на этом, по-видимому, и кончится мое знакомство с ним, и я буду избавлен от его телефонных звонков.

Резолюция должна была быть вынесена на следующий день, но я так до сих пор и не знаком с ней. Мне ее не прислали, а у меня не было времени справиться о ней. Абрам Борисович который приехал через два дня после заседания конфликтной комиссии, возможно, получил резолюцию.

На следующий день, во вторник, слушалось в губсуде дело по иску Карякина к ЗИФ'у и Мандельштаму. В губсуд великий поэт явился и держал себя вполне прилично, - а членам конфликтной комиссии угрожал накануне заседания, что "разобьет им головы", если они осмелятся его судить. Об этом при открытии заседания поведал Львов-Рогачевский. В губсуде спор вращался вокруг вопроса о том, знал ли ЗИФ о том, что Мандельштам использовал чужие переводы, и у лиц, бывших в суде (я не был) сложилось такое впечатление, что судья на стороне Мандельштама. Его представителем и защитником выступал какой-то сотрудник "Комсомольской Правды". Экспертиза, по-видимому, разошлась в своей оценке характера труда Мандельштама. Один сказал, что его работа ничего общего не имеет с оригиналом. Другой был мягче и признал работу Мандельштама художественным трудом. Решение суда должно было быть объявлено через три дня, то есть завтра.

Вот все, что мне известно. Не думаю, чтобы на этом закончилось дело Мандельштама. По-видимому, будет использовано то обстоятельство, что дело в конфликтной комиссии разбиралось вопреки его отказу от разбора и в его отсутствии. Затем отсутствовавшие писатели вряд ли помирятся с резолюцией конфликтной комиссии, если она будет иметь осуждающий их характер. Вернее всего, резолюция постарается смазать и сгладить острые углы. И неизвестно, будет ли она напечатана, т.е. даст ли ей место "Литературная газета".

Конфликтная комиссия несколько расшевелила злых чертенят в моей душе, - было, уже уснувших. Но, чувствую, они снова засыпают, хотя и подмывает меня написать фельетон под заглавием: Босс и негры.

Мне нужно было сверить обработку Мандельштама с Вашим переводом, но я мог достать только вторую часть Тиля в издании "Всемирной Литературы". И вдруг, совершенно случайно узнал, что Тиль вышел в издании Красной Газеты. Когда я представил это издание Конфликтной комиссии, то это была новая сенсация и для судей, и для писателей, и для ЗИФ'овцев.

Я мог указать в своей речи, что Мандельштам спер у Вас примечания - плагиат в чистейшей форме - и что Мандельштам выбросил целый ряд чрезвычайно важных для концепции романа глав. Никакими художественными мотивами нельзя оправдать выкидки песен Тиля, особенно боевой песенки "диких гезов".

Кстати, прочитав еще раз Тиля, я ни в тексте, ни в предисловиях - Вашем и Когана, не мог найти объяснения "Семерым"... Что это собственно такое? И связаны ли семь песен Тиля с этой мистической семеркой?

С уважением Д.Заславский

(РГАЛИ. Ф.155. Оп.1. Д.316. Л.11-12, с оборотами; авторизованная машинопись).

Д.Заславский.

Москва-центр.

Ул.Мархлевского 19 кв.17

25/6-29

Уважаемый Аркадий Георгиевич, только сегодня получил наконец резолюцию конфликтной комиссии, которую и прилагаю. Ее долго шлифовали, пока решились выпустить в свет - да и то не в свет, потому что в "Литер. Газете" она напечатана не будет. Конечно, сторонам не запрещается добиваться ее опубликования по своей инициативе - в других газетах... Я еще не решил, сделаю ли это. Уж очень мне Мандельштам опротивел.

Отдельные пункты требуют комментариев. к 1/ При разборе дела в конфликтной комиссии выяснилось, что Мандельштам не столько редактор-обработчик, сколько подрядчик-жучок. Его договор с ЗИФ'ом о переводе всего Майн-Рида с английского по 60 р. за лист был именно подрядом хозяйчика-кулака, эксплуатирующего "негров". ЗИФ расторг этот договор на том основании, что Мандельштам не знает английского языка - это будто бы "выяснилось" впоследствии. В действительности, издательство великолепно это знало, но заключало выгодный для него договор и только теперь испугалось шума. Любопытно, что последовал немедленно протест из Ленинграда от "негров". Жучком является также поэт Лившиц, некто Ромм. Назывались еще фамилии, но я их позабыл. Ко мне обратились переводчики с просьбой поднять в печати вопрос о том, что их оптом исключили из профсоюза. Я напишу фельетон о жучках и неграх.

к 4/ Последняя фраза даст повод на законном основании говорить о вопиющем противоречии в резолюции. Как же это "нет никакой клеветы" и в то же время Мандельштам не халтурщик... Но ведь Заславский писал именно о том, что Мандельштам - халтурщик. Объясняется это вот чем: в первоначальном тексте резолюции стояло так: "... неправильно осудить т.Мандельштама как постоянного халтурщика". В таком виде фраза была осмысленна. Но "постоянный" был выкинут, и вышло, что М. совсем не халтурщик. Но если он совсем не халтурщик, то как же я не клеветник? Каковы будут последствия этой резолюции, - противоречивой, нерешительной, двусмысленной, не знаю. По-видимому, дело на этом не закончится - особенно после моего фельетона о неграх и жучках, предполагая, что такой фельетон будет написан и напечатан. О жучках-поэтах я уже говорил на пленуме ЦБ секции работников печати, и выступление мое было сенсацией.

Решение губсуда - конечно, анекдот, прескверный анекдот. Но виноват не судья, не разобравшийся в деле и поверивший полностью представителю "Комсомольской Правды", а эксперт, представитель ГАХН, официально заверивший на суде, что работа Мандельштама — это самостоятельное творчество. А ГАХН - это учреждение, где сидят старые специалисты по части литературы, хранители всяческих традиций, люди с весьма почтенными именами. Представляю себе положение судьи. Пред ним с одной стороны поэт с известным именем, державшийся на суде чрезвычайно независимо и с внешней стороны достойно, его защитник - представитель "Комсомольской Правды",- наконец, официальный эксперт от Академии Художественных наук. А с другой стороны - явный дурак и ничтожество Корякин, державшийся и на суде так, что вызывал общий смех и раздражение. И наконец, авторитет 15 писателей, украшающих современную литературу. Наибольшая вина лежит конечно на эксперте изГАХН.

А ЗИФ не виноват. Мне представитель в частном разговоре говорил, что издательство охотно заплатило бы и вдвое большую сумму, но поскольку дело стояло на суде, приняло общественную огласку, они не могут признать за собой вины, которая по их мнению вся лежит на Мандельштаме. Ну, судья мудро решил, что никто не виноват - ни ЗИФ, ни Мандельштам. Еще примите во внимание такое обстоятельство: на суде не фигурировали ни Вы, ни Ваш перевод. Экспертиза, по-видимому, имела дело тоже только с Корякиным - я, впрочем, не видел заключения экспертизы, - а говорить о плагиате можно только в применении к Вашему переводу. Корякинские каракули были действительно весьма переработаны, - с помощью Вашего перевода.

Между нами, по человечеству, - я рад, что Корякин проиграл. Такому злобному дураку так и надо. Но ежели принципиально, то конечно, надо бы, чтобы он дела не оставлял. Вопрос касается не только его, но и всех переводчиков. Однако, узнать у него об его планах я не могу - после того заседания конфликтной комиссии исключена всякая возможность моего обращения к нему, и даже, если он обратится ко мне, то я пересилив естественное любопытство, прямо пошлю его к черту. А никаких общих знакомых у меня с ним нет.

Никаких обвинений он к Вам не предъявлял, а только - буквально ни к селу, ни к городу - заговорил, а потом закричал, что наибольший халтурщик это Вы, что Ваш перевод совершенно безграмотен, недобросовестен, что Вы переврали целый ряд мест. Например, какой-то герой у Вас умирает "по причине несварения" или что-то в этом роде... Так как его прерывали, кричали вместе с ним, то ничего связного не было в его речи, и ничего более путного я передать не могу. Помню, что я кричал: "да, Ваш перевод безграмотен, Горнфельд совершенно прав!", и это было для него "нож в спину революции", потому что он до этого предлагал мне вместе с ним учредить лигу охраны художественного переводного слова. Мое деликатное отмалчивание он принял вероятно за знак одобрения его предложения. Уверяю Вас, - я ни разу не встречал до него столь кругло выраженного дурака.

Вот все, что я могу сообщить Вам по делу "Мандельштама - Заславского". Впрочем, еще одно. Как я и предполагал, зарубежная русская печать полностью и безоговорочно взяла под свою защиту Мандельштама. Яблоновский выругал меня круто, но не остроумно.

Всего доброго Ваш Д.Заславский

(РГАЛИ. Ф.155. Оп.1. Д.316. Л.13-15. Авторизованная машинопись)

11. Могилянский М. М. Письмо Горнфельду А. Г. 17. 5. 1924. Автограф. Ф. 155 (Горнфельд А. Г.). Oп. 1. Д. 405. Л. 1. 1 л.

Цитата:

<…> Я совсем украинизировался, т.е. возвратился в родную стихию, право даже письмо по-русски писать трудно, все время из-под пера готовы сорваться украинизмы… Русские литераторы Киева не забывают и за нынешний сезон тут побывали Маяковский, Пильняк, А.Белый, Эренбург, Мандельштам, Каменский и др. <…>

А вообще в Киеве глухо, мертво и… провинциально. <…>

12. Неустановленнное лицо. Письмо Горнфельду А. Г. 7. 12. 1928. Ф. 155 (Горнфельд А. Г.). Oп. 1. Д. 576. Л. 3. 1 л.

13. Б.К. Лившиц. Письмо М.А.Кузмину. Автограф. Без даты. Ф.232 (М.А.Кузмин). Оп.1. Д. 267. Л.1. 1 л.

Содержание:

«Дорогой Михаил Алексеевич! Наша новогодняя компания распалась: сегодня Мандельштамы (в чьей квартире предполагалось встретить новый год) неожиданно заявили, что заняты у Семеновых. Лично у нас нет никаких планов «встречи», но мы искренне были бы рады всякой комбинации, при которой могли бы встретить новый год в Вашем обществе. Во всяком случае завтра, в понедельник ждем Вас к себе, если можно, с Львом Львовичем. Дружески Вас обнимаю. Ваш Б.Л.»

14. Олеша Ю. К. Ни дня без строчки. Машинопись. [1950е ] 1. Ф. 358 (Олеша Ю. К.). Oп. 2. Д. 535. Л. 17, 31. Машинопись с правкой.

Л.17: [О Яне Кубелике]

Осип Мандельштам, описывая в своем «Шуме времени» концерт Кубелика, говорит, что маэстро был лилипут.

Правда – ведь он был Кубелик…

Л.31:

Проверка ватерлинии

<…>

Европа цезарей! С тех пор как в Бонопарта

Гусиное перо направил Меттерних,

Впервые за сто лет и на глазах моих

Меняется твоя таинственная карта!

Я хотел бы написать о Мандельштаме целое исследование, портрет. Есть ли портрет исследование? Безусловно.

Мандельштам для нас, одесситов, был прежде всего петербургский поэт.

2 л.

15. А.А.Блок. Письмо к В.А.Пясту. 22.04(05.05).1912. Ф.405 (Пяст В.А.?). Оп.1. Д. 15. Л.11. 1 л.

Текст:

«Милый Владимир Алексеевич. Телеграмма вчера вечером не застала меня, я читал в концерте вместе с Вами; по крайней мере, в афише стояло: «Вл. Пяст прочтет «До сих пор». Но вместо Вас читал Василий Гиппиус – экспромтом. Они с Мандельштамом узнали от меня, что Вас нет, очень искренно и хорошо встревожились, но тайны я им не открыл, а только сказал, что все благополучно…»

16. С. А. Укше. Письмо Н. Д. Телешеву. 31. 10. 1943. Ф. 499 (Телешев Н. Д.). Oп. 1. Д. 75. Л. 9 об. 1 л.

Текст:

«Говорят, что Мандельштам умер в Колыме, предварительно сойдя с ума от голода»

17. Кузмин М.А. Записная книжка. Запись от 8.5.1922. Ф.527. Оп.1. Д.??. Л.??. 1 л.

Текст:

«Манд., 8 мая».

18. В.Ф.Ходасевич. Письма А.И.Ходасевич. За 18.6.1916; 20.6.1916; 7(?).7.1916; 13.7.1916; 20.7.1916; 20.7.1916. Ф.537 (В.Ф.Ходасевич). Оп.1. Д.45. Л.???

Л.10, из письма от 18.6.1916:

18-го, вечер, т.е. 6 часов.

Ах, милый мышь, напрасно я тебя бранил и напрасно сегодня утром послал тебе открытку с оплаченным ответом.

<…>

4) Здесь живет Макс avec son mere, Мандельштам и Шервашидзе, художник. Вижусь с ним и мало. Был у Макса вчера, просидел час. Днем, конечно. Он тебе кланяется. Удивился, ЧТО Я БЗ ТЕБЯ. Вспоминал юные годы. Мандельштам дурень: София Яковлевнв права. Просто глуп, без всяких особенностей. Пыжится. Я не сержусь.

Л.10 об.:

<…> В 8 иду ужинать. <…> К 9 возвращаюсь. Немного сижу у моря, болтаю с Мандельштамом, выпиваю третью бутылку молока

Л.13, письмо от 20.6.1916:

<…> Ты сошлась с Гершензоном? Он тоже велит мне знаться с Максом. Но мне хочется быть одному! А Мандельштам вовсе не несчастный.

7(?).7.1916:

Л.35 об. из открытого письма от 13.7.1916:

Сделай мне подарок: закажи тысячу папирос, заплати за них и вели выслать как модно скорее. У меня есть 500. Я курю немного, но Мандельшт. Меня обкуривает. Бог с ним. Ты закажи. Он правда слегка несчастный.

Л.46, из письма от20.7.1916:

20.7.1916.

19. В.Ф.Ходасевич. Письмо С.Я.Парнок. 22.7.1916, Коктебель. Ф.537 (В.Ф.Ходасевич). Оп.1. Д.43. Л.1-1 об. Фиолетовые чернила. 2 л.

Л.1 об., из письмо от 22.7.1916:

Знаете ли? - Мандельштам не умен, Ваша правда. Но он несчастный, его жаль. У него ущемление литературного самолюбьица. Петербург его загубил. Ну, какой он поэт? А ведь он "взялся за гуж". Это тяжело. Т.е. я хочу сказать, что стихи-то хорошие он напишет, коли посидит, а вот все-таки не поэт. Это несправедливо, но верно.

20. Г.И.Чулков. Письмо жене. 4.10.1911: Ф.548 (Чулков Г.И.). Оп.1. Д.480. Л.114.1 л.

Текст:

"...Вчера вечером был я у Вяч. Ив. Там был Пяст, поэтик Мандельштам и больше никого не было..."

21. Харджиев Н.И. Письма В.Г.Шкловской-Корди. 8 пп. 8.9.1929 – [март-апрель]1933. Ф.562. Оп.1. Д.1000. 15 л. На ксерокс только. Л.6-10.5 л.

Л.9 (Из письма в Железноводск 2.7.32, дата по штемпелю, адрес: Москва 18 Александровский пер., д.43, кв.4):

«Могу читать только Мандельштама. Если получку новые его стихи, пришлю вам.»

22. Н.Я. Мандельштам. Письмо В.Г. Шкловской-Корди. Лето 1940 г. Ф. 562 (Шкловский В.Б.) Оп. 1 Д. 995 Л.1-1об. Автограф (фиолетовые чернила). 1 л.

Текст:

Люсинька! Я к вам с обычной просьбой – вернее, к Варе: тетрадок! Тысячу общих! И конвертов, а то Женька никогда их не покупает. На днях он едет, я просила его вам позвонить, насчет тетрадей, но он у меня застенчивый. А тетради мне до зарезу: рам выдадут на полгодап десять штук и требуют, чтобы мы учились, учили и главное писали планы. Как это делается?

Мне в этом году труднее, чем в прошлом. Работаю в трех местах.

Знаете, Люся, если вы хотите меня порадовать – подарите мне пакетик самого чудного чаю и чайник самогог паршивого сорта – лишь бы с носиком. Я всегда помню ваши чаи, а сейчас заварила какую-то кладбищенскую глину и буду ее пить. А заварила в солонке – чайник разбит, и замены ему нет уж два месяца.

- Но это отступление. Ксли вернуться к теме: мне очень жаль, что я не застала летом голубого глаза. Тоже выдумали летать! Фантастика. Мне очень понравились дети. И они одобрили мои рассказы про школу: нашли, что похоже.

Таня была, правда, толстая.

Я понимаю, что Китик полуотличник, и на него за это обижаются. А Варе легче благодаря ее гармоническоум характеру. Сколько раз в день она на вас покрикивает?

Конфеты они едят, как слоны. Какая-то куча исчезла на моих глазах, и все уверяли меня, что съели по одной.

Вышла ли в этом году юбилейная Варина газета? Что делает Витя? Ему бы пора сейчас начать лысеть, да нельзя.

Очень жаль, что ваши поездковые масштабы не меньше Ташкента. Уж конеячно в Калинин вам не попасть, а мне и подавно в Москву.

Целую вас всех.

До встречи – в лучшем случае через год.

Надя

23. В.Б.Шкловский. Письмо Ю.Н.Тынянову. Дата [ошибочная]: 08.1938. Ф.562 (В.Б.Шкловский). Оп.2. Д. 92. Л.16?. 1 л.

Текст:

«Четыре дня был у меня Мандельштам с новыми стихами. Его дела не то налаживаются, не то разлаживаются. Сам он просится на ручки и делает ноги макаронками: стоять не может. Если бы я был здоровее, я бы поддержал его»

24. В. И. Нарбут. Письма Н. Я. Кандаурову. 12.8.1918 и 1.9.1918. Автографы, на бланке «Литературно-художественного двухнедельника «Сирена»Ю г.Воронеж». 2 лл. ( с об.). Ф. 769 (Н. Я. Кандауров). Оп.?. Д. 128. (ЦГЯН?) 4 л.

25. Нарбут В. И. Письмо Панферову Ф. И. [1933-1934] Автограф. Ф. 1128 (Панферов Ф. И.). Оп. 2. Д. 288. 1 л.

Текст:

Уважаемый тов. Парферов,

У меня к Вам два дела:

1) проглядите стихи «Еда» (из того же цикла, что и «Молоко»);

2) нельзя ли так устроить, чтобы я и Мандельштам смогли побывать в одном из совхозов (предпочтительнее – животноводческий, технических культур и т.п.)? Примерный срок – декады две… Если это возможно – посодействуйте.

Привет

В.Нарбут

P.S. У Мандельштама есть новые стихи («О пространстве»). Не хотите ли ознакомится с ними? Ни в «Новый мир», ни в «Красную новь» давать их он принципиально (в связи со своими отношениями к Гронскому и Вс.Иванову) не желает…

Чере 2-3 дня позвоню Вам.

26. М.И.Цветаева. Мой ответ Осипу Мандельштаму. [1926] Ф.1190 (М.И.Цветаева). Оп.3. Д.13. Л.30-58. Автограф. 29 л.

27. И.Цветаева. Записи – наброски писем Б.Л.Пастернаку. Ф.1190 (М.И.Цветаева). Оп.3. Д.12. Л.124. Автограф. 1 л.

28. М.И.Цветаева. Записи – наброски писем Б.Л.Пастернаку. [1926] Ф.1190 (М.И.Цветаева). Оп.3. Д.13. Л.117-118. Автограф. 2 л.

29. Б.Л.Пастернак. Письмо М.И.Цветаевой. Ф.1190 (М.И.Цветаева). Оп.3. Д.170. Л.18-20. Автограф. 6 л. Из письма от 30 мая 1929 г., из Москвы в Медон:

Л.17

30.V.29.

Дорогая Марина!

Мне вернули с почты ранее принятую бандероль с рукописью на твое имя la pas. Ясненько, что на такие пересылки требуется специальное разрешение. Я не пойду его исхлопатывать не из лени, а из боязни, как бы не посеять в инстанции, к-я меня м.б. не знает, подозрения относительно всей нашей переписки, и – будущей.

Мне очень хочется показать тебе, что я сделал за год, придется, однако повременить. К концу лета все сбежится в печатном виде, в котором до сих пор пересылка производилась безпрепятственно. До этого времени все и придется отложить.

Л.17 об.

Вероятно, из этих раскоряченных прыжков разной длины и удачи самым стоющим будет начала нов. романа, который я начал в феврале и в одной части (четвертой, т.е. не по порядку, а в смысле пропорции) недавно кончил.

Мне посчастливилось его на днях читать в исключительно благоприятствующих условиях (у Пильняка – перед молодежью его – советско-славянофильской школы), почему и критика выродилась во взаимные объятья, признания в любви и пр. Слова же, там произнесенные, - всем приснились, и я счастливого этого сна цитировать не буду.

Но им уже захотелось абсолюта, и тогда некоторые из них стали высказывать цеховые пожелания. И вот этим немногим я сказал,

Л.18

что их советами бы воспользовался, если бы был свободным художником, каким они себя и, верно, меня считают. А я не художник, а несчастный человек. Мне не пришлось делать ссылки на тебя и твой круг, п.ч. все известно, и они меня поняли. Это заявленье о своей эстетике я делал в состояньи безпредельного, незаслуженного счастья. Счастлив я был и Ямским Полем и avenue Jeanne d'Arc.

У Мандельштама осенью случилося очень досадное недоразумение с Горнфельдом по вине одного издательства. Оно было улажено обоюдосторонними письмами в редакцию. В середине зимы он имел глупость и несчастье «в общественном разрезе» поставить тему, одноименную

Л.18 об.

с областью, в которой он проштрафился или только, как хочу думать, благородно обжегся. Он напечатал в «Известиях» фельетон о постановке переводческого дела в СССР, прекрасно написанный и показавшийся мне глубоко антипатичным. Он там называл изъяном дела то, что переводы поручают (как бы сказать покороче) тем, кому бы я их только и поручал, т.е. людям нуждающимся, знающим языки, а не литературным специалистам. Это даже немного было по моим постоянным усилиям и по моим симпатиям. Я люблю людей обыкновенных и сам - обыкновенный человек.

Теперь против него поднята, действительно недостойная, травля, и как все у нас сейчас под ложным, разумеется,

Л.19

предлогом. Т.е. официальные журналисты, являющиеся спицами левейшего колеса, нападая на него, сами м.б. не знают, что в своем движении увлекаются приводной тягой правых. Им и в голову не приходит, что они наказывают его за статью в Известиях, что это, иными словами, действие всяких старушек, от известий, находящихся за тысячу верст. Это очень путаное дело. У нас против травли протестовало 15 лучших писателей (протестовали соседи старушек!), и я в том числе, сейчас в «Литературную газету» прислан протест из Ленинграда с Ахматовой, Тихоновым, Толстым и другими писателями. И все это разбивается о какую-то невидимую стену, постановле

Л.19об.

ние комиссий, разбиравших его дело, не печатают письма писателей, обходят молчанием. А сам он удивителен. Правда, надо войти в его положение, но его уверенности в правоте я завидую. Вру, - смотрю, как на что-то нежданно-чужое. Объективно он не сделал ничего такого, что бы хоть отдаленно оправдывал удары, ему наносимые. А м. тем он сам их растит и множит отсутствием всего того, что бы его спасло и к чему я в нем все время взываю. На его и его жены взгляд я – обыватель, и мы почти что поссорились после одного разговора. Напрасно я об этом с тобой заговорил. Неполнота рассказа тут равносильна искажению.

Всего лучшего. Я опять, кажется, на верном пути. На твоем. Вот увидишь!

Твой Б.

30. Мандельштам Н.Я. Письма А.С.Эфрон. Ф.1190 (М.И.Цветаева). Оп.3. Д.411. 6 пп. 3.1.1963-28.5.1967. 10 л.

п.1 – л.1. 3 января

п.2. – л.2, 3-4 – конверт.

1 марта [1963 – по штемпелю]

п.3. – л.5, 5 об.

18 марта

п.4. – л.6, 6 об.

7 апреля

п.5. – л.7, л.8-конв.

[3.1.1967 – по штемпелю]

п.6. – л.9, л.10-конв.

[29.5.1967 – по штемпелю]

31. Н.Я.Мандельштам. Воспоминания. Отрывок под названием «Старые друзья» (о М.И.Цветаевой). Машинопись. Ф.1190 (М.И.Цветаева). Оп.3. Д.12. Л.194. Автограф. 8 л.

32. Хазин С. Я. Письмо И. Г. Эренбургу. 21.5.1962. Ф. 1204 (Эренбург И. Г.). Оп. 2. ед. хр. 2312. 5 л.

Текст письма Самуила Яковлевича Хазина, инженера из Харькова, вышедшего на пенсию:

«Многоуважаемый т. Эренбург И.Г.

Вчера прочел в журнале "Новый мир" № 1 за 1962 г. продолжение Вашего очерка, где Вы уделяете много места Вашим встречам с Осипом Мандельштамом. В конце повествования приводите сообщенные Вам неким агрономом в 1952 г. сведения, свидетельствующие якобы о том, что в 1940 г. О.Э. был еще жив. Сообщаю Вам, что эти сведения неточны - О.Э. умер в октябре-ноябре 1938 г. в транзитном колымском лагере во Владивостоке на "2-й Речке", где он находился в течение нескольких месяцев. Умер он, по всей вероятности, от свирепствовавшей там в этот период времени эпидемии тифов.

В последние 2-3 недели его жизни я встретился с ним в лагере несколько раз при следующих обстоятельствах.

О.Э. стало известно, что в лагере пребывает некий Хазин, и он пришел узнать, не являюсь ли я родственником его жены, урожденной Хазиной, киевлянки, дочери присяжного поверенного. Это оказалось случайным совпадением наших с ней фамилий.

После этого мы еще несколько раз встречались с ним в зоне лагеря, слоняясь по лагерю. Последний раз я привел к нему его товарища, некоего инженера-технолога по строительным материалам по фамилии Хинт, которого в те дни возвращали этапом с Колымы и направляли в Москву на переследствие. Хинт случайно оказался в бараке лагеря невдалеке от меня на нарах, и в разговоре я ему случайно сказал о пребывании в лагере О.Э. Тот настоял на том, чтобы я его, несмотря на глубокую ночь, проводил к О.Э., что я и сделал. Помню, как трогательна была их встреча.

Мне кажется, что инженер Хинт ныне здравствует где-то в Риге в одном из НИИ по стройматериалам и в прошлом году значился в числе лиц, получивших Ленинские премии.

Кстати сообщу, что еще в 1950 или 1951 г. во время встречи в Москве с нашим другом дома историком-западником профессором Манфредом Альбертом Захарьевичем я поделился с ним о своих встречах и судьбе покойного О.Э. и высказал пожелание встретиться с женой покойного О.Э. с тем, чтобы ей лично передать некоторые краткие сведения о трагических последних днях его земной юдоли. К моему сожалению, эта встреча не состоялась ввиду того, что я бывал в Москве случайно, наездами, в служебных командировках, а жена О.Э. проживала где-то в глухой провинции центральных областей Союза. Если для Вас представляют интерес подробности его последних лет дней жизни, то я сочту за благо, будучи в течение текущего лета в Москве, встретиться с Вами где Вам будет угодно и удобно..."

33. Л. В.Нитобург. Письмо Полонскому В. П. 29. 10. 1930. Авторизов. машинопись. Ф. 1328 (Полонский В. П.). Оп. 1. Д. 252. Л. 15-15 об. 2 л.

Из Владикавказа.

Л.15-15об.:

«Поскольку приходится диогенстовать, и «подняв фонарь на длинной палке, с собакой впереди идти под солью звезд», то я «с петухом в горшке» тянуся «с нежностью бессмысленно к чужому, и шарю в пустоте, и терпеливо жду» (Кстати, только недавно я оценил Мандельштама. Он так полновесен, у него настолько свой голос, что даже Пастернак не заслоняет его литой фигуры. Поэт замечательный и сейчас, кроме Блока, - самый мне близкий. Кстати, не знаете ли его адреса? – Я б хотел с ним переписываться»)

34. Б. В. Эндер. Дневник. Запись от 30.5.1929. Автограф. Ф. 1337 (Колл. восп.). Oп. 4. Д. 70. Л. 63. 1 л.

Текст:

«Встретил О.М. <далее - о выставке детской книги>»

35. Д.С.Усов. Стихотворение «Нине Волькенау» с эпиграфом из стихотворения «Декабрист»: «Всё перепуталось - и сладко повторять:/Россия, Лета, Лорелея». Ф.1364 (С.В.Шервинский). Оп.3. Д. 695. Л.5. 1 л.

36. Д.С.Усов. Ответ на анкету Е.Я.Архиппова. 4.3.1932. Ф.1458 (Е.Я. Архиппов). Оп.1. Д.46. Л.35об. 1 л.

Ср.: Отвечая на лит. анкету Е. Я. Архиппова, Усов называл О. М. в числе своих любимых поэтов, замечая: «Нельзя не любить того, у кого учился и учишься. Он – “контрапункт строгого письма”, и в то же время он живее многих живых»

37. А.В.Звенигородский. Ответ на анкету Е.Я.Архиппова. 25.6.1932. Ф.1458 (Е.Я. Архиппов). Оп.1. Д.46. Л.57. 1 л.

Текст:

"[О.М. -] Очень талантливый и с большой традицией поэт. Полюбил его как человека..."

38. Рождественский В.А. Письма Е.Я.Архиппову от 22.1.1927, 5.7.1927, около 25.2.1928. Ф.1458 (Е.Я. Архиппов). Оп.1. Д.74. Л.24, 38 и 57 об. 1 л.

Тексты:

Л.24, от 22.1.1927:

«<…> О.Э.Мандельштам живёт сейчас в Царском, в здании Лицея. Очень доволен снежной тишиной, много читает – главным образом немецких романтиков. Мы с ним видимся во время его приездов в Петербург. <…>»

Л.38, от 5.7.1927:

«<…> Я часто бываю в Царском Селе у Н.П.Анцыферова и у О.Э.Мандельштама. <…>»

Л.57об., от 25.2.1928 (дата - по штемпелю получателя):

" <…> О.Мандельштам написал любопытнейший роман, который вероятно будет печататься в "Звезде. <…>"

39. Д.С.Усов. Письма Е.Я. Архиппову от 14.4.1924, 2.7.1925, 18.6.1926, б.д., 15.7.1927, 8.9.1927, б.д., 2.4.1928, 11.9.1932, 29.9.1932. Ф.1458 (Е.Я. Архиппов). Оп.1. Д.78. Л.47, 80об., 103-103об., 112-112 об., 113-113 об., 122-122 об., 126об.-127, 166об., 168. 14 л.

Тексты:

Л.47, 14.4.1924:

«Из указанных Вами книг можно найти Шкапскую, Ходасевича, Мандельштама, Блока несомненно»

Л.80об., 2.7.1925:

«Очень интересна книга переводов О.Э.Мандельштама из Макса Бартеля под заглавием: «Завоюем мир». Это, собственно, новая книга стихов Мандельштама!»

Л.103-103 об., 18.6.1926:

«В Петербурге видел еще: Кузмина (почти мельком – отвозил ему протокол о нем, который есть и у Вас, да еще музыку А.Н.Александрова на «Александрийские песни» с моим немецким переводом - издание Музсектора Госиздата, М. Лозинского (в Публичной библиотеке, где он заведует отделом искусства), О.Мандельштама (который больше совсем не пишет, а только переводит разные случайные книги и мечтает открыть ларёк), Валентина Анненского<…>»

Л.112-112 об., б.д.:

«Занимаюсь писанием биографий для Словаря. У меня вот кто:

Ю.Анисимов, И.Анненский, П.Антокольский, Е.Архиппов, А.Ахматова, Балтрушайтис, Батюшков Ф.Д. (проф.), Блок, Ю.Верховский, Ч. де Габриак (если позволит), Э.Голлербах, М.Л.Гофман, А.С.Грин, Л.П.Гроссман, В.Жирмунский, А.Звенигородский, М.Зенкевич, В.Кривич, А.Лозина-Лозинский, М.Лозинский, О.Мандельштам, В.Мозалевский, П.Муратов, И.Одоевцева, Б.Пастернак, М.Пантюхов, А.Печковский, Л.Рейснер, Дм.Рем., О.Рождественская (Добиаш), Вс. Рождественский, М.Н.Розанов, И.С.Рукавишников, А.А.Сидоров, А.А.Смирнов (проф. зап. литер), К.Случевский, Вера Станевич, И.Эренбург, М.Цветаева.»

Л.113об., 15.7.1927:

«Он Вс.Рождественский сообщает о Мандельштаме, который живет в Царскосельском лицейском флигеле и пишет повесть, «так странно перекликающуюся с Гоголем «Портрета»

122-122 об., 8.9.1927:

«прочел совершенно смехотворную и беспомощную книгу Э. Голлербаха о Царском Селе: «Город муз». Изумляюсь, чтó могли найти в ней Вс. Рождественский и О. Мандельштам. Вероятно, они просто принимают ее, как книгу о Царском.»

Л. 126об.-127, б.д.:

«Я делал в Неофилологической Библиотеке (в Историческом Музее) доклад о современной русской поэзии (на немецком языке) (3.II). Доклад сопровождался чтением моих стихотворных переводов русских поэтов на немецкий язык. Были представлены Брюсов, Блок, Пяст, Ахматова, Гумилев, Комаровский, Цветаева, Шервинский, Мандельштам, Орешин, Есенин, Эренбург и Тихонов. После доклада Б.И.Ярхо сказал мне, между прочим, что все мои переводы выполнены на очень хорошем немецком литературном языке, тогда как далеко не все подлинники написаны хорошим русским языком.»

После л.127, 2.4.1928:

«Меня преследует одна книга, которую я упорно встречаю на всех книжных прилавках. Это брошюра Альвэка: «Нахлебники Хлебникова- Маяковский и Асеев», книжонка пустая, застарелого типа имажинистских изданий, но на обложке ее помещен хороший и страшный рисунок Митурича, изображающий мертвого (или смертельно больного) Велемира на койке, где-то в избе или в сарае. Он умер в дер. Санталове, Новгород. губ., 22 июня 1922 г., «В Москве Хлебников, как лесной зверь мог укрываться от глаз человеческих и неизменно променял жестокие московские ночлеги на зеленую новгородскую могилу, но зато в Москве же И.А.Аксенов возложил на могилу ушедшего великого архаического поэта прекрасный венок аналитической критики, осветивинципом относительности Эйнштейна архаику Хлебникова и обнаружив связь его творчества с древнерусским нравственным идеалом XVI и XVII веков» (О.Мандельштам). Помните ли вы, что писал М.Кузмин о Хлебникове в «Условностях» (в статье «Говорящие»)? ... А тот же О.Мандельштам писал в статье «О внутреннем эллинизме в русской литературе»:

«Когда прозвучала живая и образная речь слова о полку Игореве», насквозь светская, мирская и русская в каждом повороте – началась русская литература. А пока Виктор Хлебников погружает нас в самую гущу русского корнесловия, в этимологическую ночь, любезную уму и сердцу умного читателя – жива та же самая русская литература».

Хлебников был ходячим словом»

Л.166об., 11.9.1932:

«А.В.Звенигородский ушел из толстовского музея <...> очень часто посещает О.Мандельштама и однажды встретился там с А.А.Ахматовой, о которой отзывается более чем сдержанно. В записной книжке (переплетенной в галстух Дмитрия Владимировича) он заставил (форменным образом!) ее записать ему ее стихотворение «Не бывать тебе в живых», и она нацарапала его карандашом, с явным нежеланием.»

Л.168, 29.9.1932:

Текст:

«Знаете ли Вы книгу М. Волошина «Демоны глухонемые», напечатанную в 1919 г. в Харькове? У меня есть оттуда (переписанная) чудесная вещь «Европа (Ангел Времен)», в которой проходят мотивы Эренбурга (из «Треста») и Мандельштама («Как средиземный краб…»). Посылаю его на всякий случай. Если же оно Вам известно, отошлите его Андрею Владимировичу.

"Tristia" Мандельштама - хороши. Многое из них (но не всё хорошее) вошло во 2-ю книгу (изд. Круг), где совершенно изумительна «Грифельная ода» и еще многое, многое.»

40. Б.М.Эйхенбаум. Дневник. Запись от 10.3.1927 (после бурного диспута в Тенишевском училище о формальном методе). Ф.1527 (Эйхенбаум Б.М.). Оп.1. Д.247. Л.7, 7о., 8, 8 об. 4 л.

Текст:

"Встретил сегодня на улице О.Мандельштама, который очень взволнован диспутом и хочет повидаться - "общее дело", говорит"

41. П.Н.Зайцев. Дневник. Запись от 1.1.1922. Автограф. Ф.1610. Оп.1. Д.2. Л.24. 1 л.

Текст:

«Говорят, в Петербурге не разрешена к изданию книга стихов Мандельштама, вероятно, его "Тристии". Это первые плоды поездки Мещерякова в Питер... В Москву вернулся на долгое жительство С.Клычков. Он разошелся с женой, продал свой новый сборник стихов».

42. Ашукин Н. С. Дневник. Авт. копия. 1929, 1962. Ф. 1890 (Ашукин Н. С.). Oп. 3. Д. 76. Л. 93. Запись за 29.9.1929. 1 л.

Текст:

29 сентября. <…> Вечером у Сухотина. Кожебаткин рассказывал об Осипе Мандельштаме. Встретился он однажды с ним (кажется в 1923 г.) в магазине Елисеева. Разговорились. – «Хорошо бы еще повтдаться с вами», - сказал Кожебакин. – «Что же, я лчень рад». – «А когда и куда же можно тпридти в Кам:». – «Да вот сюда, пожалуйста; я каждый день здесь бываю от 5 до 7 вечера». И пошел расхаживать по магазину».

43. А.Г.Горнфельд. Письмо А.Р.Палею. Автограф. 18.12.1928. Ф.1897 (Палей А.Р.). Оп. 1. Д. 4. Л.1. 1 л.

Текст:

«18.XII.28. Многоуважаемый Абрам Рувимович, если можете, то, пожалуйста, посодействуйте напечатанию моего письма в редакцию "Вечерней Москвы", сегодня туда отправленного. Москвичи ведь не знают, в чем дело, и я остаюсь безвинно облаянным. За все, что Вы сделаете и сообщите по этому делу вообще, буду очень благодарен. Всего хорошего – АГ».