§3. Историческая антропология как историческая субдисциплина

Сфера интересов исторической антропологии - новая территория, сравнительно не­давно аннексированная исторической наукой. Историческая антропология как само­стоятельное направление складывалась в борьбе с концепцией структурной истории, которая ставила своей целью разъяснение социальной действительности методом ре­конструкции объективных процессов и структур.

По мере того, как структурная исто­рия приближалась к своему идеалу, она становилась историей без человека. В проти­воположность ей, в центр интересов исторической антропологии помещен конкретный исторический человек с его опытом и образом поведения, обусловленными культурой. По мнению ряда историков, антропологический анализ как раз и может объяснить связь между объективной структурой и субъективной практикой.

Реконструкция прошлого как истории человеческой деятельности с неизбежностью требует ориентации на изучение не отдельного человека, а его связей с социальными, политическими и культурными процессами в обществе. На передний план исследова­ния выдвигается человек в его единстве с окружающим миром, что требует не только новых теоретических моделей изучения человеческого фактора в истории, но и, соответственно, новых методов исследования.

Историческая антропология не может довольствоваться классическим разделе­нием истории на политическую, экономическую или культурную. Она намерена пре­вратиться, по замыслу ее создателей, в точку синтеза различных аспектов истории и в силу этого не просто описать отдельные события человеческой истории, но и объяс­нить их логику. Отсюда интерес к жизни «маленьких людей» и к истории повседневно­сти, изучающей микроисторические процессы, а также внимание к тем документам, которые раньше казались малозначительными.

Оформление исторической антропологии происходит на фоне многообразных меж­дисциплинарных контактов, характеризующих современную систему наук в целом. Здесь можно выделить три взаимосвязанные между собой тенденции.

В первую оче­редь, это сближение теоретико-методологических арсеналов истории и социологии как «систематической» науки, т.е. теории общества в целом. Характерная для 60-70-х го­дов XX столетия ориентация на сближение этих дисциплин направлялась на поиски «номотетически ориентированной исторической науки» и «идиографически исполненной социологии». В этих условиях исторической антропологии отводилась посредническая роль между «понимающими» и «объясняющими» науками, между описанием и обобщением, меж­ду индивидуализацией и генерализацией.

Во-вторых, историческая антропология отразила в себе тенденцию к интеграции частных наук, изучающих человека, культуру и общество (биология, науки о жизни и поведении, экономика, политология и т.д.). Таким образом, речь идет об историзации и социологизации антропологии и об антропологизации истории и других обществен­ных наук.

И, наконец, в-третьих, историческая антропология отразила в себе тенденции, характерные для наук о человеке. Это - уже упомянутая тенденция ее социологизации, а, кроме того, стремление к использованию методов квантификации, как пути приближения наук о человеке к «строгим» наукам о природе и обществе.

В то же время историческая антропология не должна быть результатом простого смешения различных дисциплин. Ее исследовательская перспектива - это изучение центрального вопроса человековедения и обществоведения - вопроса о взаимозависи­мости человека и обстоятельств, в которых он действует.

На протяжении 60-70-х годов прошлого века в полемике об исторической антропологии преоблада­ли общетеоретические постановки вопросов. В ходе нее были представлены различные позиции по вопросу об определении исторической антропологии, ее содержания и методов.

Основные положения наиболее гибкой и открытой ее характеристики можно свести к следующему: главное отличие исторической антропологии от других истори­ческих дисциплин, изучающих человека (таких, как историческая демография и т.п.), видится в ее более общем по сравнению с ними характере. Если они понимаются, как описательные, то историческая антропология должна брать на себя задачи объяснения антропологических аспектов истории. По словам немецкого ученого О. Кёлера, она трактует «маленького» человека, как «фактор, формирующий историю», поскольку именно многообразие форм овладения людьми окружающим их миром определяет многообразие форм общества.

Следовательно, историческая антропология ставится ее апологетами не в один ряд с другими науками о человеке, культуре и обществе, а над ними. Они не приравни­вают историческую антропологию ни к этнологии, ни к истории поведения или к исто­рии духа. Именно эти науки в своей совокупности пролагают путь к исторической ан­тропологии, создают тот багаж знаний о человеке и обществе, который она намерена перерабатывать.

Поэтому историческая антропология мыслится, как попытка поднять­ся на новую ступень исторического познания, где изучение различных процессов и со­бытий в истории неотделимо от анализа их движущих сил, где политические, социаль­ные и культурные структуры рассматриваются как объективации человеческих мыслей и поступков.

Целью познания исторической антропологии, таким образом, провозглашается изу­чение исторически обусловленного и изменяющегося человеческого поведения в его индивидуальных и коллективных формах, которое должно анализироваться сквозь призму взаимоотношений индивида и общества.

В результате, историческая антропо­логия, выдвигающая на первый план проблемы механизма развития культуры, пытает­ся ответить на вопрос о том, каким образом культура передается во времени (от поко­ления к поколению), как осуществляется процесс взаимодействия культур, каково со­держание этого взаимодействия и куда направлен его вектор.