- •Ростов-на-Дону
- •Isвn 5-98615-006-6 ббк 53.57
- •Содержание
- •Глава 1. Между «наукой» и «пониманием».............................................................16
- •Глава 2. Концепция «душевной болезни» клинической
- •Глава 3. Психическое расстройство как социальная
- •Глава 4. Концепция сущности человека классической европейской философии как теоретико-методологическая основа решения проблемы
- •Глава 5. Предмет и задачи психотерапии в свете концепции культурно-исторического развития психики (л.С. Выготского)...........................................255
- •Глава 6. Психотерапия: функция и социальное
- •Введение
- •Глава 1 между «наукой» и «пониманием»
- •1.1. Что же такое психотерапия?
- •1.1.1. Часть медицины или самостоятельная сфера деятельности?
- •1.1.2. Лечение или воспитание?
- •1.1.3. Наука, метафизика, освобождающая практика?
- •1.2. Эмпирическое обоснование психотерапии
- •1.2.1 Исследования психотерапии: социальная миссия и теоретические результаты
- •1.2.2. Анализ методологии эмпирических исследований психотерапии (на примере методики л. Люборски)
- •1.3. Психотерапия в феноменолого- герменевтической перспективе
- •1.3.1. «Наука о духе»
- •1.3.2. Герменевтическая практика
- •1.3.3. Психоанализ и объективные законы лингвистики
- •1.3.4. Феноменология против психологизма
- •Глава 2
- •2.1. Концептуально-методологические основания кризиса психиатрии в начале XX в.
- •2.2. Противоречия концепции «душевной болезни»
- •2.3. Психофизиологический дуализм и права человека
- •2.3.1. «Нравственная дефективность» и «преступное помешательство»
- •2.3.2. Права человека в психиатрическом законодательстве
- •Глава 3 психическое расстройство как социальная проблема
- •3.1. Личность и социальная норма
- •3.1.1. «Норма – это патология, а патология – это норма»
- •3.1.2. Психиатрические нормы с точки зрения антропологии
- •3.1.3. Нормы, которые управляют людьми «без их ведома»
- •3.2. Критика «разума» философией «франкфуртской школы»
- •3.3.1. In statu quo ante17: если это и не верно, то все же хорошо придумано
- •3.3.2. Исключая то, что следует исключить
- •3.3.3. Testimonium paupertatis21
- •3.3.4. Медицинские нозологии и практическая медицина
- •3.3.5. Необходимые изменения
- •3.3.6. Timeo danaos25...
- •3.4. Фуко и Хайдеггер: есть ли будущее у наук о человеке?
- •3.4.1. Проблема социальной нормы в «генеалогии власти» м. Фуко
- •3.4.2. Антипсихиатрия: борьба за права психиатрических пациентов
- •3.4.3. Философские основания и практическая реализация «феноменологического» направления антипсихиатрии
- •Глава 4
- •4.1. Психофизиологический дуализм в современных науках о человеке
- •4.2. Культурный генезис человека: Кант, Гердер
- •4.3. Диалектика всеобщего и единичного в становлении человека (Гегель)
- •4.4. Разрешение психофизиологической проблемы к. Марксом
- •Глава 5
- •5.2. Органический дефект и развитие личности
- •5.3. Противоречия «неорганической» жизни человека как предмет психотерапии
- •Глава 6 психотерапия: функция и социальное становление
- •6.1. Концепция монистической сущности человека и социальная функция психотерапии
- •6.2. Социокультурные практики в разрешении противоречий «неорганической» жизни
- •6.2.1. Исторические предпосылки: магические практики и «ритуалы» шизофреников
- •6.2.2. Внушение
- •6.2.3. От гипноза к «технике» психоанализа
- •6.3. Психотерапия как профессия
- •6.3.1. Бремя дурной репутации
- •6.3.2. Исходная форма
- •Заключение
- •Литература
- •Елена Анатольевна Ромек Психотерапия: рождение науки и профессии
- •344010, Г. Ростов-на-Дону, пр. Ворошиловский, 87/65,
- •344019, Г. Ростов-на-Дону, ул. Советская, 57.
- •Качество печати соответствует предоставленным диапозитивам
3.4.3. Философские основания и практическая реализация «феноменологического» направления антипсихиатрии
В отличие от «либерального» «феноменологический» проект преодоления психиатрии имеет сугубо позитивную направленность и заключается в том, чтобы, отказавшись от объективирующей «научной» методологии, с помощью экзистенциальной феноменологии понять психические расстройства как специфические способы бытия-в-мире. Как раз в этом видел свою задачу основатель антипсихиатрии Рональд Лэйнг, эволюция взглядов которого выявляет как внутреннюю логику этой программы, так и ее отношение к «практической жизни».
Первые работы Лэйнга написаны в традиции, начало которой было положено К. Ясперсом. В ее основе лежит своего рода «презумпция осмысленности», в согласии с которой, мышлению, чувствам, поведению душевнобольных, квалифицируемым позитивистской психиатрией как «бред», «галлюцинации», «иллюзии», словом, безумие, присуща имманентная логика. Большинство нормальных людей даже не пытается разобраться в ней в силу «личностной дизъюнкции»: «Наша культура, – пишет Лэйнг, – позволяющая определенные вольности, весьма жестко относится к людям, для которых не существует никаких границ внешнего/внутреннего, реального/нереального, я/не я, личных/общественных границ там, где считается здоровым, правильным и нормальным их иметь» [112, с. 33]. Между тем, психическое расстройство представляет собой особую конфигурацию Dasein, или целостность, связывающую воедино отдельные модусы бытия, онтически – «патологические» чувства, установки, мысли, желания, поступки. Клиническая психиатрия потому и не видит в них смысла, что рассматривает их абстрактно, в отрыве от способа существования, ипостасями которого они являются.
Мы уже имели возможность убедиться30, что теоретическая эффективность феноменолого-герменевтического подхода определяется не терминологией учений, на язы-
–––––––––––––––
30 См.: Гл. I, § 3.
214
ке которых его приверженцы заявляют о своих намерениях, а исследовательской логикой. Причем часто в одной и той же терминологии выражаются различные, а то и противоположные, познавательные стратегии, иногда даже в работах одного автора, в зависимости от того, анализирует ли он конкретный материал или формулирует правила своего метода. В работах психотерапевтов и психиатров экзистенциалистского направления читатель при желании найдет немало противоречий такого рода. У Лэйнга, в частности, сосуществуют две методологические установки: при разборе конкретных случаев (преимущественно шизофрении) он прибегает к анализу системы отношений пациентов с другими людьми, выявляет патогенные конфликты, стремится реконструировать их генезис, тогда как при разъяснении специфики своего подхода по отношению к «естественнонаучной» методологии занимает позицию «интеллектуального анархизма», а в поздних работах и откровенного мистицизма. С точки зрения выработки позитивной альтернативы клинической психиатрии эти стратегии, конечно же, не равнозначны.
В первой своей книге «Разделенное Я: экзистенциальный анализ психического здоровья и безумия» Лэйнг противопоставил психиатрической концепции шизофрении как болезни психологический анализ противоречия «онтологической небезопасности», приводящего к шизоидной деперсонализации. Он описал «modus vivendi»31 пациентов, страдающих различными формами тревожности и отчаяния. Испытывая постоянный страх перед миром, они прибегают к своеобразному способу защиты, заключающемуся в разделении собственной личности на внутреннее «истинное» и внешнее «ложное» Я, на «бесплотную душу» и «обезжизненное тело». «Мы пытались объяснить это как отчаянную попытку справиться с одной из форм «онтологической неуверенности», – пишет Лэйнг [там же, с. 541. Иначе говоря, деперсонализация рассматривается им как результат патогенных компенсаций, посредством которых человек старается преодолеть свое чувство опасности, исходящей отовсюду и ниоткуда конкретно (Лэйнг,
–––––––––––––––
31 Образ жизни (лат.).
215
разумеется, пишет о переживании небытия). В итоге шизоид возводит вокруг своего «истинного» Я оборонительную систему «ложных» Я, посредством которых он взаимодействует с представляющим угрозу миром, и чем больше он теряет связь с другими людьми, тем больше отчуждается от себя самого; «а, в конце концов – в гипотетическом конечном состоянии хаотического небытия – человека ждет полная потеря связи с собой и другими» [там же, с. 56].
Заметим, Лэйнг считает шизофрению расстройством личности, а не просто альтернативной «картиной мира», оценивает «внешние» Я пациентов как «ложные», но вместо абстрактных психиатрических норм использует в качестве критерия деперсонализации степень разрушения межличностных отношений, в которые включен индивид. «По моему мнению, – пишет он в книге «Я и другие», – самым значительным теоретическим и методологическим прогрессом в области психиатрии за последние двадцать лет стало усиление негативного отношения к любым теориям и исследованиям, которые рассматривают личность вне контекста». Терапевт «не должен обращаться с «личностями» как с «животными» или «вещами», но глупо пытаться вырвать человека из связи с другими существами, ведь это его матрица» [там же, с. 88]. Из этого манифеста следует вполне определенная программа терапевтических действий, предполагающая системный анализ modus vivendi пациента, но не для того, чтобы узаконить его «право быть Другим», а для того, чтобы обнаружить противоречие, препятствующее его взаимодействию с окружающими, и попытаться восстановить или создать заново его (меж)личностную «матрицу». При этом экзистенциальный терапевт, подчеркивает Лэйнг, – не должен потворствовать ни индивидуальным, ни групповым «фантазиям» пациентов, вступать с ними в «сговор», или использовать их для воплощения собственных «фантазий» [там же, с. 140]. Но поступая так, терапевт руководствуется не уникальностью экзистенциальных переживаний психотиков и не директивами либеральной толерантности, а объективными, т.е. независящими от восприятий,
216
представлений, установок отдельных индивидов, законами их социального взаимодействия. Именно в этой стратегии кроется причина впечатляющих терапевтических достижений Р. Лэйнга и его единомышленников. В1965 г. ими была создана терапевтическая община в Кингсли Холл, ставшая образцом для других «антипсихиатрических» коммун. По некоторым данным в таких коммунах излечивалось до половины страдавших шизофренией пациентов.
В нескольких работах – написанной совместно с Д. Купером книге «Разум и насилие: декада философии Сартра 1950-1960», «Я и Другие», коллективной монографии «Межличностное восприятие: теория и метод исследования» и других Лэйнг попытался выявить социально-психологические источники шизофрении. Он опирался, с одной стороны, на работы американских исследователей (Л. Винна, А. Рикова, Дж. Дея, С. Мирша, Д. Джэксона и др.), изучавших «шизофреногенные» семьи, а с другой – на «Критику диалектического разума» Сартра. Исходная гипотеза состояла в том, что большая частота случаев шизофрении в определенных семьях обусловлена не генетическими факторами, а традицией отношений, постоянно воспроизводящих ситуацию «двойной связи». Такая ситуация подобна ловушке, в которую «жертва» попадает, силясь выполнить парадоксальное требование. Какой бы выбор она не сделала, действие тут же оттормаживается противоположным стимулом. Ситуация «двойной связи» подобна «безвыигрышной лотерее», от участия в которой невозможно отказаться и которая организуется для того, порождать и поддерживать у вовлеченных лиц стойкое чувство вины. В «шизофреногенных» семьях, которые Лэйнг обозначает сартровским термином нексус32, только чувство вины и взаимное манипулирование удерживают людей вместе.
Типичным примером ситуации «двойной связи» может служить диалог между матерью, пришедшей в больницу навестить только что оправившегося от нервного срыва сына. Увидев его в дверях приемного покоя, она
–––––––––––––––
32 Nexus (лат.) – узел.
217
«(а) распахивает объятия, приглашая его обнять себя, и/или
(б) [собираясь] обнять его.
(в) Когда он подходит ближе, она замирает, каменеет.
(г) Он нерешительно останавливается.
(д) Она говорит: «Разве ты не хочешь поцеловать мамочку?» – и, пока он все еще не двигается с места в нерешительности,
(е) она говорит: «Но, дорогой мой, ты не должен бояться своих чувств»» [112, с. 169].
Ребенок получает противоречивые предписания, причем из-за того, что некоторые из них высказываются прямо, а другие – посредством жестов, взглядов, тона и т.п., конфликт не может быть разрешен открыто и провоцирует типичное для шизофрении амбивалентное поведение. «Человек, которого затягивает эта трясина, – пишет Лэйнг, – уже не понимает, что он делает. В такой ситуации то, что мы называем психозом, может быть всего лишь отчаянной попыткой удержаться на плаву» [там же, с. 165].
К сожалению, исследования социально-психологических условий возникновения шизофрении, не получили дальнейшего развития, отчасти в виду неоднозначности их результатов и отсутствия у заинтересованных психотерапевтов, включая Лэйнга, теоретической гипотезы, с помощью которой можно было их осмыслить, отчасти же под давлением «нового левого» движения, предлагавшего простые, быстрые и популярные решения вместо сложных, долговременных и рискованных.
Наряду с социально-психологическим анализом психических расстройств и лежащих в их основе противоречий в работах Лэйнга присутствует и другая методологическая установка, сформированная совместным влиянием франкфуртской школы, Хайдеггера, Сартра, Фуко и Юнга. Согласно этой установке любая «ставшая» форма общественных отношений препятствует аутентичному развитию личности тем, что императивно навязывает ей правила «внутреннего распорядка». Эти правила совершенно произвольны, однако с их помощью группа подчиняет себе индивида, а «объективирующий рассудок» – целостное
218
историчное бытие-в-мире. Поэтому (1) оценка поведения индивида как «ненормального», «сумасшедшего» и т.п. имеет смысл лишь в рамках групповых «фантазийных систем», с точки же зрения подлинного существования (сущности человека) такое поведение является нормальным; (2) понять внутренний мир (душевно больного) человека можно лишь средствами эмпатии, экзистенциальной феноменологии, интуиции, мистических инсайтов, но никак не науки, которая является орудием господства объективирующего рассудка.
«Все группы, – пишет Лэйнг в книге «Я и другие», – действуют на основе фантазий. Тип переживания, который дарит нам группа, – ...одна из главных причин, а для некоторых людей едва ли не единственная, нашего пребывания в группе» [там же, с. 40]. Этот тип переживаний он называет «псевдореальностью», в том смысле, что воображаемые связи и отношения принимаются членами группы («нексуса») за реальность. Фантазийная система связей, словно паутина опутывает индивида, лишая его не только свободы, но и возможности адекватно оценить ситуацию, в которой он находится. Он срастается с нексусом настолько, что отождествляет с ним свое Я – «обычно это называется «идентичностью» или «личностью»», – саркастически замечает Лэйнг [там же, с. 41]. Всякий, кто начинает осознавать ошибочность «социального чувства реальности» и пытается вырваться из системы групповой фантазии, представляет для остальных ее членов экзистенциальную угрозу, поскольку ставит под сомнение их верования и вытекающий из них modus vivendi. Таких людей группа клеймит ярлыком «сумасшедшие» и тем ограждает себя от их влияния. «Как только расхождение в действиях и отличия в восприятии доходят до определенной точки, – пишет Лэйнг, – «большинство» начинает считать «меньшинство» «другими». ...Чем больше человек, которого мы считаем совершенно неправым, уверен в своей абсолютной правоте и полной нашей неправоте, тем скорее этого человека следует уничтожить, не дав ему уничтожить себя или нас. Мы, разумеется, не говорим о том, что хотим его уничтожить. Мы хотим вырвать
219
его из лап ужасного заблуждения, вот, что мы имеем в, виду» [там же, с. 43].
Система социальных связей индивида, которую сам Лэйнг определял как его личностную «матрицу», под новым углом зрения оказывается ужасным и коварным Левиафаном, властно подчиняющим человека своей воле и жестоко карающим за неповиновение. Психиатрическим пациентам отводится в этой мифологической конструкции роль то ли диссидентов, то ли воплощений подлинной экзистенции – все зависит от того, признается ли «реальность», за которую они терпят муки, социальной конвенцией, или рассматривается как забытая, за-ставленная, отчужденная «массовым порядком» истина бытия. Из двух этих истолкований, естественно, вытекают различные программы действий. Соратник и соавтор Лэйнга Дэвид Купер избрал стратегию «новых левых» и посвятил себя отстаиванию политических прав психиатрических пациентов. Этой теме посвящены его работы 70-х гг., особенно последняя книга «Язык безумия». Что же касается Р. Лэйнга, то в 1967 г. он разрубил «гордиев узел» собственных методологических противоречий обращением к иррационализму.
В книге «Политика опыта и райская птица» вслед за Хайдеггером он отождествляет научное познание с рассудочной логикой, а затем объявляет его итог совокупностью абстрактных гипотетических построений. Такое знание соответствует, утверждает он, «одномерному», фрагментарному человеку технологической цивилизации, является предпосылкой и результатом тотального отчуждения личности в современном мире. Для того чтобы вырваться из порочного круга отчуждения, нужно отбросить «мистифицирующий занавес» науки и начать испытывать мир заново. Лэйнг призывает, положившись на фантазию и интуицию, совершить «духовное путешествие» к истоку всех вещей – целостному бытию. С деталями этой типичной для конца 60-х гг. концепции, в которой бытие-к-смерти экзистенциализма переплетается с политической риторикой «новых левых», буддистские мотивы – с психоделической революцией, христианство – с гностициз-
220
мом и юнгианством, читатель может познакомиться непосредственно в книге Лэйнга. Нас же она интересует исключительно в связи с ее психотерапевтическими приложениями. А они таковы: психические расстройства, главным образом, шизофрения рассматриваются в «Политике опыта...» как «духовные путешествия» к глубинам сокровенного, как мистический опыт «других измерений», возвращающий человеку полноту подлинного существования. Лэйнг называет шизофрению «естественным процессом выздоровления» [266, с. 127], в ходе которого неподлинное, адаптировавшееся к социальной реальности Ego распадается и на его обломках рождается целостность Самости (Self). Считающие себя «нормальными» люди на самом деле тяжело больны, утверждает он, а психически больные – на пути к выздоровлению. Поэтому в том, что касается внутреннего мира, шизофреники могут научить психиатров гораздо большему, чем психиатры своих пациентов [там же, с. 109].
Вместо психиатрических больниц Лэйнг предлагает создать терапевтические сообщества принципиально иного типа, в которых успешно окончившие «духовное путешествие» помогали бы тем, кто его совершает. Ту же роль он отводит терапевтам – быть «сталкерами», ориентирующимися в пространстве и времени внутреннего мира и способными вывести из него личность [там же, с. 139]. Терапевтические («антипсихиатрические») коммуны уподобляются, таким образом, древним мистическим союзам, средневековым монашеским орденам, религиозным сектам Нового времени, в которых посвященные отгораживались от погрязшего в грехе мира ради спасения своих душ. Но это означает, что на место физической изоляции в психиатрических больницах, которая, по мысли ее адептов, является главным условием излечения безумия, «феноменологический проект» ставит «духовную» изоляцию в пространстве «внутреннего мира», или «иллюзорных переживаний» пациентов, в терминологии ранних работ Лэйнга. И в том, и в другом случае залог выздоровления душевнобольных видят в их обособлении от жизни общества, «нормального» взаимодействия с другими людьми
221
и т.п. В связи с этим стоит напомнить лейтмотив «Истории безумия...» Фуко: отчуждая человека от общества, его делают сумасшедшим (aliene). А ссылаются ли при этом на «животный» характер неразумия, выставляя его носителей в паноптикумах напоказ, опасность сумасшедших для общества, подвергая их госпитализации в недобровольном порядке, или угрозу общества для психиатрических пациентов, пряча их в «духовном» пространстве «антипсихиатрических монастырей», сути дела отчуждения это не меняет.
Не в первый раз мы столкнулись с парадоксальным обстоятельством: несмотря на противоположность намерений, «концептуальных горизонтов» и символов веры, клиническая и феноменологическая психиатрия (антипсихиатрия) предлагают идентичную программу действий по отношению к душевнобольным, лозунг которой – «Терапия изоляцией».
* * *
Анализ попыток выработать позитивную альтернативу клинической психиатрии на основе философских учений, которым принадлежит лидирующая роль в ее критике, позволяет сделать следующие выводы:
1. Философия «франкфуртской школы» и «генеалогия власти» М. Фуко не выработали гуманистической альтернативы пенитенциарному институту клинической психиатрии, поскольку совершили отход от научно-теоретического изучения психических расстройств к мифотолкованию социальных противоречий.
2. Руководствующееся идеологией «новых левых», «генеалогией власти» и философией постмодернизма «политическое» направление антипсихиатрии отрицает само существование психических расстройств, сводя их к идеологическому конфликту между общепринятым и маргинальными образами жизни. Практическое следствие этой установки состоит в том, что под лозунгом толерантности и мультикультурности «политический проект» предлагает соответствующее идеологии либерализма устранение общества от решения проблем психиатрических пациентов.
222
3. Базирующееся на философии экзистенциализма «феноменологическое» направление антипсихиатрии противопоставляет психическое расстройство социальному «массовому порядку» в качестве своеобразного и целостного способа человеческого существования (Dasein) и усматривает цель психотерапии в его аутентичном понимании. В итоге терапевтическая программа «феноменологического» направления идентична программе клинической психиатрии. Обе они предлагают изоляцию от общества психиатрических пациентов.
Приходится признать, что в деле критики «концептуального горизонта», гуманитарных последствий и «политической миссии» клинической психиатрии, западная философия XX в. преуспела гораздо больше, чем в теоретическом осмыслении альтернативного способа преодоления психических расстройств, выработанного психотерапией.
Вместе с тем, шла ли речь об обсуждении проблемы нормы-аномалии, реконструкции генезиса психиатрии в «Истории безумия...» М. Фуко, терапевтической практике Р. Лэйнга и его коллег, постоянно возникал образ логики познания человека, адекватной «делу» психотерапии. В следующей главе мы рассмотрим эту логику в ее классическом выражении.