10. Правовое содержание принципа невмешательства во внутренние дела.

Суверенность государства является политико-правовой предпосылкой для его полноправного и равноправного участия в международном общении и в принципе – независимой деятельности на мировой арене,); Это свойство государства обусловливает и самостоятельность во всем, что касается его внутренней жизни: от установления и поддержания подходящего для него экономического и политического строя, создания и функционирования органов власти, управления и правосудия до различных проявлений общественной жизни, равно как и осуществления всякого рода преобразований. Все это многообразие внутренней жизни государства не может являться предметом каких-либо повелений, указаний, непрошеных советов и т.п. действий любого другого государства или международной структуры либо их действий, направленных на оказание влияния или давления на то, что происходит внутри страны.

Свое концентрированное концептуальное выражение эта сторона межгосударственного общения на определенном историческом этапе получила в формировании доктрины невмешательства, а затем, по мере развития многосторонних процессов, обрела характер международно-правового принципа невмешательства.

Французский народ, говорилось в Конституции Франции 1793 года, «не вмешивается в управление другими нациями; он не потерпит, чтобы другие нации вмешивались в его собственное». В Декларации международного права, спроектированной Робеспьером, отредактированной Грегуаром и рассмотренной Конвентом в 1795 году, также подчеркивалось, что «ни один народ не имеет права вмешиваться в правление других». Спустя три десятилетия в послании президента США Д. Монро конгрессу (1823 г.) было заявлено, что вмешательство европейских держав в дела Американского континента недопустимо, что США будут отражать такое вмешательство всеми силами и не будут, со своей стороны, вмешиваться в дела Европы, кроме случаев, затрагивающих их непосредственные интересы. Эта доктрина Монро оставляла, однако, открытым вопрос о невмешательстве внутри межамериканской системы.

Прежде чем провозглашенный доктринально принцип невмешательства начал обретать свое нормативное воплощение притом в возрастающем международном масштабе, ему пришлось выдерживать противоборство с принципом легитимности и интервенционизма со стороны монархической Европы в лице Священного союза, а также сопротивление крупных держав, не желавших расставаться с возможностью давления на другие страны путем вмешательства в их внутренние дела.

После Первой мировой войны в Статуте Лиги Наций была предпринята попытка встроить принцип невмешательства в институционные рамки путем ссылки на то, что пакт не затрагивает законность доктрины Монро в «региональном понимании»; что же касается придания международного измерения принципу невмешательства, то дело ограничилось наделением государства, вовлеченного в спор, правом ссылаться на то, что спор касается вопроса, который, «согласно международному праву, находится во внутренней компетенции этого государства». Такое положение представляло внутреннюю компетенцию государства, по существу в ущерб и самому принципу невмешательства, как нечто производное от международно-правового регулирования.

Демократизация международных отношений в итоге разгрома агрессивных государств во Второй мировой войне и глубокая институционализация международного общения путем учреждения Организации Объединенных Наций и сети межправительственных организаций ее системы создали возможность для того, чтобы принцип невмешательства получал все более развернутое воплощение на международном и региональном уровнях.

Это нашло свое выражение в Уставе ООН, где невмешательство трактуется как один из принципов деятельности Организации и поведения государств – ее членов: «Настоящий Устав, – сказано в этом документе, – ни в коей мере не дает Организации Объединенных Наций права на вмешательство в дела, по существу входящие во внутреннюю компетенцию любого государства», и не требует от членов ООН «представлять такие дела на разрешение в порядке настоящего Устава»; этот принцип не затрагивает, однако, применения, принудительных мер, предусмотренных Уставом.

За десятилетия своего функционирования принцип невмешательства, как и его концепция, обрел глубокое и разностороннее развитие в таких актах ООН, как Декларация принципов международного права 1970 года, Декларация о недопустимости интервенции и вмешательства во внутренние дела государства, одобренная Генеральной Ассамблеей ООН в 1982 году, и ряде других решений.

Принцип невмешательства закреплен в Декларации принципов Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе 1975 года.

В разработку и международно-правовое закрепление принципа невмешательства существенный вклад внесли государства межамериканской системы. В этой связи следует особо сказать о ст. 18 Устава ОАГ, согласно которой «никакое государство или группа государств ни под каким предлогом не имеют права на прямое или косвенное вмешательство во внутренние или внешние дела любого государства». Это относится не только к вооруженному вмешательству, но и к любой другой форме вмешательства или тенденции, имеющей целью посягательство на личность государства или его политические, экономические и культурные органы: «никакое государство не может применять или стимулировать принудительные меры экономического или политического характера в целях повлиять на суверенную волю другого государства и извлечь из этого какие-либо выгоды» (ст. 19).

Принцип невмешательства закреплен в Уставе ОАЕ, а также Уставе СНГ. Последний в числе принципов, на которых государства Содружества должны строить свои отношения, предусматривает «невмешательство во внутренние и внешние дела друг друга», но вместе с тем говорит и о сотрудничестве в целях поддержания «гражданского мира и межнационального согласия».

Изложенные выше формулы принципа невмешательства воплощают наиболее важные элементы его содержания. Другими его элементами являются обязательства государства:

− не организовывать, не разжигать, не финансировать, не подстрекать или не допускать подрывную, террористическую или вооруженную деятельность, направленную на насильственное свержение строя другого государства, не способствовать ей, а также не вмешиваться во внутреннюю борьбу в другом государстве;

− воздерживаться от оказания содействия, поощрения или поддержки, прямо или косвенно, мятежной или сепаратистской деятельности в других государствах под каким бы то ни было предлогом или от каких-либо действий, направленных на нарушение единства либо подрыв стабильности другого государства или любого из его институтов;

− воздерживаться от организации, обучения, финансирования или вооружения политических и этнических групп на своей территории или территории другого государства с целью осуществления подрывной деятельности, создания беспорядков или волнений в других странах.

Не является вмешательством во внутренние дела осуществление мер контроля, проверки и инспекции на месте, предусмотренных международными соглашениями, в частности по вопросам разоружения, хотя бы эти меры носили далеко идущий интрузивный, то есть вторгающийся во внутреннюю сферу государства, характер, как это предусмотрено, в частности, в Конвенции 1993 года о запрещении химического оружия и в Договоре 1996 года о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний. Оба соглашения предусматривают, однако, и пределы интрузивности контроля. В частности, в Договоре 1996 года сказано, что деятельность по контролю осуществляется «на основе полного уважения суверенитета государств-участников» и «как можно менее проникающим образом», совместимым с эффективным и своевременным достижением ее целей. В Конвенции о химическом оружии также оговаривается, что и инспекционная группа «руководствуется принципом проведения инспекции по запросу как можно менее интрузивным образом».

С расширением международного регулирования вопросов обеспечения прав и основных свобод человека эта сфера также перестала рассматриваться как сфера исключительно внутренних дел государства. В документе Московского совещания Конференции по человеческому измерению СБСЕ 1991 года участниками совещания было подчеркнуто, что обязательства, принятые ими в этой области, «являются вопросами, представляющими непосредственный и законный интерес для всех государств-участников, и не относятся к числу исключительно внутренних дел соответствующего государства».

Практически таким же образом действуют различные механизмы ООН, занимающиеся вопросами прав человека, а также механизмы, функционирующие на основе международных соглашений в этой области.

Взаимозависимость государств, расширение и углубление сфер их общения, особенно на многосторонней основе, закономерно приводят к сужению и ограничению той сферы, которая может считаться сферой исключительно внутренних дел государства. Все большее число конкретных вопросов охватывается международным регулированием.

Это, однако, не значит, что возникает некое право на вмешательство, как считают некоторые представители зарубежной науки международного права, в частности право на «гуманитарную интервенцию». Международный Суд ООН в своем решении от 9 апреля 1949 г. высказался в том смысле, что «якобы существующее право вмешательства Суд может рассматривать только как проявление политики силы, такое, которое в прошлом вело к наиболее серьезным злоупотреблениям и которое не может, каковы бы ни были дефекты организации международного общения, найти место в международном праве».

Интервенция не может быть легализована существованием договора, допускающего ее в случае гражданской войны или с формального согласия правительства, против которого началась революция, в силу императивности принципа невмешательства. Именно так ставил вопрос еще Ф. Козентини в своем Международном кодексе войны и мира. Комиссия международного права ООН отнесла наиболее серьезные акты интервенции, такие как разжигание гражданской войны в другом государстве, к числу преступлений против мира и безопасности человечества; В проекте Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества, подготовленном Комиссией международного права, вмешательство во внутренние или внешние дела государства как такового указывается в числе такого рода преступлений. Любое лицо, которое как руководитель или организатор совершает или отдает приказ о совершении акта вмешательства, в случае признания его виновным подлежит уголовному наказанию. Однако Статут Международного уголовного суда, принятый в 1998 году, не содержит состава преступлений вмешательства в перечне преступлений, подпадающих под юрисдикцию Суда, ограничиваясь оговоркой в Преамбуле, в силу которой ничто в Статуте «не должно восприниматься как дающее какому-либо государству право вмешиваться в вооруженный конфликт, входящий в сферу внутренних дел любого государства».