Глава 3 реформы екатерины II

Реформаторство Екатерины II и идеи Просвещения. — Совет и. Се¬нат при. Екатерине II. — Областная реформа. — Дворянская поли¬тика екатерининского царствования. — Экономическая политика второй половины XVIII в. — Церковь и государство при Екатери¬не II. — Крепостное право и крестьянский вопрос. — Проект свода законов Екатерины П.

Екатерининское царствование (1762—1796 гг.) стало временем непрерывных преобразований. Они были вызваны не только теми причинами, которые принято называть объективными (рост зна¬чения государства в жизни общества, реформирование несовер¬шенных государственных и общественных структур, а впоследст¬вии — и влияние на политику восстания Е. Пугачева, событий Французской революции), но и субъективными. Речь идет и о вполне естественном желании новой императрицы укрепить свою личную власть, и о присущей Екатерине II потребности, ее глу¬боком желании воплотить в жизнь новые, передовые и популяр¬ные в европейской «интеллектуальной державе» — сообществе ученых, писателей и политиков — взгляды на отношения власти и общества. Они строились на основах идеологии Просвещения. Использование понятий и принципов Просвещения было не толь¬ко демагогической уловкой «Тартюфа в юбке» (чего тоже отрицать полностью нельзя), но и важной частью мировоззрения, идеологии Екатерины II.

Личность русской императрицы, несомненно, достойна восхи¬щения — столь глубоки ее познания, смелы реформаторские за¬мыслы, основательно их исполнение. Объяснять реформаторство Екатерины! I только тактическими расчетами умной императрицы было бы слишком примитивно. В основе всей деятельности Екате¬рины II лежала не просто определенная философия власти, а не¬кая вера, высокое стремление к достижению общих, абстрактных идей создания совершенного строя, общества в России. В этом смысле она была таким же, как Петр I, «государственным мечта¬телем». Естественно, Екатерину II, как и Петра I, упрекали еще при жизни в очевидном противоречии между высокими словами и довольно прозаичными и даже малодостойными поступками и скверными пристрастиями.

Естественно, что уроки царствования Петра III Екатерина II учла вполне. Как женщина умная, она принимала во внимание общественное мнение, умело формировала его, направляла в нуж¬ное для себя русло. Между тем, придя на престол в результате заговора, свергнув законного императора, Екатерина II оказалась в сложном положении. Проблема укрепления власти, завоевание

164

авторитета как правителя в первые годы было для нее задачей пер¬востепенной. Довольно скоро Екатерина II уяснила, что необхо¬димы преобразования высшего звена управления.

С одной стороны, мало сведущая в государственных делах им¬ператрица нуждалась в квалифицированной помощи опытных со¬ветников, а с другой — ее не удовлетворяла главенствующая роль Сената в системе управления времен Елизаветы и Петра III. Ека¬терину беспокоили потенциальные возможности Сената как неко¬его правового, имеющего возможность оппонировать самодержа¬вию центра власти, корпорации.1 Идея будущей реформы Сената видна уже в манифесте 6 июля 1762 г., где сказано о необходимо¬сти того, чтобы «каждое государственное место имело свои преде¬лы и законы и соблюдение доброго во всем порядка».2 Нужный императрице результат — усиление императорской власти при ослаблении Сената — достигался, по ее мнению, во-первых, со¬зданием специального совета доверенных сановников-порученцев по типу уже существовавших при ее предшественниках «советов при особе государя» и, во-вторых, — реформой собственно Сената.

Замысел образования Совета прошел определенную эволюцию. Вначале Екатерина II явно разделяла мысль о создании Совета как четко поставленного на основе законов и бюрократических принципов учреждения.3 Составить проект создания Совета импе¬ратрица поручила графу Н. И. Панину, занявшему в начале ее царствования видное место в системе управления империи.

Проект Панина получился совершенно не таким, как хотела Екатерина П. В нем отразилось «аристократическое прочтение» русскими консерваторами просветительских идей о государстве. Панин, разделяя идеи И. И. Шувалова о необходимости введения в России неких фундаментальных, «непременных» законов, не вы¬ступал открытым противником самодержавия. Он лишь искал пра¬вовые гарантии от неизбежного в системе самодержавия произво¬ла, господства — в ущерб государству и подданным — «случайных и припадочных лиц», когда «в производстве дел действовала более сила персон, нежели власть мест государственных». Это была дей¬ствительно серьезная политическая проблема — вереница всевласт¬ных фаворитов прошла у современников перед глазами, да и у но¬вой государыни сразу же появился «припадочный» Григорий Орлов с братьями. Но предложение Панина создать Император¬ский совет — «государственное верховное место законодавца» — не понравилось императрице не только потому, что удар Панина метил в ее фаворита.

В проекте Панина было предложено для улучшения системы управления «разумно» разделить власть государыни «между неко¬торым малым числом избранных к тому единственно персон», что позволило бы «оградить самодержавную власть от скрытых иногда

1 Иконников В. С. Правительствующий Сенат при Екатерине Великой // РА.

1888. Т. 1. С. 27.

2 Семнадцатый век. М., 1870. Т. 4. С. 222.

3 Омельченко О. А. «Законная монархия» Екатерины Второй : Просвещенный

абсолютизм в России. М., 1993. С. 240.

165

похитителей оныя».4 Здесь-то Екатерина II, по-видимому, и ус¬мотрела угрозу самодержавной власти. Кажется, ее опасения име¬ли под собой основания. Императорский совет в редакции Панина стал бы играть большую роль в законодательстве — одно из поло¬жений учреждения Совета позволяет понимать право императри¬цы подписывать указы только после одобрения их Советом.5

В итоге 15 декабря 1763 г. появился манифест, в котором о Со¬вете не было сказано ни слова. Сенат был поделен на 6 департа¬ментов, в системе управления резко усилена роль доверенного лица — генерал-прокурора Сената, который видел полномочия Сената, как и хотела видеть их Екатерина II: «Сенат установлен для ис¬полнения законов, ему предписанных».6 Как отмечал А.А.Ки-зеветтер, «отпрянув от всего, что могло бы хотя отдаленно на¬поминать о подготовке какой-то политической реформы», Екате¬рина на этом этапе ограничилась административными преоб¬разованиями.7

В той же статье А. А. Кизеветтер показал, что в первое пяти¬летие царствования Екатерины II (до 1767 г., когда собралась Ко¬миссия по составлению Уложения) ее политика была прямым про¬должением политической линии ее предшественников на троне, идет ли речь о социальном, церковном или государственном ас¬пекте политики.8 Это действительно так — в продолжение своего царствования Екатерина II во многих направлениях развивала традиции и сохраняла стереотипы самодержавия своих предшест¬венников. Вместе с тем именно в эти же годы закладываются те принципы политики, которые были направлены на реформирова¬ние власти и общества, что, собственно, и сделало Екатерину II одним из выдающихся реформаторов России.

Первое и самое главное направление реформаторской мысли императрицы состояло в обосновании концепции незыблемого, не¬реформируемого по своей сути самодержавия новыми идеологиче¬скими и правовыми доводами, помимо тех, которые уже давно использовались русским правом и публицистикой XVIII в. (тео¬логическое обоснование, естественное право, концепция харизма¬тического лидера — «отца» или «матери» Отечества, формули¬рование «обязанностей» монарха и т.д.). Так, при Екатерине II становится популярным высказанный еще В. Н. Татищевым «географический аргумент», обосновывающий самодержавие как единственно приемлемую форму правления для страны таких масштабов, как Россия.9

4 Бумаги, касающиеся предположения об учреждении Императорского совета и о разделении Сената на департаменты // Сб. РИО. СПб., 1871. Т. 7. С. 208.

* Чечулин Н. Проект Императорского совета в первый год царствования Ека¬терины II // ЖМНП. 1894. Март. С. 72.

6 ПСЗ I. Т. 16. № 11989; История Правительствующего Сената. СПб., 1912.

Т. 2. С. 387; Сб. РИО. 1871. Т. 7. С. 347.

7 Кизеветтер А. А. Первое пятилетие правления Екатерины II // Сб. статей,

посвященных П. Н. Милюкову. Прага, 1929. С. 314.

8 Там же. С. 322—323.

9 Секретнейшее наставление кн. А. А. Вяземскому // Сб. РИО. Т. 7. С. 347.

166

Но все же главным можно считать вполне успешную попытку приспособления к условиям России идей просветителей — госу-дарствоведов, активно работавших над общими правовыми про¬блемами, нормами легитимности власти, комплексом прав граж¬дан. Центральным документом, в котором новая политическая доктрина Екатерины II была выражена наиболее ясно и последо¬вательно, стал «Наказ Комиссии о сочинении проекта нового Уло¬жения» — один из самых изучаемых в исторической науке источников.10 Наказ был написан самой императрицей в 1764— 1766 гг. и представлял собой талантливую компиляцию трудов Ш. Л. Монтескье, Ч. Беккариа, Э. Люзака и других правоведов и философов. Благодаря Наказу Екатерины, открывшему новую страницу в истории русского права, и многочисленным законам, вытекавшим из принципов Наказа, в России осуществилась пра¬вовая регламентация самодержавия, которая в следующем, XIX в. отлилась в формулу 47-й статьи «Основных законов Российской империи». Согласно этой статье, Россия управлялась «на твердом основании положительных законов, учреждений и уставов, от са¬модержавной власти исходящих».

Именно разработка целостного комплекса позитивно выражен¬ных, положительных правовых норм, обосновавших и развивших первейший «фундаментальный» закон о том, что монарх является «источником всякой государственной власти» (ст. 19 Наказа), и стала главной задачей Екатерины II. «Просветительская» концеп¬ция самодержавия включала признание основой жизни общества законность, законы, установленные просвещенным монархом. Идея просвещения людей вообще, идея прогресса как движения от дикости к цивилизации, от темноты к свету, от суеверия к знанию на «государственном уровне», трансформировалась в идею воспи¬тания «новой породы людей», просвещения общества, подданных просвещенного монарха. Монтескье утверждал: если монарх наме¬рен просвещать подданных, то это невозможно осуществить без «прочных, установленных законов».

Согласно идеям Екатерины II, закон пишется не для монарха. Единственным ограничением его власти могут служить его же вы¬сокие моральные качества, образованность. Просвещенный мо¬нарх, обладая высокой культурой, думая о подданных, не может поступать как неотесанный тиран или капризный деспот. Юриди¬чески это выражается, согласно ст. 512 Наказа, словами о том, что власть просвещенного государя ограничивается «пределами, себе сю ж самой положенными».11

Вся система государственных учреждений, по мысли Екатери¬ны II, — суть лишь механизмы реализации верховной воли про¬свещенного самодержца в жизнь. В этой системе нет и следа уч¬реждений, которые бы могли в чем-то оппонировать верховной •ласти. Такая важная, ключевая функция государства, как защи-

10 Наиболее полный список литературы см. в кн.: Омельченко О. А. «Закон-

шя монархия»... С. 406—407.

11 Наказ, данный Комиссии о сочинении проекта Нового уложения / Под ред.

Н. Д. Чечулина. СПб., 1907. С. 139.

167

та законов, соблюдение законности, ограничивается тем, чтобы наблюдать соответствие текущего законодательства воле государя и тем принципиальным законам, которые положены в основание монархии (Наказ, ст. 28).

Принцип самодержавия, т. е. неограниченной власти, был пер¬вым и основным принципом государственного строительства Ека¬терины II, незыблемо лежал в основе реформируемого ею полити¬ческого режима. Но императрица не сводила все политические ре¬формы только к этому принципу. Она стремилась сочетать идею самодержавия с идеей сословности как непременным элементом просвещенной монархии. Здесь она не была оригинальна.

Ф. В. Тарановский, сравнивая Наказ с его источниками, не без оснований писал, что «четыре сословные группы (т. е. дворянство, аристократия, купечество и крестьяне. — Авт.) составляют с их историческими прерогативами те сдержки, помощью которых мо¬нарх удерживается в пределах законности и монархия оберегается от превращения в деспотию. Эти сословные группы являются не¬сомненно теми посредствующими властями, наличность которых образует природу правления монархического... „Самодержавное правление" Наказа есть монархия, но не сословная, а бюрократи¬ческая, ибо прерогативы сословий в „хранении законов", закон¬ности выполняют бюрократические учреждения».12

К моменту воцарения Екатерины II в России шел процесс об¬разования сословий. Были социальные группы, возникшие после распада служилых корпораций и в результате петровских соци¬альных реформ. Они, оставаясь аморфными и слабо структуриро¬ванными, не имели законодательно оформленных сословных прав и привилегий, сословной организации и системы самоуправления, а также сословного суда, т. е., в сущности, не являлись корпора¬циями публичного права. Создать сословный строй в России, свя¬зать его с институтом самодержавия — вот какую задачу постави¬ла перед собой Екатерина II в начале своего царствования. Но ре¬ализовать эти идеи предполагалось с помощью единственного рычага — государства.

Особенностью политической и социальной жизни России с дав¬них времен была та колоссальная роль, которую играли в стране бюрократические учреждения при столь слабой развитости начал гражданского общества и сословного сознания. Для осуществления важных идей Просвещения в 1760-е годы в России, по сути, не было никаких рычагов, кроме доброй воли монарха, нескольких просвещенных деятелей и государственного аппарата. Ставка на его огромную силу и возможности была сделана в полной мере уже при Петре Великом, да и в послепетровское время.

Екатерина II, подобно Петру Великому, видела в государстве единственный рычаг для преобразований, причем, как и Петр I (но уже на новом витке развития), реформировала и государство, и — с его помощью — общество. Конечно, задача создания «про-

12 Тарановский Ф. В. Политическая доктрина в Наказе императрицы Екате¬рины II // Сб.статей по истории права, посвященных М. Ф. Владимирскому-Бу-данову. Киев, 1904. С. 66, 70.

свещенной монархии» была государственной мечтой Екатери¬ны II, как ранее, у Петра I, было создание «регулярного государ¬ства». Нельзя забывать, что изначально та «законная» монархия, которую описывал Монтескье, была тоже лишь мечтой, существо¬вала только на бумаге. Большая часть Европы оставалась заповед¬ником абсолютизма, который даже при наличии развитого сослов¬ного строя подчас весьма напоминал ту тиранию, которую Мон¬тескье ставил чуть выше демократии. То, что намеревалась делать Екатерина II, было реализацией просветительских идей, увязан¬ных с русскими реалиями, и в первую очередь — самодержавием. Как и регулярное государство Петра I, сословный строй в завер¬шенном виде создан так и не был, но одна цель достигалась каж¬дый раз — система самодержавия укреплялась, этому старинному политическому институту власти в России придавалось новое оформление и дополнительная сила.

Необходимыми изменениями идеологии верховной власти — самодержавия — в новых политических условиях и созданием со¬словного строя не ограничивались реформы Екатерины II. Особен¬ность и сила ее деятельности состояли в том, что идеи Просвеще¬ния, мысль о непременной законности, закладывались в основание всех государственных и социальных преобразований. (К слову ска¬зать, императрицей не забывались и петровские «регулярные» на¬чала — они были по-прежнему достаточно актуальны). Современ¬ная историография царствования Екатерины II признает, что оно должно рассматриваться как единый процесс реформирования, основанный на определенной политической программе, которая была направлена «на достижение двух основных взаимообуслов¬ленных целей: укрепление российской государственности путем дальнейшего совершенствования, централизации и унификации управления, усиления полицейского, „регулярного" начала... и создание „правового государства" с сословной структурой обще¬ства и с оговоренными в законе правами и обязанностями верхов¬ной власти и подданных в отношении друг друга», исходя из пра¬вового статуса каждого сословия.13 Смыслом общей правовой ре¬формы времен Екатерины II, как отмечал О. А. Омельченко, «становилось уже не частичное решение разрозненных внутрипо-лггических проблем, но единое общегосударственное урегулиро¬вание всего правопорядка при отделении „вечных и непременных" Чивоположений», которые выражают устойчивость этого право¬порядка и гарантируют «его незыблемость при допускаемом по¬литическом обновлении».14

Наказ был предназначен для созванной со всей страны Комис-

[ для сочинения Уложения. Именно Комиссия должна была ре-| авизовать идеи Наказа. Сама мысль о Комиссии не была особенно

эй. Такие комиссии почти непрерывно существовали в течение

3 Каменский А. Б. Реформы в России XVIII века в исторической ретроспек-

г // Сословия и государственная власть в России. XV—середина XIX вв.: Меж-

•родная конференция «Чтения памяти академика Л. В. Черепнина». Тез. до¬

тов. М., 1994. Ч. 1. С. 149.

4 Омельченко О. А. «Законная монархия»... С. 75.

168

169

XVIII в., они рассматривали законодательные проекты, привлека¬ли с мест представителей, обсуждали их мнения. Но разные при¬чины мешали этим комиссиям сделать заново так и оставшуюся непревзойденной работу комиссии по составлению Соборного Уло¬жения 1649 г. — кодекса, который использовался в судебной прак¬тике даже во времена Екатерины II. В 1767 г. в очередной раз и уже в новой обстановке было решено приступить к созданию но¬вого общего кодекса законов. Как и раньше, эта работа оказалась невыполненной. Возможно, причина неудачи крылась в организации работы Комиссии, точнее — в отсутствии рабочей атмосферы при грандиозном собрании представителей разных социальных, реги¬ональных и национальных групп, раздираемых противоречиями. Сыграл свою отрицательную роль и недостаточно высокий уровень этих законодателей как знатоков права, а также нежелание самой императрицы получить обсужденный и в некотором смысле одоб¬ренный «всей землей» свод законов или даже отдельных постанов¬лений.

Возможно, что для достаточно развитого права XVIII в. сама задача создать единый универсальный кодекс оказалась уже не¬выполнимой, нужна была иная, связанная единой идеей, целост¬ная система правовых кодексов. По этому пути и пошла Екатери¬на. Подготовка к работе Уложенной комиссии и сама работа ее, ничем не закончившаяся, оказала Екатерине II большую услугу, дала пищу для законодательной работы самой императрице, кото¬рая с тех пор профессионально занялась законодательством. Оце¬нивая то, что было сделало ею за многие годы, можно без особого преувеличения утверждать, что Екатерина, десятилетиями рабо¬тая над законодательством, в некотором смысле заменила собой целую Уложенную комиссию.

* * *

Проект Н. И. Панина не привел к отмене намерения Екатери¬ны II образовать Совет, а лишь скорректировал план создания бу¬дущего совещательного органа. Его создание объяснимо предшест¬вующими событиями, а именно — существованием Конференции при высочайшем дворе. Екатерина II пошла по вполне традици¬онному пути и в конце 1768 г. создала такой «Совет при высочай¬шем дворе», компетенции которого четко не определялись, а об¬щая задача его деятельности в манифесте 17 января 1769 г. была сформулирована весьма туманно.15

Совет нельзя рассматривать изолированно от всей системы вла¬сти, которая сложилась при Екатерине II. Он был одним из ее важ¬ных элементов, причем общий характер созданной системы и ее функционирования строился на началах, прямо противоположных тем, о которых ратовал в своем проекте Панин. Это было, по тер¬минологии историков русского права XIX в., «личное начало». Оно проявилось в реформе Сената, когда генерал-прокурор А. А. Вя-

15 ПС31. Т. 18. № 13232.

170

земский приобрел огромную власть — значительно большую, чем его предшественники начиная с первого генерал-прокурора П. И. Ягужинского. Известно, что в секретной инструкции Вязем¬скому Екатерина написала: «Совершенно надейтеся на Бога и на меня, а я, видя ваше угодное мне поведение, вас не выдам».16 Та¬ким образом, заключал Н. И. Дитятин, «воля Екатерины II дол¬жна была для генерал-прокурора... заменять закон», и соответст¬венно эта же воля определяла и степень ответственности должност¬ного лица при нарушении закона.17 «Личное начало» проявлялось и в том значении, которое придавалось при Екатерине II прези¬дентам трех важнейших коллегий — Военной, Адмиралтейской и Иностранных дел. Эти президенты, доверенные люди, фактически были министрами, управлявшими своими учреждениями практи¬чески без всякой коллегиальности. Существовала давняя, еще с петровских времен, традиция выделения трех первейших колле¬гий из ведомства Сената.

Вообще к царствованию Екатерины II введенная Петром I кол¬легиальность управления не выдержала испытания временем в Се¬нате и других учреждениях. Система самодержавия, порожденное ею господство фаворитов, «ласкателей» и «сильных людей» — все это вело к видимости коллегиальности. Ликвидация большей час¬ти коллегий оказалась вполне естественной мерой в связи с про¬водимой в 1775 г. губернской реформой и передачей многих фун¬кций центральных органов в губернии. Кроме того, существенное изменение социальной политики, выразившееся в оформлении со¬словного строя, позволяло избежать предельной централизации в делах о дворянстве и посаде. Повлияли на перемены в социальном строе и реформы в торгово-промышленной политике. Они выра¬зились в предоставлении больших предпринимательских свобод и поэтому сделали ненужным блок коллегий по управлению про¬мышленностью и торговлей.

Начавшиеся перемены в сфере высшего и центрального управ¬ления были связаны не только с осознанием неэффективности кол¬легиального начала, с опасениями возможных поползновений на власть аристократической фронды или с желанием Екатерины глубже, чем ее предшественники, вникать в дела и реально управлять страной, но и с реализацией общей концепции реформ, символом которых стали два понятия — «самодержавная импе¬рия» и «законность».

* * *

Известно высказывание Екатерины II о том, что она часто ви¬дит тщетность всех своих усилий: что бы она ни делала, для Рос¬сии это остается каплей в море. Если отбросить литературность этого высказывания, то можно понять проблемы императрицы —

16 Собственноручное наставление Екатерины II князю Вяземскому при вступ¬

лении им в должность генерал-прокурора //Сб. РИО. Т. 7. С. 346.

17 Дитятин Я. И. Верховная власть в России XVIII столетия // Русская

мысль. 1881. № 3. С. 24.

171

повелительницы гигантской страны, размеры которой продолжали увеличиваться. В царствование Екатерины II разнообразные гео¬политические факторы, связанные с расширением империи, начи¬нают оказывать все более серьезное влияние на внутреннюю по¬литику, устройство государства. Если при Петре I, когда Россия получила название Империи, для политики все еще были харак¬терны типично средневековые представления о статусе многих за¬воеванных и добровольно присоединившихся к России территорий как о вотчинах, «царствах» русского царя, то в екатерининское время все изменилось. По мере расширения экспансии на Запад (разделы Польши) и Юг (завоевание Причерноморья и Крыма) эта политика становится имперской, т. е. отражает устойчивый комплекс специфических имперских идей властвования над дру¬гими народами. Речь идет не об имперской политике, «поверну¬той» во внешний мир, основанной на праве силы и схожей в этом смысле по многим своим проявлениям с политикой других импе¬рий, а о политике внутри многонациональной империи. Сутью ее в аннексированных, лежащих за пределами первоначального рас¬селения великорусской народности землях, становятся три прин¬ципа: русификация, централизация и унификация, а также на¬сильственное распространение православия.

Русификация проявлялась не только в естественных процессах усвоения многих ценностей европейской цивилизации через рус¬скую культуру и русский язык или в расширении естественного для континентальной империи переселенческого движения рус¬ских на окраины империи, но и в сознательном стремлении власти подчеркнуть русские культурные и политические приоритеты. Во многом это объясняется особым патриотизмом самой императри¬цы. Нетрудно понять, откуда это пришло. Здесь и трезвый по¬литический расчет — Екатерина II не забыла, что пренебрежение Петра III ко всему русскому стало одной из причин его падения. Здесь и искренняя любовь Екатерины II к стране, которая сделала ее великой императрицей, принесла ей бессмертную славу. Здесь и восхищение русским народом, за спиной которого, при всех ^сложностях, можно чувствовать себя, как за каменной стеной («Русский народ есть особенный в целом свете, Бог дал отличные от других свойства»). Нельзя сбрасывать со счета и психологиче¬ские особенности патриотизма вчерашней иностранки, страстно хотевшей, чтобы русские признали ее своей.

Имперское сознание Екатерины II имело своим истоком непо¬колебимое убеждение в изначальном превосходстве русских над другими народами. В отношении нерусских частей империи Ека¬терина II осторожно, но последовательно проводила политику уси¬ления русского элемента, при ней осуществлялась продуманная стратегия постепенного выравнивания статуса этих территорий, которые исторически отличались от России. Делалось это преиму¬щественно путем административных изменений, на основе унифи¬кации и централизации.

С петровской эпохи, с проведения губернских реформ, утвер¬дился универсальный унификационный принцип, согласно кото¬рому все области России, вне зависимости от национальных, со-

172

циальных, исторических особенностей и географического положе¬ния, получали единую систему местного управления, построенную на основах строгого централизма и бюрократизации. В послепет¬ровские годы система местного управления, заимствованная из Швеции, утратила многие черты своего оригинала. Начала каме-рализма, разделение функций различных ветвей власти — все это было забыто: слишком громоздким, дорогим и неудобным казался весь созданный Петром I аппарат. В целом в системе местного уп¬равления при ближайших преемниках Петра Великого произошел серьезный откат от петровских принципов регулярного государст¬венного устройства, началось возвращение к примитивной допет¬ровской воеводской системе управления.

Такое наследие не удовлетворяло императрицу в силу несколь¬ких причин. Характер власти воеводы, воплощавшего в одном ли¬це судью, главного финансиста и администратора, принципиально не соответствовал просветительским концепциям Екатерины II в области права. Существующая система местного управления ка¬залась императрице архаичной, порождавшей извечные пороки русской бюрократии, была слабо управляема из центра, поражала дикостью нравов. А. Б. Каменский писал, что реформирования всей системы местного управления требовала и «сама логика раз¬вития самодержавного государства, причем по мере расширения границ империи задача эта становилась все актуальнее. Эта логи¬ка диктовала создание строго централизованной и унифицирован¬ной системы местного управления, при которой каждая клеточка обширной территории и каждый ее обитатель находились бы под неусыпным и бдительным контролем правительственного чинов¬ника».18 Естественно, нельзя не усмотреть в постановке Екатери¬ной II подобной задачи возвращения, уже в новой обстановке, к петровским принципам «регулярности», стремления императрицы продолжить неоконченное петровское строительство регулярного полицейского государства со всеми его атрибутами.

Но только этим дело не ограничивалось. Каменский показал, что одновременно с чисто полицейскими задачами в ходе реформы местного управления Екатерина II намеревалась решить и соци¬альные проблемы, точнее — проблемы социальной политики и «социального конструирования». Так три группы причин (право¬вые, полицейские и социальные) сделали реформу местной систе¬мы чрезвычайно важной в общей структуре екатерининских ре¬форм.

«Учреждения для управления губерниями», изданные в 1775 г. и дополненные в 1780 г., были написаны в основном самой импе¬ратрицей, которая при работе над текстом прибегала к помощи знатоков западноевропейской и прибалтийской местной админи¬страции. По своему значению «Учреждения» стали крупнейшим после Наказа произведением Екатерины II как государственного деятеля. Если Наказ был во многом публицистическим сочинени¬ем, то «Учреждения» явились полноценным законодательным ак-

18 Каменский А. Б. «Под сению Екатерины...». СПб., 1992. С. 296.

173

том, реализацией тех начал, которые Екатерина II выражала в Наказе, стали воплощением тех принципов, на которых она мыс¬лила перестроить всю систему государственной власти в России. В этом документе Екатерина II продемонстрировала все свое искус¬ство соединения самодержавной формы правления с законностью.

Сердцевиной областной реформы стало такое реформирование местного управления, которое усилило значение центра и самой самодержицы в жизни страны. Аналогии действий Екатерины II в 1775 г. с действиями Петра I в 1708—1711 гг. кажутся вполне обоснованными. Тогда Петр I ликвидировал большую часть при¬казов, создал губернии, во главе которых поставил обладавших ог¬ромной властью «принципалов» — своих наиболее доверенных людей. Они, минуя среднее звено (приказы и канцелярии), были непосредственно связаны с царем. Эта реформа резко усилила воз¬действие центральной власти на регионы, позволила установить чрезвычайные формы управления на местах, эффективнее выка¬чивать деньги, припасы, рекрутов — все, что было нужно в усло¬виях разгоревшейся Северной войны.

По такому же пути пошла и Екатерина II: ликвидация боль¬шинства коллегий привела к передаче многих их функций мест¬ным властям. Было проведено разукрупнение губерний при одно¬временной ликвидации провинций. Главной фигурой местной ад¬министрации стал губернатор или наместник, который в наиболее важных частях страны получал титул генерал-губернатора, свя¬занную с этим огромную власть и был прямо подчинен самой им¬ператрице.

Таким образом, губернская реформа 1775 г. усиливала систему управления, построенную, как и в прежние века русского само¬державия, преимущественно на «личном начале», на традицион¬ном и проверенном временем принципе поручений разных сфер управления доверенным людям. Они, облеченные большой и чрез¬вычайной властью, в конечном счете замыкались в своих дейст¬виях на самодержице.

Восстание Е. И. Пугачева, показавшее полную несостоятель¬ность администрации на местах, послужило дополнительным сти¬мулом к проведению губернской реформы. Она означала продол¬жение процесса бюрократизации, привела к росту численности чи¬новников. Количество губерний увеличилось с 25 до 41, а потом до 50. Они формировались из расчета 300—400 тыс. жителей в каждой, и их размеры применительно к России позволяли власти вполне успешно контролировать положение на местах. Губернии стали взамен прежних провинций главными территориальными единицами империи. Степень единообразия их устройства была так высока, что губернии не отражали национальную, историче¬скую специфику территорий, в особенности тех, которые оказа¬лись аннексированы Россией. Так, Литва стала Виленской, а Крым — Таврической губернией. Текущими делами только испол¬нительского характера в губернии занимались губернские правле¬ния, подчиненные наместнику. Все финансовые дела центральных органов переходили теперь к губернским казенным палатам. Кро¬ме того, в губерниях создавались приказы общественного призре-

174

ния, ведавшие образованием, медициной, социальным обеспече¬нием. В уездах делами ведали городничий и капитан-исправник.

Новой стала созданная согласно «Учреждениям для управления губерний» разветвленная судебная система. Принципы независи~ мости суда от администрации и отделения уголовного судопроиз¬водства от гражданского составляли ее суть. Создание при этом так называемого Совестного суда знаменовало собой появление в России первого всесословного судебного органа, игравшего роль третейского суда и разбиравшего гражданские тяжбы. Кроме того, он имел функции надзора, занимался рассмотрением жалоб аре¬стованных и заключенных.

Совестный суд нес на русскую почву презумпцию невиновно¬сти, идеи гуманности, человеколюбия, которые верховная власть гарантировала законом. В манифесте 1775 г. создание Совестного суда объяснялось необходимостью обеспечить любому из поддан¬ных равные права перед законом, утверждалось, что личная без¬опасность каждого подданного «весьма драгоценна есть человеко¬любивому монаршему сердцу».19 В этих словах «Учреждения» можно усмотреть реальное воплощение идей просвещенной монар¬хии Екатериной II. Впрочем, идеи независимости и всесословно-сти суда не были реализованы: наместник мог вмешиваться в су¬допроизводство на любом уровне, под его началом существовал со¬словный суд, рассматривавший и уголовные, и гражданские дела.

Созданная новая система местного управления продолжала традиции петровского «регулярства», строилась на регламентации и строгом контроле государства за жизнью по возможности каж¬дого подданного. До губернской реформы Екатерины II петровские принципы — при сохранении их сути — были переосмыслены и модернизированы в духе более гуманного времени, что нашло от¬ражение в проекте специальной Комиссии о благочинии 1768— 1771 гг.20 Материалы Комиссии о благочинии были использованы при разработке в 1782 г. «Устава благочиния, или полицейского», который стал важным актом в местном управлении. Городская уп¬рава благочиния во главе с городничим и подчиненными ему квар¬тальными надзирателями занималась не только благоустройством, санитарией, но зорко стояла на страже нравственности, наблюдая за поведением людей, разгоняя всякие «сходбища» и «сборища». При этом чиновники были обязаны «всякую новизну, узаконению противную, пресекать в самом начале».

Наконец, губернская реформа оказалась важной мерой в соци¬альной, точнее — дворянской, политике правительства Екатери¬ны II: согласно «Учреждениям» 1775 г., дворянская сословная корпорация получила возможность влияния на местную админи¬страцию через своих выборных представителей — уездного пред¬водителя и капитанов-исправников. Это было давно ожидаемое политическое решение, подготовленное всей предшествующей ис-

19 ПС31. Т. 20. № 14392.

20 Готье Ю. В. Из истории законодательной мысли XVIII в.: Наказ Главной

полиции в Уложенной комиссии 1767 г. // Россия и Запад. Пгр., 1923. Вып. 1.

С. 101 — 103.

175

торией русского дворянства в послепетровскую эпоху, но умело осуществленное не как опасный своим резонансом политический акт, а как естественный этап создания новой местной системы уп¬равления.

* * *

В дворянской политике Екатерина II, оказавшись у власти, по¬шла по намеченному уже ранее пути, но при ней концепция от¬ношений власти и дворянства обогатилась рядом важнейших положений, которые вытекали из просветительства — главной составляющей философии власти императрицы. Суть ее заключа¬лась в том, чтобы, как писал А. С. Лаппо-Данилевский, «водво¬рить правомерные отношения сословных групп друг к другу и к государственной власти. То же направление нетрудно усмотреть и в правительственной политике императрицы: благодаря ее посред¬ству русское общество, как совокупность этих групп, получило несколько более самостоятельное значение в государстве, а дея¬тельность подчиненных властей приобрела большую закономер¬ность».21 Что это означает, показывает современный историк: «Екатерина мечтала, чтобы русское общество, подобно западному, было организовано на сословных принципах. Это подразумевало его разделение на несколько больших групп, каждая из которых должна была обладать набором специфических прав и привилегий, закрепленных в специальных законах. По мнению императри¬цы..., такая структура должна была обеспечить юридическую ос¬нову взаимоотношений власти и подданных, сословий между со¬бой, а также правовых гарантий граждан, защищающих их от про¬извола монарха. Принадлежность к определенному сословию, таким образом, автоматически наделяла гражданина сословными привилегиями, то есть той мерой свободы, которая была опреде¬лена для него законом».22 Можно с определенностью говорить о существовании социальных интересов различных групп, о проти¬воречиях этих интересов, о различиях интересов верховной власти и социальных групп. Служилые люди, а потом и дворяне добива¬лись от самодержавия различных экономических и социальных прав-привилегий: монополии на душевладение и владение насе¬ленными землями, на свободу распоряжения земельными владе¬ниями, преимущественного права занятия коммерцией и предпри¬нимательством. Они же требовали более легких условий службы, гарантий их собственности на беглых крестьян и холопов, помощи государства в их возвращении, судебной справедливости и равных прав в тяжбах с «сильными», уменьшения государственных пода¬тей для крепостных крестьян и т. д. Самодержавие постепенно шло на удовлетворение этих требований.

По мере законодательного закрепления привилегий в среде дворянства усилились требования политического характера, про-

21 Лаппо-Данилевский А. С. Очерк внутренней политики императрицы Ека¬

терины II. СПб., 1898. С. 42.

22 Каменский А. Б. «Под сению Екатерины...». С. 308—309.

явившиеся в дворянских проектах 1730 г. и сказавшиеся на при¬влечении дворян к местному управлению и законосовещательной работе в начале 1760-х годов. Но во всем этом процессе нельзя видеть осуществление некоей «диктатуры дворянства». Верховная власть не могла не считаться с «первым членом» общества, но рука дающая была и весьма тяжелой для дворянства, когда заходила речь о службе, о сохранении известного социального равновесия, о монополии самодержавия на политическую власть и т. д.

При разработке новой сословной политики все эти обстоятель¬ства Екатерина II не могла не учитывать. К ее вступлению на пре¬стол дворянство получило ряд привилегий (принятый при Пет¬ре III Манифест о даровании вольности и свободы всему рос¬сийскому дворянству от 18 февраля 1762 г. и др.). Отнимать их императрица как трезвый политик не думала, хотя она без вос¬торга отнеслась к Манифесту — законодательному наследию ее предшественника-супруга.

Сам же Манифест был принципиально важным для дворян до¬кументом. Только перечень прав, которые он включал, свидетель¬ствует о том, что ничего подобного в России еще не было. В нем сказано о праве дворянина оставлять службу в любое, кроме во¬енного, время; дворянин может вообще не служить, выехать в свое поместье, за границу, поступить там на иностранную службу, обу¬чать детей дома и т. д.23 Это был существенный шаг в направлении гражданского общества. В 1763 г. была создана Комиссия о воль¬ности дворянской, которая продолжила обсуждение дворянских прав.

Работа Комиссии явно пошла не так, как бы хотела императ¬рица. Кажется убедительным наблюдение Р. Джонса, что Екате¬рина II прежде всего увидела в предложениях Комиссии не мнение дворянства вообще, а спорные суждения его верхушки, аристок¬ратической элиты.24

Новый цикл обсуждения дворянского вопроса начался в Комис¬сии об Уложении. Наказ Екатерины II безусловно признавал дво¬рянство как высшее сословие, но напрямую связывал достоинство и честь дворянина с его добродетельной, усердной службой и на¬градами государя — единственного источника его благополучия. Этот вопрос был принципиальным для самодержавия, и его обсуж¬дение на заседаниях Уложенной комиссии вылилось в острую по¬лемику между представителями родовитого дворянства (прежде всего князем М. М. Щербатовым) и защитниками принципов Та¬бели о рангах (Я. П. Козельским и др.). Если первые настаивали на «очищении» корпуса дворянства от «неродословных» людей, ко¬торые «унизили» дворянское звание, введении дискриминирую¬щих разрядов для «нечистых», то вторые считали, что «лишение выходцев из недворянской среды права на получение дворянства

23 ПС31. Т. 15. № 11444; см.: Вернадский Г. В. Манифест Петра III о вольно¬

сти дворянской и Законодательная комиссия 1754—1766 гг. // Историческое обоз¬

рение. 1915. Т. 20. С. 51—60.

24 ^опе5 К. ТЬе Етапаратюп оГ йе Кч851ап МоЬШгу: 1762—1785. РПП&ЮП,

Легхеу. 1973. Р. 119—121.

176

177

усердной службой устранит стимул к ней и тем самым принесет вред государству».25 Ясно, на чьей стороне была императрица, хо¬тя мнение родовитых она также не могла игнорировать, что отра¬зилось на последующем законодательстве о дворянстве. Не менее серьезны были споры о торгово-промышленной монополии дворян¬ства.

Кроме сдерживания стремления к власти родовитой, аристок¬ратической верхушки, у Екатерины II были и более общие про¬блемы, связанные со статусом дворянства как одного из сословий — центрального блока в строительстве задуманного императрицей здания сословного строя. Как и Петр I, Екатерина II занималась «социальным конструированием», и она так же, как и ее великий предшественник, столкнулась с наследием старомосковского обще¬ства служилых чинов, соверщенно непохожих на средневековые европейские сословия. Поэтому Екатерина II, как ранее Петр I, была вынуждена проводить социальные реформы, стимулировать формирование сословий. Попытка Петра I осуществить этот замы¬сел увенчалась, как мы видели, лишь частичным успехом. Петру I удалось провести унификационные мероприятия, но все это конструирование шло преимущественно по ограниченному числу вариантов. Одним из них была фиксация фактического положения ве¬щей — точнее, статуса социальной группы, который уже опреде¬лился: Так было при слиянии монастырских, патриарших, церков¬ных крестьян, при объединении холопов и крепостных крестьян, а также вотчинных и помещичьих крестьян.

Другим вариантом социальной реформы стали перемены, ко¬торые вносились в статус социальных групп исходя из общефи¬скальных, податнЫх соображений (образование категории «госу¬дарственных» крестьян). Третий путь был определен не очень уме¬лым копированием западных институтов (создание цехов и гильдий в городах).

Сложнее было с образованием дворянства. Процесс распада служилого класса и образования шляхетства связан и с глубинны¬ми процессами в русском обществе, и с распространением новых представлений о дворянстве. Важно отметить, что оформление статуса дворянства при Петре I не было фактом создания сословия в западноевропейском смысле: сословие может существовать толь¬ко в режиме сословного строя, при наличии определенных полити¬ческих прав сословий и законодательства, безусловно защищаю¬щего эти права, а также при развитом сословном самосознании. Эта проблема, названная в советской исторической науке «пробле¬мой консолидации дворянства», оставалась при Екатерине II весь¬ма острой.

Противоречия потомков «чинов» допетровской России все еще были сильны: бывшие «дворяне московские», составившие основ¬ную массу дворянства середины XVIII в., не слились в юридиче-

ском смысле с дворянством окраин. Требования дворянства к вла¬сти были также разнородны. Степень политических претензий нарастала с приближением к его верхушке, основная же масса дворянства, согласно контент-анализу дворянских наказов в Уло¬женную комиссию, оставалась на уровне пожеланий привлечь дво¬рянских представителей к местному управлению, усовершенство¬вать законы и практику разбора спорных земельных дел, уже¬сточить борьбу с бегством и разбоями крестьян.26 Возникшее дворянское общество несло в себе многие пережитки старой слу¬жилой корпорации, понятие о чести, достоинстве дворянина еще долго не было непреложным законом поведения дворянина. Герой повести А. С. Пушкина Владимир Дубровский, возглавивший шайку разбойников, имел своим прототипом реальных дворян XVIII в. Их поведение, как и поведение Троекурова, унижавшего бедного дворянина, не казалось при Екатерине II диким, нестер¬пимым испытанием для дворянина — человека чести.

Екатерине II приходилось возводить здание задуманного ею со¬словного строя России из еще незатвердевших кирпичей. Но после Манифеста 1762 г., работы Уложенной комиссии, ряда законода¬тельных инициатив самодержавия очертания дворянского корпуса становились все четче. Этому способствовали многие обстоятель¬ства. В ходе начавшегося в 1765 г. Генерального межевания земель землевладельческие права дворянства значительно окрепли, а владения многих дворян округлились за счет казенных земель. Произошел фактический вывод оборота дворянских земель из-под контроля государства, что не могло не способствовать росту со¬словного самосознания. Этому же благоприятствовала и повсе¬дневная жизнь дворянской провинции с регулярными выборами представителей дворянства.

Логическим следствием всех этих тенденций формирования дворянства как сословия стала изданная 21 апреля 1785 г. «Жало¬ванная грамота дворянству». Она закрепила достигнутое этим сословием положение «главного члена» общества, утвердила неотторжимость его привилегий и прав в вопросах службы, зем¬левладения, суда, гарантировала свободы дворян от постоя, нало¬гообложения и телесных наказаний. Были строго определены кри¬терии причисления к дворянству, составление родословных книг расставляло всех дворян по местам. Оно было разбито на шесть частей: в шестую, самую почетную, вносились «древние благород¬ные дворянские роды», в пятую — титулованное дворянство, затем шли «иностранные роды», далее — получившие дворянство согласно Табели о рангах в гражданской службе, во второй учитывали выслуживших дворянство на военной службе. Нако¬нец, социальным низом сословия становились внесенные в первую часть «действительные дворяне», получившие его по царскому указу за особые заслуги. Дворянское собрание в губерниях полу¬чило юридическое оформление: обладая отныне выборными дол-

25 Каменский А. Б. Российское дворянство в 1767 году: (К проблеме консоли¬дации) // История СССР. 1990. № 1. С. 62—64; см. также: Д. Поленов. Истори¬ческие сведения о Екатерининской комиссии для сочинения нового Уложения. Ч. 1. // Сб. РИО. СПб., 1868. Т. 4. С. 149—153.

178

26 Никонова В. М. Контент-анализ при изучении дворянских наказов в Уло-«енную комиссию 1767—1768 гг. // Вестник МГУ Сер. 8: История. 1991. № 2. С 54.

179

жностями, бюджетом, помещением, архивом и печатью, оно ста¬новилось законным сословным институтом.

Значение сословной реформы Екатерины II невозможно пере¬оценить. Императрица нашла те принципы, формы, методы соци¬альной политики, которые позволили удовлетворить сословные чаяния разных слоев дворянства, не доведя их до состояния кон¬фронтации как между собой, так и в отношениях с верховной вла¬стью. Сама власть при этом не потеряла контроля над сословием, а принятые ею законы были признаны «вечными», «фундамен¬тальными». Претензии дворянства на власть были ослаблены тем, что отныне оно должно было действовать в рамках утвержденных правил «законной монархии», а «правила» оппонировать самодер¬жавию среди них не было.

* * *

Экономическая политика Екатерины II складывалась в зависи¬мости как от общеэкономических и социальных концепций импе¬ратрицы, так и от новых обстоятельств и явлений, которые воз¬никли в России во второй половине XVIII в. В стране усиливались начавшиеся задолго до царствования Екатерины II экономические процессы. Происходил рост товарного производства в сельском хо¬зяйстве, увеличивалось значение денег вообще в народном хозяй¬стве, шли интенсивные процессы формирования всероссийского рынка, хозяйственной специализации районов России. Мощней¬шее воздействие на экономическое развитие оказала происходив¬шая в то время революция цен, последствия которой для эконо¬мики были разнообразны и глубоки.

Самым реальным образом на развитие экономики воздейство¬вала и внешняя политика империи. Как и всегда, войны (а их было в царствование Екатерины II много) дорого обходились казне и народу, но последствия их для империи — завоевание новых тер¬риторий — оказывали благотворное воздействие на экономическое развитие. Разделы Польши означали включение в империю эко¬номически сильных областей. Последствия завоевания Причерно¬морья вышли далеко за рамки сиюминутных имперских интересов — обширные черноземные степи Новороссии, Крыма и Украины оказались втянутыми в хозяйственное освоение. Все это привело к росту сельскохозяйственного производства, активному пересе¬ленческому движению, ускорило создание инфраструктуры, стро¬ительство городов (в том числе и портовых), резко увеличились производство товарного хлеба и его экспорт за границу. В царст¬вование Екатерины II непрерывно возрастали и объемы промыш¬ленного производства.

Все это естественным образом сказалось на устойчиво положи¬тельном внешнеторговом балансе страны. Все царствование Ека¬терины II Россия была страной преимущественно вывоза — как сырья, так и промышленных товаров. Если в первой половине 1760-х годов в среднем за год из России вывозилось товаров на 11,7 млн., а ввозилось на 8,7 млн. руб., то в первое пятилетие

180

1790-х годов обороты внешней торговли увеличились: при ввозе на 34 млн. руб. вывоз составил 43,5 млн. руб.27

С середины XVIII в. происходит образование банковской си¬стемы. Получило бурное развитие вексельное право. У Медного банка появились конторы векселей, которые облегчали междуго¬родную торговлю. Банковская система становилась непременной частью экономики. Особенно это стало очевидно с организацией Ассигнационного банка с двумя отделениями в Москве и Петер¬бурге и вводом в обращение ассигнаций.

Первые бумажные деньги появились в 1769 г., и их введение преследовало цель, с одной стороны, вытеснить из обращения мед¬ную монету, а с другой — обеспечить пополнение финансовых ре¬зервов в связи с началом русско-турецкой войны. Опыт введения ассигнаций оказался чрезвычайно удачным. Общество вполне до¬веряло казне, и в первые 17 лет оборота ассигнаций была достиг¬нута уникальная ситуация, когда стоимость ассигнаций даже пре¬вышала стоимость серебряных денег. Лишь с 1782 г., когда власти, желая восполнить дефицит бюджета, резко увеличили выпуск бу¬мажных денег, доверие к ним стало падать.28

Оценивая экономическую ситуацию всего екатерининского царствования, можно утверждать, что правительство Екатери¬ны II вело свою политику в благоприятных экономических усло¬виях и имело значительную свободу внутриполитического манев¬ра, которую императрица своими действиями в области торгово-промышленной и финансовой политики сумела даже расширить.

Начало выработки курса в области коммерции и предпринима¬тельства относится к 1763 г., когда в ряду других комиссий воз¬никла и Комиссия о коммерции. Свою работу Комиссия начинала не на пустом месте. Она располагала политическим наследием правительства Елизаветы, сделавшего много для развития эконо¬мики и подготовившего законодательные предпосылки для пере¬смотра социальной политики в отношении предпринимателей. Фактический руководитель Комиссии Г. Н. Теплов придерживал¬ся близких П. И. Шувалову взглядов, и в этом смысле преемст¬венность сохранялась. Это видно по записке, которую он составил 11 февраля 1764 г. и которая была пронизана духом своеобразного «социального протекционизма», заботы об упрочении положения отечественного торгово-промышленного населения.29

Поощрение предпринимательства в разных формах в рамках внутренней политики протекционизма приводило к активному вовлечению дворянства в торгово-промышленную деятельность — уж слишком доходным становилось это занятие в условиях роста товарного хозяйства и значения денег. Обладание землями, кре¬постными, возможность получения помощи государства, щедрого

27 Очерки истории СССР: Период феодализма. Россия во второй половине

XVIII в. М., 1956. С. 127.

28 Куломзин А. Ассигнации в царствование Екатерины II // РВ. 1869. № 5.

С. 216—243; Очерки истории СССР: Период феодализма. Россия во второй поло-

шине XVIII в. С. 144—146.

29 Троицкий С. М. Дворянские проекты создания «третьего чина» // Троиц¬

кий С. М. Россия в XVIII веке. М., 1982. С. 193.

181

на поддержку отечественной промышленности, способствовало освое¬нию многими помещиками этой сферы деятельности. К этому нужно добавить, что помещики поощряли торгово-промышленные занятия своих крепостных крестьян, что давало несравненно боль¬шие, чем раньше, доходы от оброков.

В помещичье предпринимательство втягивались прежде всего правящие верхи — те, кто стоял ближе к трону и мог рассчитывать на особое покровительство верховной власти. Это не могло не от¬разиться на внутренней политике, а также на законодательстве. Всю первую половину века власти в целом покровительствовали помещикам-предпринимателям, идет ли речь об их льготах в тор¬говле, заведении заводов и фабрик в поместьях или о борьбе за монополию земле- и душевладения, ибо вопрос о крепостных и поместьях в условиях господства в экономике крепостнического труда был принципиально важен. И все же государство никогда не вставало на путь окончательного подавления купеческого пред¬принимательства или даже существенного ограничения «исконно¬го» занятия посадских людей. В этом состоял, как писали в указах, «прямой государственный интерес».

В 1763 г. Комиссия о коммерции приступила к рассмотрению всех этих проблем правительственной политики. В своей записке Г. Н. Теплов фактически констатировал, что петровская социаль¬ная политика для торгово-промышленного населения не привела к принципиальным изменениям в его статусе.

Важной мыслью Г. Н. Теплова было признание того факта, что в России нет условий для возникновения «третьего класса» людей, ибо он может появиться только при наличии свободы. Как уже говорилось, понятие «вольный», «свободный» присутствовало в праве XVIII в. как синоним беглого, нарушителя законов, которые требовали от подданных, чтобы они постоянно находились на службе, в тягле или в крепостной зависимости. Более того, актив¬ное поощрение предпринимательства с помощью пожалования крепостных подорвало базу расширения рынка свободных трудо¬вых ресурсов. Негативно эта ситуация влияла и на сознание пред¬принимателей из недворян. Оно не кристаллизовалось как созна¬ние буржуазное, отличное от сознания других категорий населе¬ния, его ценности лежали в кругу ценностей привилегированной части общества — дворянства. Именно поэтому первое, о чем меч¬тал разбогатевший предприниматель, — это стать дворянином, повторить путь Демидовых и графов Строгановых. Кроме ощуще¬ния социальной комфортности, это давало и реальную выгоду.

Выход из создавшейся ситуации общей несвободы Г. Н. Теплов видел, в частности, в том, чтобы крестьянин-ремесленник имел право выкупиться у помещика и стать членом сообщества свобод¬ных мастеров. Только эта мера «возвысить, кажется, может всем рукоделиям в государстве искусство, а напоследок произведет между дворянством и крестьянством третий стан людей, то есть мещанской».30 Здесь, как и в дворянском вопросе, имелось в виду

30 Иит. по: Троицкий С. М. Дворянские проекты... С. 195—196.

182

издание «фундаментальных» законов: «Положить надобно за глав¬ное основание и то, чтоб единожды учрежденные и постановлен¬ные порядки действие свое непрерывное имели».31 В установлении таких «фундаментальных» законов о «третьем сословии» самодер¬жавная власть не видела тех ловушек, которые ей расставляли аристократические радетели «фундаментальных» законов о дво¬рянстве. Близки Екатерине II были и мысли о конструировании общества, образовании с помощью законодательства, помимо дво¬рянского сословия, и «среднего рода людей». В здании «законной монархии» «средний род людей» был бы «вторым этажом» между дворянством и крестьянством.

Логичная стройность задуманного плана самым удачным обра¬зом совпадала с вполне реальными ожиданиями выгод для казны от институционализации положения купцов и ремесленников. Эти мысли перекликались с разрабатываемой в то же время реформой школы: весной 1764 г. императрица одобрила идеи И. И. Бецкого о создании такой школы, которая бы позволила через качественно новое воспитание образовать «третий чин» общества.32

Идея создания нового среднего сословия, которое, «пользуясь вольностию, не причисляется ни ко дворянству, ни к хлебопаш¬цам», вошла в ст. 379 Наказа Екатерины II, стала центральной в работе Уложенной комиссии, которая составила «Проект законов о правах среднего рода государственных жителей». Вместе с тем императрица-реформатор явно не спешила с осуществлением за¬мысла о «третьем роде», она шла к этому постепенно. Так, в 1775 г. она подписала манифест о привилегированном налогооб¬ложении купечества, а в 1785 г. — «Жалованную грамоту горо¬дам».

Грамота обеспечивала ряд важнейших привилегий городского сословия. Право собственности на имущество охранялось законом, как и право передачи в наследство и распоряжение им. Согласно Грамоте, мещанство признавалось как «полезное всему обществу» состояние, «чин», полученный за особое трудолюбие и благонра¬вие. Закон гарантировал мещанину защиту личной чести и лич¬ного достоинства, запрещал телесные наказания купцов первой и второй гильдии и именитых граждан. Лишить мещанина его «до¬брого имени», как и сословных привилегий, мог только суд. За го¬рожанами закреплялось безусловное право на промышленно-тор-говую деятельность, им предоставлялась полная свобода на созда¬ние компаний, строительство предприятий. Так, положения Грамоты о городском самоуправлении делали вполне реальным по¬нятие «сословие» применительно к довольно разношерстному на¬селению русского города.

31 Там же. С. 196—197.

32 Рождественский С. В. Очерки по истории систем просвещения в России в

XVIII—XIX веках. СПб., 1912. Т. 1. С. 258.

183

* * *

Судьба Русской православной церкви решилась задолго до рож¬дения Екатерины II. Подчинение ее светской власти произошло еще до Петра I, в ходе же его церковной реформы секуляризаци-онные процессы лишь усилились. Объясняется это не только яв¬ным преобладанием светского начала над церковным в русском об¬ществе XVIII в., победой рационализма с примесью просветитель¬ского безверия, но и желаниями светской власти прибрать к рукам огромные богатства церкви. Секуляризация сознания — характер¬ный процесс второй половины XVII в. — сменился в XVIII в. се¬куляризацией церковного имущества. Екатерина II лишь завер¬шила этот процесс. Сама она была в целом далека от веры в Бога, хотя соблюдение православного ритуала считала для себя обяза¬тельным, никогда не забывая о том, что она — глава Русской пра¬вославной церкви.

Незадолго до того как Екатерина II взошла на престол, в 1762 г., Петр III, .опираясь на законотворчество шуваловской Комиссии об Уложении, отобрал у церкви ее земли, подчинив их созданной специально для этого Коллегии экономии. В прин¬ципе это кардинальное постановление верховной власти полно¬стью удовлетворяло Екатерину II, но спекулятивные соображе¬ния, желание упрочить свою популярность после свержения Петра III, имевшего скверную репутацию царя-богохульника, возобладали, и в августе 1762 г. движимые и недвижимые име¬ния были возвращены церкви, а Коллегия экономии ликвидиро¬вана. В указе 12 августа Екатерина II заверяла духовенство в отсутствии у нее «намерения и желания присвоить себе церков¬ные имения».33 Но это оказалось лишь тактическим ходом: со¬зданная той же осенью Комиссия о духовных владениях под ру¬ководством Г. Н. Теплова приступила к «упорядочению» духов¬ных имуществ, что было лишь эвфемизмом секуляризации.

Подавив оппозицию в церковном управлении (дело Арсения Мациевича), Екатерина II перешла в решительное наступление. Ее речь, произнесенная перед Синодом, была весьма резка и де¬магогична. Преклоняясь перед ученостью и высокой моралью иерархов, она заявила: «Вы люди просвещенные. Но отчего про¬исходит, что вы равнодушно смотрите на бесчисленные богатст¬ва, которыми обладаете и которые дают вам способы жить в преизбыточестве благ земных, что совершенно противно вашему званию? Вы преемники апостолов, которым повелел Бог вну¬шать людям презрение к богатствам и которые были очень бед¬ны. Царство их было не от мира сего — вы меня понимаете?... У вас много подвластных. Вы просвещенны: вы не можете не видеть, что все сии имения похищены у государства, вы не мо¬жете владеть ими, не будучи несправедливы к нему».34

Указом 26 февраля 1764 г. церковная реформа началась сно¬ва. Суть ее состояла в изъятии у церкви земель с почти 2-мил-

33 ПС31. Т. 16. № 11643.

34 Бильбасов В. А. История Екатерины Второй. Лондон, 1895. Т. 2. С. 247.

184

лионным населением, что составляло почти 15% населения Рос¬сии. Как и при Петре I, были установлены штаты духовенства, огромное число священников, причетников и монахов (две трети монастырей было ликвидировано) осталось без мест.35

Но даже не эти последствия церковной реформы Екатерины II оказались принципиальными для духовенства. Важнее всего, что в общей концепции сословного строя России духовенству как осо¬бому сословию не нашлось места. Это уже видно по составу Уло¬женной комиссии 1767 г., где духовенство фактически не было представлено и где проблема духовенства сводилась к сетованиям о недостаточной роли церкви в воспитании подданных. Максимум, на что могло рассчитывать духовенство, — это на включение в со¬став «среднего рода людей».36

Одновременно с упадком социального значения духовенства падало и его нравственное влияние, как и православия в целом. При Екатерине II впервые были сделаны серьезные, невиданные ранее послабления старообрядцам, представителям других христи¬анских конфессий, провозглашены начала свободы вероисповеда¬ния. Согласие всех подданных-граждан, к какой бы вере они ни принадлежали, под сенью самодержавия признавалось более важ¬ным, чем споры о чистоте веры.

Царствование Екатерины II началось с завершения дела Сал-тычихи — помещицы-убийцы, приговоренной к лишению дворян¬ства и пожизненному заключению. Это «урод рода человеческого» стоял в одном ряду с тысячами помещиков, убивавших своих кре¬постных, разумеется, в меньших, чем Салтычиха, масштабах, но остававшихся при этом безнаказанными. Екатерина II не была апологетом крепостничества. Это вытекало из ее отношения к сво¬боде, просвещению, гуманизму. Но она оставалась реалистом в по¬литике, а крепостничество было той упрямой реальностью, с ко¬торой ей, политику, не считаться было невозможно. Уровень со¬знания и культуры дворян второй половины XVIII в. был таков, что крепостное право, представление о том, что «хамы и хамки» даны им в полную собственность в виде живого имущества навеч¬но, казалось непреложной данностью, вечной и неизменной. Поэтому большее, на что могла пойти императрица, — это после¬довательное моральное осуждение крепостничества, его рабовла¬дельческих крайностей. К этому, собственно, и сводилась гене¬ральная мысль Наказа Екатерины II по крестьянскому вопросу. Практика же была иной: при ней Дон и Украина стали частью империи, на которую распространялось крепостничество, в

35 Подробнее см.: Завьялов А. Вопрос о церковных имениях при императрице

Екатерине И. СПб., 1900; Комиссаренко А. И. Русский абсолютизм и духовенство

• XVIII в.: (Очерк секуляризационной реформы 1764 г.). М., 1990.

36 Покровский И. М. Екатерининская комиссия о составлении проекта нового

Уложения и церковные вопросы в ней (1766—1771). Казань, 1910; Крылов В. В.

Екатерининская комиссия в ее отношении к духовенству как сословию // Вера и

рыум. 1903. № 8—12.

185

1765 г., в развитие указа 1760 г. о праве помещиков ссылать кре¬постных без суда в Сибирь на поселение, императрица подписала указ о разрешении помещикам ссылать своих крестьян в каторж¬ные работы.37 Продолжался начатый при Анне Ивановне процесс лишения крепостного крестьянства даже тени юридических прав. Они уже не присягали на верность государю, им запрещалось обя¬зываться векселями, заниматься подрядами.

По своей правовой сути крепостное право не претерпело в ре¬форматорское царствование Екатерины II сколь-нибудь сущест¬венной перемены в сторону ослабления. Более того, происходил естественный процесс его усиления, ведший к превращению кре¬постного крестьянина в раба. Крепостное право, неразрывно свя¬занное со статусом и экономическим положением «главного чле¬на» общества — дворянства, оставалось закрытой для законотвор¬чества Екатерины II зоной.

И все же нельзя не признать, что положение другой части кре¬стьянского населения — государственных крестьян, пополнив¬шихся бывшими монастырскими, оставалось предметом внимания императрицы. Это отразилось в «Сельском положении», состав¬ленным Екатериной II в 1785 г. Этот документ так и остался про¬ектом, но он должен был лечь необходимым «нижним» блоком в основание здания возводимого императрицей сословного общества. «Сельское положение» по структуре и основным идеям является, в сущности, проектом «Жалованной грамоты» государственным крестьянам и стоит в одном ряду с «Жалованными грамотами» дворянству и городам, изданными в один день, 21 апреля 1785 г. К такому выводу приходит большинство исследователей «Сельско¬го положения».38

Так же как другие «Жалованные грамоты», оно построено на принципах правового оформления статуса сословия государствен¬ных крестьян, утверждает неотъемлемость сословных прав, в том числе личную свободу, право сословных занятий земледелием и некоторыми ремеслами, право собственности, владения и продажи недвижимого и движимого имущества. Как и дворяне и горожане, крестьяне делятся на шесть категорий. Высшие категории кре¬стьян получали свободу от телесного наказания, согласно «Сель¬скому положению» в сельской местности образовались выборные органы самоуправления, с помощью выборов образовывался со¬словный суд, существовал механизм взаимодействия с представи¬телями государства.39

Причины, почему готовый и перебеленный проект не стал третьей «Жалованной грамотой» 1785 г., неизвестны. Исследова¬тели в большинстве своем склоняются к выводу, что Екатерина II не хотела будоражить дворянство и провоцировать крепостных, которые могли бы понять такую грамоту как обещание свободы,

37 ПС31. Т. 15. № 11166; Т. 17. № 12311. 8 См.: Омельченко О. А. «Законная монархия»... С. 236—237. 39 Проект императрицы Екатерины II об устройстве свободных сельских обы¬вателей. / Сообщ. В. И. Вешняков. // Сб. РИО. СПб., 1877. Т. 20. С. 447—498.

186

конституирования их прав.40 Можно допустить, что при опреде¬ленных обстоятельствах, благоприятных для отмены крепостниче¬ства, правовая модель, выработанная Екатериной II для государ¬ственных крестьян в «Сельском положении», могла быть реализо¬вана применительно уже ко всему крестьянскому населению России, включая и крепостных.

* * *

Обсуждение проблемы предполагаемой конституции Екатери¬ны II стало достоянием отечественной и зарубежной науки в по¬следние годы, когда историки в полной мере смогли оценить всю совокупность законов и законопроектов, оставшихся после весьма плодовитой императрицы, считавшей в шутку, что она страдает «законобесием» — непреодолимым желанием «царапать законы». Следует отметить, что исследователи, а среди них следует особен¬но выделить Д. Гриффитса, А. Б. Каменского и О. А. Омельчен¬ко,41 понимают термин «конституция» в категориях права XVIII в., т. е. как «организацию», «устройство», «структуру пра¬ва».

При таком бесспорном понимании конституции как целостной системы правовых норм вся огромная законодательная деятель¬ность Екатерины II, особенно в середине 1770-х—1780-е годы, приобретает совершенно другой смысл, становится выполнением ею работы по схеме-плану «всеобщего законоположения», состоя¬щего из законодательных блоков. Собственно, так это и было. О. А. Омельченко опубликовал составленные Екатериной II тщательно расчерченные схемы законодательства, взаимосвязи систем, отраслей права.42 Эти схемы подтверждают глобальность правовой реформы Екатерины II, которая не ограничивалась со¬зданием сословного строя, но шла к формулированию единого Свода государственных установлений.

Естественно, что весь этот гипотетический Свод пронизывался общими принципами, лежащими в основе законности просвещен¬ной монархии. Разработку этого грандиозного плана Екатерина II начала в середине 1780-х годов, когда благодаря ее усилиям появи¬лись Жалованные грамоты, были написаны проекты других важ¬ных законов, которые могли составить единое правовое здание «за¬конной монархии». Если для законотворчества Екатерины II сере¬дины 60-х годов XVIII в. исходной точкой стало осмысление и

40 См.: Дружинин Н. М. Просвещенный абсолютизм в России // Абсолютизм

• России: (XVII—XVIII вв.). М., 1964. С. 452; ВаШеП К. Р. СаШеппе П'8 ОгаП

СЬапег ю 5ше Реазатгу // Сапад)ап-Ашепсап 31ау1с ЗшсНез. 1989. Уо1. 23. № 1.

Р. 36—57; Омельченко О. А. «Законная монархия»... С. 238.

41 Сп//И/и О. СаШеппе'з СпаПегс: а риезИоп оГ шойуайоп // СапаШап-

Ашепсап 81ауш ЗшсНез. 1989. Уо1. 23. № 1. Р. 74; Каменский А. Б. «Под сению

Екатерины...». С. 318—319; Омельченко О. А. 1) «Законная монархия»...

С. 337—360; 2) Конституция «просвещенного абсолютизма» в России: (Неизвест¬

ные законодательные проекты Екатерины II) // Советское государство и право.

1989. №8. С. 136—142.

42 Омельченко О. А. «Законная монархия»... С. 258.

187

переработка начал, заложенных в «Духе законов» Монтескье, то в середине 80-х годов сходную роль сыграла тщательная работа импе¬ратрицы над «Комментариями на английские законы» английского правоведа XVIII в. У. Блэкстона, который предпринял попытку си¬стематизации английского законодательства. «Выпись из Блексто-на» — тщательный конспект этого сочинения — стала основой для разработки Екатериной II проекта Свода отечественных законов.

Центральное положение в проекте Свода занимал «Наказ Се¬нату», подготовленный в 1787 г. По своему названию он как бы перекликается с «Наказом Комиссии Уложения» 1767 г., знамену¬ет собой новую стадию законодательной деятельности, после того как публикацией Жалованных грамот были заложены основы со¬словного строя. От общих рассуждений о Сенате как «хранилище законов» теперь можно было, по мнению Екатерины II, перейти к разработке принципов реального функционирования Сената как гаранта незыблемости принятых верховной властью «фундамен¬тальных» законов.

В Наказе Сенату впервые после Наказа Уложенной комиссии делается наиболее серьезная попытка сформулировать правовой статус самодержавия. В обосновании самодержавной формы прав¬ления принципиально новых идей нет. В Наказе Сенату фигури¬рует вся старая аргументация необходимости самодержавия: гео¬графический фактор, целесообразность в обширной России именно такого строя, высшие цели монарха — добро для народа и т. д.

Более четко, чем раньше, Наказ Сенату утверждает как не¬зыблемый принцип полноту самодержавной власти. Именно она — единственный источник закона. Одновременно неотторжимость и неизменяемость верховных прав самодержца утверждаются как непреложный закон. В попытке подорвать хотя бы одну из основ самодержавия Екатерина II видит неисчислимые страшные по¬следствия для России. Наконец, в Наказе Сенату Екатерина II за¬трагивает проблему престолонаследия, бывшую, как мы знаем, пожалуй, самой острой для самодержавия в XVIII в.

Екатерина II исходит из общего положения, что, как и всё в стране просвещенного монарха, порядок престолонаследия должен определяться законом, в котором заложены важнейшие принци¬пы: единонаследие, предпочтение прав первородства, а также на¬следование по мужской линии. Оговаривались и условия лишения наследника прав престолонаследия.43

Не менее важна вторая часть проекта Свода государственных установлений — «О узаконении вообще».44 В этом документе (так же, как и Наказ Сенату, он остался неопубликованным) форму¬лируются начала законотворчества, обозначаются сущность и со¬держание закона как «правила поведения подданных, предписан-

43 Омельченко О. А. К проблеме правовых форм российского абсолютиз¬

ма второй половины XVIII века // Проблемы истории абсолютизма. М., 1983.

С. 43—56.

44 Омельченко О. А. Идеи конституционного закона и «всеобщей законности»

в правовой политике «просвещенного абсолютизма» в России: Неизвестный проект

Екатерины II «О узаконении вообще» // Проблемы политической и правовой иде¬

ологии. М., 1989. С. 71 — 108.

188

ного законодательной властию», утверждается также порядок со¬ставления, издания и толкования законов — воплощенной воли самодержца. В этом разделе Свода закон признается как единст¬венный принцип общественных взаимоотношений, а понятие «за¬конность» получает исчерпывающее для того времени правовое оп¬ределение.

Оно выражается в указании тех конкретных прав, которые на¬зываются «непременными правами». Это право на жизнь, личную безопасность, здоровье, имя, презумпция невиновности, а также право требовать судебной защиты, апеллировать к высшей власти. Екатерина II сформулировала и ряд положений, которые должны были защитить правовой строй, гарантировать незыблемость за¬кона. Все подданные должны соблюдать законы, признавать за¬конность судов, монополию и законность их решений. Предпола¬галось запретить наказывать за то, что не определено законом как преступление. Кроме того, отныне закон не имел обратной силы. Провозглашалась свобода вероисповедания, запрещалось наказы¬вать «за мысли и слова людские».45

Особенностью Свода было то, что эти общие для всех законы и равная ответственность подданных-граждан перед верховной властью находили реализацию через сословную систему права. Таким образом, правовая система становилась бы гармоничной и сбалансированной настолько, насколько это было возможно в стране, где половину населения составляли крепостные.

Намерение Екатерины II опубликовать Свод государственных установлений не осуществилось. Практика законотворчества в екатерининское и другие времена показывает, что часто опережа¬ющие сознание правовые акты становятся важными вехами в фор¬мировании этого же правового сознания и элементов гражданского общества. Екатерина II не спешила опубликовать Наказ Сенату, •бо у нее, вероятно, были сомнения как относительно самих воз¬можностей этого бюрократического органа быть «хранителем за¬конов», так и относительно утверждения в виде «фундаменталь¬ного закона» норм о престолонаследии, которые входили составной частью в Наказ Сенату.

Как некогда Петр I, умерший в беспокойстве и сомнении о бу¬дущем создаваемого им «регулярного» государства, так и Екате¬рина II в конце жизни с грустью записала среди материалов про¬екта «О узаконении»: «Не вем (т. е. «не ведаю». —Авт.), ради ково тружусь, и мои труды и попеченье и горячею к пользы им-верии радении не будет ли тщетны. Понеже вижу, что мое умо-•оложение не могу учинить в наследственное». Почти в том же духе выражался в письме 1715 г. к сыну Алексею Петр I: «Я семь человек и смерти подлежу, то кому вышеписанное с помощию Вы-•няго насаждение и уже некоторое и возращенное оставлю? Тому, •же уподобился ленивому рабу евангельскому, вкопавшему та-: ^ш^^ свой в землю!?».46

5 Там же; см.: Омельченко О. А. «Законная монархия»... С. 353—356. 46 Цит. по кн.: Омельченко О-А. «Законная монархия»... С. 351; Устря->Я. Г. История царствования Петра Великого. СПб., 1859. Т. 6. С. 348.

189

Судьба всего огромного здания «просвещенной монархии», воз¬водимого всю жизнь Екатериной II, вдруг (как некогда судьба пет¬ровского государства) оказывалась поставленной в зависимость от «благонравия», «умеренности» и иных душевных качеств наслед¬ника. В этом-то и состояло глубинное противоречие самодержа¬вия, которое, сохраняя и законодательно утверждая свою незави¬симость, оказывалось — в силу своей же неподконтрольности — зависимым от случайностей, к числу которых относились личные взгляды и пристрастия наследника.

Власть и реформы.