Глава I. Теоретический конструкт потоков интеракции: социально-политический аспект.

1.1. Категориальный анализ коммуникативной интеракции государства и гражданского общества.

Как мы знаем из теории П.Бурдье¹, наличествует социальное пространство, которое включает в себя различные поля, представляющие собой специфичные совокупности схем и механизмов практик реализации соответствующих социальных агентов. Но в тоже время, вспоминая системную теорию Н.Лумана², мы видим, что коммуникация между структурами создаёт из них систему, действующую качественно по-другому, нежели просто совокупность структурных позиций. Акторно-сетевая теория Б.Латура³ презентует нам сети актантов и акторов в сетях, заставляющих работать по-иному, казалось бы, одинаковые структуры. Ю.Хабермас⁴ даёт нам важнейшую наметку в научном исследовании социального пространства – коммуникативное действие, то есть действие на основе дискурса и коммуникации. С переосмысления и синергии доктрин вышеобозначенных авторов начинается отсчёт наше исследование явления коммуникативного капитала и коммуникативной интеракции.

Поле, как было замечено выше, - это совокупность схем, механизмов практик и схем мышления социальных агентов, на основе их конкуренции и взаимодействия. Однако, например, поля, которые выполняют функцию коммуникации между полями, отсутствуют, - П.Бурдье решает это достаточно валидным способом - социальные агенты как данность, а не как роль в отдельном поле, могут быть агентами в различных полях. То есть, коммуникация между полями и социальными агентами происходит из законов конкуренции и взаимодействия, - имеет социально-априорную природу социальных агентов и индивидов. Он учёл, что социальная природа полей обеспечена в таком случае уже существующими коммуникациями, которые поддерживаются социальными агентами через тело интеракции, которое образуют агенты значительного символического капитала. Из этого следует, что поля конструктивны по своей природе и так же входят в габитус.

То есть коммуникативное действие обеспеченно развитием и конкуренцией капиталов – прежде всего символическим капиталом. Значит, существуют агенты, занимающиеся интеракцией между гражданскими структурами и теми, кто имеет структурную позицию структурирующего элемента поддержания и направления структурного кода системы – власти. Такая структурная позиция – это позиция государства, которой имманентно присущ юридический капитал, создающий асимметрию распределения символического капитала, что мы можем найти у Бурдье: «официальная номинация — акт символического внушения, который имеет для этого всю силу коллективного, силу консенсуса, здравого смысла, поскольку совершается через доверенное лицо государства, обладателя монополии на легитимное символическое насилие»¹. Получается, что гражданские структуры делегируют «властность» государству согласно установленным практикам², тем самым подчиняя себя государственному организму легализации и легитимации одновременно, и именно в таком акте происходит монополизация государства и отчуждения его от гражданского общества.

В таком случае, требуется сконструировать элементы интеракции государства и гражданского общества, чтобы позиция власти государства продуцировалась до коммуникативного элемента. Тогда существующие практики априорного отделения государства и гражданского общества посредством делегирования самим гражданским обществом «властности» и структурирования трансформируются в априорное отделение государства и гражданского общества при их интеракции через посреднические структуры или элементы, которые являются не только медиаторами, но и медиумами, представляя собой и социальных агентом одновременно. Таковая системная структура позволяет преобразовывать практики на основе привлечения различных капиталов, продуцирую их в сеть символического гражданского, позволяющего структурироваться и институализироваться на принципе самоорганизации через дискурс повседневного.

Это значит, что общество организуется, привлекает капитал из различных полей для организации поля, которое обеспечит слияние капиталов для конструирования дискурса, в том числе и с элементом государства, – акта сотрудничества для выработки совместных решений, что позволяет наладить эквивалентный символический обмен при асимметричном распределении символического капитала. «Дискурс…это не просто то, через что являют себя миру битвы и системы подчинения, но и то, ради чего сражаются, то, чем сражаются, власть, которой стремятся завладеть»¹ - в случае структуры коммуникативного капитала дискурс принимает амбивалентный характер: становится самоорганизующимся в социальном пространстве, но, в тоже время, контролируется макро-акторами политического процесса.

Однако существуют и группы, которые будут организоваться для продвижения собственных интересов, ибо общество неоднородно. Коммуникативный капитал может осуществлять продвижения их интересов вне политических структур, например, партий или выборов. Тем самым образуется дискурс на разных уровнях его организации. Например, дискурс между работодателем и рабочими осуществляется профсоюзом - медиатором, который образует тело интеракции в «коммуникативном поле» (дискурсе повседневного) самоорганизации представительств.

По сути, коммуникативный капитал осуществляют переход требований, решений, поддержки в состояние интеракции действующих сторон. То есть, поступает запрос от лобби-коалиции на то, чтобы приняли решение об увеличении бюджета на спортивные мероприятия в 2011 году – этот запрос переходит в «коммуникативное поле», которое посредством медиум агентов образует тело интеракции с местными властями, которые так же предъявляют собственные требования по поводу бюджета, которые могут работать на перспективу, - образуется дискурс между ними, но уже не на основе формы отношений «имеющих ресурсы и просящих их» - «заимодавец» и «должник» (Ф.Ницше), а на качественно другом – на уровне равных партнёров (или конкурентов), тем самым их интенция на запрос лобби-коалиции переходит на интракционный уровень посредством коммуникативных элементов, осуществляющих этот переход.

Мы назовем «поле коммуникативных практик» трансрежимом коммуникации. Транс имеет своё происхождение от латинского слова «trans», означающее «переходить». Именно таковым представляется нам функционально-практическая сущность «поля», как мы описали выше. Истоки категории «поля» мы можем найти в работе социального психолога К.Левина «Теория поля в социальных науках»¹, где он делит действие или поведение человека на полевое и волевое. Фактически полевое действие – это действие, которое вызвано внешними стимулами. Волевое же – это индивидуальная направленность действия. Однако социальная практика такова, что эти два действия сливаются в одно. Действие среды на человека просто опосредуется индивидом через пройдённые им практики. Именно это мы находим у П.Бурдье в развитой им категории габитуса, которая стирает границы между макро и микро-уровнями. Габитус как раз тесно связан с «полем» - это сконструированиое под-пространство системой существующих практик и механизмов мышления социальных агентов. Поэтому мы и называем трансрежимом коммуникации конструированную систему коммуникативных практик межу агентами.

В свою очередь, медиаторами - медиумами мы называем тех агентов, что выполняют функции медиатора, но при этом являются полноценными социальными агентами, что предполагает их влияние на агентов других полей. Например, Центр Публичной Политики (ЦПП) является медиатором потому что соединяет в себе капиталы информационного, политического и научного полей, преобразуя их в символический капитал, тем самым влияя на политическое поле и агентов в этом поле. Медиум происходит от латинского слова «medium» (среднее, середина) и означает посредничество или посредник. По сути, медиум-агенты и занимаются тем, что опосредуют отношения сторон. Одним из первых ввел категорию медиума Н.Луман, великолепно описавший сущность медиумов в книге «Медиа коммуникации»¹ . Важнейшим свойством медиумов он обозначил свойство аутопоэзиса, чего мы не найдём в «формах» - медиумы структурируют структурный код, они являются, если угодно, телами, реально действующими элементами, агентами социального процесса. Социальные агенты они постольку, поскольку действуют в рамках схем определённых практик, но не различными системными или структурными установками действия. Они участвуют в действии, но не запрограммированы им, поэтому применить к ним категорию актора не является возможным. Таким образом, медиумы (бдем всё же назвать их медиаторами) – это агенты-посредники между интеракцией различных агентов и акторов, создающих тело интеракции, воздействуя на участвующих агентов, концентрируя символический капитал.

Тело интеракции, которое образуют медиатора, - это актуальный текст потоков интенций, фрустраций, деприваций и ожиданий социальных агентов выраженных в действии их взаимодействия. Создаётся ограниченное пространство взаимодействия социальных агентов, ведь интеракция не может проходить в каждый отдельно взятый момент, точнее может, но это лишь в том случае, если мы рассматриваем интеракцию слишком абстрактно для нашего исследования. Фактически, тело интеракции являет собой исключительный момент взаимодействия. Самым тривиальным примером тела интеракции является научная конференция, где представлены учёные различных наук, - это ограниченное пространственно-временное событие интеракции различных наук, в котором протекают определённые процессы взаимодействия. Тело интеракции конституирует интенцию социальных агентов в нем на синергию, то есть направляет и соединяет их усилия. Это протекает в процессе конструирования сетей, состоящих из капиталов: культурного, научного, информационного и т.д.

Таким образом, на базе тела интеракции возникает процесс выстраивания сети, что позволяет достичь синергии социальных агентов, тогда являет себя в жизнь коммуникативная интеракция социальных агентов. То есть, интеракция на основе коммуникаций, которые проложены медиаторами соответствующих дискурсов. Сама коммуникативная сеть превращает выстроенную структуру взаимодействия в системность, однако этот тезис мы рассмотрим ниже в его критике.

Однако чтобы дать само определение категории «коммуникативной интеракции» необходимо продолжить конструирование категориальной базы исследования. Итак, коммуникативная интеракция – это проце

сс и результат одновременно постольку, поскольку получает своё отражение в реализации социального действия, которое порождает другой социальное действие, структурируя пространство социума и вовлекая всё новые элементы в этот процесс. Поэтому необходима реализация социального действия, которое не может быть полностью детерминировано системой, ибо происходит синтез рационального и нормативного¹, образующего грады оправдания¹. В связи с этим является неотвратимым инкорпорирование в анализ супплементирующих элементов², то есть тех элементов, что восполняют социальные ожидания.

В реальное взаимодействие оказываются вовлечены не просто государство и гражданское общество, как это происходит в дискурсе о делиберативной демократии, но лишь определённые структуры государства и лишь определённая публика. Таким образом, необходимо в ходе анализа прибегнуть к большей, нежели это делают обычно в литературе, конкретике идентификации агентов социально-политического процесса. Исходя из этой сентенции, гражданское общество для нас выступает не только макро-актором, но и эмерджентной системой публик, то есть интеллектуально-смысловых общностей³. В данном случае нас интересует в первую очередь «политическая публика», которую мы определим как совокупность людей, общность которой определяется через сеть оправданий, образующих гражданский град⁴, и сетевую интенцию практик и вещей, определяющий их онтологический статус как дуального медиума политического взаимодействия. То есть, политическая публика как часть гражданского общества занимается реализацией «политики снизу», тем самым являясь и инструментом, и результатом действия, которое Э.Гидденс назвал дуальностью⁵. Эта часть гражданского общества заинтересована в политике, но не на уровне бытовых разговоров, а на уровне реализации тела интеракции.

Однако в этом моменте встречаются две противоположные теоретические позиции: с одной стороны, Г.Гарфинкель¹ предполагает и обосновывает, что дискурсивные практики как раз на бытовом уровне – уровне повседневного общения определяют, реализуют и воспроизводят социальное пространство; с другой стороны, П.Бурдье² говорит о необходимости свободного времени и культурного капитала – то есть материальных и культурных механизмов, чтобы реализовывать называемые нами тела интеракции или, как говорит сам Бурдье, анализируя структуру партии, участвовать в политике. Получается, что либо изменение дискурса в гражданском обществе посредством его саморазвития обозначит новое взаимодействие с государством, либо это произойдёт лишь посредством накопления определённых капиталов неким агентом. Мы же считаем, что политическая публика способна к ассоциативным действиям и к наращиванию культурного капитала, она будет менять дискурс во всём гражданском обществе, одновременно конструируя, вырабатывая элементы и механизмы специализированного участия отдельных элементов гражданского общества в политике.

Мы сейчас не станем задерживаться на этом вопросе, но перейдём к другому макро-актору, с которым гражданское общество в лице её интеллигенции всё занимается поиском путей взаимодействия, - это государство. Как мы и обозначили ранее, государство мы не будем при таком при анализе тех или иных событий применять как категорию единого актора, ибо государство – это организация монопольного легитимного физического³ и символического¹ насилия. Однако для нас на данный момент важна категория «организации». Дж.Гэлбрейт² видел под организацией, по сути, сеть структур, функционально значимых для реализации поставленных задач. Отсюда и роль техноструктуры, то есть той совокупности людей которые реально занимаются жизнеобеспечением фирмы, в нашем случае это будет бюрократическое поле, с формированием которого сформировалось, собственно, государство³. Всё дело в том, что выработка решений идёт именно через эту «организацию в организации», более того и принятие многих решений так же зависит от него. Следовательно, государство во взаимодействии с гражданским обществом представляет собой сеть центров аутопоэзисной выработки и принятия решений. Но в силу того, что государство это сверхспецифическая организация в плане реконструироемой сети капиталов (государственный капитал по П.Бурдьё⁴), то в течение исследования нам будет необходимо использовать государство и в значении его как целого агента и в значении его составных частей.

Итак, государство в принятом нами сетевом рассмотрении взаимодействует с определённой публикой. Зачатками такого взаимодействия являются встречи представителей бизнеса с представителями администрации; советы при должностных лицах, состоящие из представителей науки, информации, экономики и т.д. И тут вся суть такого взаимодействия со стороны такого государства заключается в воспроизведении себя самой (аутопоэзисе) при решении общественно важных задач как действии для поддержания легитимности собственного существования. Однако данная функциональность дополняется таким явлением как политический фетишизм¹, которое доказывает, что каждый элемент живёт своей жизнью, что означает, что лишь накопление капитала со стороны медиаторов гражданского общества позволит соединить этот «отдельно живущий организм» с самим гражданским обществом, что реально будет происходить лишь на разных уровнях, начиная от индивидуального и заканчивая административно-территориальным. И только этот совокупный результат взаимодействия можно назвать взаимодействием государства и гражданского общества.

Показав смыслы категорий в нашем исследовании, обобщим материал, чтобы определить категорию коммуникативной интеракции. Итак, государство и гражданское общество являются макро-акторами политического процесса, взаимодействие которых производит различные практики и новые связи, включая, тем самым, механизм аутопоэзиса форм синергии. Однако таковое возможно лишь только при сильных позициях, как государства, так и гражданского общества. «Гражданское общество может существовать лишь постольку, поскольку существуют государства, достаточно сильные, чтобы поддерживать то, что называют «гражданским обществом» — ведь по существу оно означает ни что иное, как организацию граждан в рамках государства с целью осуществления узаконенной им деятельности и вовлечения в непрямые (то есть, непартийные) политические отношения с государством»².

Вовлечение в политические отношения с государством должны проходить через различные каналы связи, которые не должны быть просто формой коммуникации, но медиумом. Это означает, что медиум-агенты поля, осуществляющего взаимодействие на дискурсивном, институциональном и других уровнях способны влиять непосредственно на социальных агентов различных полей, используя символический капитал, в рамках коммуникативных практик. Медиаторам, в отличии, например, от некоторых агентов политического поля, их действие не делегируется со стороны публики или определённых групп гражданского общества, скорее медиаторы представляют собой, с одной стороны, внеструктурную форму структурного взаимодействия, а с другой, структуру, структурирующую и конструирующую социальное пространство, преобразуя габитус. Из этого следует, что медиаторы образуют поле практик, схем мышления и их реализации, что создаёт качественно новое коммуникативное действие между различными социальными агентами.

Таковое «поле» мы назвали трансрежимом коммуникации, ибо оно реализует себя как совокупность механизмов, схем коммуникативных практик, их реализации, диспозиций, мышления социальных агентов, опосредуемых медиаторами. Трансрежимы коммуникации конструируются из капиталов полей, например, транс-поле публичной политики конструируется из научного, политического и информационного полей, как замечает Н.А.Шматко¹, рассуждая над природой публичной политики, проявляющей себя, с одной стороны как поле, а с другой, как субполе политического поля. Мы же делаем вывод, что это просто режим действия, ибо мы исходим из агента, а не взгляда сверху на совокупность таких агентов (это решает дуализм, намеченный данным автором).

Режим коммуникации основывает тело интеракции макро-акторов политического процесса: государства и гражданского общества, образуя коммуникацию между ними с помощью привлечения различного рода капиталов в единую сеть гражданского. Проложенные коммуникации являются базисом для дискурса, который возникает в социальном пространстве. Следовательно, транс-поле создаёт качественно новый дискурс, который начинает преобразовывать саму реальность как с помощью актантов, которые вкладываются в первоначальную интенцию общественного мнения, так и с помощью информационного поля, которое необходимо для нормального функционирования механизмов реализации тела интеракции.

Например, поле публичной политики как основа режима коммуникации государства и гражданского, оставаясь при этом политикой, осуществляет борьбу за власть посредством вовлечение новых элементов в сеть взаимодействия через так называемый вход в поле, означающий практическую реконструкцию сети полей и вспомогательных структур. Поле, набирающее эксплицитно различного рода капиталы, имплицитно концентрирует символический капитал, выражающий себя в легитимном воздействии на принятие решений на разных уровнях политического действия. В свою очередь, это заставляет её официально институализироваться, что делает её не только конвенциональной формой в интеракции государства и гражданского общества, но легитимно сложившейся на всех этапах выстраивания сети, потому как является коммуникативным действием на данном этапе развития политической системы.

Таким образом, наиболее общее определение коммуникативной интеракции можно дать следующим образом: коммуникативная интеракция – это динамическое и корпускулярное взаимодействие агентов гетерогенных полей и градов через пространство и время.

Коммуникативные режимы представляют собой не просто систему социальных практик коммуникации между различными агентами тех или иных полей, а скорее систему практик имплементации синергии социальных агентов в единую структуру действия. Структура действия в данном случае есть не что иное, как укоренившаяся схема действий агентов в полевом взаимодействии. Ведь если мы рассмотрим действие тех или иных социальных агентов, то увидим, что суть их мышления есть разные, ибо габитус каждого находится в определенном поле, представляющем собой совокупность диспозиций для практического взаимодействия социальных агентов и их капиталов. Что же из этого следует? Если мы видим, что социальное действие не реализует себя, потому что степень релевантности трансцендентально низка, то возникает вопрос: как же система общества функционирует – ведь все же играют по разным правилам? Классический ответ на этот вопрос мы найдём в коммуникативном подходе к определению «общества»: Общество – это есть коммуникация (Н.Луман¹). Однако не понятным остается при таком подходе пространственное распределение и воспроизводство коммуникаций. Поэтому отвечаем на этот вопрос следующим образом: коммуникацию между полями и их агентами обеспечивает носитель коммуникации, то есть дискурса.

Чтобы быть более конкретными в своих мыслях, возьмём стандартную ситуацию проведения научную конференции с целью выработки рекомендаций по инкорпорированию практик в общественный организм. Итак, собираются различного рода очень крупных специалистов, которые решают, что следует внедрить практику, например, легализации некоторых актов гражданского неповиновения. У любого здравомыслящего человека возникнет вопрос: как это дойдет до реализации. Вот тут и возникает проблема дистанцирования принимающего реальные решения аппарата от таких рекомендующих. Соответственно, не хватает единиц коммуникации – поэтому оно и дистанцируется. Тогда возникает дифференциация, не ведущая, вопреки суждениям Т.Парсонса², к интеграции. То есть происходит дезинтеграция полей, например, поля принятия решений и поля выработки решений. Чтобы заработала эффективно эта организация выработки-принятия решений необходимо инкорпорировать тех агентов, которые будут связывать эти поля в действительно структурно-функциональную коммуникативную систему. Ведь социальное действие не может реализовать себя тогда, когда структура действия одного агента и структура действия другого конституируют гетерогенное социальное пространство.

Любое решение проходит, таким образом, путь через агентов его выработки, далее через тех агентов, что производят коммуникацию между первыми – научным полем и вторыми – политическим, после этого происходит конвергенция сообщения в сознании агента политического поля, который, исходя из стремления собственной онтологической безопасности, думает претворять в жизнь решение или нет. Однако далее не следует реакция на это решения с требованием или поддержкой, как скажем у Д.Истона¹, а происходит трансформирование сообщения через медиумов в социальное пространство, а потом уже только реакция, которая тоже проходит свой круг коммуникации.

«Тело дискурса» в этом случае будут выступать агенты со связями с агентами в политическом поле, скажем с депутатами, из этого следует, что медиаторы должны обладать коммуникативным капиталом и рядом других капиталов, например, экономическим, которые образуют сеть капиталов, которые конверсируются в символический капитал, который им позволяет им структурировать социальное пространство, но в силу того, что они являются коммуникативным элементом общественной сети, медиум-агенты конституируют гомогенную структуру действия агентов, и тогда в этой целостности действия рождается полноценное социальное действие.

Если попробуем эксплицировать роль и место трансрежима в социальном пространстве модельно, то получим следующее. Поля конструируются вместе с диалектикой социальной пространства. Тогда происходит дезинтеграция полей или отделение одного поля от другого возникают посреднические практики, агенты которых действуют не как медиаторы, но как медиумы, включаясь непосредственно в конструирование социального пространства, образую, таким образом, коммуникацию между гетерогенными образованиями – полями, а соответственно и между агентами и их схемами мышления. Отсюда возникают дискурсивные практики, которые имплицитно структурируют сознание, проявляя онтологический статус дуальности¹: они есть результат структурирования и есть инструмент структурирования.

Самим дискурсом пытаются завладеть и властвовать им, как говорит нам Фуко. Дискурс стали порождать резко возросшие до небес структуры медиа, на что нам указывает, негодуя Ж.Бодрийяр², говоря о медиакратии. Из мини-модели продемонстрированной нами вывод Ж.Бодрийяра носит вполне валидный характер репрезентации. Все медиа производят дискурс как супплементирующие³ частицы социального действия между государством и публикой, то есть медиа производят взаимодополнения социальных ожиданий, продуцируя герменевтическую практику, которой отводит особое место ещё М.Вебер, внутри транс-поля, искажая авторитарные посылы государства и анархию гражданского общества. Ю.Хабермас пытается решить амбивалентный характер данного явления с помощью рационального дискурса между его участниками, что реализует делиберативную модель взаимодействия государства и гражданского общества. Однако ставиться под вопрос рациональность дискурса, о чем пишут Н.Луман и П.Бурдье, отсюда и возникает сомнение в реализации такого объективного разрешения проблемы взаимодействия макро-акторов политического процесса. В ядро дискурсивных практик, таким образом, должен быть положен латуровский принцип симметрии¹ (или блуровский) и концепт текста, ведущий к традиции постмодерна. Коммуникативный капитал мы заменим потоками, имманентными каждому событию, а медиатором выступит любой агент, участвующий в дискурсе, поскольку трансрежимы коммуникации представляют собой повседневную выборку следов, об этом, но уже в других терминах мы поговорим в следующей части исследования.