4. Проблема выбора свободы и ответственности.

Проблема свободы обя­зана со всеми сторонами жизнедеятельности человека. Не слу­чайно поэтому многими мыслителями она понимается не только как смысл и цель человеческого существования, но и как ересь, тягчайшее преступление; и как пустая фикция; и как путь к бо­жественному благу, спасению души; и как средство восстановления человеческого достоинства; и как путь к социальному равен­ству и справедливости; и как самодовлеющая внутренняя природа индивида и т. п. Диапазон этого понятия включает как спектр отрицательных проявлений (свобода «от»), так и многообразие положительного (свобода «для»). В общем смысле слова свобода характеризует сущность человека и его существование, состоящие в возможности мыслить и поступать в соответствии со своими представлениями и желаниями, а не вследствие внутреннего или внешнего принуждения.

Обрести желаемую свободу, человек может тогда, когда его волеизъявление будет также свободным. Без свободы воли нет свободы вообще. Гегель отмечал, что «свободное есть воля. Воля без свободы — пустое слово, так же как свобода действительна лишь как воля». Как правило, определение воли связывают с целью, которую человек ставит перед собой и стремится к ее осу­ществлению. Признаком действительной силы воли служит неза­висимость человека от каких-либо условий. Воля — это созна­тельное и свободное устремление человека к осуществлению своей цели, которая для него представляет определенную ценность. Во­левое решение человека, связанное с выбором целей и мотивов деятельности, определяется его внутренним миром, его сознанием. Реальное свободное действие человека выступает прежде вен как выбор альтернативных линий поведения.

Развитие общества не может быть жестко запрограммированным, однонаправленным, наперед заданным процессом. Оно обязательно включает в себя возможность многовариантности, а значит — и возможность выбора одного из вариантов в качестве основного направления своего развития. Известно, что любой ре­зультат развития представляет собой противоречивое явление, поскольку он закрепляет одностороннее развитие и тем самым ис­ключает возможность развития во многих других направлениях. Момент этого закрепления реализуется в форме выбора, обогащающегося таким образом новыми характеристиками. Само богатство внутреннего мира человека, накопленный им социальный опыт позволяют избирать различные пути решения одного и того же вопроса. Поэтому человек постоянно стоит перед проблемой выбора. Ему постоянно приходится выбирать в большом или ма­лом, важном или несущественном. В связи с этим необходимо подчеркнуть, что выбор всегда предполагает альтернативу, без которой он вообще невозможен.

О свободе можно говорить только тогда, когда у человека есть выбор не только целей деятельности, но и выбор средств, необходимых для ее осуществления. Объективным условием сво­боды выбора является существование спектра возможностей. В этом случае мера возможности прямо пропорциональна мере не­обходимости: возможно то, что не противоречит объективным за­конам и имеет для реализации соответствующие условия. Кроме этого, человек должен влиять на создание соответствующих ус­ловий, с помощью которых он может реализовать желаемую воз­можность. Проблема выбора для него будет заключаться в том, чтобы определить, какая возможность и в какой мере должна быть реализована посредством его деятельности. Каждый выбор связан с предпочтением одной из альтернативных возможностей и отказом от других.

Антиподом отсутствия выбора, а, следовательно, и свободы, является принуждение. Под принуждением следует понимать дей­ствие человека, которое совершается вопреки его интересам, це­лям и убеждениям, под влиянием каких-либо внешних сил. Внеш­ний характер проявления принуждения заключается в обуслов­ленности одного явления другим, не связанными между собой от­ношениями необходимости. Поэтому принуждение не тождествен­но необходимости, ибо необходимость есть составная часть сво­боды. В свою очередь, свобода воли обозначает, что одна из со­ставляющих — воля — в определенной степени утрачивает свою зависимость от другой — необходимости, — путем устранения внешнего характера проявления последней. Если человек познал необходимость и знает как поступать, чтобы достичь поставленной цели, т. е. овладел соответствующими умениями, то он утрачивает от нее зависимость. Необходимость становится внутренним содер­жанием его знаний и умений. Человек как бы освобождается от внешнего проявления необходимости и получает возможность действовать свободно. Проявление воли в соответствии с необходимостью обусловливает достижение желаемой свободы, потому что человек поступает так, как диктует его воля, а не по принуж­дению. В этом случае воля и необходимость в своем синтезе порождают свободу. Когда каждая из этих составляющих не рассматривается во взаимосвязи друг с другом, то уже не может быть речи о свободе. Абсолютизация необходимости, отрицание возможности воздействовать на объективные условия жизнедея­тельности ведет к фатализму. Поэтому необходимость рассмат­ривается его как антипод свободы, ведь предначертанность всего заранее не предполагает какой-либо инициативы со стороны ин­дивида. Напротив, если абсолютизируется волевое начало, не соотнесенное с логикой бытия, то все заканчивается произволом, волюнтаризмом. Только сгармонизированное сочетание целенап­равленной активности и заданной будущим необходимости в сво­ем единстве наполняют реальным содержанием свободу. Полно­та свободы будет определяться уровнем сбалансированности во­ли и необходимости.

В своем стремлении получить желаемую свободу индивид вынуж­ден организовывать себя в целое и не демонстрировать своево­лие. Он вступает в необходимые социальные отношения и тем самым создает более высокие формы бытия, которые, в свою очередь, обусловливают многообразие их проявлений во всех сферах его жизнедеятельности. Другими словами, индивид, реа­лизуя сущностные силы человека, утрачивает свою независимость от целого. Проявление его свободной воли возможно только и том случае, когда индивид будет вынужден считаться с проявлением воли других индивидов. Деятельное соучастие в преобразовании условий общественной жизни выводит индивида за пределы индивидуального к общему, т.е. к обществу. В его жизнь, наряду с своецентричным «я хочу», с необходимостью входит социально обусловленное «так надо» и «я так должен».

В стремлении индивида стать свободным, т.е. быть человеком, его принципы – «я хочу» и «я должен» - со временем трансформируются в социальные отношения, которые оформляются в правах и обязанностях. Другими словами, свобода человека имеет две составляющие: права и обязанности. Права, и обязанности как противоположности отрицают и одновременно обусловливают друг друга. По Гегелю, право характеризует «наличие бытие свободной воли» и, таким образом, право объемлет наличное бытие всех определений свободы, которые в отношении субъективной воли есть ее обязанности. Это надо понимать так, что некоторому праву с моей стороны соответствует в другом некоторая обязанность. Говоря иначе, другой обязан уважать мое право. Из этого должно следовать, что тот, кто не имеет никаких прав, тот не имеет никаких обязанностей, и наоборот, кто не имеет никаких обязанностей, тот не имеет никаких прав. В нравственной сфере обязанности и права переходят друг в друга и сливаются между собой. Как утверждает Гегель, что «то же самое, что есть право, есть также и обязанность, а то, что есть обязанность, есть и право».

Различие прав и обязанностей проявляется не только как различие внутреннего и внешнего, но и как внутреннее различие. Право всегда характеризует определенную возможность, которая в той или иной степени предопределена, т. е. узаконена. Обязанность определяет безусловность деятельной регуляции, которая для индивида становится категорическим императивом по его собственному побуждению. Человек, как замечает Гегель, «пос­кольку он хочет быть действительно, должен налично существовать, должен ограничивать себя». Другими словами, он сам очерчивает для себя круг действий безусловных для выполнения, что­бы воспользоваться теми возможностями, которые открываются после принятия на себя обязанностей. Его обязанности в одной сфере дают ему права в другой сфере. В рамках социальной общ­ности данное внутреннее различие выступает как обязанность одних и права других, и наоборот. Эту диалектику прав и обязанностей для любого субъекта можно выразить через принцип сбалансированности прав и обязанностей. Согласно этому прин­ципу, объем прав должен быть уравновешен объемом обязанностей. Сколько у кого-либо прав, столько у него должно быть и уравновешивающих эти права обязанностей. Одна из составляющих — либо права, либо обязанности — дол­жна поглотить другую, если она по объему больше, чем другая. Они могут также быть полностью поглоще­ны друг в друге, если весомость их целостностей будет одинако­вой. Это взаимопроникновение прав и обязанностей дает в своем итоге реальную степень свободы, но при этом может образовать­ся остаток, полученный в результате того, что одна из составля­ющих была больше по своему объему, чем другая. Если останется больше обязанностей, проявится принуждение. Если права не будут уравновешены обязанностью, появится возможность произвола.

Каждый, кто желает получить какое-либо право, которое давало ему определенную полноту свободы, должен взять на себя соответствующие, т. е. вытекающие из этого права, обязанности, противном случае, использование только своего права без вы­полнения связанных с ним обязанностей, может быть как абсо­лютным, так и относительным. Абсолютность будет подчеркивать одностороннюю реализацию прав или обязанностей. Например, есть права, но нет обязанностей и, наоборот, есть только обязанности, не обеспеченные никакими правами. Относительность несбалансированности прав и обязанностей указывает на то, что именно больше реализуется по отношению друг к другу. В ответ­ственности взаимосвязь прав и обязанностей проявляется как ха­рактеристика двух сторон одного целого. Так, при характеристике правового владения, где владение понимается как собственность, подчеркивается, что право индивида владеть вещами как собст­венностью есть обязанность его уважать собственность других. Это является исходным условием для индивида, который в своем стремлении к полной свободе вынужден стремиться к свободе экономической.

Экономическая свобода является необходимой основой для реализации сущностных сил человека как в материальной, так в социальной и в духовной сферах. Отсутствие экономической сво­боды делает индивида рабом материальных факторов, не способ­ным к деятельному творчеству. Только там, где есть экономиче­ская свобода, появляются все предпосылки для социальной само­реализации, для развития духовного начала в человеке. Но эко­номическая свобода должна иметь правовое оформление. Инди­вид должен брать на себя обязательства в отношении собствен­ности, ему не принадлежащей, т. е. нести ответственность. Преж­де всего, он должен обязать себя не посягать на чужую собствен­ность, чтобы получить гарантии (иметь право) свободного поль­зования своей. Для этого он идет на определенные издержки в виде обязательных платежей, чтобы создать необходимые струк­туры, которые могли быть средствами для достижения жела­емой свободы. Но если исходить из принципа сбалансированности прав и обязанностей, то можно увидеть такой вариант их вза­имосвязи, когда определенное право может быть уравновешено не только обусловливающими данное право обязанностями, но и такого рода обязанностями, которые по значимости будут тожде­ственны друг другу, но взятыми из другой сферы. Тогда обязан­ность будет выступать как дополнение права, а право как допол­нение обязанности. Уравновешенность прав и обязанностей в этом случае будет сведена к некоторому к некоторому эквиваленту: вещественному, денежному, моральному и т. д. Наиболее часто это выражено постулатом «ты — мне, я - тебе». Универсальным компонентом, которым можно заменить любую из этих составляющих, являются деньги, которые обладают формой всеобщего, о чем хорошо в свое время поведал Маркс.

Что касается тезиса, кто не имеет прав, тот не имеет обязанностей, то на уровне обыденного сознания такая форма освобождения от ответственности не воспринимается. Чаще всего обязанность на этом уровне отождествляется с повинностью, с теми действиями, которые выполняются вопреки внутреннему согласованию с самим собой. Фактически есть круг предписаний, заданных извне, не уравновешенных узаконенными возможностями как правами, но они не являются обязанностями. Все предписанное извне, но не принятое человеком в качестве должного, сопровождается применением средств внешнего силового воздействия, которые основаны на продуцировании страха. У раба нет внутренней самодетерминации, ведь ее источник — взаимообусловленность прав и обязанностей. Чтобы раб эффективно выполнял необходимую его владельцу работу, для этого нужен надсмотрщик. Раб не выполняет обязанности, потому что он не обязал себя сам, не перевел их в сферу нравственного, не сделал для себя ее долгом. Его насилуют, т. е. силой заставляют выполнять что-ли­бо. Когда выполнение дел будет связано с долгом, т. е. с нравст­венным началом только тогда речь можно вести об обязанности, потому что в этом случае она уже будет соотнесена с правом. Эта соотнесенность может быть выражена в простой форме: могу де­лать — могу не делать, т. е. человек либо соглашается ответство­вать за содеянное, либо нет.

Жизнь индивида, ставшего на путь развития сущностных сил человека, с самого начала подчиняется принципу, чем больше хо­чется получить свобод, тем большим нужно поступиться. Его право на что-либо предполагает соответствующие обязанности. Этим закладывается дифференциация, которая не только не пре­дусматривает принципа равенства, но и с необходимостью пред­полагает принцип иерархии. Сколько индивид берет на себя обя­занностей, на столько он может получить прав и в такой же ме­ре быть свободным. Больше обязанностей — больше прав, а, сле­довательно, меньше обязанностей — меньше прав. Эта взаимо­обусловленность будет также правомерной и для обратного со­отношения. Соблюдение гарантий и обеспечение регламентации прав и обязанностей граждан со стороны государства находятся в обратно пропорциональной зависимости от уровня становления индивида в человека. Индивид, ограничивая в необходимой мере свое «хочу», т. е. своеволие, не столько теряет, сколько получает больше возможностей в своей самореализации. Как заметил Ге­те, «не то делает нас свободными, что мы ничего не признаем над собою, но именно то, что мы умеем уважать стоящее над нами».