§ 2. Толкование уголовного закона

Толкование юридического текста представляет собой сложную и многогранную деятельность различных субъектов права, направленную на разъяснение смысла правовой нормы. Истолкование является важным элементом в реализации права²⁰⁸.

В отличие от истолкования как элемента понимания (объяснения), разъяснение смысла правовой нормы относится к «реальному толкованию», которому подвергаются не логико-грамматическая структура текста, а смысл нормы права.

Как уже было показано, понимание текста уголовного закона (как и всякого другого текста) – субъективный процесс, значительная роль в котором принадлежит интерпретатору, обладающему способностью влиять на развитие смысла и тем самым определять конечный результат понимания (объяснения) закона. Указанная герменевтическая закономерность таит в себе опасность едва ли не для всех принципов уголовной ответственности. Она ставит под сомнение роль уголовного закона как единого масштаба свободы, поскольку в разъяснение его смысла привносится субъективный элемент – усмотрение интерпретатора. Это обязывает обратить особое внимание на специфику толкования в юридической герменевтике.

Сущность и механизмы понимания текста закона не отличаются от понимания любого другого текста, за исключением того, что юридическая герме-

невтика отводит решающую роль в понимании его социальной стадии. Как уже отмечалось, социальная стадия понимания зависит от уровня правосознания интерпретатора.

Несмотря на то что правосознание во многом определяется господствующей в обществе правовой идеологией, его содержание и степень развития в каждом конкретном случае интерпретации уголовного закона отличаются индивидуальностью. В силу этого особенностью юридической герменевтики можно считать и то, что во всем многообразии видов толкования уголовного закона (как и иного законодательного текста) выделяется «авторитетное» толкование, задачей которого является обеспечение единообразия понимания и применения уголовного закона.

К авторитетному А.К. Соболева относит легальное и судебное толкования, которые имеют обязывающую силу независимо от своей правильности. Таким образом, допускается невозможная с точки зрения герменевтики ситуация, при которой статус разъяснения важнее его качества.

Этот статус подтверждается Конституцией Российской Федерации. Согласно части 5 ст. 125 Конституции РФ, Конституционный Суд РФ дает толкование Конституции Российской Федерации. Согласно ч. 6 этой статьи акты или отдельные положения, признанные неконституционными, утрачивают силу. В соответствии со ст. 126 Конституции РФ Верховный Суд РФ как высший судебный орган дает разъяснения по вопросам судебной практики, то есть по применению уголовного закона. Следовательно, толкование уголовного закона высшим судебным органом Российской Федерации является обязательным для исполнения всеми нижестоящими судами.

В этом контексте обнаруживается различие между толкованием как элементом герменевтики и актом толкования как действием полномочного субъекта.

Акты толкования в теории права принято делить на два вида: интерпретационные акты правотворчества, представляющие собой нормативные правовые акты, изданные в порядке аутентичного или легального толкования, и интерпретационные акты правоприменения – специфические правовые акты, содержащие правила применения норм права, сформулированные в результате обобщения опыта их жизнедеятельности. К первой группе относятся только акты легального толкования, а ко второй – акты как легального, так и судебного толкования.

Эта классификация касается лишь статуса и содержания актов толкования как действий законодателя и суда и не имеет своей задачей исследование сущности толкования в процессе интерпретации правовой нормы.

Сущность толкования как элемента герменевтики требует определения соотношения толкования (как разъяснения, объяснения вовне, предназначенного для восприятия другими субъектами) и дискурса. Дискурс определяет адекватность личного восприятия текста интерпретатором, а реальное толкование – адекватность внешнего выражения дискурсу.

Нетрудно заметить, что как то, так и другое толкование – явления различного порядка. По мнению Н.Н. Вопленко, толкование можно поделить на два этапа: интеллектуально-волевой процесс и акт толкования права²⁰⁹. Данное деление не получило достаточного распространения в специальной литературе, хотя никто не отрицает совпадения процессов познания и объяснения, которое объясняется двойственной природой процесса познания.

С нашей точки зрения, толкование как элемент познания и акт толкования соотносятся не как этапы одного и того же процесса, а как самостоятельные по своему значению явления: значение одного – качество понимания, а значение другого – его статус. Авторитетными могут быть признаны разъяснения, которые следует принимать к руководству без всякой дальнейшей проверки²¹⁰ независимо от их качества с герменевтической точки зрения.

Ближе всех к герменевтической природе толкования оказались С.А. Комаров и А.В. Малько. Они делят толкование на три вида: толкование-уяснение, толкование-разъяснение и толкование-интерпретацию. Толкование-

интерпретацию авторы относят к толкованию по объему, необходимому в случае несовершенства закона, которое может проявляться в виде неправильного оформления либо несоответствия между содержанием закона и логической формой его выражения²¹¹.

Л.В. Соцуро предлагает для обозначения порядка толкования правовых предписаний использовать термин «процесс толкования», который охватывает всю деятельность, связанную с раскрытием содержания правовой нормы. Например, при казуальном толковании можно ограничиться лишь уяснением правовой нормы²¹².

Е.В. Васьковский выделяет два вида толкования. Первый – это изъяснение, которое состоит из двух стадий: словесное или буквальное (грамматическое, филологическое) толкование; реальное (логическое, диалектическое, философское, историческое, научно-юридическое, телеологическое, идеологическое) толкование. Второй вид – логическое развитие нормы²¹³.

А.И. Бойцов усматривает в толковании познавательный процесс, направленный на установление содержания и смысла закона (уяснение) и результат данного процесса (разъяснение).

Он делит толкование (в зависимости от соотношения с выводами, вытекающими из буквы закона) на ограничительное, буквальное и распространительное. В результате сужения или расширения толкуемых признаков закон применяется к более узкому или к более широкому кругу случаев, чем должен был применяться. Таким образом, ограничительное и распространительное толкование корректирует закон, вносит изменения в смысл уголовного закона²¹⁴.

В приведенных характеристиках толкования угадывается хорошо известный, традиционный вид толкования, выделенный по критерию объема. Однако в принятых теорией права и уголовным правом классификациях видов толкования он ничем не выделяется из общего ряда, кроме одного – основания (критерия) классификации.

Так, уголовно-правовая доктрина классифицирует толкование по субъекту как легальное и судебное.

Легальное толкование осуществляется органом, специально уполномоченным на то законом (в настоящее время – Федеральное Собрание Российской Федерации). Его отличительной особенностью является обязательность, сила закона.

Судебное толкование, осуществляемое судом, дается: а) в судебных актах; б) в постановлениях Пленумов Верховного Суда РФ (а также СССР и РСФСР из числа действующих). Толкование, относящееся к первой разновидности, обязательно для исполнения судебного решения. Толкование, относящееся ко второй разновидности, обязательно для применения всеми нижестоящими судами.

Доктринальное (научное) толкование осуществляется научными, практическими работниками.

По способу наука выделяет грамматическое, систематическое, историческое толкование.

По объему наука выделяет буквальное, ограничительное и распространительное толкование²¹⁵.

Несмотря на традиционность доктринального изложения этого вопроса, мы вынуждены признать, что приведенная выше система классификаций толкования (хотя и имеет под собой определенные основания) является согласно герменевтике «общим местом» доктрины, которое не отражает сущности, содержания, значения толкования как с гносеологической, так и с практической точки зрения. Какое представление о толковании (как о познавательном про-

цессе и как о деятельности) могут создать названные классификации, будучи не связанными функционально? Например, существует некий интерпретатор, который по тем или иным мотивам решает прибегнуть к историческому, систематическому, грамматическому, логическому или другому способу толкования? Еще более парадоксальная ситуация – «как будем толковать: легально, судебным актом или доктринально?». Как ни странно, но некоторых авторов такой подход к толкованию не смущает. Так, по мнению А.К. Соболевой, в каждом конкретном случае используются различные способы толкования избирательно, хотя вопрос о том, какой именно способ следует использовать, лежит уже за пределами герменевтического подхода, и оказать помощь может обращение к риторике²¹⁶.

Герменевтический взгляд на толкование позволяет характеризовать его адекватно процессу познания и деятельности интерпретатора лишь с установлением необходимых функциональных связей. С точки зрения юридической герменевтики важны только два критерия классификации толкования: 1) по субъекту и 2) по объему. Во-первых, субъект толкования как интерпретатор законодательного текста, как уже отмечалось, может придать ему новый (иной) смысл вопреки герменевтическому качеству. Во-вторых, развитие (изменение) смысла текста как закономерное явление с общей герменевтической точки зрения может повлечь негативные социально-политические последствия применительно к толкованию уголовного закона, в особенности, если оно является авторитетным.

Можно заключить, что специфику юридической герменевтики, а именно герменевтики уголовного закона, определяет разрешение противоречия ме-

жду герменевтической свободой понимания, толкования, применения текста и необходимостью ограничения этой свободы в понимании, толковании и применении текста уголовного закона.

Об указанном противоречии свидетельствует пример из недавнего прошлого: толкование признака неоднократности некоторых преступлений исходя из редакции УК РФ, предшествовавшей ее изменениям от 8 декабря 2003 г. Следует оговориться, что рассмотрение этого вопроса не утратило своей актуальности. Изменение редакции УК РФ в связи с отказом от понятия неоднократности как формы множественности преступлений – явление правовое. Оно снимает вопрос о толковании этого признака, но ничего не меняет в герменевтической проблеме толкования текста уголовного закона применительно к другим его положениям.

Согласно действовавшей ст. 16 УК РФ неоднократностью преступлений признавалось совершение двух или более тождественных преступлений, то есть преступлений, предусмотренных одной статьей УК РФ или частью этой статьи. Преступления, квалифицируемые по различным статьям УК РФ, образовывали неоднократность только в случаях, специально предусмотренных соответствующими статьями Особенной части УК РФ.

Условие, при котором допускалось расширение смыслового объема термина «неоднократность», имело целью ограничение произвольного изменения смысла закона, влекущего для виновного дополнительные негативные правовые и социальные последствия, не оправданные характером и степенью общественной опасности совершенного им преступления. По смыслу закона указанное условие служило гарантией защищенности прав и свобод личности от судейского усмотрения, поскольку в ч. 1 ст. 16 УК РФ указывалось на специальный субъект интерпретации общей дефиниции неоднократности: им мог быть только законодатель.

Таким образом, в законодательном определении неоднократности предусматривались не только содержание термина, но так же возможность и допустимость изменения (в данном случае расширение) его объема, а равно и требования к субъекту интерпретации. Так разрешалось то противоречие, о котором шла речь выше.

Нужно отметить, что эта герменевтическая черта была характерна для текста дореволюционного российского уголовного закона, политическая задача которого состояла не только в охране необходимых и достаточных условий существования личности общества и государства, но и в гарантиях безопасности личности от злоупотреблений судебной властью²¹⁷. Проблема соотношения возможного и допустимого в свободе интерпретации текста уголовного закона имела принципиальное значение, обусловленное духом уголовного права.

В примечаниях к ст. 158 первоначальной редакции УК РФ объем содержания термина «неоднократность» был расширен на законных основаниях и в допустимых пределах. «Неоднократным в статьях 158–166 настоящего Кодекса признается совершение преступления, если ему предшествовало совершение одного или более преступлений, предусмотренных этими статьями, а также статьями 209, 221, 226 и 229 настоящего Кодекса».

С герменевтической точки зрения эта интерпретация характеризуется как придание нового (измененного) значения первоначальному смыслу благодаря полномочной (не только в правовом, но и в герменевтическом отношении) деятельности субъекта интерпретации в соответствии с дискурсом, сформировавшимся на основе понимания первоначального смысла.

Первоначальный смысл неоднократности как признака, усиливающего наказуемость, является социальным – повторение преступления, определяющее не только количественную, но качественную специфику общественно опасного деяния²¹⁸. Эта специфика заключается в антиобщественных установках личности преступника, его антиобщественном мировоззрении, устойчивости признаков, характеризующих способ удовлетворения интересов, устойчивости самих интересов (следовательно, мотивов и целей). Особое социальное значение приобретает как сам факт повторности, так и наличие тенденции к возобновлению преступной деятельности, при которой новое преступление совершается не в силу случайного стечения обстоятельств, а закономерно.

Если смысл неоднократности – повторение, то с этой точки зрения неоднократность, действительно, должна образовываться тождественными преступлениями. Однако именно понимание социального значения повторения преступной деятельности позволило интерпретатору сформировать дискурс при определении значения неоднократности кражи в примечании к ст. 158 УК РФ, в котором при неизменности первоначального смысла (социального значения повторения кражи) изменяется значение основного термина за счет расширения объема его содержания.

В примечании к ст. 158 УК РФ содержание понятия неоднократности интерпретируется в значении повторности хищения (совершенные с корыстной целью противоправные безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившее ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества) независимо от его формы, а также уголовно-правового значения этого имущества как предмета преступления. Это значение не противоречит смыслу повторения и, следовательно, не противоречит смыслу неоднократности, в каком он был представлен текстом статьи 16 УК РФ. Таким образом, новое значение интерпретации неоднократности как повторения хищения не противоречит дискурсу и первоначальному смыслу термина, определенного указанной статьей.

Рассматриваемая интерпретация была дана надлежащим субъектом, что также было включено законодателем в смысл неоднократности преступлений дефиницией, содержащейся в ст. 16 УК РФ. Поскольку социальное значение неоднократности предполагает усиление наказуемости за повторение преступления (то есть дополнительные лишения, связанные с ограничением прав и свобод личности), источником этого правового установления может быть только уголовный закон. Любой другой субъект подобной интерпретации будет ненадлежащим, а сама интерпретация – герменевтически неверной. Иными словами: понимание смысла термина «неоднократность» включало в качестве обязательного элемента требование к надлежащему субъекту интерпретации в качестве условия правильного понимания текста закона. При несоблюдении этого требования понимание такого текста является неправильным.

Причина заключается в том, что с точки зрения юридической герменевтики (в частности герменевтики уголовного закона) ненадлежащий субъект интерпретации не может разрешить противоречия между свободой в развитии смысла текста и условиями ограничения этой свободы. В конечном счете, герменевтика уголовного закона призвана решать именно эту задачу, а, может быть, и только ее – устанавливать границу между возможным и допустимым пониманием (а также толкованием) текста уголовного закона.

Пренебрежение указанными герменевтическими правилами приводит к неверному толкованию уголовного закона и применению его в противоречии с духом уголовного права.

Так, при разъяснении признака неоднократности убийства (согласно первоначальной редакции ст. 105 УК РФ) Пленум Верховного Суда РФ в п. 14 постановления от 27 января 1999 г. «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105)» интерпретировал признак неоднократности по герменевтическому кругу, аналогичному тому, который был описан выше²¹⁹.

Убийство признается совершенным неоднократно, если ему предшествовало совершение ранее преступлений, предусмотренных ст. 277 (посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля), 295 (посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование), 317 (посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа), 357 (геноцид) УК РФ.

Умышленное причинение смерти другому человеку, независимо от того, было ли преступление окончено, в каких целях оно совершалось и что являлось его объектом, не без оснований рассматривается интерпретатором как деяние, имеющее особое социальное значение – посягательство на высшую

ценность, каковой является жизнь человека. С уголовно-правовой точки зрения преступлением, тождественным убийству (ст. 105 УК РФ), может быть только убийство, предусмотренное ст. 105 УК РФ. В социально-политическом плане убийство, предусмотренное ст.105 УК РФ, стоит в одном ряду с другими посягательствами на жизнь человека.

Таким образом, стремление выделить особое социально-политическое значение посягательства на жизнь человека в признаке, усиливающем наказуемость, объясняет содержание толкования, данного этому признаку Пленумом Верховного Суда РФ. В указанном разъяснении интерпретатор сформулировал дискурс (интерпретировал букву закона в связи с ее социальным значением и своим субъективным восприятием), не противоречащий лексическому значению исходного понятия неоднократности. Но, как уже отмечалось, смысл уголовно-правового текста не может быть выражен в одних лишь лексических формах.

Как свидетельствуют толковые словари русского языка, слово «убить» имеет множество значений: лишить жизни; привести в полное отчаяние; израсходовать, истратить без пользы для себя; ушибить, ударить; уплотнить, утрамбовать и др.²²⁰

В значении «лишить жизни» глагол «убить» применим к любому причинению смерти: человеку или животному; умышленно или по неосторожности. Этот глагол может быть также безличным («во время перестрелки убило майора и комиссара…»). Смысл, заключенной в этих грамматической форме, даже не связан с причинением смерти. Он ограничивается ее наступлением, то есть событием.

Смысл термина «убийство» в УК РСФСР 1960 г. имел значение причинения смерти человеку. Это значение не имело вербального закрепления в УК РСФСР 1960 г. Таким образом, лексическое поле для объяснения термина «убийство», весьма обширное с точки зрения языка, не было ограничено в тексте закона. Тем не менее, значение этого термина было несомненным, ясным, поскольку свобода его интерпретации была ограничена структурой текста закона: убийство было отнесено к главе о преступлениях против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности и указывалось в ряду тех деяний, которые предусматривают ответственность за причинение смерти человеку (как умышленное, так и неосторожное). В УК РФ этот термин используется в более узком значении. Законодатель определяет его в ч. 1 ст. 105 УК РФ как умышленное причинение смерти другому человеку.

На этом примере мы можем убедиться, что свобода в выборе значения термина (словосочетания или выражения) может быть ограничена не только требованиями к субъекту интерпретации, но и структурно, системно, а также текстуально (посредством дефиниций). Из этого следует, что понимание смысла, значения, объема признаков, составляющих содержание понятия, заключенного в уголовно-правовом термине, требует, помимо лексической определенности, согласования дискурса с принципами права и всей системой правовых категорий и понятий.

В этом контексте возникает оправданное сомнение: не является ли наличие в уголовном законе оценочных понятий опровержением вывода о том, что преодоление противоречия между свободой интерпретации и необходимостью ее ограничения относится к числу важнейших требований герменевтики уголовного закона, что ограничение значений того или иного уголовно-правового понятия обязательно.

Проблема преодоления противоречия между герменевтической свободой в развитии смысла и необходимостью ее ограничения согласно духу и смыслу уголовного права не может быть сведена к проблеме оценочных понятий в уголовном праве.

Оценочное понятие, закрепленное в уголовном законе, по своей сути правовое явление. При его формулировании законодатель оставляет перечень признаков определяемого им явления открытым. Установление объема этих признаков и их содержания оставляется на усмотрение правоприменителя, который может быть ограничен в своих выводах лишь правовым и социальным значением тех или иных обстоятельств.

Например, в вопросе о содержании признаков «значительный ущерб для гражданина» (п. «в» ч. 2 ст. 158 УК РФ), «крупный ущерб гражданам, организациям или государству» (ч. 1 ст. 172 УК РФ) свобода усмотрения правоприменителя ограничена интересами потерпевшего как носителя вещных прав. В связи с этим вне зависимости от производных количественных характеристик качественная оценка всегда будет оставаться в пределах имущественного ущерба.

В то же время, принуждение к совершению сделки (ст. 179 УК РФ) предусматривает в качестве одного из способов совершения этого преступления распространение сведений, которые могут причинить существенный вред правам и законным интересам потерпевшего или его близких. Несмотря на то, что это преступление посягает на вещные права (относится к преступлениям в сфере экономической деятельности), смыл последствий, производных от принуждения (по существу насилия, осуществляемого посредством психологического давления), придает термину «вред» иное, более широкое значение – как имущественные, так и неимущественные неблагоприятные последствия для потерпевшего.

С герменевтической точки зрения субъект интерпретации терминов, определяющих оценочное понятие, всегда является надлежащим, а расширение объема их значений – допустимым по законодательному (то есть авторскому) определению. Таким образом, при толковании текста, содержащего термины с оценочными понятиями, герменевтическое противоречие может не возникнуть. Следовательно, трудности в уяснении содержания оценочного понятия не всегда связаны с герменевтическими проблемами.

Так, ч. 1 ст. 30 УК РФ понятие приготовления к преступлению определяется как оценочное. Правоприменитель свободен в выборе значения приготовительных действий в тех пределах, которые детерминируются смыслом создания условий для совершения преступления. С правовой точки зрения, существует проблема отграничения приготовления от обнаружения умысла. А с позиций герменевтики интерпретатор свободен в той мере, в какой позволяет его правосознание. Эта свобода герменевтически оправданна, но является относительной, так как во всех случаях она ограничена, если не буквой закона, то его духом.

С точки зрения герменевтики уголовного закона (юридической герменевтики) свобода интерпретатора в выборе значений слов, словосочетаний и выражений, использованных в уголовно-правовом тексте, должна быть ограничена. Понимание права как системы позволяет установить критерии данного ограничения, хотя иногда для этого требуется сложный и многоступенчатый анализ, осуществляемый по герменевтическому кругу (от частного к общему и от общего к частному). Но в том случае, когда эти «ограничители» со всей определенностью указываются в тексте, игнорировать их недопустимо с точки зрения понимания его смысла. Пренебрежение этим требованием влечет не только герменевтические противоречия, но и пагубные последствия произвольного толкования для применения уголовного закона.

Как уже отмечалось, исходное значение неоднократности как повторения определенного (конкретного) преступления могло быть расширено до пределов повторения признаков преступления в преступной деятельности только при условии надлежащего субъекта интерпретации. Интерпретатором признаков неоднократности мог быть только законодатель, что следовало из соответствующей дефиниции. Пленум Верховного Суда РФ, осуществив расширительное толкование текста закона, принял на себя функции, на осуществление которых он не был уполномочен данной нормой.

При этом нужно иметь в виду, что речь идет именно о герменевтических полномочиях, а не о тех, которые предоставляются Верховному Суду РФ Конституцией Российской Федерации. Предметом даваемого им разъяснения практики применения уголовного закона может быть любое положение УК РФ.

Герменевтические полномочия субъекта интерпретации определяются его свободой в развитии смысла (определении значения) текста или составляющих его элементов (слов, словосочетаний, выражений). В том случае, когда пределы развития смысла, изменения, например в объеме значений, ограничиваются прямо по тексту требованиями к субъекту интерпретации, несоблюдение этого требования означает ненадлежащее, недопустимое манипулирование значениями, то есть неправильное понимание уголовного закона.

Напрашивается вывод о том, что с точки зрения герменевтики уголовного закона произвольное расширительное толкование текста недопустимо. Однако этот вывод представляется нам преждевременным, так как значение объема толкования в герменевтическом аспекте пока не ясно. Не ясно также, как соотносятся герменевтические представления об объеме толкования с теми, которые приняты уголовно-правовой доктриной и теорией права.

Б.В. Яцеленко полагает, что толкование уголовного закона подразделяется на буквальное, ограничительное и распространительное. Под буквальным толкованием он понимает такое разъяснение текста закона, при котором достигается совпадение содержания и смысла уголовно-правовой нормы с ее словесным выражением в статье уголовного закона. При ограничительном толковании уголовный закон применяется к более узкому кругу случаев, чем это вытекает из буквального его текста. Распространительное толкование заключается в том, что закону придается более широкий смысл по сравнению с его буквальным текстом²²¹.

По мнению Н.Д. Дурманова, в большинстве случаев объем толкуемого закона не меняется (толкование уголовного закона происходит в тесном соответствии с текстом УК РФ), следовательно, нет оснований выделять буквальное толкование как отдельный вид²²². Если это так, то нет смысла говорить и об ограничительном, и о распространительном толковании.

Ю.М. Ткачевский считает, что ограничительное и распространительное толкование не изменяет объем содержания закона, а лишь раскрывает его действительный смыл²²³. Заметим, по сути, в этой позиции обнаруживается признание герменевтической свободы интерпретатора в способах разъяснения неизменяемого смысла.

По мнению А.Н. Игнатова, в правовом демократическом государстве недопустимо ни ограничительное, ни расширительное толкование закона, которое ведет к субъективизму в оценке положений закона и по существу к его коррекции незаконодательным путем. Толкование закона должно точно соответствовать его тексту, его смыслу и не допускать сужения или расширения действия толкуемого закона²²⁴. Являясь противником указанных видов толкования, названный автор не дает им определений.

А.К. Соболева полагает, что буквальное толкование не всегда является полным и перспективным. Суды, в основном, предпочитают исходить из своего собственного понимания значения слова при производстве юридического дела, не обращаясь к толковым словарям. Это свидетельствует о том, что «вопреки общераспространенному утверждению юристов, при толковании законодательного текста речь идет вовсе не об «уяснении смысла», «уяснении содержания» норм или «разъяснении того, что уже содержится в норме», а о поиске аргументов в поддержку толкования, избранного судом в соответствии с его собственной позицией по делу»²²⁵.

С позиций указанного автора, буквальное толкование является малоэффективным, как правило, невостребованным по той причине, что правоприменитель всегда стремится привнести в толкование субъективный опыт, субъективное значение. Нам же представляется, что вмешательство интерпретатора в развитие смысла ни в коей мере не может характеризовать толкование текста (в частности, буквальное) как нечто негодное, невозможное или недостижимое. Напротив – оно составляет основу понимания и объяснения: «Без вмешательства в развитие смысла нет понимания, нет вмешательства без реализации способности агента (интерпретатора – О.П.), могущего его осуществить»²²⁶. По мнению ученых, этот аспект герменевтической теории сближает «поле текста» и «поле практики».

Иногда пробельность нормативного акта вынуждает практику искать решение тех или иных ситуаций посредством расширительного толкования закона, а то и применения его по аналогии. В них порой «отчетливо просматривается обвинительный уклон»²²⁷.

Все приведенные выше воззрения обнаруживают общность по двум позициям. Во-первых, усматривается неопределенность представления о том, что именно «распространяется», а что «ограничивается» при том или ином толковании – смысл текста, смысл закона, значение его лексических (и иных) форм или применение уголовного закона. Во-вторых, все авторы акцентируют свое внимание на социально-политическом значении буквального, ограничительного и распространительного толкования и этим исчерпывают свою аргументацию.

Прежде всего, как нам представляется, необходимо отмежеваться от позиции, согласно которой ограничительное и распространительное толкование уголовного закона может рассматриваться как применение закона к более или менее узкому кругу обстоятельств по сравнению с теми, которые определяются текстом закона.

Будучи далекими от герменевтических проблем, многие авторы не без оснований трактуют применение закона как деятельность, связанную с решением юридического дела. А.А. Алексеев отмечал, что главное и определяющее в применении права – социально-политический аспект, характеризующий его в качестве важнейшего компонента правового регулирования²²⁸. На основании этой социально-политической характеристики определяется организационная функция правоприменительной деятельности. По справедливому мнению указанного автора, по сути правоприменительная деятельность состоит в разработке и фактическом осуществлении организационных мер, направленных на то, чтобы обеспечить претворение предписаний правовых норм в жизнь. Правоприменительный орган, распространяя юридические нормы на тот или иной случай, решает юридическое дело, принимает необходимые организационные меры по практической реализации норм права²²⁹.

Функциональная ограниченность правоприменения исключает возможность изменения, корректировки нормы права.

В интеллектуально-волевом аспекте правоприменительная деятельность состоит в нахождении соответствия между фактами реальной действительности и содержанием правовой нормы, а также в принятии властного решения по результатам указанной выше оценки²³⁰. Таким образом, применению права имманентно присуща адекватность содержания нормы и обстоятельств, к которым она применяется.

С учетом этого трактовка распространительного и ограничительного толкования как применение уголовного закона к более широкому или узкому кругу обстоятельств недопустима. Применение закона к более широкому кругу обстоятельств по сравнению с тем, который определяется его смыслом, есть не что иное, как применение закона по аналогии²³¹. Оно противоречит принципу законности, согласно которому преступность и наказуемость, а также иные уголовно-правовые последствия деяния определяются только действующим УК РФ (ст. 3 УК РФ).

Применение закона к более узкому кругу обстоятельств нарушает принцип равенства граждан перед законом (ст. 4 УК РФ) в том случае, когда применение закона ограничивается по кругу лиц вопреки смыслу закона. В том случае, когда применение уголовного закона не распространяется на обстоятельства, нашедшие адекватное отражение в его тексте, возникает вопрос о соответствии подобной правоприменительной деятельности задачам уголовного закона.

Следовательно, постановка вопроса об объеме толкования закона правомерна только по отношению к разъяснению (а не применению) закона.

В юридической литературе не сложилось единого мнения относительно значения термина «толкование» в смысле «уяснения и разъяснения». Как было показано выше, в герменевтической системе понимания эти значения имеют эквивалент – объяснение, которое предваряет понимание, сопутствует ему и завершает его.

В процессе понимания при взаимодействии интерпретатора с текстом объяснение (определение значения текста) включается в структуру дискурса и является, таким образом, частью «внутреннего» процесса интерпретации. В этом аспекте объяснение имеет значение «уяснения».

При взаимодействии интерпретатора с другим субъектом (слушателем, читателем) осуществляется объяснение как определение значения текста вовне. На языке герменевтики такое объяснение можно определить как разъяснение, то есть толкование.

Допустимо ли изменение объема смысла закона при его толковании?

Смысл закона является тем «неустранимым» неизменяемым началом, которое определяет структуру дискурса при понимании и объяснении его текста. С точки зрения герменевтического механизма взаимодействия интерпретатора с текстом, смыл закона является единственным неизменяемым элементом, основанием, началом и конечной целью понимания. При всем многообразии текстуальных форм, а также лексической полисемии законодательного текста задача интерпретатора в конечном счете состоит в достижении максимального приближения своего понимания к смыслу закона (заключающего в себе систему правовых норм), и на основе сформировавшегося таким образом дискурса – в адекватном отражении его смысла вовне.

Кроме того, смысл закона является системообразующим началом понимания его текста, тем элементом герменевтического круга (от частного к общему и обратно), без обращения к которому невозможно понимание. Он может выступать в герменевтическом круге в качестве «общего» только благодаря своей неизменяемости.

Таким образом, постановка вопроса о толковании смысла закона по его объему неприемлема с герменевтической точки зрения.

Текстуальная форма закона нуждается в толковании (разъяснении) постольку, поскольку любое текстуальное выражение смысла является неточным в силу указанных выше герменевтических закономерностей.

Однако герменевтическая особенность всякого разъяснения (толкования) заключается в том, что оно увеличивает расстояние между смыслом текста и его конечным пониманием, поскольку для определения значения текста вовне интерпретатору приходится прибегать к тем или иным кодам коммуникации (то есть «переводить» законодательный текст на язык того, кому он разъясняется). Получается, что дистанция между смыслом текста и его пониманием возникает при формировании дискурса (благодаря полномочиям интерпретатора в определении значений) и увеличивается при его разъяснении (толковании). Пропорционально увеличивается и расстояние между смыслом закона и конечным пониманием его текста.

Это обстоятельство признается герменевтами как явление естественное, закономерное и неизбежное. Искусство герменевтики усматривается в сокращении этого расстояния, а иногда и в его увеличении, то есть «в игре близости и расстояния между смыслом и его конечным пониманием»²³².

Понятно, что в толковании уголовного закона подобная «игра» может явиться причиной беззакония. Поэтому сокращение расстояния между смыслом законодательного текста и его конечным понимаем является основным требованием юридической герменевтики. Познание же общих герменевтических закономерностей позволяет сосредоточить внимание на ключевых моментах толкования закона как такого определения значения его текста вовне, которое максимально приближено к смыслу закона.

Иногда сокращению расстояния меду конечным пониманием и смыслом закона служит изменение значений его текстуальных форм. Однако с этой точки зрения то, что в уголовно-правовой литературе называется толкованием закона по объему, можно определить лишь как такое разъяснение закона, при котором ограничивается или расширяется объем значений его текстуальной формы в допустимых семантических пределах. Следовательно, ограничительным толкованием может быть названо такое разъяснение закона, при котором объем значений его текстуальных или лексических форм сокращается. Соответственно, распространительным является такое разъяснение, при котором к выраженным в тексте значениям добавляется новое. Как то, так и другое разъяснение должно оставаться в пределах неизменяемого смысла.

Например, согласно ст. 134 УК РФ ответственность за половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста, несет лицо, достигшее восемнадцатилетнего возраста. По смыслу уголовного закона (УК РФ) субъектом преступления является лицо, способное нести ответственность. Эта способность по законодательному определению имеет несколько значений: социальная зрелость (определяемая по возрастным признакам) и психическая состоятельность (определяемая по признаку вменяемости). Объем значения социальной зрелости устанавливается двумя возрастами: общим – шестнадцатилетним и исключительным – четырнадцатилетним (ст. 20 УК РФ).

Статьей 134 УК РФ ограничивается объем значений социальной зрелости восемнадцатилетним возрастом субъекта указанного в этой статье преступления. Можно сказать, что в этой статье формулируется специальное значение социальной зрелости. При этом законодатель не выходит за рамки смысла уголовного закона: субъектом преступления, посягающего на половую неприкосновенность лица, не достигшего шестнадцатилетнего возраста, может быть только лицо, способное нести ответственность. Однако применительно к объекту данного преступления и с учетом характера действий (ненасильственных) эта способность общего субъекта ограничена одним значением: за нормальное половое, нравственное, физическое развитие несовершеннолетнего может быть ответственно только совершеннолетнее лицо.

В тексте ст. 135 УК РФ объем значений социальной зрелости субъекта преступления специально не ограничен. В то же время объект этого преступления, а также ненасильственный характер действий не отличаются от тех, которые присущи составу, предусмотренному в ст. 134 УК РФ. Таким образом, объем известных значений социальной зрелости субъекта преступления может быть также ограничен, и это ограничительное толкование соответствует смыслу уголовного закона как системообразующеему началу.

Распространительное толкование, по мнению Б.В. Яцеленко, «заключается в том, что уголовному закону придается более широкий смысл по сравнению с его буквальным текстом». В подтверждение своей позиции он приводит пример толкования ч. 2 ст. 1 УК РФ: «вопреки буквальному тексту данной статьи в Уголовный кодекс подлежат включению не только новые уголовные законы, устанавливающие уголовную ответственность, но также новые уголовные законы, определяющие, к примеру, условия освобождения от уголовной ответственности и наказания и т.п.»²³³.

Соглашаясь с предложенным указанным автором толкованием ч. 2 ст. 1 УК РФ, считаем необходимым возразить: при этом разъяснении смысл закона не изменился. Смысл понятия «уголовный закон» включает несколько значений законодательного акта, который содержит положения, устанавливающие или устраняющие преступность и наказуемость деяния; положения, определяющие условия и основания ответственности; положения, устанавливающие пределы ответственности. Толкование, предложенное Б.В. Яцеленко, осталось в рамках известных значений неизменяемого смысла понятия «уголовный закон». Благодаря данному им толкованию неосновательно текстуально суженный объем значений этого понятия был восстановлен, посредством его расширения. Однако интерпретатор не сформулировал нового значения. Он лишь

восстановил утраченный в тексте ч. 2 ст. 1 УК РФ объем. Правда, в тексте указанной статьи УК РФ нет определения признаков (значений) уголовного закона. Эти значения вытекают из содержания всего Уголовного кодекса. Его текстуальная форма отражает все возможные значения понятия уголовного закона.

Возможно ли определение нового значения при распространительном толковании текста закона? Полагаем, что нет, так как любое новое значение применительно к тексту уголовного закона является той критической точкой, в которой толкование как герменевтическая проблема превращается в проблему правовую.

Так, в ч. 5 ст. 33 УК РФ смысл пособничества – содействие (помощь, поддержка²³⁴) совершению преступления. Значения содействия ограничены указанными в ч. 5 ст. 33 УК РФ формами интеллектуальной и физической помощи в совершении преступления. С точки зрения выражения смысла содействия, пособничество может иметь и другие значения, например посредничества. Для содержания ч. 5 ст. 33 УК РФ это значение является новым, то есть выходящим за рамки уже определенных значений.

Посредничество, безусловно, определяет значение пособничества (помощи, поддержки, содействия) с герменевтической точки зрения. Более того, иногда и практика нуждается в подобном определении значения пособничества. Например, по смыслу ст. 290 и 291 УК РФ посредничество во взяточничестве является одним из способов дачи или получения взятки, ответственность за которые несут только взяткодатель и взяткополучатель. Вопрос об ответственности посредника остается открытым²³⁵. Такие действия могут быть квалифицированы как пособничество только в том случае, если к ним удастся применить одно из тех значений, которые определяют содействие преступлению в ч. 5 ст. 33 УК РФ. Понятно, что при подобной квалификации объем указанных в законе значений не изменится.

В ч. 6 ст. 17 УК РСФСР 1960 г. было дано определение значений пособничества, аналогичное тому, которые закреплено в УК РФ. Формальность (ограниченность) этого определения подтверждалась и тем, что ответственность посредника во взяточничестве предусматривалась отдельно ст. 174¹ УК РСФСР. В действующем УК РФ ответственность посредника во взяточничестве такого закрепления не получила, но способ описания пособничества остался прежним.

Как уже отмечалось, закрепление в законе формальных понятий с ограниченными значениями служит преодолению противоречия между свободой интерпретации законодательного текста и необходимостью ее ограничения в соответствии с принципами права. Таким образом, полномочия интерпретатора по расширению объема значений содействия преступлению ограничены не случайно: эти ограничения имеют принципиальное значение.

Как иначе можно объяснить интерпретационную политику Верховного Суда РФ в этом вопросе? Будучи наделенным ст. 126 Конституции Российской Федерации полномочиями давать разъяснения по вопросам судебной практики, Верховный Суд РФ разъяснил правила квалификации содействия убийству по найму теми же значениями, которыми ограничено содержание ст. 33 УК РФ, и не счел для себя возможным расширить их круг²³⁶. В то же время, некоторые обстоятельства содействия убийству по найму (например посредничество) не помещаются в рамки значений организации преступления, подстрекательства к нему и пособничества в его совершении.

Решение этой проблемы интерпретатору не доступно. На это уполномочен только законодатель, который может либо расширить объем значений пособничества, либо предусмотреть ответственность за посредничество в совершении того или иного преступления.

С учетом изложенного выше представляется возможным сформулировать ряд выводов.

1. При ограничительном или распространительном толковании уголовного закона его разъяснением сужается или расширяется не смысл закона, а объем значений его лексических форм.

2. Как ограничение, так и расширение объема этих значений допускается лишь в пределах уже известных значений. Определение новых значений не входит в полномочия интерпретатора.

3. Объем и содержание всех допустимых значений лексических форм определяется системой и структурой законодательного текста.

Не трудно заметить, что первые два вывода касаются словесного (лексического) толкования текста закона. Однако смысл закона заключен не только в некоей совокупности его лексических форм, а определяется всей системой содержащихся в нем положений и, в конечном счете, – духом уголовного права. Поэтому толкование закона имеет не только лексическое, но и существенное системное значение, согласно которому оно должно быть реальным. Под реальным толкованием понимается такое разъяснение смысла закона, которое согласуется с его задачами, функциями и системой. Именно они определяют объем допустимых значений лексических форм законодательного текста.

Если результат словесного (лексического) толкования ясен, то реальное толкование подтверждает или не подтверждает его, но и не дает оснований сомневаться в нем (случай, когда признается ясный словесный смысл нормы правильным), либо показывает, что он не соответствует действительному смыслу нормы (необходимость ограничительного или распространительного толкования). Если же словесный смысл нормы неясен, то реальное толкование либо уточняет его, либо остается бессильным его объяснить. В обоих случаях могут обнаружиться пробелы и коллизии²³⁷.

Ну и, конечно, сведения для реального толкования можно почерпнуть из исторических и юридических исследований, объяснительных записок к законопроектам, протоколов заседаний редакционных комиссий и так далее.

В некоторых случаях, по мнению Е.В. Васьковского, целесообразно и возможно прибегнуть к «исправляющему» или «изменяющему» толкованию. Необходимость в этом возникает в случае ошибок, опечаток, редакционных промахов. Данное толкование допускается наряду с ограничительным и распространительным в связи с преимуществом мысли законодателя перед употребляемыми словами²³⁸.

Любое разъяснение должно быть мотивированным, поскольку истинность юридического предписания не столько утверждается, сколько обосновывается. Толкование является специфическим способом выражения познавательной деятельности, состоящей в уяснении и разъяснении правовых явлений. Оно предполагает догматическую правильность и строгое соответствие установленным канонам, необходимым при прочтении абсолютно любого текста, казалось бы, самого ясного и понятного. Однако чаще всего потребность в истолковании нормативно-правового акта возникает в силу следующих обстоятельств:

а) наличия неясностей с точки зрения текстуального оформления нормы;

б) коллизии норм;

в) использования оценочных понятий;

г) противоречий между правовыми нормами;

д) отсутствия необходимого элемента правовой нормы (пробел).

Однако не всегда необходимость истолкования вызвана неясностью языка правовой нормы, зачастую причиной является наличие различных ситуаций, к которым может быть применена данная норма, что, как уже отмечалось, не относится к герменевтическим проблемам.

К сожалению, проблема толкования, интерпретации исследовалась учеными в течение многих лет лишь в области общих понятий, видов, способов и объема.

В процессе правоприменительной деятельности широко используются приемы истолкования, например прием логического преобразования. Его необходимость вызвана спецификой законодательной техники. «В ходе логического преобразования текст статьи приобретает такую форму, при которой субъект нормы совпадает с подлежащим, и вместо глагола изъявительного наклонения вводится глагол в сочетании с нормативными терминами»²³⁹.

Следующий прием – умозаключение по аналогии. Следует отличать его от аналогии закона. Данный прием используется, например, при сравнении правовых предписаний, регулирующих сходные правовые отношения.

Есть и другие логические средства, способы и правила (дедуктивные и индуктивные, заключения от условий к следствию и наоборот, метод классификации и тому подобное), которые используются в интерпретационной практике.

Проблема официального толкования в советском праве активно обсуждалась в середине 50-х гг. прошлого столетия. В основном это касалось руководящих разъяснений Пленума Верховного Суда СССР. Однако единой позиции по данной проблеме достигнуто не было. Как считает Н.Н. Вопленко, участниками дискуссии даже не был поставлен вопрос о понятии и юридической природе акта толкования права²⁴⁰.

Официальное толкование – разъяснение смысла и целей правовых норм, осуществляемое компетентными органами и влекущее определенные юридические последствия. Акты официального толкования выражаются в письменной форме, в основном, имеют специальные реквизиты. Существует и устное официальное толкование, например, в зале суда разъясняются права и обязанности

сторон, но в свою очередь оно фиксируется в соответствующих процессуальных документах.

Конкретизация нормы права в ходе официального толкования призвана обеспечить прямое действие толкуемого нормативно-правового акта²⁴¹.

Официальное толкование не должно осуществляться в рамках законодательной инициативы, поскольку это может привести к большей неясности и двусмысленности нормы в силу достаточно большого круга субъектов, имеющих данное право. Инициаторами официального толкования должны быть правоприменители, использующие норму права на практике, а не законодатели²⁴².

М.Н. Карасев предлагает следующую схему официального толкования. Сначала законодатель рассматривает запрос правоприменительного органа по вопросам истолкования нормы права и принимает решение о толковании ее квалифицированным большинством голосов. Акт толкования подписывается Президентом РФ и публикуется в предусмотренном законодательством порядке. Такая практика ужесточит процедуру толкования, позволит избежать случайностей и ошибок при его осуществлении²⁴³.

Юридическая практика показывает, что официальное толкование действительно необходимо. Это связано, во-первых, с низким качеством отдельных нормативных актов, во-вторых, закон не может учесть весь спектр отношений, которые могли бы быть урегулированы им. Однако речь идет об уголовном законе, поэтому важно в процессе официального истолкования не создать фактическую аналогию.

Между тем Р. Книпер считает, что обязательное или официальное толкование постепенно изживет себя. Законодатель, по его мнению, не должен толковать им же изданные законы²⁴⁴.

Н.П. Панченко, наоборот, считает необходимым существование практики официального толкования уголовного закона, причем не только Верховным Судом РФ. Предлагается проводить глобальное, регулярное, со строгой периодичностью (не реже одного раза в пять лет) комментирование по всем статьям Уголовного кодекса²⁴⁵.

Официальное толкование традиционно делится на два вида: нормативное и казуальное. Нормативное толкование представляет собой строго обязательное, юридически значимое, распространяемое на неопределенное количество случаев и широкий круг общественных отношений разъяснение. К такому толкованию можно отнести, например, акты толкования Пленума Верховного Суда РФ.

Нормативное толкование не содержит и не должно содержать самостоятельных норм. Его задача – объяснение и конкретизация положений нормативного правового акта. Естественно, оно не может вносить изменения и поправки, искажать и дополнять волю законодателя.

В свою очередь нормативное толкование делится на два вида: аутентичное (авторское) и легальное (разрешенное, делегированное).

И аутентичное и легальное толкование являются разновидностями авторитетного прямого разъяснения. Авторитетное разъяснение является, как нами уже было рассмотрено ранее, средством реального толкования; оно прямо и непосредственно раскрывает смысл правовой нормы. В силу своей авторитетности такие разъяснения признаются обязательными, им отдается преимущество. Данные виды толкования являются формально-авторитетными.

Особенностью аутентичного толкования является то, что разъяснение дается тем же органом, который и издал данный нормативно-правовой акт. Один из отличительных аспектов этого толкования – оно осуществляется специально с целью разъяснить уже существующую норму. Иногда законодатель указывает, что норма установлена в пояснение другой нормы.

Аутентичное толкование является редким явлением. Издается в том же порядке, что и толкуемые нормы, и обязательно должно быть сформулировано в специальном акте. Мнения относительно данного толкования различны.

Рассматриваемый вид толкования вызывал интерес у дореволюционных ученых-правоведов (Г.Ф. Шершеневич, А.В. Завадский, Н.М. Коркунов и др.), которые считали его нормотворчеством. Е.В. Васьковский считал аутентичное толкование законодательной нормой, являющейся обязательной, надлежащим образом санкционированной и обнародованной. По его мнению, аутентичной нормой можно назвать лишь такую норму, которая издана с целью разъяснения другой нормы; применять ее нужно независимо от правильности или неправильности²⁴⁶.

Однако следует согласиться с позицией Н.Н. Вопленко, что аутентичные акты – акты толкования, а не нормотворчества²⁴⁷. Это связано с тем, что акт толкования носит лишь вспомогательный характер. Толкуемая норма и акт толкования находятся в отношении соподчинения, сохраняя свою обособленность.

Т.В. Кондрашова относит к актам аутентичного толкования многие примечания к статьям Особенной части Уголовного кодекса РФ, в которых разъясняются термины и понятия, содержащиеся в диспозициях данных норм²⁴⁸.

С.В. Бошно считает, что аутентичное толкование имеет двойственную природу. С одной стороны, это результат правотворчества и, соответственно, появляется новый нормативно-правовой акт; с другой – вспомогательный, интерпретационный акт²⁴⁹.

Легальное толкование представляет собой разъяснение государственным органом закона, изданного другим органом.

Акты легального (так же, как и аутентичного) толкования не имеют самостоятельного значения и не могут применяться отдельно и независимо от толкуемого нормативного правового акта. Они действуют только там и тогда, где и когда действует сама правовая норма. Отмена или изменение нормы права влечет соответствующее изменение данного разъяснения.

Е.В. Васьковский, например, к легальному толкованию относит обязательные, законные разъяснения, делая вывод, что аутентичное толкование является разновидностью легального толкования²⁵⁰. Легальное толкование – формально-обязательное разъяснение смысла норм. Е.В. Васьковским выделяется четыре вида легального толкования: аутентичное; узуальное (юридический обычай); разъяснения кассационных департаментов сената; постановления, распоряжения и циркуляры высших органов административной власти²⁵¹.

Узуальное толкование заключается в обычном праве, то есть является юридическим обычаем. Формально-авторитетные разъяснения – это постановления, распоряжения, решения государственных органов, имеющих право разъяснять правовые нормы. Данные разъяснения имеют юридическую силу в случае, если эти органы действовали в пределах своей компетенции²⁵².

К материально-авторитетным разъяснениям можно отнести источники, не имеющие юридической силы, например объяснения авторов, их мотивы, так как никто лучше автора не знает, что именно он хотел выразить в словах нормы. Данные разъяснения заслуживают доверия, не требуя предварительной проверки.

В современной России появилась особая разновидность официального толкования – правотворческое толкование. К этому виду относятся постановления Конституционного Суда РФ о признании неконституционными норм федеральных законов и нормативных указов президента; нормативные акты Совета Федерации, Государственной Думы, Правительства РФ; конституции, ус-

тавы и нормативные акты субъектов РФ; договоры между органами государственной власти РФ и органами власти субъектов РФ; договоры между органами государственной власти и не вступившие в силу международные договоры РФ. К этому виду толкования относят также разрешение дел Конституционным Судом РФ о соответствии нормативных правовых и иных актов Конституции Российской Федерации (п. 5 ст. 125 Конституции РФ).

Проблема в том, что Конституционный Суд РФ не обладает правотворческими полномочиями, однако его акты имеют правотворческое значение, поскольку устанавливают неконституционность проверяемых правовых актов. Так, М.В. Баглай относит постановления Конституционного Суда РФ к числу источников конституционного права и положительно оценивает прецедентность судебных решений высших судебных инстанций²⁵³.

Следует отличать понятие прецедента как особого явления правоприменительной практики и понятие прецедентного действия, которое воздействует на тенденции правовой жизни общества. Правотворческое толкование как раз оказывает прецедентное воздействие на юридическую практику.

Выделяются следующие признаки правотворческого толкования:

- субъектами толкования выступают только высшие судебные органы РФ и соответствующие судебные органы субъектов РФ;

- правотворческое толкование – результат осуществления данными органами судебного контроля;

- правотворческое толкование является средством и результатом судебного контроля за законностью действий и нормативных актов органов исполнительной и законодательной власти;

- результат данного толкования выражается в признании, публичном объявлении проверяемых норм права не соответствующими Конституции;

- правотворческое толкование обладает государственной обязательностью;

- цель правотворческого толкования: выявление ущербности, несоответствия режиму конституционной законности и объявление нормы юридически ничтожной;

- правотворческое толкование оказывает прецедентное воздействие на юридическую практику.

Не представляется целесообразным запрещение правотворчества Верховному Суду РФ в своих разъяснениях. Это может привести к прекращению влияния Верховного Суда РФ на судебную практику, к превращению постановлений Пленума Верховного Суда РФ в интерпретационные акты или акты организационного характера.

Однако все же правоприменительное толкование является толкованием, потому что судебные органы не создают правовых норм и не отменяют их, а путем уяснения и разъяснения смысла права проверяют их законность. Соответственно данная деятельность преимущественно интерпретационная²⁵⁴.

А.И. Бойцов придерживается точки зрения, согласно которой судебное толкование не должно вносить какие бы то ни было изменения в толкуемые акты, а результат толкования не должен выходить за пределы толкуемых норм. Должна быть исключена вольная интерпретация закона или прямое отступление от него ради целесообразности²⁵⁵.

Неофициальное толкование – многозначная деятельность различных субъектов, не имеющая юридической силы и значимости. Одна из основных функций неофициального толкования – познавательная, поскольку лицо, интерпретируя норму, использует собственный опыт. Данное толкование «обогащает легальное толкование в выработке единства взглядов, подходов к процессу толкования права и квалифицированной реализации его результатов»²⁵⁶.

Процесс неофициального толкования представляет собой деятельность преследующего личные интересы участника.

Субъектами неофициального толкования могут быть индивидуальные лица, коллективы, организации. Их действия не являются властно-распорядительными, соответственно, результат толкования необязателен в правовом отношении. Существенным при толковании нормативно-правового акта является правосознание интерпретатора, то есть совокупность знаний, понятий, убеждений, правовых взглядов, идей, оценок, представлений, чувств, выражающих отношение участников к действующему праву, юридической практике, правам и обязанностям граждан. Чтобы уметь правильно толковать нормы уголовного закона, необходимо обладать высоким уровнем правосознания, выражающимся в профессионализме, в знании права, а также в умении правильно применять уголовно-правовые нормы.

Правосознание юристов-профессионалов существенно отличается от обыденного уровня сознания, однако не у всех высок его теоретический уровень. Исходя из этого, Л.В. Соцуро выделяет три уровня неофициального толкования: обыденный (рассудочный), практический и теоретический (научный). Обыденный уровень основан на представлениях о повседневной жизни, общении людей, обычаях, традициях, связях людей. Практический уровень не обязательно связан с наличием у участника неофициального толкования юридического образования. Характеризуется он соединением достижений науки и практики неофициального толкования. Теоретический уровень – система фундаментальных правовых знаний, он наиболее полно отражает глубинные процессы, происходящие в правовой реальности, используя объективные законы познания. Повышение теоретического уровня способствует усилению роли неофициального толкования. Эти уровни взаимосвязаны. Каждый следующий дополняет предыдущий, выходит из него²⁵⁷.

К объектам неофициального толкования можно отнести нормы права, общественные отношения в сфере правового регулирования, общественные отношения, нуждающиеся в подобном регулировании, юридическую деятельность как практику правотворчества и правореализации, правовую систему и ее элементы.

Неофициальное толкование совершается в определенном хронологическом порядке, включающем в себя уяснение правовой нормы и ее разъяснение (эти вопросы мы уже ранее затрагивали).

Не следует забывать и о форме неофициального толкования. С внешней стороны – это акт толкования, с внутренней – понимание и истолкование правового акта. «Форма структуры интерпретационного акта включает в себя содержание, находится в постоянном диалектическом единстве с общественным и индивидуальным сознанием, отражая объективный процесс неофициального толкования права»²⁵⁸.

Результат неофициального толкования – правовая информированность. В обществе возрос поток правовой информации. В свою очередь правовая информированность населения – это основа правовой культуры, правового воспитания населения. Из сказанного можно сделать вывод, что воспитание правовой культуры является еще одной функцией неофициального толкования. Результат неофициального толкования воплощает в себе соответствующее число операций и действий, приемов и способов, интеллектуально-волевое усилие его субъектов.

Хотя результат неофициального толкования носит необязательный характер, все перечисленные субъекты стремятся максимально установить точность и ясность толкуемой нормы, используя различные приемы, способы, методы, средства. Неофициальное толкование может иметь две формы: устную и письменную. Результат неофициального толкования предстает в виде научных комментариев, статей, монографий, лекций, бесед, ответов на вопросы, речи адвокатов и пр. Он становится истинным, если не встретит противоречий с объектом толкования при применении нормы.

Чем грамотнее и профессиональнее осуществляется неофициальное толкование, тем более оно значимо для практического применения. Немаловажную роль в этом играют средства правового образования и воспитания, такие как средства массовой информации, работа ученых, юристов-практиков, объяснение важности и полезности определенных юридических ценностей. Следовательно, можно заключить, что у неофициального толкования есть еще одна функция – регулятивная. Естественно, эта регулятивность относительная, поскольку нельзя заставить человека понять в силу различных причин. Но также не следует забывать, что многие, не зная закона, его смысла, не нарушают его в силу нравственных установок, понимания основных идей правового регулирования.

Следующая функция неофициального толкования – мотивировочная. Она заключается в поиске мотивов и аргументации своего отношения к ситуации (например, консультации адвокатов, истолкования ученых, выступающих с лекциями и докладами, публикующих научные статьи, монографии по уголовному праву).

Неофициальное толкование принято делить на три вида: доктринальное, специальное, обыденное²⁵⁹. Иной точки зрения придерживается А.И. Чучаев. В зависимости от субъекта, разъясняющего уголовный закон, он выделяет следующие виды толкования: легальное, судебное и доктринальное²⁶⁰.

Доктринальное толкование представляет собой интерпретацию текста нормативного акта на основе научных знаний, которая осуществляется учеными-юристами, преподавателями, научными учреждениями и др. Сюда можно отнести различные монографии, научные статьи, учебники, учебные пособия, комментарии к законодательству и др.

Данное толкование не является обязательным, не имеет юридической значимости. Однако в отечественной науке встречаются мнения, что неправильно называть данный вид толкования «доктринальным», так как нельзя

противопоставлять доктринальное и научное толкование. П.Е. Недбайло вообще не выделяет доктринальное толкование, говоря лишь об официальном и неофициальном толковании²⁶¹.

С формальной точки зрения данное толкование можно связывать с разъяснениями уголовно-правовых норм лицами, имеющими ученую степень или занимающими преподавательские должности в высших юридических учебных заведениях. «То и другое формальное основание условны, так как они иногда совершенно не связаны с глубоким проникновением в существо вопроса, с кропотливой исследовательской работой и даются лицами, которые если и занимались наукой, то совсем в иных областях, нежели та, которая позволяет глубоко и аргументированно констатировать истинное содержание правовой нормы»²⁶².

Очень часто результаты доктринального толкования, представленные органам, обладающим правом законодательной инициативы, реализуются. При создании нормативного правового акта используется данная интерпретация в силу ее всесторонней и полной изученности, а также в связи с высоким уровнем научного познания субъектов доктринального толкования. Н.Н. Вопленко же, наоборот, не приемлет использование результатов доктринального разъяснения как норму, как правило²⁶³.

Данный вид толкования способен оказать помощь в совершенствовании законодательства, подготовке проектов нормативно-правовых актов, выявить противоречия в праве, ошибки в правоприменении.

Специальное (профессиональное) толкование – толкование, связанное с профессиональной деятельностью лица, осуществляющего истолкование. Например, деятельность адвоката, разъяснения обстоятельств дела следователем, прокурором, судьей и так далее.

Л.В. Соцуро отделяет от профессионального неофициального толкова-

ния компетентное толкование, поскольку субъектом данного толкования может быть любое лицо, компетентное в вопросах, например истории, философии, журналистики, экономики и пр. К тому же, как он считает, указанное толкование намного шире профессионального толкования. Автор включает профессиональное толкование в структуру компетентного толкования.

Компетентное толкование им делится на доктринальное (систематизированное и несистематизированное), официозное и специально-юридическое. Выделяются разновидности компетентного толкования: общие (обобщение теоретико-практических вопросов права, систематизация предложений по развитию права) и казуальные (не носит общего характера и имеет отношение только к конкретным случаям)²⁶⁴.

Официозное толкование находится как бы на грани между официальным и неофициальным толкованием правовых норм, его отличает авторитетность субъектов толкования, оперативность и доступность, отсутствие государственного принуждения. Примером данного толкования выступает проведение «круглых столов» по различным научным и теоретическим проблемам. На сегодняшний день еще одним примером официозного толкования является пресса.

Обыденное толкование – разъяснение смысла и содержания правовой нормы на основе житейского опыта. Многие относят к обыденному толкованию и непрофессиональную деятельность присяжных заседателей. Точность обыденного толкования зависит от правосознания субъекта. Его характер влияет во многом на состояние законности.

Особенность обыденного толкования состоит в практической направленности, так как затрагиваются эмоции, чувства, интересы и мотивы каждого участника правоотношения. Мотивы у каждого человека различны при толковании или при непосредственной реализации нормативного правового акта: кто-то исполняет норму в силу привычки, кто-то – в силу уважения к законодательству, а кто-то – из-за боязни наказания. Немалую роль при этом играют нормы морали, зачастую конкурируя с нормами права.

В зависимости от отношения лица к нормативным правовым актам выделяются различные формы и способы обыденного толкования. Форма обыденного толкования может быть письменной или устной: беседа, объяснение, советы, лекции, проведение семинаров, «круглых столов», использование киносъемки, звукозаписи, письма друзей и родственников, письменные обращения в государственные органы, общественные организации и пр. Лицо самостоятельно может выбирать форму толкования, осуществлять его произвольно. Влияние на выбор оказывают потребности, интересы и уровень развития интерпретатора, а также конкретные обстоятельства.

Письменная форма обыденного толкования нередко предполагает обязательность соблюдения определенных требований при составлении того или иного заявления, обращения (например, исковое заявление).

Л.В. Соцуро считает, что обращения в официальные органы государственной власти по форме являются актами официального толкования, а по смыслу – результатами неофициального толкования. Данные акты содержат понимание и истолкование смысла правовой нормы, осуществленное субъектом, чье обращение не имеет официального толкования²⁶⁵.

Устная форма обыденного толкования – самая простая и доступна всем без исключения, поскольку каждый человек может дать свое толкование правовой норме с учетом жизненного опыта, радио, телевидения, кино, тем более что каждому гарантируется свобода мысли и слова, если это не нарушает законодательства (ст. 29 Конституции РФ). Широкое распространение получили различные передачи, направленные на освещение правовых вопросов, проблем законодательства и правопорядка в стране (например «Человек и закон», «Спецрасследование», «Честный детектив», «Специальный корреспондент» и тому подобные). В них могут принимать участие самые разные люди, независимо от социального и должностного положения.

Способы обыденного толкования в значительной мере отличаются от обычных способов толкования. Связано это с отсутствием у большинства субъектов указанного толкования юридического образования, каких-либо знаний юридической техники или праворазъяснительной практики.

Л.В. Соцуро предлагает выделить три способа обыденного толкования: оценочно-психологический, познавательно-уяснительный и предметно-доказательный²⁶⁶. Данные способы не существуют изолированно, находятся в постоянном взаимодействии, дополняют друг друга.

Оценочно-психологический способ включает в себя оценку правового явления и отношение к смыслу правовой нормы с психологической стороны. Он встречается повсеместно, так как правовой норме дается индивидуально-личностная оценка, поскольку люди постоянно вступают в какие-либо правовые отношения, окружающие нас как в быту, так и на работе, на улице, в общественном транспорте, в магазине и так далее. Любой субъект правового отношения осмысливает свои субъективные права и юридические обязанности. В зависимости от оценки правовой нормы рождается соответствующее психологическое отношение к ней, формируется соответствующая психологическая установка.

Познавательно-уяснительный способ представляет собой действия, направленные на достижение ясности и понятности правовой нормы с использованием словесного толкования для установления буквального смысла и реального толкования, для раскрытия внутреннего смысла. Необходимо использовать языковой и грамматический способы толкования для раскрытия синтаксической, логической связи слов, особенностей частей какого-либо понятия. Данный способ помогает достигать точности в правопонимании, смысла правовой нормы.

Предметно-доказательный способ обыденного толкования включает в себя обоснование смысла правовой нормы, знание правил русского языка, ссылку на уже признанные обоснованными утверждения, а также моральную окраску. «Моральная, нравственная оценка в обыденном толковании должна присутствовать всегда как арбитр, придающий ясность любому смыслу явлений, процессов»²⁶⁷.

Объект обыденного толкования – субъективные права и юридические обязанности, находящиеся в неразрывном единстве, поскольку являются юридическим содержанием любого правоотношения. Именно через них осуществляется юридическая связь участников правоотношения. «В конкретном правоотношении обыденное толкование позволяет не только уяснить смысл прав, но и разъяснить соответствие собственной воли правовому предписанию… Исполнение субъективных прав и обязанностей порождает необходимость обыденного толкования»²⁶⁸. Именно в этом заключается своеобразный механизм реализации правовых норм.

Правосознание и правовая культура очень важны в деятельности судьи, законодателя, предпринимателя, ученого, обывателя. Правосознание включает в себя правовую психологию и правовую идеологию. К правовой психологии относятся воля, интерес, мотивы, цели, привычки, традиции, обычаи. Правовая психология не может быть уравновешенной, если не включены элементы мотивации, интереса, воли. Также она зависит от внушаемости, подражания²⁶⁹.

На толкование оказывает влияние общая эрудиция, уровень профессиональной подготовленности, индивидуально усвоенные навыки и умения работы с правовыми текстами²⁷⁰.

В юридической литературе не уделялось достаточно внимания проблеме обыденного толкования, о нем лишь вскользь упоминалось при рассмотрении видов толкования. Осуществляется оно лицами, не имеющими юридического образования, не являющимися профессионалами в той отрасли знаний, которую разъясняют. Данное толкование не связано с правоприменительной деятельностью, основывается на эмоциях, чувствах, представлениях, переживаниях.

К сожалению, в настоящее время не уделяется внимания толкованию правовых предписаний в процессе законотворчества. М. Кострова и А. Мухаметдинова считают этот аспект плодотворным для уголовного права, так как истолкование нормы на данном этапе позволит предотвратить появление неточных, неясных норм, трудностей в правопримении²⁷¹.

Цель юридической герменевтики в том, чтобы не просто уяснить смысл нормы, но и перевести его на язык более конкретных высказываний, приближенных к практическим ситуациям настолько, чтобы не возникало сомнений в относимости этих ситуаций к толкуемой норме и тем самым облегчалось бы ее применение.

Кроме этой герменевтика преследует еще одну цель – логическое развитие норм, то есть из существующих норм можно извлекать новые нормы, не установленные законодателем явно, но содержащиеся в его велениях, и, соответственно, обязательные для всех.

Следует согласиться с мнением С.С. Алексеева, что юридическое толкование является обязательным этапом в процессе действия юридических норм. В ряде случаев разъяснения имеют существенное значение для восприятия того или иного акта²⁷². В результате толкования юридические нормы можно применять на практике. Чаще всего, чтобы правильно поступить по какому бы то ни было вопросу, мы обращаемся к интерпретационным актам.