Автономия политического
[…] принцип исходной автономии политики позволяет понять, почему законодательство обыкновенно прибегает к лицемерию с целью скрыть наличие экономической эксплуатации; господствующий класс вынужден маскировать свои интересы с помощью юридической фикции, и эта фикция изначально представляет собой условие существования государства; для того чтобы встать во главе государства, один из классов должен внедрить в универсальное право собственные интересы; а факт того, что право основывается на отношении силы, возможно, исказить лишь в том случае, когда государственная власть является результатом идеального соглашения.
II Власть и зло
Поскольку политическое является автономным, имеет место специфическая форма политического отчуждения.[…]
...государство есть Воля. Можно отметить, что в определённой мере рациональность приходит в историю благодаря политическому и это соответствует действительности; но если государство разумно по своему замыслу, то оно проявляет себя в истории посредством решений. Невозможно дать определение политическому, не прибегает при этом к идее решений исторической значимости, то есть решений, надолго изменяющих судьбу человеческого сообщества, жизнь которого организует и которым управляет данное государство. Политическое – это разумная организация, политика – это решение: анализ возможных ситуаций, пари возможного будущего. Не существует политического без политики.
Политическое обретает смысл задним числом, в результате рефлексии, "ретроспективно", политика же осуществляется поступательно, путём "проспекции", проецирования, то есть она подразумевает одновременно и трудновыполнимую попытку разобраться в потоке современных событий, и незыблемость решений. Вот почему если политическая функция осуществляется непрерывно, то можно сказать, что в определённом смысле политика проявляет себя исключительно в условиях роковых моментов, "кризисов", "переломных", узловых этапов истории.
Но если невозможно дать определение политическому, не включив сюда момент волевого принятия решения, то невозможно также говорить о "политическом решении", не думая при этом о власти.
В процессе движения от политического к политике центр внимания перемещается от факта прихода к власти к реальным событиям, от суверенитета (la souverainete) к высшей власти (le soverain), государства к управлению, от исторического Разума к Власти.
Именно в этом проявляется специфика политического и его средств; с позиции политики государство представляет собой институт, обладающей монопольным правом на узаконенное физическое принуждение; прилагательное "узаконенное" свидетельствует о том, что потребность дать определение государства с помощью присущих ему специфических средств всё же приводит к необходимости определять государство через его цель и формулу; но даже если когда-либо государство в силу тех или иных обстоятельств приведёт к тождеству со своей законодательной основой – например, взяв на себе функцию законодательной власти, - за ним всё ещё будет сохраняться монополия на принуждение; оно по-прежнему будет оставаться властью немногих над всеми; оно по прежнему будет оставаться носителем законности, то есть морального права требовать, и субъектом насилия, обладающим реальной силой, то есть физической способностью принуждать.
Именно в этом пункте мы соприкасаемся с идеей политики во всей её полноте; можно было бы сказать, что политика – это совокупность различных видов деятельности, направленной на осуществление власти и, соответственно, на завоевание и сохранение власти; наиболее близкой к политике будет такая деятельность, которая имеет в качестве цели или даже просто результата содействие распределению власти.
Понятие политики, определение которого основывается на понятии власти, поднимает проблему политического зла. Проблема политического зла существует потому, что существует специфическая проблема власти.
Власть не зло. Тем не менее она – показатель чрезвычайной предрасположенности человека ко злу; может быть даже, власть является решающей причиной и важнейшим свидетельством присутствия зла в истории. И это связанно с тем, что власть – это что-то необычайно значимое, что она – инструмент исторической рациональности государства. Это парадокс всегда следует иметь в виду.
[…] Поражает то, что согласно "Ветхому завету", древнейшие записанные библейские пророчества, в частности – Пророчество Амоса, резко изобличали не индивидуальные проступки, а политические поступления. Нужно уметь видеть разоблачение политического зла как зла, присущего власти, там, где есть соблазн видеть лишь пережиток устаревшей идеи коллективного греха, предшествовавший идее индивидуального проступка и наказания; именно политическое существование человека придаёт греху историческое значение, разрушительную мощь и, если говорить откровенно, - величие. Смерть Иисуса, как и смерть Сократа, явилась результатом политического действия, политического процесса; именно политические структуры с их порядком и гарантированностью существования обеспечивают историческую реализацию hamanitas и universalitas, и именно по распоряжению римской политической власти был установлен крест для распятия: "Он пострадал при Понтии Пилате".
Таким образом греховность обнаруживает себя во власти, а власть демонстрирует истинную природу греховности, которую порождает не стремление к наслаждению, а гордыня могущества, зло, проистекающее из желания обладать и властвовать.
В диалоге Платона "Горгий" говорится о том же; можно даже сказать, что в некотором отношении сократическая и платоновская философия является результатом размышления над проблемой "тирана", то есть власти, не считающейся с законом и согласием подданных. Что делает возможным существование тирана – фигуры, противопоставляющейся философу? Данный вопрос затрагивает философию за живое, потому что тирания невозможна без фальсификации слова, то есть этого высшего проявления способности человека говорить что-либо и общаться с другими людьми. Вся аргументация Платона в "Горгии" основывается на связи между софисткой, как извращенной формой философии, и тиранией, как извращённой формой политики. Тирания и софистика и софистика образует ужасное сочетание. И тогда Платон открывает некий аспект политического зла, отличного от могущества, но тесно связанного с ним, это – "лицемерие" как искусство вызывать убеждённость, не опираясь при этом на истину; следовательно, необходимо выявить связь между политическим и неистинным. Далее, если исходить из того, что слово – это среда, элемент человечности, "логос", делающий человека подобным другим людям и создающий условия, то ложь, лицемерие, неистинное – это разновидности зла преимущественно политического характера, разрушающие основы человеческого бытия, а именно – слово, речь, разум. […]
...Макиавелли выявил взаимосвязь между политикой и насилием; в этом проявляется его честность и правдивость.
... марксизм дает объяснение государству через отношение классов, следовательно, посредством сведения политического зла к социально-экономическому... марксизм трактует это зло как специфическое свойство политики; я даже думаю, что то политическое несчастье, которое постигло все дело марксизма-ленинизма и повлияло на политические режимы, рожденные на его основе, явилось результатом сведения политического зла к экономическому; отсюда проистекает иллюзия о том, что общество, освободившееся от противоречий, свойственных буржуазному обществу, автоматически освобождается от политического отчуждения. […]
Если прав Гегель, то государство – это согласие, устанавливающееся за пределами индивидуальных интересов, которые невозможно примирить на уровне того, что Гегель называл гражданским обществом, а мы бы назвали социально-экономической плоскостью. Разобщённый мир частных отношений поддаётся регулированию и рационализированию с помощью высшей инстанции – государства. Государство – это арбитр, а значит, и разум. И каждый из нас реализует свою свободу в качестве права благодаря государству. Я свободен именно в политическом отношении. И именно в этом смысле Гегель говорит о репрезентативности государства: оно существует в качестве представления, и человек представляет себя в нём. Важнейший аспект предпринятой Марксом критики – это развенчание иллюзий, сопутствующей данному притязанию государства; государство не является подлинным миром человека, оно – другой мир, ирреальный мир; оно способно разрешать противоречия лишь на уровне фиктивного права, которое в сою очередь находится в противоречии с реальными отношениями, существующими между людьми. […]
Мы мечтаем о государстве, которому удалось бы разрешить радикальное противоречие между универсальностью, к которой стремится государство, и индивидуализмом и произволом, неотделимыми от него в действительности; зло заключается в том, что эта мечта неосуществима. […]
... тема политического зла, которую мы только что рассмотрели, никоим образом не ведет к политическому "пессимизму" и не оправдывает политической "пассивности"... Любая попытка порицать политику как нечто порочное, сама по себе является ложью и клеветой, игнорирующей необходимость рассматривать данные проблемы в контексте деятельности человека как существа политического. При этом размышление о политическом зле не отменяет, а, напротив, предполагает анализ политического в качестве пребывающей в действительности человеческой рациональности.
Политическое зло столь серьезно именно потому, что оно является злом человеческой рациональности, специфическим злом специфического политического величия. […]
Поскольку государство – это реальное воплощение рациональности истории, победы над страстями отдельного человека, над гражданскими и классовыми интересами, оно - наиболее яркий показатель человеческого величия, крайне уязвимый и подверженный злу. […]
... уклоняясь от политики, человек с неизбежностью утрачивает свою человеческую сущность. История и политика ставят человека перед лицом с его собственным величием и собственной виновностью.
Печатается по: Рикер П. История и истина / Пер. с фр.; - СПб.: Алетейя, 2002. - с. 259 – 305.