Глава 2.Юридический критерий вменяемости.

§1. Интеллектуальный признак вменяемости.

Традиционно принято рассматривать вменяемость как совокупность юридического и медицинского критериев. В юридическом критерии выделяют интеллектуальный признак, который означает способность лица во время совершения преступления сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий, и волевой признак, означающий способность лица во время совершения преступления руководить своими действиями, то есть способность действовать по своей воле. Учёными выделяется также эмоциональный признак юридического критерия, который должен учитываться при установлении вменяемости, так как в ряде случаев эмоциональное перевозбуждение ... либо эмоциональная тупость могут исключать вменяемость субъекта во время совершения им общественно опасного деяния. Юридический критерий вменяемости, состоящий из интеллектуального и волевого элемента, выражается в способности лица осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими. Законодатель ограничивает интеллектуальный элемент осознанием именно общественной опасности совершённого деяния и не требует осознания виновным его противоправности. Это традиционное положение служит характеристикой уголовного законодательства советского периода времени, определяющего интеллектуальный признак юридического критерия вменяемости как способность лица понимать фактическую сторону своих действий и осознавать их общественный смысл. Вместе с этим данное положение едва ли соответствует принципам современного уголовного законодательства; оно представляется устаревшим и подлежащим пересмотру с учётом следующего. Ряд составов Уголовного кодекса РФ (убийства, причинение телесных повреждений, половые преступления, хищения имущества и др.) предполагает безусловное осознание противоправности данных деяний. Кроме того, "в ряде случаев путём конструирования специальных составов в Особенной части законодатель связывает осознание общественной опасности совершаемого виновным деяния с осознанием его противоправности". В качестве примера приводится норма в ч.5 ст.228 УК РФ, которой установлена уголовная ответственность за нарушение правил производства, изготовления, переработки, хранения, учета, отпуска, реализации, продажи, распределения, перевозки, пересылки, приобретения, использования, ввоза, вывоза либо уничтожения наркотических средств, если это деяние совершено лицом, в обязанности которого входит соблюдение указанных правил. Очевидно, конструкция данного состава преступления предполагает знание лицом соответствующих правил обращения с указанными веществами и осознание противоправности своих действий при нарушении данных правил. В противном случае, исключается не только интеллектуальный момент умысла, и привлечение этого лица к уголовной ответственности означало бы нарушение принципа субъективного вменения. В связи с этим, считаем, что в интеллектуальном моменте юридического критерия вменяемости сочетание "осознавать общественную опасность своих действий (бездействия)" необходимо изменить на формулировку "осознавать уголовно- противоправный характер своих действий (бездействия)".

Мысль о том, что интеллектуальный признак должен содержать в себе также неспособность к осознанию противоправности совершаемого деяния, прозвучала давно. Между тем и сегодня эта мысль поддерживается не всеми. Современные противники включения противоправности в интеллектуальный признак юридического критерия вменяемости указывают на то, что включение противоправности наряду с общественной опасностью в содержательную сторону интеллектуального критерия привело бы к их противопоставлению и даже путанице.

§.2. Изменение понятия вменяемости во времени.

Обращаясь к русскому дореволюционному законодательству, заметим, что в Уложении о наказаниях 1845 года (ст.95) указывалось, что основанием для признания лиц безумными и сумасшедшими являлась "невозможность иметь понятия о противозаконности и самом свойстве своего деяния"53. Дореволюционные юристы полагали, что сущность вины заключается в осознании противоправности совершенных действий. Так, А.П. Куницын отмечал: "При суждении о каком-либо деянии предпринимаемом, человек должен воспросить себя самое: сообразно ли оно со свободою всех прочих людей или нет, если сообразно, то составляет неоспоримый предмет его права, если же несообразно, то как деяние противозаконное быть не должно"¹⁵. В данном вопросе интересно отметить, что подобные представления по этому вопросу существовали и среди психиатров дореволюционного времени. Например, П. Якоби писал: "Преступление или проступок, учинённые безумным от рождения или сумасшедшим, не вменяются им в вину, когда нет сомнения, что безумный или сумасшедший, по состоянию своему в то время, не мог иметь понятия о противозаконности и о самом свойстве своего деяния". По ныне действующему законодательству от вменяемого субъекта требуется, чтобы он сохранял способность осознавать общественную опасность своего деяния и его последствия. Однако "полагать, что субъект при совершении преступления задумывается над общественной опасностью своего деяния, значит впадать в уголовно-правовую иллюзию, которая держится на идеализации социально-правовой действительности и высокого правосознания наших граждан". Отмечая справедливость данного высказывания, предполагаем, что и сегодня законодатель как бы "по инерции" считает, что все российские граждане осознают общественную опасность своих деяний, так как имеют высокий уровень правового сознания, правовой культуры и просто гражданского сознания, что, по моему мнению, в настоящее время, не соответствует действительности.

§. 3 Осознание лицом противоправности деяния.

Между тем, термин "общественная опасность", бытующий в российском Уголовном кодексе, представляется неопределённым, не имеющим чётких критериев. Кроме того, каждое деяние, предусмотренное действующим Уголовным кодексом, характеризуется не просто любой степенью общественной опасности, а такой её степенью, которая присуща лишь преступлению. Признаком общественной опасности определяются также проступки, правонарушения, порицаемые административным законодательством, однако последние не достигают уровня общественной опасности преступления. Собственно, данный признак является основанием для отграничения преступления от административного правонарушения. С учётом изложенного, при совершении какого-либо уголовно-наказуемого деяния лицо должно не просто осознавать общественную опасность данного деяния, но и понимать, что степень данной общественной опасности настолько высока, что характеризует это деяние как преступление. В противном случае, привлечение лица к уголовной ответственности без соблюдения данного условия означало бы проявление объективного вменения в уголовном праве, что недопустимо. Однако полагать, что в каждом случае лицо осознает указанную степень общественной опасности, было бы неверным, не соответствовало бы действительности. Поэтому принцип субъективного вменения, закрепленный в ст.5 Уголовного кодекса России, в данном случае грубо нарушается.

Высказывания о необходимости изменения соотношения признаков общественной опасности и противоправности в содержательной характеристике преступления в науке уголовного права звучали раньше и продолжают звучать сегодня. Так, отмечено, что "преступление - это уголовно противоправное деяние. Признака общественной опасности ещё недостаточно для того, чтобы отнести деяние к числу преступлений" и что "уголовная противоправность служит юридическим выражением общественной опасности".

Некоторые современные учёные отмечают, что этим обстоятельством не может быть обусловлена необходимость включения в интеллектуальный признак юридического критерия невменяемости (как и вменяемости и ограниченной вменяемости) противоправности деяния, так как непонимание противоправности может и не быть результатом психического заболевания или недостатка психики, а свидетельствовать лишь о незнании закона, что от ответственности не освобождает, поэтому включать "противоправность по приведённым соображениям нет оснований".

В возражение данному мнению хочется заметить, что формулировка "незнание закона не освобождает от ответственности", с которой так охотно соглашаются исследователи, как раз и свидетельствует о нарушении принципа субъективного вменения в уголовном праве, позволяющая считать ответственным лицо даже при отсутствии его какого-либо психического отношения к содеянному.

В связи с тем, что "в правовом государстве первое место должен занять признак противоправности" преступления, на наш взгляд, более правильным является употребление сочетания "осознание противоправности своего деяния", которое применительно к сфере действия уголовного права означает осознание субъектом факта совершения поступка, запрещённого уголовным законом.

Правовая категория "вменяемость" существует сегодня и в другой отрасли права - в административном праве. По аналогии с нормой уголовного права о невменяемости статья 2.8 Кодекса РФ об административных правонарушениях от 30 декабря 2001 года, вступившего в действие с 01 июля 2002 года (как, впрочем, и ст. 20 ранее действовавшего КоАП РСФСР) называет не подлежащим административной ответственности физическое лицо, "которое во время совершения противоправных действий (бездействия) находилось в состоянии невменяемости, то есть не могло осознавать фактический характер и противоправность своих действий (бездействия) либо руководить ими вследствие хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия или иного болезненного состояния психики".

Следует отметить, что данная норма по сравнению с нормой уголовного закона более совершенна и точна, поскольку в ней существенно уточнено содержание интеллектуального момента юридического критерия; устаревшее словосочетание "не могло отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими" совершенно справедливо заменено на фразу "не могло осознавать фактический характер и противоправность своих действий (бездействия) либо руководить ими".

В то же время, в административном законодательстве не указывается, какие правовые последствия влечёт установление невменяемости лица при совершении им административного проступка. Принудительные меры медицинского характера, в соответствии со ст.13 Закона РФ "О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании", применяются в отношении лиц, страдающих психическими расстройствами, совершивших общественно опасные деяния, по основаниям и в порядке, установленным Уголовным и Уголовно-процессуальным кодексами РФ, и не распространяются на лиц, совершивших административные правонарушения. Серьёзным противоречием представляется и тот факт, что в Кодексе РФ об административных правонарушениях, содержащем сегодня, как и Уголовный кодекс, норму о невменяемости, отсутствует норма об ограниченной вменяемости, уже несколько лет существующая в уголовном законодательстве. Кроме того, административное законодательство, в отличие от уголовного, не содержит норм о том, каким образом устанавливается невменяемость лица. Механизм признания лица, совершившего административно-наказуемое деяние, невменяемым, не проработан, не действует, да и вряд ли необходим.

В связи с изложенным, представляется более верным исключить данную норму из Кодекса об административных правонарушениях и считать вменяемость (ограниченную вменяемость) и невменяемость категориями только уголовного права.

Данный вывод имеет определённое значение для совершенствования нормы уголовного права о невменяемости. Поскольку, как было предложено, вменяемость и невменяемость необходимо считать категориями только уголовного права, при формулировании данных норм вместо неопределённого сочетания "общественно опасное деяние", являющегося характеристикой и преступления, и административного проступка, представляется более верным использовать понятие "уголовно- противоправное деяние", либо "деяние, порицаемое уголовным законом".

Возможно, включение в формулу невменяемости признака осознания лицом уголовной противоправности своего деяния потребует изменения ряда норм уголовного права, соприкасающихся с данной проблемой. Прежде всего, потребуется введение признака осознания уголовной противоправности в понятие вины.

Такие предложения сегодня уже высказываются. Так, в частности, Н.Г. Иванов считает целесообразным с практической и научной точек зрения следующее определение умысла: "Преступление признаётся совершенным умышленно, если субъект, его совершивший, сознавал общественно опасный и противоправный характер своего деяния".

Данная позиция справедлива. В таком понимании умысла при отсутствии признака противоправности деяние будет совершено невиновно и привлечение лица к ответственности в этом случае будет являться типичным примером проявления объективного вменения, согласно ст.5 УК РФ.

Высказаны опасения, что введение признака сознания уголовной противоправности в понятие вины "существенно осложнит доказывание вины" по каждому конкретному уголовному делу60. Действительно, такое нововведение в категории вины, вменяемости и невменяемости может создать для правоприменителя массу трудностей. Однако считаем, что введение указанного признака - совершенно необходимое условие, необходимое для преодоления элементов объективного вменения в уголовном праве. Термин "противоправность" представляется более определённым по сравнению с термином "общественная опасность", так как второй термин в значительной степени является оценочным и ситуационно зависимым. Более того, противники включения признака противоправности в понятия вменяемости и невменяемости не отдают себе отчёта в том, что установление степени осознания лицом общественной опасности своего деяния, характерной именно уголовно-наказуемому деянию, в значительной степени условно и даже иллюзорно.

В связи с изложенным, в ответ на опасения вышеприведенных исследователей о том, что введение противоправности наряду с общественной опасностью способно вызвать их противопоставление и даже путаницу, хочется заметить, что данные признаки, по нашему мнению, и не должны противопоставляться друг другу. Признак "осознание общественной опасности" в интеллектуальном моменте юридического критерия вменяемости должен быть заменен на признак "осознание уголовной противоправности".