gryaznov_a_f_red_analiticheskaya_filosofiya_stanovlenie_i_ra

Вещи и их место в теориях

331

Критика опирается также на известное учение о том, что не все утверждения о будущем сегодня обладают истинностными значения­ ми, ибо некоторые из них так и остаются причинно недетерминиро­ ванными. Однако детерминизм здесь совершенно не при чем. Вопрос об истинах будущего решается соглашением об употреблении слов и носит столь же схоластический характер, как и тавтологический фа­ тализм Дорис Дэй «Che sara sara» 6.

Другой вопрос, который столь же ошибочно связывают с детер­ минизмом, есть вопрос о свободе воли. Вслед за Спинозой, Юмом и многими другими я считаю некоторое действие свободным, если мо­ тивы или побуждения действующего агента являются звеном его кау­ зальной цепи. Причем сами эти мотивы и побуждения могут быть строго де терминированы.

Идеал чистого разума для меня состоит в том, чтобы трактовать детерминизм так широко, как это позволяет квантовая механика. Од­ нако попытки его строгой формулировки сталкиваются с хорошо из­ вестными трудностями. Когда о некотором событии мы говорим, что оно детерминировано одним из существующих сейчас событий, то должны ли мы при этом считать, что имеется общее условное утвер­ ждение, истинное, хотя, быть может, и неизвестное нам, антецедент которого представлен настоящим событием, а консеквент — обсуж­ даемым будущим событием? Без некоторых значительных ограниче­ ний такой детерминизм довольно быстро выхолащивается в «Che sara sara» и способен служить лишь темой шутливых песен. Тем не менее, при всей своей неопределенности идея детерминизма сохраняет свое значение как идеал разума. Она важна как общее предписание для поиска механизмов взаимодействия.

Однако все это было лишь побочными философскими разговора­ ми. Вернемся к нашим баранам — по-новому обобщенным физиче­ ским объектам. Одно из преимуществ такого обобщения состоит в рассмотрении событий в качестве объектов. Действие или взаимодей­ ствие можно отождествить с физическими объектами, представляю­ щими собой временные аспекты агента или агентов действия. Такое истолкование событий вызывало то опасение, что оно неспособно раз­ личить двух действий, которые осуществляются одновременно, на­ пример, человек идет и одновременно жует резинку. Я полагаю, одна­ ко, что все требуемые различения могут быть осуществлены еще на уровне общих терминов. Не всякий идущий жует резинку и не вся­ кий жующий идет, хотя случается, что эти два действия происходят одновременно. О некотором действии что-то можно сказать как о ходьбе и нечто иное о нем можно сказать как о жевании резинки, хо-

«Что будет, то будет» (ит.) (слова известной песни) — Прим. перев.

332	Уиллард ван Орман Куайн

тя все это одно и то же событие, у которого имеются, так сказать, особенности движения ног, с одной стороны, и особенности движения челюстей — с другой.

Основания для указанной трактовки событий дает логика наречий Дэвидсона 7, который, к моему удовольствию, показал, что квантификация по событиям дает наилучший путь построения конструкций с наречиями.

Наше широкое понятие физического объекта выявляет важные стороны тождества. Некоторые философы указывали на путаницу, возникающую при обсуждении персонального тождества в случаях раздвоения личности или в фантазиях относительно переселения душ или пересадки мо^га. Это не вопросы о природе тождества, а скорее вопросы о том, как лучше сформулировать термин «личность». Опятьтаки существует избитый пример с судном Тезея, в котором одна дос­ ка заменяется другой до тех пор, пока в нем не остается ни одной первоначальной доски. Вопрос о том, должны ли мы считать его тем же самым судном, относится не к словам «тем же самым», а к слову «судно»: как мы находим объект для этого термина в потоке времени?

Любой непротиворечивый общий термин обладает собственным принципом индивидуации, собственным критерием тождества его де­ нотатов. Этот принцип часто является неопределенным, как и прин­ цип индивидуации личностей в научной фантастике. Соответственно и термин столь же неопределен, как его принцип индивидуации.

Большая часть наших общих терминов обретает индивидов бла­ годаря непрерывности рассмотрений, поскольку непрерывность близ­ ка каузальным связям. Но даже эффективные термины, опирающиеся на непрерывность, часто разветвляются в своей индивидуации, как судно Тезея, с одной стороны, и его постепенно исчезающая первона­ чальная субстанция — с другой. Непрерывность сохраняется в обоих направлениях.

Все это должно быть ясно и без помощи нашего широкого поня­ тия физического объекта, однако это понятие доводит дело до конца. Оно показывает, насколько бессмысленно, изолируясь от контекста, спрашивать, являются ли некоторый вчерашний и некоторый сего­ дняшний образы образами одной и той же вещи. Они могут быть или могут не быть образами одного и того же тела, однако они безусловно являются образами одной и той же вещи, одного и того же физиче­ ского объекта, ибо содержание любой части пространства-времени, сколь бы разбросанной в пространстве и времени она ни была, счита-

7 Davidson D. The Logical Form of Action Sentences / / The Logic of Action and Preference / Resher N. (ed.). Pittsburgh, Pittsburgh University Press, 1967, pp. 81-95.

Вещи и их место в теориях

333

ется физическим объектом.

Президент, или президентство Соединенных Штатов, является одним из таких физических объектов, хотя и не телом. Это простран­ ственно прерывный объект, составленный из временных отрезков, каж­ дый из которых является временным периодом некоторого тела — ка­ кого-то человека. Вещь в целом начинается во времени в 1789 г., ко­ гда пост занял Джордж Вашингтон, а завершит она свое существова­ ние только с последним президентством, т. е. по крайней мере два столетия спустя. Другим, в чем-то похожим физическим объектом, является Далай-лама, существование которого опирается на миф о последовательных реинкарнациях. Однако миф необязателен.

Тело представляет собой физический объект особого рода — объ­ ект, который выглядит непрерывным и плотным в пространстве, четко выделяется на фоне своего окружения и сохраняет индивидуальность во времени благодаря непрерывности изменений места, формы и цве­ та. Эти критерии достаточно расплывчаты, особенно с точки зрения молекулярной теории, которая говорит нам, что границы твердого те­ ла неопределенны и его непрерывность лишь кажущаяся.

Обобщение от тела к физическому объекту естественно следует, как мы видели, за конкретизацией отдельных частей вещества. Столь же естественно оно соответствует молекулярной теории: если даже твердое тело не имеет четких границ, то почему мы должны здесь ос­ танавливаться?

Нам не удалось бы обосновать существование с помощью неоп­ ределенных понятий тела и вещества, если бы тела и вещества исчер­ пывали всю нашу онтологию. Более конкретные индивиды, такие как «собака» или «стол», подобно «телу», продолжают сохранять неопре­ деленность своих микрофизических границ и неопределенность об­ ласти самих все более отдаленных денотатов. Однако эта неопреде­ ленность относится лишь к классификации, а не к существованию. Все варианты считаются физическими объектами. Физические объек­ ты в этом родовом смысле образуют довольно богатый универсум, однако требуется нечто большее — нужны числа. Измерение полезно для кулинарии и коммерции, но с течением времени оно возвышается до более благородной цели — до формулировки количественных за­ конов. Существуют фундаментальные научные теории, которые и яв­ ляются источниками реальных чисел. Диагонали требуют иррацио­ нальных чисел, окружности — трансцендентных. Мы не можем обой­ тись одними константами, нам нужна квантификация по числам. Принятие чисел в качестве значений переменных означает их мате­ риализацию и признание цифр их именами. Этого требует общность наших количественных законов.

Измерения иногда рассматривали как приписывание чисел: де-

334 Уиллард ван Орман Куайн

вять миль, девять галлонов. Мы будем следовать Карнапу и строить каждую измерительную шкалу как многоместный общий термин, свя­ зывающий физические объекты с чистыми числами. Таким образом, «галлон ля/» означает, что жидкость или сыпучий физический объект χ равен у галлонов, а выражение «миля jq/z» означает, что физические объекты χ и у находятся на расстоянии ζ миль друг от друга. В таком случае чистые числа, по-видимому, принадлежат к нашей онтологии.

Классы также включаются в онтологию, так как, подсчитывая вещи, мы измеряем классы. Если статистическое обобщение, относя­ щееся к некоторой популяции, содержит квалификацию по числам людей, оно должно также включать в себя квалификацию по классам, членами которых являются люди. Квантификация по классам присут­ ствует и в других столь же неприметных случаях, о чем свидетельст­ вует известное определение Фреге понятия «предок» с помощью по­ нятия «родители»: предками некоторого человека являются члены каж­ дого класса, содержащего этого человека и родителей своих членов.

Иногда в естествознании мы явным образом интересуемся клас­ сами, а именно в таксономии. Мы читаем, например, что существует свыше четверти миллиона видов жуков. Здесь, очевидно, мы имеем дело с четвертьмиллионными классами и прежде всего и главным об­ разом, — с классом всех таких классов. Однако, мы можем немного сэкономить. Вместо того чтобы в этом контексте говорить о видах, мы можем употреблять двуместный общий термин, применимый к жу­ кам, — «несовпадающий по виду». Утверждение о том, что существует свыше четверти миллиона видов жуков, эквивалентно утверждению о том, что существует класс, состоящий из свыше четверти миллиона' жуков, ни одна пара из которых не совпадает по виду. Последнее ут­ верждение передает нужную информацию и все еще требует материа­ лизации обширного класса, однако это класс жуков, а не класс клас­ сов жуков.

Такой способ устранения класса классов применим далеко не всегда. Здесь его можно использовать благодаря тому, что виды вза­ имно несовместимы.

Следует отметить чисто вспомогательную роль классов во всех трех примерах. При подсчете вещей нас больше интересуют считае­ мые вещи, чем их классы. В примере с генеалогией мы имеем дело с людьми, их родителями и предками; классы появляются лишь при переходе от одних к другим. Большой и даже чрезмерный простор классы получают в примере с жуками. Но даже здесь, когда говорят, что существует столь большое количество видов, интересуются в пер­ вую очередь жуками, а не классами. Данное утверждение говорит нам о

8 Carnap R. Physikalische Begriff Bildung. Karsruche, 1926.

Вещи и их место в теориях

335

том, что жуки в высшей степени разборчивы при спаривании. Оно пе­ редает именно эту информацию, но делает это более точно, и ссылка на классы как раз способствует большей точности. Наши интересы огра­ ничиваются физическими объектами, и апелляция к классам выполняет лишь инструментальную роль. Я рассматриваю математику в ее от­ ношении к естественным наукам именно с этой точки зрения. Тем не менее, рассматривать классы, числа и тому подобное с инструмен­ тальной точки зрения вовсе не значит отрицать возможность их объ­ ективации, нужно лишь объяснить, почему?

III

Итак, в дополнение к физическим объектам мы принимаем также абстрактные объекты. Чтобы лучше понять, как это происходит, рас­ смотрим простой пример с натуральными числами. Условия, которые нам нужно наложить на них, просты и немногочисленны: мы прини­ маем некоторый объект в качестве первого числа и некоторый опера­ тор, применение которого к какому-нибудь числу порождает единст­ венное новое число. Короче говоря, нам нужна некая прогрессия, ибо любая прогрессия опирается на эти основания. Важнейшее примене­ ние натуральных чисел заключается в применении их к измерению классов — в утверждении, что класс имеет η элементов. Доказано, что другие важные применения чисел сводимы к данному. Однако этой цели будет служить любая прогрессия, ибо сказать, что некий класс имеет η элементов, есть то же самое, что сказать, что его элементы находятся в соответствии с членами прогрессии до я, не уточняя при этом, какая прогрессия имеется в виду.

Существует множество способов определения конкретных после­ довательностей классов. Когда нам нужны натуральные числа, мы можем просто взять члены одной из таких последовательностей — той, которая покажется нам наиболее удобной. В свою очередь, на ба­ зе натуральных чисел хорошо известными способами можно с помо­ щью классов определить рациональные и иррациональные числа. При одном из таких построений они оказываются просто определенными классами натуральных чисел. Поэтому когда нам требуются рацио­ нальные или иррациональные числа, мы можем взять подходящие подклассы какой-либо последовательности классов. У нас никогда не возникает необходимости говорить о числах, хотя в практике удобно пользоваться числовым жаргоном.

Таким образом, числа можно выбросить за борт, сохранив их лишь как манеру речи. У нас остаются лишь физические объекты и классы. Причем не только классы физических объектов, но классы классов и так далее. Некоторые из этих высших уровней нужны для

336	Уиллард вон Орман Куайн

выполнения функций чисел и других средств прикладной математики, поэтому приходится принимать всю иерархию, чтобы избежать до­ полнительных сложностей.

Но что же такое классы? Рассмотрим самый нижний уровень — классы физических объектов. Каждое относительное предложение или другой общий термин детерминирует некоторый класс — класс тех физических объектов, приписывание которым данного термина явля­ ется истинным. Два термина детерминируют один и тот же класс фи­ зических объектов в том случае, если их приписывание истинно для одних и тех же физических объектов. Однако не впадая в противоре­ чие со всем сказанным, мы могли бы систематически реконструиро­ вать каждый класс как его дополнение, компенсировав это переинтер­ претацией двуместного общего термина «быть членом чего-то» таким образом, чтобы он стал означать «не быть членом чего-то». От этого ничего бы не изменилось.

Здесь мы можем увидеть глубокое различие между абстрактными и конкретными объектами По-видимому, физический объект во мно­ гих случаях и в значительной степени можно фиксировать посредст­ вом указания. Но я убежден, что это различие иллюзорно.

В качестве примера вновь рассмотрим мое расширенное понятие физического объекта как материального содержания любой простран­ ственно-временной области. Это было интуитивным объяснением, не предполагавшим материализации самого пространства-времени. Одна­ ко мы вполне могли бы материализовать эти участки пространствавремени и рассматривать их вместо физических объектов или же про­ сто назвать их физическими объектами. Все, что можно было сказать в рамках прежней позиции, оказывается возможным перевести на язык новой точки зрения без последствий для структуры научной теории или ее связей с наблюдением. Во всех случая, когда предика­ ция «л: есть Р» говорит о физическом объекте х, мы могли бы, по сути дела, читать это так: «л: есть пространство-время /V Можно было бы прежнее «Р» переинтерпретировать как «пространство-время Р» и ни­ чего не переписывать.

Понятие пространства самого по себе или места является неприем­ лемым. Если бы существовали реальные места, то существовали бы аб­ солютный покой и абсолютное движение, поскольку изменение место­ положения было бы абсолютным движением. Против понятия про­ странства-времени такого возражения выдвинуть нельзя.

Если мы принимаем избыточную онтологию, включающую в себя и физические объекты и пространственно-временные области, то можно было бы считать их различными. Однако, если мы заменяем физические объекты их пространственно-временными областями, а затем компенсируем это переинтерпретацией двуместного общего тер-

Вещи и их место в теориях

337

мина «есть материальное содержание чего-то» так, чтобы он означал «есть пространственно-временная область чего-то», то ни о каком раз­ личии говорить уже нельзя. При переводе с постороннего языка мы можем выбирать любую интерпретацию.

Все эти примеры не вполне естественны, ибо они справедливы только в том случае, если предполагается существование пустых про­ странственно-временных областей и они — подобно наполненным об­ ластям — допускаются в качестве значений переменных. Если бы мы всерьез пытались реконструировать физические объекты как про­ странственно-временные области, мы должны были бы расширить наш универсум, включив в него пустые области, и тем самым пришли бы к бессодержательности непрерывной системы координат.

Это изменение онтологии, устранение физических объектов в пользу чистого пространства-времени оказывается чем-то большим, чем придуманным примером. Элементарные частицы становятся опас­ но неустойчивыми по мере прогресса физики. Возникают серьезные сомнения в индивидуальности частицы, причем не только в потоке времени, но даже в отдельный момент. Теория поля, в которой со­ стояния приписываются непосредственно пространственно-временным областям, способна дать лучшую картину мира, как полагают некото­ рые физики.

В этом пункте напрашивается дальнейший сдвиг онтологии: можно заменить пространственно-временные области соответствую­ щими классами четверок чисел произвольно выбранной системы ко­ ординат. Тогда мы получим онтологию чистой теории множеств, так как в ней можно построить числа и четверки чисел. Не существует больше никаких физических объектов, выступающих в качестве инди­ видов при построении иерархии классов, однако это не приносит ущер­ ба. В современной теории множеств принято начинать с нулевого клас­ са, затем образовывать из него единичный класс и так далее, произво­ дя, таким образом, бесконечное количество классов, из которого затем можно получить все известное богатство бесконечного.

Против отождествления мира с продуктом столь произвольно изб­ ранной системы координат можно было бы возразить. Но можно и согласиться с ним, приняв во внимание то обстоятельство, что именно благодаря произвольности координат в законы теоретической физики не войдут никакие конкретные числовые координаты. Конкретная система координат появляется лишь на более низких уровнях — при обсуждении вопросов астрономии, географии, геологии или истории, и здесь она оказывается уместной.

Теперь посмотрим на те три случая, в которых мы интерпретиро­ вали или переинтерпретировали некоторую область объектов, отожде­ ствляя ее с частью другой области. В первом примере мы отождест-

338 Уиллард еап Орман Куайн

вили числа с классами. Во втором примере физические объекты были отождествлены с наполненными пространственно-временными облас­ тями. В третьем примере пространственно-временные области были отождествлены с некоторыми классами, а именно классами четверок чисел. В каждом из этих случаев мы получали упрощение, поскольку вначале у нас было две области.

Имеется четвертый пример того же рода, который стоит отме­ тить, ибо он связан с давно обсуждаемым дуализмом мышления и те­ ла. Вряд ли нужно говорить, что этот дуализм не вызывает симпатий. Если мышление и тело должны взаимодействовать, то нам нужно ис­ кать механизм этого взаимодействия. Мы также сталкиваемся с пе­ чальной необходимостью убедить физиков отказаться от нежно лю­ бимых ими законов сохранения. С другой стороны, безвредный дуа­ листический параллелизм оказывается фундаментально избыточным и представляет собой образец того ненужного умножения сущностей, которое столь сурово осуждал Уильям Оккам. Однако теперь легко увидеть, что этот признающий или непризнающий взаимодействие дуализм сводим к физическому монизму, если, конечно, не призна­ вать существования бесплотных духов. Дуалист, отвергающий суще­ ствование бесплотных духов, обязан согласиться с тем, что для каж­ дого состояния мышления существует сопутствующее и легко разли­ чимое состояние соответствующего тела. Обсуждаемое состояние тела легко описать просто как состояние, сопровождающее некоторое со­ стояние мышления. Но тогда мы можем обойтись одними состояния­ ми тела, отбросив те состояния мышления, с помощью которых ука­ зывали на первые. Мы можем переинтерпретировать менталистские термины как обозначающие соответствующие состояния тела, и никто не заметит никакой разницы.

Эта переинтерпретация менталистских терминов напоминает то истолкование событий, которое я предложил выше, и ставит тот же вопрос о распознавании сопутствующих событий. Я вновь предложил бы тот же ответ, который дал выше.

Я рассматриваю это как свидетельство того, что здесь нет свобо­ ды выбора, нет надежды на обоснование ментального монизма по­ средством приписывания ментальных состояний всем состояниям фи­ зических объектов.

Четыре перечисленных случая редукционной переинтерпретации вполне удовлетворительно позволяют нам освободиться от одной из областей и действовать только с оставшейся. Однако не менее поучи­ тельным я нахожу другой вид переинтерпретации, при котором мы ничего не сокращаем, а просто изменяем наши объекты без малейше­ го нарушения структуры или эмпирического обоснования научной теории. Ясно, что в каждом случае нам требуется только одно — не-

Вещи и их место в теориях

339

которое правило, посредством которого единственный объект предла­ гаемого нового типа приписывается каждому из прежних объектов. Я называю такое правило «функцией замещения». Когда мы утвержда­ ем, что χ есть Р, мы приписываем общий термин «Р» некоторому объ­ екту х. Теперь вместо этого мы переинтерпретируем χ в новый объект и будем говорить, что χ есть / от Р, где «/» представляет функцию за­ мещения. Вместо того чтобы говорить «л: есть собака», мы говорим, что χ есть пространственно-временная область, пожизненно занятая собакой. Или же мы сохраняем старый термин «Р», «собака» и переин­ терпретируем его как «/ от Р», «пространственно-временная область собаки». Такова стратегия, которую мы могли видеть в разнообразных примерах.

Осуществляемое изменение является двойным и радикальным. Устраняются первоначальные объекты и изменяется интерпретация общих терминов. С одной стороны, происходит изменение онтологии, с другой — идеологии, и это осуществляется одновременно. Вместе с тем вербальное поведение не нарушается, находя подтверждение в тех же самых наблюдениях, что и прежде. Реально ничего не меняется.

Отсюда я делаю вывод о непостижимости референции. Вопрос о том, о каких объектах говорит некий человек, есть не более чем вопрос о том, как мы предлагаем переводить его термины в наш язык. Мы свободны варьировать решение этого вопроса вместе с функцией за­ мещения. Этот перевод ограничивает свободно колеблющуюся рефе­ ренцию чужих терминов только относительно свободно колеблющей­ ся референции наших собственных терминов, связывая эти термины.

Дело не в том, что мы мечемся в поисках какой-то твердой поч­ вы. Опираясь на свой собственный язык, мы спокойно пользуемся им, и все хорошо: слово «кролик» обозначает кроликов и нет смысла спрашивать, «Являются ли кролики в этом смысле "кроликами"?». Референция становится непонятной в том случае, когда мы начинаем размышлять об отображении нашего языка в самое себя или занима­ емся переводом.

Структура определяется теорией, а не выбором ее объектов. Этот факт пятьдесят лет тому назад обосновал Ф. Рамсей, рассуждая с иных позиций. К этой теме неоднократно обращался Б. Рассел в сво­ ей работе «Анализ материи», хотя и обсуждал ее в несколько рас­ плывчатой манере. Однако и Рамсей, и Рассел говорили только о том, что они называли теоретическими объектами, противопоставляя их наблюдаемым объектам.

Я расширяю это учение на все объекты, ибо все объекты я счи­ таю теоретическими. Это есть следствие серьезного отношения к идее, восходящей к Бентаму, а именно идее семантической первичности предложений. Именно предложения случая, а не термины следует

340 Уиллард вон Орман Куайн

рассматривать как реакцию на стимул. Даже наши изначальные объ­ екты — тела — уже являются теоретическими. Это становится наибо­ лее заметно, когда мы ищем их индивидуацию во времени. Имеем ли мы дело с тем же самым яблоком в следующий момент времени или с другим, похожим на первое, устанавливается с помощью вывода из сети гипотез, которые мы постепенно усвоили в процессе овладения ненаблюдаемой суперструктурой нашего языка.

Отчетом о наблюдениях, на которые опирается наука, являются предложения случая. Продуктом науки также являются предложения, которые, как мы надеемся, содержат истину о природе. Объекты, или значения переменных, служат лишь указателями в пути, и мы можем заменять или отбрасывать их, как нам будет угодно, пока сохраняется структура связи предложений. Научная система, онтология и все ос­ тальное представляют собой созданное нами концептуальное средство, связывающее один чувственный стимул с другим. Я еще раз повто­ ряю то, с чего начал.

Но в самом начале статьи я также высказал свою непоколебимую уверенность в существовании внешних вещей — людей, нервных окончаний, палок, камней. Я вновь это утверждаю. Я также верю, хо­ тя и менее твердо, в существование атомов, электронов и классов. Но как же теперь весь этот здравый реализм можно совместить с той су­ хой картиной, которую я только что изобразил? Ответ дает натура­ лизм — осознание того факта, что сама наука, а не первая философия решает, какая реальность должна быть выделена и описана.

Семантические рассуждения, которые кажутся несовместимыми со всем этим, связаны не с оценкой реальности, а с анализом метода и свидетельств. Они относятся не к онтологии, а к методологии онтоло­ гии и, таким образом, к эпистемологии. Эти рассуждения показали, что я действительно мог бы отказаться от моих внешних вещей и классов и обратить функции замещения к чему-то странному и не­ обычному, не затрагивая при этом никаких подтверждающих свиде­ тельств. Однако все утверждения о реальности должны вытекать из чьей-то теории мира, в противном случае они будут противоречивыми.

Мои методологические соображения о функциях замещения и непостижимости референции также носят натуралистический харак­ тер, они не входят в философию, предшествующую науке. Речь все еще идет о физическом мире, представленном в терминах общей нау­ ки, которую с небольшими вариациями мы все принимаем. Наряду со всем этим существуют наши чувственные рецепторы, близкие и уда­ ленные тела, воздействующие на эти рецепторы. Эпистемология или что-то близкое к ней для меня означает учение о том, каким образом мы — животные — могли изобрести науку, дающую схематичное представление внешних воздействий на нервные окончания. Именно