ВВедение

321

Итак, рема и ее акцентоноситель играют в повествовательном предложении формирующую роль: акцентоноситель фонетически оформляет рему, а рема делает сообщение сообщением.

Обратимся теперь к плану содержания. На выделение темы и ремы при анализе предложений оказывает существенное влияние характер соотнесенности компонентов актуального членения с компонентами информационной структуры дискурса. Сообщаемое (рема) обычно соотносится с той информацией, о которой еще не было речи в текущем дискурсе. Естественно сообщать то, что для слушающего ново. А тема обычно включает то, о чем только что шла речь. То, о чем уже шла речь, в теории дискурса называют активированным (данным, старым), а то, о чем говорится впервые, – неактивированным (новым). Активация относительна: она угасает по мере удаления текущей точки дискурса от активированных сущностей, если они не реактивируются.

Естественная соотнесенность ремы с неактивированным, а темы – с активированным или известным часто приводит в работах по теории актуального членения и коммуникативной структуры к подмене иллокутивного значения, выражаемого ремой (сообщение), его информационными коррелятами: неактивированным и неизвестным. Это еще один дискуссионный момент теории актуального членения.

Между тем рема не равна неактивированному, а тема – активированному, хотя часто они соответствуют одним и тем же фрагментам предложения. Рема – это носитель иллокутивного значения, а категория неактивированного описывает состояние сознания слушающего в определенной точке дискурса.

Примером несовпадения темы с активированным может служить первое предложение рецепта приготовления песочного теста: В глубокую посуду следует влить один стакан кислого молока. В данном предложении информация, соответствующая фрагменту в глубокую посуду, оформляется как исходная точка – тема. Таким образом, говорящий – в данном случае это составитель поваренной книги – делает вид,

322

что глубокая посуда у слушающего всегда под рукой, хотя о ней говорится в первый раз.

Можно привести и такие примеры, в которых, наоборот, ремой служит активи-

рованное: Мне предложили пальто и шубу. Я купила ШУБУ. Во втором предложе-

нии примера словоформа шубу входит в рему и даже служит ее акцентоносителем, между тем о шубе говорилось в предыдущем предложении. Другой пример: Помпей не имеет равных в любви к САМОМУ СЕБЕ. Здесь фрагмент самому себе тоже вхо-

дит в рему – при том, что обозначает Помпея, имя которого служит темой.

Итак, тема может не совпадать с активированным, а рема – с неактивированным. Поэтому подмена категорий актуального членения – темы и ремы – категориями информационного членения текста или категориями описания состояний сознания собеседников неправомерна. Единственная функция ремы состоит в том, что она служит носителем иллокутивного значения.

Несмотря на содержательное различие между актуальным членением предложения и информационным, нельзя не признать, что активация и известность настолько естественно сопутствуют компонентам актуального членения, что не могут не оказывать влияния на распределение квантов информации по темам и ремам при порождении предложений. Активированная информация имеет мало шансов воплотиться в сообщаемый компонент, т.е. в рему. Поэтому при анализе актуального членения предложения нельзя не принимать во внимание информационную структуру дискурса.

Данных об известности и активации может, однако, оказаться недостаточно для расчленения предложений на коммуникативные компоненты, ибо окончательное решение о том, какой фрагмент информации будет облечен в рему, а какой – в тему, принимает говорящий. И несмотря на то, что контекст дискурса может навязывать говорящему тот или иной выбор, говорящий все же имеет известную свободу в распределении квантов информации между темой и ремой и в определении порядка их следования – точно так же, как он волен в выборе слов и синтаксических конструкций для выражения своих смыслов и коммуникативных целей. Так, один и тот же смысл в

323

зависимости от воли говорящего может быть оформлен и как тема, и как рема.

Сравним предложение В глубокую посуду следует влить один стакан кислого молока, у которого тема – в глубокую посуду, и пару предложений Для приготовления теста следует взять глубокую посуду. Затем влить туда стакан кислого моло-

ка, у которой в первом предложении в глубокую посуду – это рема.

Соответственно, при анализе предложения на основе данных об активации полная реконструкция актуального членения с проведением границы между конституирующим и не-конституирующим компонентом, а также однозначный ответ на вопрос, почему некоторые кванты информации воплотились в тему или рему, а не наоборот, может оказаться невозможной.

Итак, ни выражение объема коммуникативного компонента через выбор акцентоносителя, ни фактор активации не решают в большинстве языков, в частности в русском, задачи проведения границы между темой и ремой. Одним из языков, где этой проблемы не возникает, является японский: на границе темы и ремы в нем стоит частица wa, а если предложение нерасчлененное, частица wa отсутствует.

В теории актуального членения и коммуникативной структуры обычно рассматриваются не только коммуникативные значения, которые формируют предложения как речевые акты, но и те значения, которые модифицируют компоненты речевых актов. Основные модифицирующие значения – контраст и эмфаза. Они накладываются на значения темы, ремы, компонентов вопроса и повелительного предложения, т.е. бывают контрастные и эмфатические темы, ремы и т.д.

Контраст предполагает рассмотрение некоторой выделенной сущности на фоне других, подобных ей. Контраст выражается повышенной интенсивностью (громкостью) – интенсивным падением или интенсивным подъемом (в примерах ниже носители контрастных акцентов помечены жирным шрифтом).

В примере МАША пришла с контрастной ремой Маша предполагается, что другие тоже могли прийти, но они не пришли. Для контраста характерен контекст

324

союза а не : МАША пришла, а не Вася. Пример контрастной темы: Воскресную про-

гулку пришлось отложить, а прогулка, намеченная на понедельник, оказалась очень неудачной. Контрастный императив: Ты ЕШЬ, а не разговаривай. Контрастный невопросительный компонент: А суп есть БУДЕШЬ ?

Многие авторы не делают различия между контрастом и ремой, полагая, что идея выбора элемента из множества альтернатив составляет сущность ремы. Вопрос «рема или контраст?» также принадлежит к числу дискуссионных. Приведенные выше примеры демонстрируют независимость ремы и контраста, а также совместимость контраста с темой и другими конституирующими и не-конституирующими значениями.

Эмфаза предполагает выражение говорящим сильных чувств по поводу ненормативных явлений жизни.

Пример эмфазы на реме: СОТНЮ я за нее отдала ! Эмфаза на теме: Такую ог-

ромную котлету мне ни за ЧТО не съесть ! Эмфаза в вопросе: У тебя уже есть

СЫН ?! Термин «эмфаза» используется некоторыми авторами в качества родового для эмфазы как выражения сильных чувств и контраста как выделения одного элемента из ряда подобных

ВОПРОСЫ К СЕМИНАРСКОМУ ЗАНЯТИЮ

6.Коммуникативная и грамматическая типология предложения

7.Члены предложения

8.Актуальное членение предложения

Литература

1. Валгина Н.С. Синтаксис современного русского языка. - М., 1978.

325

2.Виноградов В.В. Из истории изучения русского синтаксиса. - М.,

1958.

3.Есперсен О., Философия грамматики / Пер. с англ. - М., 1958.

4.Кротевич Е.В. О связях слов. - Львов, 1959.

5.Ковтунова И.И. Порядок слов и актуальное членение предложения. -

М., 1976.

6.Лекант П.А. Синтаксис простого предложения в современном русском языке. - М., 1974.

7.Матезиус В. О так называемом актуальном членении предложения // Пражский лингвистический кружок. - М., 1967;

8.Падучева Е.В. О семантике синтаксиса. - М., 1974.

9.Панфилов В.3. Взаимоотношение языка и мышления. - М., 1971.

10.Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. - М., 1956.

11.Потебня А. А., Из записок по русской грамматике, т. 1-2, М., 1958. 12.Распопов И. П. Строение простого предложения в современном рус-

ском языке. - М., 1970 13.Селиверстова О. Н., Прозорова Л. А. Коммуникативная перспектива

высказывания // Теория функциональной грамматики. Субъектность. Объектность. Коммуникативная перспектива высказывания. Определенность / неопределенность. - СПб., 1992.

14.Современный русский язык. Анализ языковых единиц в 3-х частях /

Под ред. Е.И. Дибровой. -. М., 1995. - Ч. 3. - с. 9.

15.Фортунатов Ф.Ф.. О преподавании грамматики русского языка в средней школе. - Избранные труды. - М., 1957. - Т. 2.- 451 с.

16.Хомский Н. Синтаксические структуры / Пер. с англ./ В кн.: Новое в лингвистике. - М., 1962.

326

Лекция 7.

СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ И КЛАССИФИКАЦИЯ ЯЗЫКОВ

План:

1. Предпосылки возникновения сравнительно-исторического языкозна-

ния.

2.Основоположники сравнительно-исторического языкознания

3.Основные подходы к классификации языков.

4.Генеалогическая классификация языков и ее методы. Индоевропейская группа языков.

5.Морфологическая классификация языков.

1. Предпосылки возникновения сравнительно-исторического язы-

кознания. Вопрос о многообразии языков стал очевидным еще в древности, однако античных мыслителей он не интересовал, так как греки и римляне признавали достойным изучения только свой язык, остальные же языки они считали «варварскими», приравнивая чужую речь к нечленораздельному «бормотанию».

В средние века вопрос о многообразии языков решался в соответствии с Библией: многообразие языков объяснялось легендой о Вавилонской башне, согласно которой Бог «смешал» языки людей, строивших эту башню, чтобы помешать им приблизиться к небу.

Лишь в эпоху Возрождения, когда возникла необходимость теоретически осмыслить вопрос о составе и типе национального языка, выразителя новой культуры, и его соотношениях с латынью и древнегреческим, ученые задумались над решением этого вопроса в научном плане.

Предпосылки возникновения сравнительно-исторического языкознания делятся на 1) экстралингвистические (внеязыковые) и 2) лингвистические.

327

1) экстралингвистические предпосылки: в первую очередь, это гео-

графические открытия, которые ввели в круг исследования многочисленные, неизвестные до этого науке языки: азиатские, африканские, американские, а затем австралийские и полинезийские. Обнаружение новых земель и народов вскоре приводит к их покорению технически развитыми европейскими государствами и к началу колониальной экспансии. Возникшая в связи с этим необходимость общаться с туземцами, влиять на них через религию приводит к распространению среди них христианства. Именно мис- сионерам-монахам принадлежат самые ранние словари (глоссарии) и грамматические описания различных языков мира (так называемые миссионерские грамматики).

2) лингвистические предпосылки: факт создания многоязычных словарей и сопоставительных грамматик. Это явление вскоре получает широ-

кий размах, а подчас и государственные масштабы. Так, в конце XVIII в. в России при содействии Екатерины II были подготовлены списки слов и инструкции, которые были разосланы в административные центры Сибири работавшим там членам Академии, а также в различные страны, где Россия имела свои представительства, для сбора по данным спискам слов соответствующих эквивалентов из местных языков и наречий. Материалы этого исследования были обработаны акад. П.С. Палласом и подытожены им в большом переводно-сопоставительном словаре, выпущенном в 1786-1787 гг. (первое двухтомное издание). Это был первый словарь такого типа, вышедший под названием «Сравнительные словари всех языков и наречий», где был собран «Каталог языков» почти на 200 языков Европы и Азии. В 1790-1791 гг. было выпущено второе (дополненное и исправленное) четырехтомное издание этого словаря с добавлением данных по 30 языкам Африки и 23 языкам Америки (всего 272 языка).

Второй аналогичный словарь был осуществлен испанским монахом по имени Лоренсо Эрвас-и-Пандуро, который сначала по-итальянски (1784 г.), а затем по-испански (1800-1805 гг.) опубликовал словарь под названием «Ка-

328

талог языков известных народов, их исчисление, разделение и классификация по различиям их наречий и диалектов», в котором дал сведения приблизительно о 300 языках, не ограничиваясь лишь словарным материалом, но приводя также краткую их грамматическую характеристику (по 40 языкам).

Наиболее известным словарем подобного типа является «Митридат, или Общее языкознание» прибалтийских немцев И.Х. Аделунга и И.С. Фатера (1806-1817 гг., четыре тома), в котором приводится молитва «Отче наш» на 500 языках мира, причем для большинства языков – это фантастический искусственный перевод. Правда, в этом издании представляют интерес комментарии к переводу и некоторые грамматические и иные сведения, в частности заметка В. Гумбольдта о баскском языке.

Все эти попытки «каталогизации языков», как бы они ни были наивны, тем не менее, принесли большую пользу: они ознакомили с реальными фактами многообразия языков и возможностей сходства и различия языков в пределах одних и тех же слов, что обогащало фактическую осведомленность

вязыках и содействовало интересу к сравнительному сопоставлению языков.

Ивсе же, хотя почва для возникновения сравнительно-исторического языкознания была готова, нужен был еще один, последний толчок, который бы подсказал правильные пути сравнения языков и указал бы нужные цели подобных исследований. И таким «толчком» стало открытие санскрита3 – литературного языка древней Индии – по-видимому, наиболее важный лингвистический фактор, непосредственно повлиявший на зарождение сравни- тельно-исторического языкознания.

Первым, кто заметил сходство между санскритом и европейскими языками, был флорентийский купец и путешественник Филиппо Сассетти (1540–1588). Сравнивая такие итальянские слова, как sette (семь), nove (девять), Dio (Бог) c санскритскими sapta, nava, devas, он понял, что их сходство не случайно, а обусловлено языковым родством. Об этом он сообщил в

3 Санскрит – по-древнеиндийски «обработанный», о языке – в противоположность пракриту – «простому».

329

своих «Письмах из Индии», однако научных выводов из этих публикаций сделано не было.

Вопрос получил правильную постановку лишь во второй половине XVIII в., когда в Калькутте был учрежден институт восточных культур. В 1786 г. английский востоковед и юрист Уильям Джоунз в докладе, прочитанном Азиатскому обществу в Калькутте, указал на связь санскрита с греческим, латинским, кельтским, готским и древнеперсидским языками и на регулярные совпадения между различными формами этих языков. Вывод, к которому пришел Джоунз, сводится к следующим пунктам: 1) сходство не только в корнях, но и в грамматических формах не может явиться результатом случайности; 2) налицо родство языков, восходящих к одному общему и, возможно, уже более не существующему источнику, к которому, кроме санскрита, греческого и латинского языков, восходят также германские, кельтские и иранские языки. Конечно, у Джоунза мы еще не находим сколько-нибудь строго сформулированного метода лингвистического анализа и доказательства, и, кроме того, санскрит для него не выступает в качестве праязыка, как это было свойственно более поздним теориям. Вместе с тем, он заявил, что санскрит обладает удивительной структурой, более совершенной, чем греческий, более богатой, чем латинский, и более прекрасной, чем каждый из них.

Однако список факторов, приведших к возникновению сравнительноисторического языкознания, будет неполным, если мы не укажем еще на два

– а) развитие романтического направления и – главное – б) проникновение в науку и всеобщее признание принципа историзма. Эти факторы (тоже экстралингвистического характера) можно назвать философскометодологическими предпосылками сравнительно-исторического языкознания. Если романтизм обусловил интерес к национальному прошлому и способствовал изучению древних периодов развития живых языков, то принцип историзма, проникший в языкознание, воплощался в нем в методе сравнения языков под историческим углом зрения и классификации языков с учетом их происхождения и развития.

330

2. Основоположники сравнительно-исторического языкознания. В

XIX в. ученые-лингвисты пришли к выводу, что одного лишь сходства корней для установления родства языков явно недостаточно. Именно с этого по-

ложения и берет свое начало сравнительно-исторический метод (СИМ) в

языкознании – метод, направленный на сравнительное изучение родственных языков, т.е. ориентированный на выявление историко-генетических связей между ними.

Основоположниками сравнительно-исторического языкознании являются немецкие ученые Франц Бопп и Якоб Гримм, датский ученый РасмусКристиан Раск и русский ученый Александр Христофорович Востоков. Придя независимо друг от друга к аналогичным, взаимно дополняющим один другого выводам, они фактически одновременно в разных странах «открыли» сравнительно-исторический метод исследования языков. Причем каждый из них внес свой вклад в разработку этого метода.

Франц Бопп (1791-1867) пошел от высказывания У. Джоунза и исследовал сравнительным методом спряжение основных глаголов в санскрите, греческом, латинском, персидском и готском (1816 г.), позднее включив данные старославянского, литовского, армянского и немецкого языков. Бопп сопоставлял как корни, так и флексии (глагольные и падежные окончания), так как он справедливо считал, что для установления родства языков соответст-

вия лишь корней недостаточно, нужно также сходство грамматических форм (завет Боппа), поскольку корни могут заимствоваться, а система грамматических окончаний, как правило, не может быть заимствована. Та-

ким образом, согласно Боппу, сходство глагольных окончаний, наряду со сходством корней, может служить надежной гарантией для установления родства языков. Изучив вышеназванные языки, Бопп доказал их родство и выделил их в особую языковую семью, которую назвал индогерманской (т.е. индоевропейской) семьей языков. Что касается армянского языка, то Бопп считал его одним из иранских языков. И лишь позднее, в 1875 г., немецкий