5.9. Современное инвестиционное поведение Российского государства

Вот какова государственная концепция инвестирования, осуществлявшаяся в Рос­сии в 30-80-х гг. XX столетия.

1. Упор на норму накопления в народном хозяйстве. В результате доля накопле­ния возрастала, а доля личного потребления снижалась.

2. Приоритет инвестиций в производственную сферу, все остальное народное хозяйство объявлялось непроизводственной сферой. В западных странах инвестиции в человека (здравоохранение, страхование, науку и т. д.), сферу услуг и кредитно-финансовую сферу эффективнее, чем вложения в произ­водственные здания, машины и оборудование, так как без развития вышепе­речисленных сфер невозможно активизировать людские резервы к переходу на новый уровень эффективности в материальной области.

3. Среди секторов материального производства первоочередные инвестиции должны получать промышленность, сельское хозяйство и строительство. По­этому создавалось утяжеление'структуры экономики и накопление основных капиталовложений именно в этих секторах. Удельный вес промышленности, сельского хозяйства и строительства в ВВП России 63 %, в США — 31 %. Недостаточное накопление основного капитала в непроизводственной сфере признается западными экономистами одним из главных факторов низкой.эффек-, тивности российского производства в настоящее время.

В 70-80-е гг. СССР занимал место одной из супердержав в мире, по ВВП уступая лишь США. Сообразно инвестиционной концепции СССР до перестройки пример­но половина добавленной стоимости доставалась ее непосредственным создателям. Другая же половина оставалась государству. Оно вкладывало средства, во-первых, в поддержание оборонного могущества государства (военно-промышленный комп­лекс и вооруженные силы). Во-вторых, в экономическую поддержку режимов ряда развивающихся стран, входящих в зону политических интересов СССР. В-третьих, в создание бюрократического аппарата. В-четвертых, в грандиозные инвестицион­ные программы («стройки века» — водохранилища, гигантские электростанции, железнодорожные магистрали и пр.).

Таким образом, основные тенденции государственного инвестиционного поведе­ния советского и царского периодов во многом сходны.

Ситуация внешне изменилась в ходе трансформации российской экономики. Государственные предприятия получили право самим использовать часть имеющих­ся у них средств на капиталовложения. Так, в 1994 г. в госпредприятия, находящиеся в федеральной собственности, собственности субъектов Федерации и муниципа-

литетов, было вложено 48 % всех средств, в предприятия со смешанной собственно­стью — 33 %, а в частные —19 %. Государство, начиная с 1990 г., прекратило тотальное инвестирование всех российских предприятий. Началась децентрализация инве­стиционного процесса. Если в 1990 г. удельный вес государственных инвестиций составлял 80 %, в 1996 г. - уже 9 %, а в 1998 г. - 5 % от ВВП.

Начиная с 1990 г. в России наблюдается устойчивая тенденция к снижению ВВП. Так, в 1990-1996 гг. он сократился наполовину. При этом мировой ВВП с 1994 по 1996 г. вырос с $ 23,6 трлн. до $ 31,8 трлн. В1993 г. в стоимостном выражении объем ВВП в России был в 40 раз меньше американского (11,7 % от ВВП США).³⁹

С1990 по 1994 г. объем валовых капиталовложений в основной капитал снизил­ся на 68 %. В нежилищном секторе снижение произошло на 72 %. Инвестиции в основные фонды промышленности и строительства уменьшились на 77 %. Объем промышленного производства: с декабря 1989 г. по ноябрь 1994 г. уменьшился на 54 %. Начиная с 1992 г. чистые инвестиции в основной российский капитал пред­ставляют отрицательную величину. В производственной сфере отношение валовых капиталовложений к необходимым амортизационным отчислениям в 1990 г. соста­вило 170 %, а в 1994 г. - 40 %.

Для сравнения, в США в период Великой депрессии (1929-1933 гг.) валовые инвестиции в нежилищный сектор также сократились на 72 %, а в 1933 г. отношение валовых инвестиций к амортизационным отчислениям составило 41 %.

Общеэкономическую ситуацию в России наглядно демонстрируют данные табл. 5.2. Они показывают, что общемировой ВВП по итогам 5 лет вырос на 17 % (при росте в промышленно развитых странах на 9 %, а в развивающихся — на 31 %). Резким контрастом выглядит положение в странах СНГ, где наблюдалось глубокое падение национального производства. В 1996 г. мировой объем ВВП в сравнимых ценах был на 60 % больше, чем 15 лет назад, в развивающихся странах — на 90 %, а в России он уменьшился почти на 40 %.

Таблица 5.2. ДИН Промышленные страны	[АМИКА 1985 112	РОСТА 1991 132	РЕАЛЬН 1992 134	ОГО ВВП 1993 136	I (1980 г. 1994 140	- 100 %} 1995 143	1996 146
Развивающиеся страны	117	150	158	168	179	189
Весь мир	114	139	143	148	154	159
Россия	115	104	85	78	63	65	61

Как видно из табл. 5.3, Россия — единственная страна (в таблице приведены лишь некоторые страны), где уровень производства в 1996 г. ниже, чем 15 лет на­зад.⁴⁰

Таблица 5.3. ИНДЕКС	ПРОМЫШЛ 1985	1ЕННОГО Ш 1990	>ОИЗВОДС1 1992	ГВА (1980 г. 1994	- 100 %) 1996
США	НО	124	126	136	144
Япония	118	148	141	135	144
Германия Южная Корея Мексика	101 165 107	119 298 120	121 346 128	118 402 134	120 485 136
Россия	116	132	100 |	68	62

К концу 1996 г. розничные цены на товары и услуги в России превысили уровень 1990 г. в 5227 раз (со средними темпами роста 317 %). За это время мировые потре­бительские цены выросли в среднем в 2,5 раза (в том числе в развитых странах — на 19 %, а в развивающихся — в 7,6 раза).

В последние годы государство продолжало вливать деньги в определенные объек­ты — так называемые олигархии типа «Газпрома». Как считает Ю. Латынина,⁴¹ се­годня государство превратилось в высокодоходный инструмент, доступный крайне ограниченному кругу лиц. Оно явилось естественной средой обитания олигархов, но в их погоне за прибылью вскоре оказалось истощенным. Объем возможностей государства оказался меньше суммы привилегий, дарованных паразитирующим субъектам. Неприкрытый паразитизм окончился дефолтом власти.

Ситуация с финансированием олигархов стала особенно ясной к 1998 г.⁴² У эко­номики сформировался олигархический промышленно-финансовый каркас с все возрастающим влиянием на высшее руководство страны. В нынешней экономике, по сути, осталось два гиперолигарха — «Газпром» и «Онэксим», поглотившие только в 1997 г. банки, промышленные гиганты, газеты и получившие миллиардные инвести­ции от западных стратегических партнеров.

В настоящее время подавляющее число директоров предприятий не в состоянии освоить инвестиции, следовательно, не получает их. Разрыв между финансовым рынком и реальным сектором экономики продолжает увеличиваться, несмотря на общее снижение ставок по кредиту.

Пространство под «Олимпом олигархов» почти пусто, в структуре экономики недостает предпринимательских объединений вторых и третьих порядков, которые передавали бы импульсы подъема от секторов-«локомотивов» в другие отрасли эко­номики.

При этом даже среди гиперолигархов отсутствует идеология экономического подъема. До сих пор не предложены масштабные экономические инновации, способ­ные толкнуть вверх всю экономику. Другими словами, не существует адекватной экономической воли, идейных лидеров предпринимательства. Некоторые из «олим­пийцев» демонстрировали настоящий предпринимательский дух в период агрес­сивного формирования своих империй, некоторые не демонстрировали его никог­да, строя империи варварского типа. Сегодня эти гиганты увлечены борьбой, аппаратной игрой, наведением мостов с правоохранительными.органами, теневой экономикой и контрпропагандой. Это неудивительно в условиях, когда собствен­ность России находится в состоянии перманентного передела, налоговые недоим­ки нависают дамокловым мечом над любым работающим производством, а госу­дарственная машина остается слабой, способной работать лишь в корпоративных и ведомственных, а не общеэкономических интересах. Можно добавить еще фео­дальную раздробленность нашей Федерации, и граничащую с самодурством эко­номическую политику, и откровенное воровство в некоторых регионах России.

В настоящее время олигархи демонстрируют отсутствие долговременной страте­гии своего огромного бизнеса и наличие гигантских вассальных владений. На том месте, где должна быть стратегия, существует одна мысль: удержать то, что уже при­обретено! Не допустить перемен, поскольку они, наверняка, будут к худшему. Доми­нирование таких мыслей неизбежно ведет не к подъему, а к стагнации.

Исследоратели Н. Кириченко и А. Привалов⁴³ объясняют данную ситуацию сле­дующим образом. Нынешние тузы выросли на захвате бывшей государственной

собственности или на «огораживании» промышленных активов и недвижимости, привилегий, финансовых потоков. Власть намеренно пошла на это, предполагая, что частная собственность эффективнее государственной, и после периода пер­воначального «хапка» люди, вышедшие победителями из общей свалки, должны демонстрировать преимущества капитализма хотя бы для того, чтобы в конкурент­ной борьбе не растерять собственность. Однако этого не произошло, так как первона­чальный «хапок» растянулся во времени, а угроза потери собственности не имеет ничего общего с конкурентной борьбой на рынках. Главная угроза потери собствен­ности — это кризис неплатежей, т. е. хорошо отработанная схема юридически чисто­го ее отъема, основанная на неплатежах. И то и другое только помогало увеличить владения олигархов. Однако и у них нашлась «ахиллесова пята» — неплатежи в бюджет. Поэтому даже тузы не уверены в прочности владения собственностью. Государство имеет прекрасно отработанную налоговую систему, по которой при лю­бом раскладе даже самый крупный туз ему должен. Поэтому в любом варианте каж­дый предприниматель ходит под дамокловым мечом государства.

Любопытный пример привели авторы статьи о справедливых правилах взаи­мозачетов между Минфином и предпринимательской структурой. Так, бюджет вам должен 10 трлн, а вы бюджету — б трлн. Кто кому должен? Ясное дело, Мин­фин организации. Если делается зачет, действительно Минфин должен 4 трлн. Но у организации возникло налогов в размере половины зачтенной суммы, т. е. 3 трлн (налог на прибыль — 35 %, НДС — 20 %). Теперь уже организация должна Минфину 3 трлн. Потом еще раз проводится зачет. Минфин должен теперь 1 трлн, а организация — 1,5 трлн налогов. Так что организация всегда должна Минфину.

Именно поэтому все силы собственников направлены на сохранение «честно при­ватизированной» собственности — тут уже не до освоения инвестиций. Чем ты бу­дешь владеть завтра из того, чем ты владеешь сегодня, сказать с уверенностью нельзя. Поэтому о стратегии и размышлять-то некогда. В законных рамках собственность удержать невозможно (всех налогов не заплатишь, а заплатишь — разоришься или развалишься из-за недоинвестирования), поэтому ее удержание ведется любыми средствами.

Со времен Ивана III в России наблюдается вотчинный тип регулирования эконо­мики. В руках государства находится 90 % наших национальных богатств, и доля государственных расходов в ВНП составляет 55 % (даже в Китае 45 %). Государство при огромном дефиците государственного бюджета решило в 1994 г. (незадолго до' «черного вторника») привлечь средства предприятий и банков посредством ГКО. Именно это спасло Центробанк от набегов олигархов (так называемых заимствова­ний). Государству не удалось удержаться в рамках разумной доходности по облига­циям (доходность заимствований достигла 100 %, а накануне дефолта — 300 %). Обуреваемые жаждой легкой наживы директора и банки кинулись играть в ГКО. В результате только за первую половину 1997 г. в ГКО пришло $ 8 млрд из-за грани­цы. Всего запас государственных ценных бумаг составлял $ 45 млрд (с ежедневным оборотом ГКО 5 трлн руб.). Российская экономика превратилась в цветочный гор­шок, где вся «денежная вода»,легко проходила через почву в «блюдце» — финансо­вый рынок. Это «блюдце» заливалось деньгами, необходимыми для реальных инве­стиций.⁴⁴ В результате с 1994 по 1998 г! никто ничего не производит, но все играют с государством.

Некоторые зарубежные банки также соблазнились легкой наживой и подключи­лись к этой игре (всего 25 американских, европейских и японских банков). Исто­щив ресурсы государства и населения, игры в ГКО довели общий долг государства до $ 213,8 млрд. Население же потеряло (по официальной версии) на скачке инфля­ции $ 45 млрд.

«Подпитка» олигархов кончилась крупным финансовым кризисом страны. По­бочным эффектом данного вида «кормлений» явилось проявление еще одной осо­бенности государственного инвестиционного поведения.

Известно, что существует центр мировой торговли, который периодически про­странственно меняется. Сейчас им считаются США. Уровень жизни населения цен­тра очень высок. По мере отдаления от него уровень жизни падает; так, промежуточ­ные страны довольно зажиточны, а периферийные уже бедствуют.

В нашей стране со времен Ивана IV таким центром являлась столица страны. Она же была информационной и финансовой кормушкой. Далее от столицы идут проме­жуточные, а потом периферийные области.

В 1997 г. в Москве было сосредоточено более 80 % всех финансов страны и 60 % валюты. На 1 января 1998 г. в Москве и Московской области сосредоточено 43,6 % общего количества всех банков России, на которые приходится 84,2 % активов всей банковской деятельности. Центральный банк со штабом также в Москве в октябре 1998 г. монополизировал валютный рынок, т. е. 90 % всего валютного оборота. До сих пор (октябрь 1998 г.) доходность московских ценных бумаг достигает 400 % годовых. Практически все инвестиции в России (около 80 %) контролирует опять-таки Москва, а сумма прямых инвестиций в нее составляет 56 % от всех поступлений в Россию.

Как известно, чем ближе к «кормушке», тем более обеспеченной становится жизнь населения. И действительно, 41 % городского бюджета столицы социально ориентирован. Заработная плата простой секретарши может составлять $ 600-700.⁴⁵

В налоговых поступлениях московского бюджета около 20 % — деньги других регионов. Согласно существующему законодательству, предприятие может рабо­тать где угодно, но налоги платит в столице, если здесь находится его центральный офис. Один только трубопроводный транспорт дает 15 % доходов московского бюджета. Если посмотреть цифры, окажется, что в 1996 г. «Газпром» принес мос­ковскому бюджету 3,8 млрд рублей, «Ростелеком» и «Транснефть» — примерно по 0,6 млрд, РАО «ЕЭС» — 0,7 млрд. В 1997 г. «Транснефть» и «Ростелеком» снова дали по 0,6 млрд, РАО «ЕЭС» — 0,7 млрд, а Газпром — более 7,9 млрд руб.

Оберегая городскую собственность от приватизации, столичная администрация сохранила в своих руках и рычаги управления ею, а значит, и товарными, и финансо­выми рынками. У нее появилась уникальная возможность перераспределять финан­совые потоки, направляя их в инвестиционные проекты, различные социальные трансферты, закупки для бюджетных нужд товаров и услуг.

Перераспределительная экономика, как правило, базируется на механизмах бюд­жета и государственных заимствований. Не стала исключением и Москва. Пирами­да заимствований выстроена с характерным размахом. Обычно заимствования делают, когда необходимо финансировать бюджетный дефицит (в этом случае га­рантом возврата долгов выступает казна). В Москве бюджетозамещающие заим­ствования были сделаны в отсутствии дефицита городского бюджета. Зачем? Про-

сто схема заимствований чрезвычайно удобна для финансирования неэффектив­ных инвестиционных проектов, ведь ответственность по долгам лежит на бюджете, т. е. на налогоплательщике.

А ответственность немалая. По двум траншам еврооблигаций Москвы в 1997-1998 гг. у иностранных банков было занято около $ 1 млрд. По облигациям внут­реннего займа — свыше 5 млрд руб. По облигациям московского сберегательного займа — более 0,5 млрд. Итого в расчете на душу населения московская пирамида заимствований «весит» лишь вдвое меньше пирамиды ГКО. В свое время по требо­ванию депутатов Московской городской думы предполагалось либо отделить заем­ное финансирование инвестиционных проектов от бюджета, либо создать залого­вый фонд из объектов принадлежащей городу недвижимости, чтобы гарантировать возвратность заимствований помимо бюджета. Ни то, ни другое сделано не было. В этой связи особенно курьезно звучат речи мэра Москвы против строителей пира­мид от «МММ» до ГКО, требования найти и судить их.

Полученные в виде займов средства (к ним следует добавить и банковские кре­диты) направлялись на финансирование амбициозных, но малоэффективных и пло­хо просчитанных с точки зрения окупаемости проектов (Манежная площадь, Гости­ный двор, Нагатинский парк развлечений и пр.). Они осуществляются не только для прославления московского мэра. Заимствования на них были пропущены через сче­та Банка Москвы — монополиста в обслуживании городских займов. И заинтересо­ванные лица — от банковского комплекса до строительного — припали к перераспре­делительному потоку. Выплачены зарплаты, премии, дивиденды и пр. Бюджет же не получил практически ничего, ибо все «припавшие» платят налоги неохотно и неаккуратно. Расплачиваться городу надо, а брать деньги неоткуда: заимствования в условиях кризиса практически невозможны.

Экономика перераспределения в условиях высокого спроса ведет к «перегреву» рынка недвижимости, создавая иллюзию, что можно извлекать из него финансовые ресурсы до бесконечности. Собственно говоря, на этой иллюзии и построена «мос­ковская особая приватизация». Ее суть — поменьше приватизации, но побольше недвижимости в руках администрации и арендных платежей. Мало того, что это очередное перераспределение, увод денег предпринимателей из сферы инвестиций в бюджет (где они тоже могут быть направлены на инвестиции, но заведомо гораздо менее эффективные). Это, конечно же, вредит рационализации бюджетной полити­ки, что особенно остро ощущается во время спада. Завышение цен, характерное для стадии перегрева, моментально сменяется их занижением. Платой за перегрев стано­вится переохлаждение.⁴⁶

Попадавшие в центр ответственные лица, принимающие решения, оказывались перед необходимостью подстроиться под нормы и правила поведения сильных мира сего. Опубликованы сведения о том, что в аппарате правительства не так давно суще­ствовали следующие «тарифные ставки»: резолюция «прошу рассмотреть» стоила $ 1000, «прошу рассмотреть и внести предложения» — $ 2000, «рассмотреть и по­мочь» — $ 4000, «рассмотреть и решить» — $ 5000.⁴⁷

Видимо, искоренить взяточничество на Руси (и то ненадолго) можно только очень жесткими мерами. Данная особенность взаимодействия с начальством — лишь доказательство близости России с Востоком, где инвестировать деньги в подноше­ние или купить должность является делом чести. Например, имеются сведения, что

министерский портфель в Дагестане стоит $ 250 тыс., должность замминистра — $ 100 тыс., чтобы возглавить крупное предприятие, необходимо отнести чиновнику, который его курирует, $ 25-30 тыс. и т. д.⁴⁸

Итак, современное государственное инвестиционное поведение по характеру до­статочно близко к поведению в ХУШ-Х1Х вв. Это все то же неумелое распределе­ние финансовых средств, манипулирование инвестиционным поведением населе­ния, высокое сосредоточение капиталов в столице, упование на иностранных инвесторов или абстрактные махинации типа ГКО и т. д. Можно отметить, что все это отражается в девиантном инвестиционном поведении современного государ­ства, которое привело большинство населения к нищете, а экономику — к развалу.