Умрихин в.В. (Москва) о методологических предпосылках становления психологии хх века

Минувший ХХ век ознаменовался в судьбе психологии множеством примечательных событий. Одно из них, пожалуй, самое значительное, произошло на заре века и связано с беспрецедентным в истории психологии явлением - почти одновременным рождением в разных странах крупных общепсихологических школ-направлений: бихевиоризма, гештальтпсихологии, психоанализа, персонализма, описательной психологии и многих других. Расколовшие некогда единый предмет психологического познания на отдельные части, эти направления определили и продолжают в целом по-прежнему определять макроструктуру мировой психологии, вошедшей ныне в третье тысячелетие.

Очевидно, что, если "яблоки одновременно начинают падать в разных садах", это не случайно. Чем же могла быть обусловлена "научная революция" в мировой психологии начала ХХ века? Среди множества возможных объяснений обратимся к тому, которое, насколько нам известно, до сих пор не привлекало специального внимания психологов. Смысл его в том, что стремительное изменение облика психологии начала ХХ века оказалось подготовленным произошедшим несколькими десятилетиями ранее глобальным изменением общего понимания и способа определения предмета психологического познания - от структурного (субстанциального) к функциональному (Умрихин, 2002). Суть этого преобразования тесно связана со спецификой развития психологии в эпоху Нового времени.

Важнейшим логико-методологическим основанием классической психологии сознания, имплицитно присутствовавшим во всем многообразии ее концепций, выступил общий способ построения предмета, который можно назвать субстанциалистским, т.е. "овеществляющим" предмет. Речь идет о таком способе определения предмета, при котором последний задается через свой состав, внутреннюю структуру как нечто инвариантное, неизменное и замкнутое, через ответ на вопросы: что данный предмет сам по себе, каково его внутреннее строение. Подобный способ, служащий одним из важных и в ряде случаев неизбежных оснований научного познания, несет в себе существенные ограничения: он замыкает изучаемый предмет собственными рамками, оставаясь неспособным раскрыть его связи и отношения с многообразными явлениями действительности.

Именно субстанциальная трактовка сознания и определила основной методологический стержень понимания предмета во всей классической психологии сознания, начиная с ее зарождения в трудах Р. Декарта и Дж. Локка. Каждый из этих великих мыслителей Нового времени (находясь между собой в оппозиции) вполне единодушно определял сознание путем ответа на вопрос, что оно собой представляет. В первом случае сознание описывалось как "то, что происходит в нас таким образом, что мы воспринимаем его непосредственно сами собою..." (Декарт, 1950); во втором - как "восприятие того, что происходит у человека в его собственном уме" (Локк, 1985). Субстанциалистский способ определения предмета психологии с логической неизбежностью ставил три важнейших вопроса, от ответа на которые зависело развитие классической психологии сознания: какие элементы образуют сложные явления сознания? какова их природа? какими способами из простейших элементов образуются сложные явления психической жизни? Ответом на первый из них стала методология элементаризма. Ответом на второй выступил сенсуализм. Наконец, решение третьего вопроса привело, начиная с VIII в., к господству ассоцианизма. Тем самым исследование структуры и внутренних закономерностей течения психических процессов, интроспективно данных субъекту, проводилось при их оторванности от реальности, а стало быть, законы психологии описывали процессы, происходящие исключительно внутри сознания, ограниченные его рамками.

Описанные тенденции классической психологии сознания в полной мере отразились у В. Вундта в первой программе психологии как самостоятельной науки. Несмотря на введение ранее неведомого психологии экспериментального метода, она опиралась на старые и к тому же успевшие стать весьма исчерпанными теоретико-методологические принципы. Естественной реакцией на подобную ситуацию явилось выдвижение - еще до открытия вундтовской лаборатории - нескольких альтернативных программ построения новой психологии. Авторами наиболее известных из них выступили Ф.Брентано, У.Джемс (Джеймс) и И.М.Сеченов (Ярошевский, 1985). Главное, что объединяло эти несхожие по содержанию и появившиеся в разных странах программы, состояло в переориентации от традиционного субстанциального к новому - функциональному способу построения предмета психологии, ранее недоступному психологии сознания. Такой способ задает предмет через его функцию, через его роль и значение по отношению к другим явлениям действительности, органично включая его во взаимосвязи с ними. При этом структура изучаемого предмета, не ускользая из поля внимания, становится производной от его функции.

Переход к функциональному пониманию психики представлял собой процесс, столь же неотвратимо, сколь и незримо осуществлявшийся за "фасадом" конкретного содержания психологических концепций XIX века. Особое влияние на него оказала дарвиновская биология. Попытки внести психику в общий контекст биологической эволюции неизбежно смещали исходную "точку отсчета" в ее определении - с внутреннего опыта субъекта на целостный биологический организм. Это изменение позволяло увидеть психику не в ее структурной данности субъекту, а в функциональной отнесенности к организму и его взаимоотношениям со средой. Так, у английского психолога-ассоцианиста А. Бэна (см.: Бэн, 1998) психика (посредством ассоциаций) выступает в роли (функции) средства закрепления полезных действий в опыте, у Г.Спенсера (см.: Спенсер, 1998) ее роль трактуется более широко - как средство адаптации организма (опять-таки с помощью ассоциаций) к окружающему миру. Последнее представление, будучи впоследствии переосмыслено У.Джемсом (1896) с позиции функционального подхода, ляжет в основу его понимания предмета психологии как адаптивной функции сознания и станет основой американского функционализма.

Однако первая программа новой психологии, утвердившая функциональный способ построения ее предмета и тем самым совершившая революционные преобразования в этой науке, появилась несколько ранее джемсовской. Ее автором стал немецкий и австрийский философ Ф. Брентано. Центральным для него выступило заимствованное у Аристотеля и в дальнейшем развитое в томизме понятие интенциональности, или направленности, как неотъемлемого свойства и функции познания. Освободив это понятие от теологического смысла и сделав его центральным объяснительным принципом своей концепции, Ф. Брентано показал, что, вопреки утверждениям В. Вундта, структура сознания (его "сенсорная мозаика") не может быть предметом психологии, поскольку сознание, будучи направлено в каждый момент времени на разные предметы, непрестанно меняет свою структуру и содержание. Направленность сознания обусловливается его внутренней активностью, и психология, таким образом, должна строиться как наука об акте сознания, носящем процессуальный характер. Интенция как функция сознания задает его структуру. Таким образом, рассматривая сознание не в его структурной данности, но в функциональной отнесенности к предмету познания (в виде интенции на предмет), Ф. Брентано утверждает новый, функциональный способ построения предмета психологии, выдвигая на первый план такие фундаментальные свойства психики, как ее активность, предметность и целостность.

Если идеи Ф. Брентано заложили на рубеже веков основания европейского функционализма, то идеи другой программы новой психологии сформировали основы американского. Ее автор, В. Джемс, также начинал с резкой критики вундтовского понимания предмета психологии как структуры сознания. Последняя не может выступать предметом психологии в силу своей текучести, непрестанной изменчивости, процессуальности - качеств, воплощенных в известной метафоре "потока сознания" (Джемс, 1896). Содержание сознания изменчиво, неизменна лишь его функция - адаптация организма к окружающей среде. Именно она и должна стать предметом психологии.

Автор третьей программы построения новой психологии российский ученый И.М. Сеченов не пользовался понятием "функция". Однако его программа также определяла предмет психологии функционально: психика рассматривалась не в качестве интроспективно постигаемого опыта, но в роли (функции) средства регуляции взаимоотношений организма и среды - процесса, запечатленного впоследствии в категории поведения (Сеченов, 1995, Ярошевский, 1981).

Итак, все три программы опирались на новый - функциональный способ определения психики, резко расширявший горизонты психологии и придававший множество "степеней свободы" ее дальнейшему развитию. Для укоренения этого способа в научном мышлении психологов потребовалось весьма непродолжительное время, по прошествии которого каждая из открывшихся "степеней свободы" окажется реализованной, "опредмеченной" в новых общепсихологических теориях, выдвинутых известными научными школами психологии ХХ века.

В каждой из них этот принцип воплощался по-разному. Так, одним из факторов возникновения бихевиоризма явилось стремление американских функционалистов (прежде всего Чикагской школы) выявить роль (функцию) психики в порождении адаптивных действий организма (что, однако, привело впоследствии к исключению психики из предмета научного исследования). Предметом гештальтпсихологии стали не структуры сознания (гештальты) сами по себе, но их роль (функция) как средства организации и упорядочения содержания сознания. Психоанализ также изучал бессознательное в его функции - источника движущих сил психической жизни. Примечателен в этой связи переход З. Фрейда от схемы "сознание-предсознание-бессознательное" как субстанциальной в своей основе к модели "оно-я-сверх-я" как функциональной (каждый компонент выполняет определенную функцию в этой единой системе) и тем самым объясняющей динамику психической жизни.

Список этот можно продолжить, однако приведенных примеров вполне достаточно, чтобы обнаружить общий - функциональный принцип понимания предмета психологического познания, ставший одной из причин возникновения и единым основанием развития столь несхожих по содержанию наиболее важных направлениях психологии ХХ века и, насколько можно судить, начала третьего тысячелетия.