О, наше житье маловременное!
Пройдут, пробегут часы малые,
И ляжем мы в гробы сосновые…»
Или, реплики княжича Всеволода из той же картины:
«Ой же ты, дружина верная!
Умирать нам леполь с женами,
за стенами укрываючись,
не видав врага лицом к лицу?
В сердце имемся единое,
выйдем ворогу во сретенье,
За хрестьян, за веру русскую
Положить свои головушки».
Эпические тенденции русской классики XIX в. ярко проявились в данном отношении и в опере XX в. Героическое, богатырское начало, величественность являются квинтэссенцией образа Кутузова – освободителя России («Война и мир» Прокофьева). Взаимосвязь богатырских образов – Ивана Сусанина, князя Игоря, князя Юрия, княжича Всеволода, несущих высокую этико-философскую нравственную идею, очевидна. Показательной является ария Кутузова из десятой картины оперы («Изба в Филях»):
«Величавая, в солнечных лучах
Матерь русских городов,
Ты раскинулась перед нами, Москва».
Колоритная фигура русской эпической оперы – фигура певца-сказителя Баяна, произносителя вещего слова. Прежде всего, с ней связана та эпическая дистанция, которая транспонирует описываемые события в зону отдаленного прошлого и вносит дух старины, архаики, оттенок поэтической «полуправды». Именно от певца-сказителя исходит ценностная нравственная ориентация, настраивающая на восприятие прекрасного, недосягаемого прошлого.
Уникальность этого персонажа связана с его пророчеством. Баян – пророк, прорицатель, предвещающий грядущие события. Его пророчество преподносится в плане некоего известного постулата, извечной данности, воплощающейся в форме скульптурной завершенности, застылости. «Эпическое пророчество всецело осуществляется в пределах абсолютного прошлого <…> оно не касается читателя и его реального времени» [16, 418]. Песни Баяна в эпических операх олицетворяют своеобразный «конспект содержания» целого, где в сжатом виде сфокусирована главенствующая идея сюжетно-фабульной линии.
В «Руслане» данный герой предсказывает похищение Людмилы:
«Оденется с зарею
Роскошною красою
Цветок любви, весны;
И вдруг порывом бури
Под самый свод лазури
Листки разнесены».
В «Садко» он (его функцию выполняет Нежата) пророчествует о будущих подвигах новгородского гусляра:
«Набирал он дружину хоробрую,
а и тут же с ней в поход пошел
ко Индейскому царству славному.
Воевал, покорял царство славное,
А и сам в та поры в нем царем насел».
В «Китеже» Гусляр предсказывает страшное кровавое нашествие татар, гибель людей и разорение земли русской; рассказывает о появлении великой заступницы России – Богородице, сострадающей ужасу грядущих событий:
«Из-за озера Яра глубокого
прибегали туры златорогие,
всех двенадцать туров без единого;
и встречалась им старая турица:
“Где вы, детки, гуляли, что видели?”
“Мы гуляли вкруг стольного Китежа,
а видали мы там диво дивное,
что идет по стене красна девица,
во руках несет книгу чудесную,
а и плачет сама, заливается”».
Обращаясь к сказочной опере, в большинстве случаев обнаруживается отсутствие серьезности повествования, связанного с величественной идеей народности, патриотизма, героики. Напротив, доминирующими оказываются авантюристичность, сатирическое, подчас гротескное начало, гиперболизация, игровая логика. Перед слушателем развертывается увлекательная цепь событий, развитие захватывает своей динамичностью, остроумием, неожиданными вторжениями. Сказочный сюжет изобилует ситуациями соревнования, спора, оригинальных решений «трудной задачи», суматохи, обманов. Сказка фактически не уделяет пристального внимания таким персонажам, как Богатырь и Баян, управляющим в эпическом произведении сюжетным действием. Структура сказки, типология сюжетов, мотивов, образов имеет свои собственные, специфические, прочно устоявшиеся традиции, развитие которых в корне не изменяется, а определяется лишь приспособлением к новым историческим эпохам, новой действительности. Это находит свое проявление скорее в трансформации деталей поэтического текста, но не в создании иных фольклорных сюжетов и образов.
Для сюжетно-фабульной стороны оперы-сказки показательна повторяемость функций действующих лиц, наличие определенного количества ведущих персонажей, концентрирующих вокруг себя все сюжетное действие, а также некоторые другие специфические закономерности, свойственные собственно жанру сказки. К ним относятся, например, прием зачина и концовки, принцип утроения отдельных функций, сюжетно-сценических ситуаций, персонажей, а также некоторых мотивов поэтического текста.
Повторяемость функций в сказке удивительна. Важны следующие выводы В.Проппа (по поводу сказки фольклорного типа): «Персонажи сказки, как бы ни были разнообразны, часто делают то же самое. <…> Для изучения сказки важен вопрос что делают сказочные персонажи, а вопрос кто делает – это вопрос уже привходящего значения» [117, 29]. Вследствие морфологического анализа в структуре сюжета выделяется весьма ограниченное количество функций – всего лишь 311. Назовем их:
1. Один из членов семьи отлучается из дома;
2. К герою обращаются с запретом;
3. Запрет нарушается;
4. Вредитель пытается произвести разведку;
5. Вредителю даются сведения о его жертве;
6. Вредитель пытается обмануть свою жертву, чтобы овладеть ею или ее имуществом;
7. Жертва поддается обману и тем невольно помогает врагу;
8. Вредитель наносит одному из членов семьи вред или ущерб;
9.Беда или недостача сообщается (объявляется – О.К.), к герою обращаются с просьбой или приказанием, отсылают или отпускают его;
10. Искатель соглашается или решается на противодействие;
11. Герой покидает дом;
12. Герой испытывается, выспрашивается, подвергается нападению и пр., чем подготовляется получение им волшебного средства или помощника;
13. Герой реагирует на действия будущего дарителя;
14. В распоряжение героя попадает волшебное средство;
15. Герой переносится, доставляется или приводится к месту нахождения предмета поисков;
16. Герой и вредитель вступают в непосредственную борьбу;
17. Героя метят;
18. Вредитель побеждается;
19. Начальная беда или недостача ликвидируется;
20. Герой возвращается;
21. Герой подвергается преследованию;
22. Герой спасается от преследования;
23. Герой неузнанным прибывает домой или в другую страну;
24. Ложный герой предъявляет необоснованные притязания;
25. Герою предлагается трудная задача;
26. Задача решается;
27. Героя узнают;
28. Ложный герой или вредитель изобличается;
29. Герою дается новый облик;
30. Вредитель наказывается;
31.Герой вступает в брак и воцаряется.
Следует отметить тесную взаимосвязь между функциями - одна из них как бы вытекает из другой. Характерно их попарное расположение: запрет – нарушение, выведывание – выдача, борьба – победа, преследование – спасение и т.д. Встречается также и объединение функций в самостоятельные группы. Так, например, вредительство, отсылка, решение противодействовать и отправка из дома составляют часто завязку сюжетного действия.
Центральная идея сюжетно-фабульного ряда сказочных опер связана с кругом действий семи главных персонажей. Сказка оперирует, как пишет В.Пропп, кругом действий вредителя, дарителя, помощника, царевны, отправителя, героя, ложного героя. Остальные персонажи имеют второстепенное значение.
Зачин и концовка в композиции целого образуют своеобразную арку. «Сказка обычно начинается с некоторой исходной ситуации. Перечисляются члены семьи, или будущий герой просто вводится путем приведения его имени или упоминания его положения» [117, 101]. Это является важным морфологическим элементом. Концовками служат последние функции, символизирующие такие кодовые, завершающие моменты, как награждение, добычу, ликвидацию беды, спасение от погони и т.д.
Для конструкции сказки показателен и принцип утроения. Утраиваться могут отдельные функции или группы функций, также детали, второстепенные по значению. Повторение может быть механическим, равномерным (например, три задачи, три года служить), а может быть подано и с нарастанием (третья задача самая трудная, третий бой самый страшный). Чаще встречается последнее. Повторы – один из методов композиции сказки.