Глава I. Теоретический анализ феномена « представления личности о Враге»

1. Понятие «представление личности о Враге»

Альперович В. Д. в своей статье «К проблеме трансформаций представлений о Враге и Друге в период взрослости» раскрывает понятие «Представления о Враге и Друге» - под представлениями о Враге и Друге она понимает порождаемое в повседневном общении и взаимодействии субъекта с Другими эмоционально-когнитивные образования, социально-психологическое содержание которого определяет образы Врага и Друга и категоризацию партнера по общению, включая приписываемые партнеру по общению в качестве Врага и Друга личностные характеристики, функцию в общении, характеристики отношений с ним, интерпретацию действий, совершаемых партнером в процессах повседневного общения и взаимодействия [1] . Таким образом, вслед за Альперович В. Д. будем понимать образ Врага, как динамичные когнитивно-эмоциональные, социально –психологические характеристики которых, приписываемые Врагу, личностные свойства, их функции, позиции в общении, характеристики отношений, и нтерпретации их поступков.

Исследования образа «Другого», представленные в отечественной психологической литературе более широко, чем проблематика образа Врага, позволили сосредоточиться на формировании структурных характеристик образа Врага в связи с использованием тех или иных методов культивирования враждебного отношения к «чужой» группе.

Ю.Э. Ширков исследует стратегии самокатегоризации в системе представлений о «своих» и «чужих». Автор отмечает, что «стратегии самокатегоризации обладают структурой, которая задается набором параметров социального сравнения, обладающих собственной функциональной спецификой и неодинаковой различительной силой. Структура стратегии самокатегоризации задана параметрами личности как члена социальной группы (статусно-ролевые и ценностно-нормативные характеристики), и личности как относительно самостоятельного субъекта (внешние, личностные, нравственные характеристики)» [23].

Ю.Э. Ширков указывает, что «принципиальная схема методического подхода к раскрытию структуры и содержания представлений о «своих» и «чужих» должна опираться на выделение системы параметров социального сравнения и типических сочетаний выраженности значений этих параметров у представителей ин- и аут-группы» [23].

Автор подчеркивает, что «наиболее важными факторами выбора стратегии самокатегоризации являются социально-демографические характеристики субъекта, особенно ― возраст и уровень образования. В содержании стратегий самокатегоризации значимость параметров социального сравнения определяется чувствительностью к различению «своих» и «чужих». Чувствительность убывает в следующем порядке: ценностные предпочтения, внешние признаки, статусные характеристики, личностные характеристики, нравственные качества» [23].

Н.В. Чудова указывает, что различия в представлениях об идеальном партнере в имплицитной модели межличностного оценивания определяется не семантикой конкретных человеческих особенностей, а принципом, заложенным в основу подбора «хороших» и «плохих» качеств. Понятие «друг» ассоциируется с позитивно окрашенными понятиями («глубокий», «возвышенный», «светлый», «чистый», «близкий», «содержательный», «яркий», «широкий», «основательный», «свежий»), а понятие «враг» ― с негативно окрашенными понятиями («низменный», «темный», «холодный», «далекий», «грязный», «испорченный») [22].

Результаты исследования, проведенного Н.В. Чудовой, показали следующее. Личностный смысл любой человеческой характеристики определяется ее положением в пространстве, задаваемом как минимум тремя объектами ― образами «Я», друга и врага [там же]. В одном случае друг выбирается как «идеальное Я», а враг полностью противоположен другу. Во втором случае, образы друга и самого себя составляют пару по принципу дополнительности характера. Если «Я» слабое и подчиненное, то враг воспринимается как лже-друг и обладает некоторыми чертами, свойственными образу друга; для человека с сильными лидерскими тенденциями врагом оказывается соперник, имеющий некоторые черты образа «Я». В третьем случае возможно отсутствие устойчивых положительных и отрицательных признаков и амбивалентностью отношения к большинству из рассматриваемых автором человеческих качеств.

Друг в качестве субъекта представлений предстает субъектом взаимного доверия, совместной деятельности, надежного партнерства, эмоциональной поддержки, взаимопомощи, межличностных отношений, включающих наличие общих интересов [22].

Результаты диссертационного исследования Д.Н. Тулиновой свидетельствуют о следующем. Чем интенсивнее выражен комплекс отношений враждебности, доминирования, агрессивности, подозрительности, эгоистичности, тем выше уровень маскулинизации Врага и тем ниже оценка характеристик его внешнего облика. Чем ярче выражены добросердечность, альтруистичность, дружелюбие, тем выше уровень феминизации Друга и степень позитивности оценок характеристик его внешнего облика [21].

Автор показывает, что, в соответствии с модальностью и интенсивностью выраженности отношений и взаимоотношений, вошедших в представления о Друге и Враге на различных этапах жизненного пути, они располагаются в следующем порядке:

а) «Враг − неприятный человек» − «Враг − предатель» − «Враг − противник» − «Враг − агрессор».

б) «Друг − добрый, искренний человек» − «Друг − приятный человек» − «Друг − преданный человек» − «Друг − человек, разделяющий интересы, ценности, идеалы» − «Друг − поддерживающий человек» [21].

Автор отмечает, что гендерный фактор усиливает выраженность ненависти в представлениях о мужчине-Враге, недоверия в представлениях о женщине-Враге. Этот фактор повышает значимость взаимопонимания и искренности в представлениях о женщине-Друге, поддержки и доверия в представлениях о Друге-мужчине. В представлениях о Враге центральное место занимают эгоистичность, агрессивность и подозрительность. В представлениях о Друге на первый план выходит дружелюбие, добросердечие, альтруизм, подчинение и зависимость [21].

Д.Н. Тулинова подчеркивает, что Враг и Друг чаще всего изучаются как субъекты межличностных или межгрупповых отношений вражды и дружбы. В этом случае дружеские отношения строятся по правилам взаимного доверия, помощи, конструктивного и безусловного принятия. Враг как представитель другой культуры всегда наделяется отрицательными характеристиками внешнего облика, а Друг ― его положительными характеристиками [21].

В своем диссертационном исследовании Д.Н. Тулинова выделяет следующие социально-психологические и личностные факторы, влияющие на интерпретацию Другого в качестве Врага или Друга:

а) личностное сходство или различие субъекта и объекта интерпрета-ции;

б) пол субъектов интерпретации;

в) физическая привлекательность объекта интерпретации;

г) соблюдение правил взаимодействия, отношений и взаимоотношений;

д) уровень фрустрации социальных потребностей.

Тип межличностных отношений (отношения дружбы или вражды), по мнению Д.Н. Тулиновой, определяет интерпретацию партнера по общению и выступает в качестве базовой характеристики, входящей в представление о Враге и Друге как субъектах общения [21].

Теоретический анализ научно – исследовательских работ различных авторов ( Козырев Г, Зиммель. Г. Кузнецова С.О. и Абрамова А.А. и др.), показал, что в основе формирования образа Врага лежит такое понятие, как «враждебность». Различные авторы трактуют данное понятие по-разному:

Мясищев В. Н.  в работе «Сознание как единство отражения действительности и отношения к ней человека» относит враждебность к эмоциональным отношениям и отмечает, что враждебность формируется в процессе взаимодействия с ее объектом и затем задает пристрастность восприятия новых объектов. [14]

Кузнецова С.О. и Абрамова А.А. в своей работе «Враждебность и психическое здоровье» рассматривают враждебность как совокупность негативных отношений к актуально воспринимаемым объектам (объекту), которая характеризуется степенью выраженности (общим уровнем враждебности), степенью осознанности и генерализации, устойчивостью, степенью субъективной значимости, структурой. Вслед за Е. Ю. Артемьевой и А. В. Охматовской, в данном случае они понимают отношение в самом широком смысле: атрибутирование, оценка, приписывание значения, реконструкция значения, эксплицирование эмоционального отношения и т. п. При этом враждебность как «отношение» формируется в процессе взаимодействия с ее объектом и затем задает пристрастность восприятия новых объектов. Следует отметить, что объекты враждебного отношения могут быть любыми. В узком смысле о враждебности говорят применительно к межличностной сфере; в этом случае ее объектами выступают конкретные люди. В широком смысле в качестве объектов могут выступать и неживые объекты, события окружающей действительности, абстрактные явления (например, жизнь, смерть и т. п.).

Вслед за вышеупомянутыми авторами, рассматривая основные характеристики враждебности более подробно, мы будем выделять такие характеристики враждебности как:

• Общий уровень враждебности. Высокий уровень враждебности описывается Кузнецовой С. О. и Абрамовой А. А. как склонность человека приписывать другим объектам и явлениям негативные качества. Характеризуя человека как враждебного, авторы подразумевают, что враждебность преобладает в его системе уже сложившихся отношений; так же вероятность формирования негативного отношения к новым объектам в целом выше, чем вероятность формирования позитивного, т. е. имеет место определенная предвзятость. Враждебные люди не просто интенсивно реагируют на конфликтные ситуации, а, скорее, провоцируют и создают такие ситуации посредством специфической системы убеждений и соответствующего ей поведения. В этом процессе существенную роль играют такие характеристики, как цинизм, недоверие, подозрительность, негативизм. Люди с высоким уровнем враждебности в большей степени склонны приписывать нейтральным объектам и ситуациям негативные качества. Враждебные люди ниже оценивают вероятность благоприятных событий, и выше – вероятность неблагоприятных. Все это создает для них множество дополнительных источников стресса по сравнению с невраждебными субъектами. Таким образом, можно предположить, что повышенная враждебность индивидов выступает в качестве психологического маркера их индивидуальной уязвимости к стрессогенным ситуациям, что приводит к трудностям компенсации и адаптации к социальным условиям и затем к манифестации заболевания (соматического или психического).

• Степень генерализованности враждебности может быть различной. В своей работе Кузнецова и Абрамова , что враждебное отношение может быть неадекватно обобщенным, вплоть до того, что человек воспринимает любые объекты или воздействия извне как негативные, неприятные, нежелательные и т. п., что характерно для психически больных. В таких случаях генерализации враждебного отношения имеет смысл говорить о враждебной картине мира, которая при определенных обстоятельствах может приобретать характер патологии (например, паранойяльный бред) . Так, у психически больных враждебное отношение распространялось не только на ситуацию обследования и на психолога, а также на тестовые задания, в которых в качестве объектов враждебного отношения выступали лица на фотографиях, неопределенные изображения и абстрактные понятия.

• Враждебность характеризуется степенью осознанности. Согласно концепции В. Н. Мясищева, враждебность должна осознаваться, хотя ее мотивы и причины могут оставаться неосознанными . Следует отметить, что негативное отношение при психической патологии осознается, так как оно представлено в форме обвинения окружающих людей, в утверждениях о возмездии, в убеждениях, что окружающие получат по заслугам, и т. д. Однако интерес представляет тот факт, что такое отношение психически больные считают оправданным и не стремятся скрывать его при общении. Таким образом, психически больные осознают не собственную враждебность, а враждебность окружающего их мира, при этом мотивы и причины ее остаются неосознанными. Данное объяснение согласуется с идеями В. Н. Мясищева, который разводил понятия «враждебное отношение» и «враждебная установка», обозначая последним недоступную рефлексии, неосознаваемую враждебность. [11]

Вслед за J. C. Barefoot, Y. Gidron, Кузнецовой С. О., Абрамовой А. А. мы, в нашей работе, рассмотрим в структуре враждебности такие компоненты, как: когнитивный, аффективный и поведенческий.

• Когнитивный компонент враждебности представлен негативными убеждениями в отношении человеческой природы в целом (цинизм), убеждениями в недоброжелательности других людей по отношению к самому субъекту (враждебные атрибуции, недоверие, подозрительность), снижением самоценности (убеждением индивида в том, что он нехороший и недостойный человек), убеждением индивида в том, что он не может контролировать происходящие с ним события, убеждениями в своем невезении и убеждениями личности в максимальной роли случая в жизни, а также тенденцией к сближению оценок «положительных» и «отрицательных» стимулов.

• Аффективный компонент враждебности составляют взаимосвязанные эмоции, включающие гнев, раздражение, обиду, презрение, негодование, отвращение, а также подозрительность, настороженность и агрессивность и т. д.

• Поведенческий компонент враждебности включает разнообразные формы проявления враждебности в поведении, часто замаскированные, – агрессию, негативизм, нежелание сотрудничать, избегание общения, социально-пассивное поведение. [11]

Кузнецова С. О. Абрамова А. А. о, что враждебность может обладать различной степенью устойчивости. Эта характеристика враждебности также связана с тем, насколько негативное отношение генерализовано. Чем конкретнее враждебное отношение, тем оно менее устойчиво. Напротив, генерализованная враждебность резистентна к изменениям. [11]

Козырев Г.И., в своей работе указывает, что начальной стадией в формировании образа врага является понятие «враждебность», и определяет его как негативную реакцию (отношение) к реальной или мнимой опасности или как реакцию на появление реальной или мнимой «жертвы» (сконструированного образа «жертвы»). При этом враждебность в своем развитии может проходить несколько стадий: от одностороннего недружественного акта, до двусторонней полномасштабной вражды; от минутного негативного восприятия, до многовековой ненависти. Процесс формирования образа врага обусловлен ранее сформированными стереотипами. Историческая память любого сложившегося социума позволяет людям сохранять и передавать из поколения в поколение ранее сформированные образы врагов и механизмы их идентификации. Поэтому, когда перед социальной общностью возникает та или иная опасность, народная память «воскрешает» соответствующий ситуации стереотип «образа врага», и на его основе в общественном сознании формируется новый (обновленный) образ врага. После того, как будут сформированы необходимые стереотипы Козырев отмечает, что дискурс переходит в новую фазу. Разворачивается дискуссия о том, как (какими силами, методами) лучше обезвредить или уничтожить «врага». Основания для создания образа врага выбираются с учетом общественной значимости «проступка» и формируется в зависимости от преследуемых целей и интересов субъектов, конструирующих образ. [10]

Козырев отмечает, что формирующийся образа врага должен отвечать определенным требованиям (потребностям) стороны, формирующей образ врага:

• Отвечать целям и задачам противоборствующей стороны, которая формирует определенный образ врага.

• Выполнять оценочные функции с точки зрения существующих в социуме традиций, стереотипов, системы ценностей и мировоззрения.

• Удовлетворять инструментальным потребностям, например, предоставлять информацию о реальной или мнимой угрозе, о количественных и качественных характеристиках врага, о возможных санкциях, которые могут быть применены в отношении врага, о величине ущерба, причиненного врагом и возможной компенсации.

• «Разоблачать» антигуманную сущность врага и его преступные планы.

• Способствовать внутренней консолидации стороны конфликта для борьбы с идентифицированным врагом.

• Способствовать привлечению на свою сторону новых союзников.[10]

Таким образом, нами было выделено, что «Враг» может исследоваться с двух точек зрения: как субъект отношений и как субъект представлений.

Инструментарии психологических теорий дают нам возможность рассмотреть понятия «Свои- чужие» благодаря целому ряду моделей, среди которых можно выделить модель индивидуальной или коллективной непереносимости, включающую в себя психоаналитические и бихевиористские концепции, интеракционистскими и когнитивистскими школами, фокусирующимися, в частности, на механизмах социальной идентификации и стереотипизации.

В методологии изучения группового сознания, разработанной в рамках теории социальной идентичности (Г. Тэшфел, Дж. Тернер) представляются важными положения данной теории, согласно которым, во-первых, групповая принадлежность является продуктом соответствующих представлений, и во-вторых, в процессе формирования представлений об окружающем мире индивид неизбежно противопоставляет свою общность какой-то другой. Так появляются термины «Мы-группа» и «Они-группа», обозначающие, соответственно, группу, с которой субъект себя идентифицирует, и группу, на основе противопоставления которой формируется представление о собственной группе.

Щукин Д. А. в своей работе, отмечает, что Леви-Стросс К. в своей работе указывал на то, что уже для первобытных культур характерны попытки культурной универсализации с целью преодоления исконной замкнутости групп. Отношения, в которых «своим» считался ближний, принадлежащий родственной общности, с ходом развития развития общественных отношений претерпевают ряд изменений. Стремление понять Чужого приводят к постепенному исчезновению «чужого» как феномена. [26]

Щукин Д.А. утверждает, что понятие «Враг» взаимодействует не только со значимым понятием «Другой», но и с фундаментальными диадами «Мы - Они», «Свой - Чужой». Раскрытие проблемы многозначности понятия «Враг» и механизма поиска субъектом собственной противоположности демонстрирует универсальную модель, которая означает собой противоположности «Я - Ты» и « Мы - Они». [26]

Тулинова Д.Н. отмечает, что ряд авторов [Поршнев Б.Ф.; Якимович А.К.; Савельев А.Н.] в представлениях о Враге включают набор таких отношений, как: агрессивный, деструктивный, враждебный. В работах также констатируется, что представления о Друге и Враге включают характеристики его внешнего облика. Враг имеет негативный внешний облик, вплоть до включения в него «нечеловеческих», звериных черт, лишен морали и нравственности [21].

Белоконева А. С. опираясь на концепции Г. Зиммеля, З. Баумана, К. Шмитта, выводит тезис о значении врага для процесса социокультурного и политического формирования социального тела [4] . Культурные смыслы Чужого реализуются в практиках группы, пытающейся оградить себя от внешней угрозы.

Зиммель Г. в своей работе « Человек как враг» отмечает, что образы Чужого, с кем не объединяют ни общие качества, ни интересы, люди противостоят объективно, пряча личность в скорлупу сдержанности, поэтому отдельное различие не так легко становится доминантой человека. С абсолютно чужими соприкасаются лишь в тех точках, где возможны отдельные переговоры или совпадение интересов. Ими ограничивается и течение конфликта. Чем больше у нас как целостных людей общего с другим человеком, тем легче наша целостность станет сопрягаться с каждым отдельным отношением к нему. Отсюда та непомерная резкость, те срывы, какие люди, обычно вполне собою владеющие, иногда позволяют себе как раз с самыми близкими.  [8]

Гудков Л. в своей работе «Идеологема врага «Враги» как массовый синдром и механизм социокультурной интеграции» говорит о том, что несмотря на сходства и различия «образов Врага» у них есть одна главная функция - нести представления о том, что является угрозой самому существованию группы (обществу, организации, с которой идентифицирует себя субъект и адресат риторических обращений, — автор, читатель или зритель), угрозой базовым ценностям сообщества.  «От врага можно только защититься, укрыться, уйти или победить его. Но в любом случае враг представляет собой апеллятивный фактор, мобилизующий всех членов сообщества к солидарности и сплочению вокруг власти или группового авторитета, который гарантирует им условия безопасности и избавления от угрозы уничтожения. Враги могут подразделяться и по уровню институциональной дифференциации. Враги низшего уровня — это враги «прямого действия», их много и они неразличимы, они эквивалентны массе сообщества. Враги «второго», «третьего» и более высоких уровней — это враги, чьи действия носят опосредованный, институциональный или символический характер. Они представляют собой угрозу либо отдельным социальным институтам, их ресурсам, либо культурным программам или даже символическим структурам группы, сообщества, а потому затрагивают условия ее воспроизводства в будущем.» [5]

В работах зарубежных и отечественных авторов утверждается, что структурные и содержательные характеристики представлений личности о Другом в разных категориях и иных социальных объектах зависят от системы ее идентичностей (в т.ч. социокультурной, этнической, религиозной). В исследованиях указывается, что эти характеристики образа Врага как субъекта враждебных отношений определяются системой социальных идентичностей личности и партнера по общению.

Различные авторы (Стефаненко Т.Г., Почебут Л. Г.) отмечают, что образы Другого человека как члена иной этнической группы, взаимодействие с ним, дружественные или враждебные отношения определяются в т.ч. этническими стереотипами. Так, в работах по этнопсихологии, где негативное отношение к «чужой» группе исследуется в рамках проблематики этноцентризма, образ Врага описывается через понятие этнического стереотипа, с помощью которого происходит противопоставление своей и чужой группы, необходимое для понимания себя как некого этнического целого.

Белоконева А.С. в своей работе отмечает, что в отечественной литературе можно выделить несколько подходов к пониманию образа врага. Сложилась традиция рассмотрения представлений о враге как элементе архаической картины мира в рамках дихотомии «мы-они». Для ряда исследователей (С. Чугров, И. Морозов) характерен функциональный подход, в рамках которого формы использования образа врага рассматриваются как способы осуществления политической власти, а также изучается его роль в формировании социальной идентичности (Л. Гудков ) и намеренный характер его создания (В. Авченко, Г. Грачев, И. Мельник) [4] Так же, она выделает, что в работах B. Лельчука и Е. Пивовара, Д. Наджафова, А. Данилова, А. Пыжикова раскрывается образ Врага, как результат целенаправленной деятельности политической элиты, что подтверждается привлеченными авторами многочисленными архивными материалами. [4]

А. Здравомыслов полагает, что механизм выработки этнической идентичности осуществлялся следующим образом: «в национальном самосознании «мы» соотносится с «они», и лишь через это соотношение национальная самоидентификация приобретает определённый смысл».

Козырев Г. определяет «образ врага», как качественная (оценочная) характеристика (имидж) «врага», сформированная в общественном сознании. Само понятие «враг» он определяет, как явление, представляющее собой реальную или мнимую угрозу самому существованию индивида, группы, социума, носитель антигуманных свойств и качеств. «Враг» может ассоциироваться с конкретной личностью («личный враг фюрера»), с племенем, этносом, нацией, классом, партией, государством («империя зла»), с идеологией (фашизм, национализм, расизм), с общественным строем (капитализм, социализм) и прочее. Он обращает внимание на то, что враг и его образ могут значительно отличаться друг от друга, т.к. восприятие отражает не только объективную реальность, но и оценочные интерпретации, и эмоциональные компоненты перцепции. Кроме того, он подчеркивает, что на формирование образа врага оказывают влияние стереотипы и установки, присущие массовому сознанию. Необходимо учитывать также то, что восприятие врага опосредовано определенными источниками информации, например СМИ, которые могут целенаправленно формировать определенный имидж «врага». [10]

Гасанов И.Б.  говорит о том, что «образ врага» является в большей степени продуктом эволюции негативных национальных стереотипов, которые  существовали на протяжении всей истории человечества. Он связывает это с эволюцией цивилизации, что по своей сути есть непрерывный процесс внутренней борьбы между инстинктами сохранения и воспроизводства жизни и инстинктом агрессии и истребления. Так же «образ врага» не есть результат объективного развития, а вызывается с помощью чисто субъективных факторов. Он упоминает, что не «образы врага» или «негативные национальные стереотипы» рождают конфликты, а ситуация конфликта, напряженности, взвинченности являет собой почву для возникновения, становления и развития «образа врага». [6]

Исходя из затронутых в этом параграфе работ, мы можем сделать следующие выводы:

Вслед за В.Д. Альперович, мы понимаем представления личности о Враге как динамичные, гомохронно изменяющиеся когнитивно-эмоциональные образования на уровне индивидуального сознания, социально-психологические характеристики (особенности) которых ― приписываемые Врагу личностные свойства, их функции, позиции в общении, характеристики отношений, интерпретации их поступков.

В работах ряда авторов ( Альперович В.Д., Тулинова Д.Н., Чудова Н. В. и др. ) представления образов Друга и Врага, изучаются посредством структурного и частотного анализа. В след за данными авторами, изучая образ Врага, мы будем так же пользоваться структурным и частотным анализом

Несмотря на то, что показано влияние системы отношений на образы Другого как Друга, так и Врага, влияние доверия, доброжелательности, принятия других, этнической идентичности на образ Врага являются недостаточно изученным.