Две стороны желания
В первом случае, в качестве энергии творчества желание актуализирует вещи в аспекте "небезразличия". "Небезразличие" это различие как таковое, не являющееся противоположностью тождеству. Оно находится по ту сторону оппозиции и тождества. Вещи, которое оно конституирует, тоже ускользают от этой оппозиции, это вещи сингулярности. Не имея единого основания с другими вещами и не объединяясь с ними не в какую систему. Вещи сингулярности не устойчивы и не прочны, они все время находятся в подвешенном состоянии.
Здесь стоит отметить, что делезовкое "небезразличие" иди различие как таковое в качестве конституирующей энергии очень близко "различению" Деррида. "Различение" Деррида тоже стоит по ту сторону тождества и различия и выступает условием наличия вещей. "Небезразличие" избегает косности и конституировав вещи возвращается к себе, чтобы умножив свои силы приступить к переконституированию мира. Здесь позиция Делеза близка идее вечного возвращения у Ницше. Идея вечного возвращения оказалась созвучной философам, которые настаивают на существовании мировой судьбы и так называемым низшим мирам, противопоставляют полноту того что есть, полноту жизненной силы, которая раз за разом творит и разрушает, то что она создала. Классическая философия по мнению Делеза не знает различия как такового, она знает лишь отношение противоположности и следовательно единства. Значит ли это, задается вопросом Делез, что собственный ей способ мышления отлучает ее от истины. Нет, говорит Делез, только в рамках мышления противоположностями истина и имеет место. Обладатель истины противопоставляет себя объекту, а объект себе, следовательно человек мыслящий оппозициями. Что же касается мышления мыслящего различием как таковым, то оно дает заблуждение. Но дело в том, что в мире смнгулярности именно заблуждение, а не истина является условие м человеческой жизни. Здесь снова обнаруживается близость Делеза Ницше, для которого заблуждение также выступает основанием действительной человеческой жизни.
Во втором случае, в качестве силы косности желание, по Делезу, желание актуализирует вещи в аспекте противоположности тождества и различия. Здесь фиксируютсы вещи не сингулярности. Каждая вещь не сингулярность имеет общие основания с другими не сингулярностями и входит вместе с ними во множество с устойчивой структурой. Основания и структуры здесь властвуют над вещами, а это значит что в данном случае конституируя вещи желание действует внутри власти. Миры сингулярности и не сингулярности, по Делезу, соотносятся не как более фундаментальный и менее фундаментальный, поверхностный. Но они и не равноправны. Первый мир это сфера благородных элементов, а второй это сфера элементов рабских. Каждая из сингулярности достаточно сильна чтобы не подчиняться и не подчинять, а каждая не сигулярность слишком слаба, чтобы существовать независимо автономно.
Итак, по характеру своего действия желание это машина желания. Применительно к обществу у Делез речь идет о социальных машинах. С помощью понятия социальной машины Делез стремится преодолеет ограниченность с одной сторону экономической, а с другой психоаналитической трактовок желания. Функция социальной машины конституировать тело общества.
В истории общества можно выделить три типа социальных машин:
Машины примитивных обществ - эти социальные машины кодируют тело общества, использую слово код Делез обращается сразу к двум значения этого слова во французском языке: это шифр, условная запись, но также это свод правил. Кодирование в данном случае обозначает подчинения общества упорядоченной знаковой системе. Тело общества превращается в жестко структурированное пространство происходит его территориаризация. Территория, по Делезу, не тоже самое что земля, территория это зона радикальной регламентации, здесь существуют правила для всех жестов, всех жизненных обстоятельств, всех частей целого. Земля же наоборот зона раскрепощенности. В примитивных обществах территоризация настолько сильно проникает в социальный организм, что здесь нет необходимости в специальном органе для ее поддержания, то есть государства.
21 марта 2014
Машина варварских обществ - это машина детерриториолизирует тело общества, освобождает поведение индивида о предельной социальной регламентации. Она перекодирует примитивные коды, заменяет их кодами военными и религиозными. На смену старой территориолизации приходит новая. Происходит ретерриториолизация тела общества. Возникает специальный орган для ее поддержания и это государство. В виде полисов или, позднее, империй. Тело общества сливается с госудраством отождествляется с ним. Общество существует благодаря государство, исчезает государство исчезает и общество. Варвары уже знают денежные потоки, но эти потоки еще подчинены монопольной власти государства.
Машина капиталистического общества. В данном обществе социальная машина в конечном счете декодирует тело общества, движение потоков этого тела. Коды общества она заменяет денежной абстракцией. Денежная абстракция не код, так как она растворяет любую упорядоченность, структурированность тела общества. В этом смысле денежные потоки детерриторизируют общество. При капитализме все таки обнаруживается процесс ретерриторизации. Хотя денежные абстракции это и не код в ней все таки есть нечто от кодовости, она подчиняет индивида власти денег. При капитализме воспроизводятся и старые формы кодовости связанные с государством, Отечеством, семьей. Тело общества стремится стать телом без органов, до сих пор оно было телом организма, чьи органы функционировали в рамках определенной структуры. Тело же без органов это процесс разрушения тела организма, но не по принципу противодействия организации, а по принципу ускользания, смешения от нее. Поскольку прямое противодействие организации всегда создает новую организацию.
Для описания тела без органов современной социальной действительности и современной действительности вообще, Делез использут образ "ризомы". Ризо это корневище, то есть запутанная корневая система, в которой не различимы основной стебель и боковые отростки. Ризома олицетворяет вне структурный и нелинейный способ организации мира. Метафору ризомы Делез противопоставляет метафоре дерева, как жестко упорядоченного целого. Эта метафора является метафорой традиционного восприятия действительности.
Проблема желания в философии Ж. Ф. Лиотара
Тематизацией желания, на ряду с Делезом, активно занимался Ж. Ф. Лиотар (1924-1998). По сравнению с Делезом, работ у Лиотара гораздо меньше, а переведенных на русский совсем мало.
"Феноменология" Спб, 2001
"Состояние постмодерна" Спб, 1998
"Постмодерн, в изложении для детей" М, 2005
"Хайдеггер и евреи" Спб, 2001
Лиотар может быть менее многоплановый философ, чем Делез, проблематика желания присутствует во всех его трудах. В работах Лиотар выражен его интерес к 3 основным сферам действительности: к искусству, к языку и к политике. Анализируя пространство искусства , Лиотар отмечает, что это пространство фигур и стоящего за ними фигурального. В современных французских философских словарях, есть специальные статьи посвященные фигуральному и все эти статьи отсылают нас Лиотару.
Фигура это знаковая поверхностная реальность ускользающая от всякого порядка и прежде всего порядка дискурса. Фигуральное стоящее за фигурами, в этом плане есть, по сути дела, область эстетического. Разбираясь с фигуральным иметь в виду, что фигура и фигуральное у Лиотара, соотнесены с французским глаголом figurer, который означает "играть роль", " давать о себе знать", " фигурировать". Фигуральное, по Лиотару, это сила, которая опрокидывает все устоявшиеся формы, любую нормативность, любой организованный язык. Как сила эстетическая она ориентирована не на классическую, апполоновскую эстетику, предполагающую некую совершенную сложившуюся форму, а на эстетику неклассическую, дионисийскую предполагающую хаос, игру звуков линий форм и так далее. Эта сила коренится в бессознательном, она играет роль аналогичную роли первичных процессов у Фрейда. У Фрейда, первичные процессы принадлежать бессознательному, не подчиняются обычной логике и поэтому равнодушны к противоречию и временной последовательности событий. Их надо отличать от процессов вторичных, где как раз царствует логика. Но фигуральное как раз существуют у Лиотара в режиме бессознательного. Фигуральное это некое желание в действие, причем это желание именно творческое. Желание у Лиотара, все же не тождественно бессознательному желанию Фрейда.
Во-первых бессознательные процессы по Фрейду выражаются в обычных содержательных наглядных образах. Они обнаруживаются по модели классического театра. У Лиотара фигуральное не имеет наглядного содержательного выражения, нон манифестируется по модели абстрактного искусства.
Во-вторых у Фрейда бессознательное и его проявление в образах, символах, знаках, это разные вещи, а у Лиотара знаковое выражение бессознательного и само бессознательное это одно и тоже.
Фигуральное по Лиотару, как творческая сила производит эстетические фигуры как сингулярности. Капитализм, обычно, путается их уровнять, свести к общему знаменателю. Организуя обмен произведениями искусства по закону стоимости, но они по самой своей природе ускользают от этого отождествления. Ибо как произведения искусства они не сравнимы, в буквальном смысле слова - бесценны.
В дальнейшем Лиотар показывает, что фигуральное действующее в искусстве действует и в других сферах общества. В обществе царствует, так называемая, либидинальная экономика. Что касается термина экономика, то надо иметь в виду, в современном французском языке он имеет два значения: узкое и широкое. В узком смысле, экономика - это область связанная с производством, распределение м потребление материальных и приравнянных к ним благ. В широком смысле, экономика-это любая социальная и культурная реальность, в смысле ее обустройства, соотношения образующих ее элементов. В этом плане можно говорить и об экономике политики, и об экономике языка, и об экономике текста, и т.д. Используя выражение либидинальная экономика , Лиотар имеет в виду широкий смысл слова экономика. Фигуральное, по Лиотару, в обществе обнаруживается по всюду и заявляет о себе в виде фигур сингулярности, ускользающих от общего и системного. В современном обществе, говорит Лиотар, это ускользание удается лучше, чем раньше. Каждая фигура сингулярности является специфической реальностью. Поскольку эта реальность знаковая, она предполагает рассказ, повествование. Лиотар подчеркиевет, что речь здесь идет не о рассказе о реальности, не о повествовании о реальности, а о рассказе реальности, повествовании реальности. В этом плане каждая фигура сингулярность есть некая специфическая языковая игра. В обществе, по крайней мере современном, сингулярно языковые игры имеют полное право на существование, они легитимны.
Помимо сенгулярных языковых игр существуют еще игры террористические, они подавляют другие языковые игры, заставляют их носителей говорить на своем языке. Сингулярные языковые игры это игры сильные благородные, не нуждающиеся, для самоутверждения, в подавлении другого. Террористические языковые игры обладают прямо противоположными характеристиками, если за сингулярными языковыми играми стоит фигуральное, тотза террористическими желания, но власти, которые Лиотар часто называет требованием. Террористические языковые игры стремятся быть большими наррациями (повествованиями) охватывающими все общество. По мнению Лиотара, большие наррации в форме мифологии и идеологии господствовали в традиционном и индустриальном обществе. В настоящее время вера в них подорвана в связи с тремя событиями:
Феномен Гитлера расшатал веру в идеологию демократии.
Феномен Освенцима подорвал веру в идеологию прогресса.
Феномен Берлина 1953 года подорвал веру в идеологию пролетариата.
28 марта 2014
Террористические игры очень живучи и просто так не исчезают из общества. Поэтому сегодня надо хотя бы теоретически определиться с горизонтом, в рамках которого от террора языковых игр модно уходить. Он задается вопросом - возможна ли языковая игра, с одной стороны общая для большинства членов общества, а с другой такая, что бы все ее участники могли артикулировать в ней свои действительные потребности и интересы и соответственно находить согласие(консенсус), как социальные партнеры. Лиотар отвечает на этот вопрос отрицательно. Здесь оптимизм Лиотара заканчивается, пессимизм начинает превалировать в постмодернизме. Лиотар показывает, что в языке есть фразы относящиеся к одному и тому же объекту, но гетерогенные, не переводимые друг в друга, без изменения смысла. Дескриптивная описывающая фраза "дверь открыта" и прескриптивная (приписывающая) "закройте дверь". Такого рода фразы находятся в состоянии разногласия. Но точно также непереводимы друг в друга устойчивый дискурс, особого рода языковые игры. Это значит, что носитель одного дискурса, одной языковой игры не могут выразить свои потребности, интересы в дискурсе, языковой игре, которыми пользуются другие социальные группы. В ситуации разногласия языковых игр попытка введения общего для большинства членов общества дискурса чревата введением языковой игры, которая во-первых оказывается еще одной на ряду с уже существующими, а во-вторых стремится стать террористической. В современном правовом государстве такой дискурс уже существует - это юридический дискурс, но это всего лишь дискурс юристов, в котором другие социальные индивиды выразить свои интересы не в состоянии.
В этом плане общество устроено социально несправедливо. В современном обществе, по мнению Лиотара, просматриваются только два способа ухода от террора языковых игр: 1)сознательная поддержка сингулярных дискурсах, 2) расшатывание слепого доверия дискурсам не сингулярным. Но в целом избавится от террористических игр избавится нельзя, если вы живете в обществе всегда будьте готовы, что кто-то может вас обидеть.