- •I. Опыт определения
- •Опыт определения
- •1. Сразу — одно жесткое утверждение.
- •4. Теперь возможно дать апофатическое (в этой статье — очень существенное) определение философии.
- •Самое основное, но...
- •II. Опыт критики
- •1. Диалектика (в любой ее форме, поскольку Поппер ведет речь не только о диалектике Гегеля, но о диалектике “вообще”) предполагает, по меньшей мере, такие философские исходные установки:
- •2. Карл Поппер понимает “триаду” (для него это тождественно диалектике) так:
- •6. Вернемся — в свете собственно философской логики — к гегелевской триаде, точнее — к невозможности истолковать ее в духе Поппера.
- •8. Только теперь, — если учесть реальный диалектико-логический контекст, возможно понять рациональные основания попперовской критики диалектики Гегеля.
- •9. Предполагаю, что запрет на логическое противоречие действен и безусловен во всех случаях, не перечисленных в предыдущем разделе.
8. Только теперь, — если учесть реальный диалектико-логический контекст, возможно понять рациональные основания попперовской критики диалектики Гегеля.
Но все эти основания связаны с тем, что Гегель во многом “подставляется” под критику Поппера. Или, иными словами, — в гегелевской диалектике (в целом — в философии Нового времени) есть много позиций, дающих Попперу — и вообще позитивистам — повод упрекать Гегеля за “непоследовательный” позитивизм.
Однако в нововременной логике это в действительности отнюдь не “непоследовательность”, но насущный пафос наукоучения, “познающего разума”, пафос, конгениальный мышлению XVII — XIX веков.
Разъясню этот тезис.
Во-первых, логика Гегеля, выявляя один из полюсов нововременной мысли и оставляя в стороне — второй полюс — картезианско-кантовский, настаивает — в конечном счете — на абсолютном тождестве мысли и бытия, но тем самым лишает смысла одно из оснований собственно диалектического противоречия, а именно— логическую внеположность понятия и бытия, идеи и ее предмета. Если же это основание “диалектического противоречия” будет устранено, то формальный запрет на “противоречие” должен быть признан, должен диктовать свою волю и вне формальной логики и в сфере логики содержательной. И — в схематизме триады.
Во-вторых, коль скоро в логике Нового времени “медиатором” между бытием и понятием (понять бытие — означает понять его “по сути...”) выступает сущность, постольку сведение всех форм разумения — к разуму познающему и, далее, сведение разума познающего к научно-теоретической мысли и, наконец, сведение философии к задачам обосновать всеобщность науки, к наукоучению, оказывается необходимым и всеобщим.
Но если это так, то, в-третьих, вырастает некая цепочка редукции категориальных связей к линейной связи: причина — действие.
Сущность всегда остается в нововременной науке “книгой за семью замками”; мы знаем сущность вещей только по их действию на другие предметы, только в проекции связей сущностных, рефлексивных — сущности — содержания — возможности и т.д. — в линейную связь причина -> действие. В логическом плане связь “причина — действие” в свою очередь проецируется в формальную связь “причина — следствие”, и в итоге целостная содержательная логика может только “работать” — в недрах научной теории — в статусе логики формальной, в линейном временном векторе (ведь в отличие от причины — действия рефлексия сущности — явления или содержания — формы не может быть выстроена линейно, всегда должна быть понята как связь одновременная, точнее — всевременная...). Но если так, то всесилие формальной дедукции должно быть распространено и на тонкие нити дедукции содержательной, или, иначе говоря — Поппер имеет логическое право критиковать диалектику Гегеля. В чем-то Гегель и Поппер говорят на одном языке.
Тут же начинает справлять свой праздник и попперовская “дискретность”, поскольку “причина” и “действие” пространственно и во времени рассредоточены и могут быть определены только в дискретной форме, только отдельными блоками. Но коль скоро так, то вступает в силу всеобщность попперовского метода “проб и ошибок”...
Так что же, — Поппер все-таки прав?
Но здесь следует учесть три момента, позволяющих мне по-прежнему утверждать некорректность попперовской критики в адрес диалектики (гегелевской — в первую голову:
Первый момент.
Гегелевская логика и вообще философская логика Нового времени отождествляет мысль и бытие, или — в ином плане — целостную категориальную систему и причинно-следственную дедукцию — только в конечном счете.
И это — крайне существенно.
Единственный смысл — философской логики — в самом процессе такого сведения, в его тончайших логических “эпохэ” (три формулы логического движения в “Логике” Гегеля) — и... в невозможности его конечного осуществления в “дополнительность” картезианско-кантовского полюса. Если же эта логика взята сразу по “конечному результату”, то она перестает быть логикой и оказывается... позитивистской идеологией. Наука, потеряв свое философское обоснование, кончает самоубийством.
Второй момент.
В плане Праксиса и гегелевская диалектика и кантовское учение об антиномиях научной мысли есть — философски осмысленная стратегия мысленного эксперимента — в его внутреннем (диалектическом) тождестве с экспериментом реальным, так сказать, “бытийственным”. Противоречие, заложенное в этой стратегии, и есть основание работы практического разума, — в его “применении к разуму теоретическому”. Вне таких противоречий, вне противоречивой логики эксперимента бессмыслен любой опыт и прежде всего — пресловутый “метод проб и ошибок”. Каждая “проба” теории не сможет быть — в таком случае, отличима от феноменологических показаний “органов чувств”. Третий момент.
Наука (теоретико-аксиоматическое ее построение) сохраняет статус науки, только если она способна к обратному движению логической мысли, — т.е. если она способна включить в связь “причина — действие” (и в связь “причина — следствие”) все остальные узлы категориальных связей. Если такого обратного логического движения — от логики вывода — к логике определения — не происходит, тогда предметная наука — физика, биология или — даже математика — теряет свой вне-логический предмет и сводится к бессодержательной формальной логике. Но и сама формальная логика тогда теряет свой логический (выводной, доказательный) смысл и, в свою очередь, сводится к произвольному набору “правил”, в том числе — к набору правил метода “проб и ошибок”.
Поскольку Поппер все эти моменты опускает, его критика диалектики Гегеля повисает в пустоте, идет мимо адреса. Тем более — в XX веке, когда изменяется весь категориальный строй мысли, и поэтому уже никак нельзя проходить мимо его философских начал, мимо его содержательных определений.
Однако надо признать, что Поппер формулирует, правда в какой-то скорее бытовой форме — действительно наиболее серьезный упрек в адрес Гегеля, точнее — не упрек, но историко-логическое противопоставление. Поппер утверждает, что Гегель (и вообще классическая диалектика) сводит борьбу, или битву людей, умов— к битве идей. Здесь Поппер целит в самую суть дела.
Но об этом я специально скажу в заключение моих заметок. Пока уточним еще раз наше отношение к формально-логическому запрету логического противоречия. Давно пора поставить все точки над “i”. Статья Поппера дает к такому уточнению хороший повод.