Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Вопросы_на_экзамен__

.pdf
Скачиваний:
21
Добавлен:
23.03.2015
Размер:
632.8 Кб
Скачать

1. Гипотезы о происхождении японского языка.

Первая гипотеза называется северной. Она говорит о том, что японский язык принадлежит к алтайской языковой группе урало-алтайской семьи, как, например, монгольский, тюркский и тунгусский. Рано обособился.

Вторая гипотеза – южная. Предполагает, что японский язык имеет австро-малазийкий или малазийско-полинезийский стержень. С южных морей (Гавайи) их занесло на японские острова. Смешанная теория говорит о, соответственно, смешанной природе японского языка с австронезийским лексическим и фонологическим субстратом и алтайским грамматическим суперстратом.

2.Периодизация истории японского языка.

I.Доисторическая эпоха

II.древний период

III.Средние века

a.Эпоха Камакура

b.Эпоха Намбокутё

IV. 3. Новое время

V.феодальное время

b.Эпоха Эдо.

VI. После реставрации Мэйдзи.

Во время древнейшей эпохи Дзёмон(8 тыс. до н.э. – 3 ст. н.э.) существует протояпонский язык, и не было влияния урало-алтайских языков.

В эпоху Яёи (до 7 века н.э.) начинается формирование государства.7-8 века. Появляются первые письменные памятники. В частности стихи

принца Сётоку.

Эпоха 710-784 гг. Заканчивается формирование ДЯЯ.

Спериода 794-1086 столицей становится Токио. Поздний период формирования ДЯЯ (КЯЯ)

Эпоха 1186-1324 Начало становления среднего японского (средневекового)

В период Нанбокутё (1336-1392) было сильное противостояние южной и северной власти, битвы между ними.

Эпоха 1392-1573 Власть, принадлежащая 15 сегуну, была свержена Ода Нобунага в 1573. В это время заканчивается период формирования средневекового ЯЯ.

Сконца 16 века начинается формирование современного японского.

В эпоху /начало 17 в. и до 18/ преобладал язык «ками ката го» - наречие Токио и Киото.

После эпохи Эдо началось формирование современного языка.

А в эпоху закончилось формирование современного ЯЯ.

3. Общая характеристика ДЯЯ.

ДЯЯ полисиллабичен: помимо полусотни односложных слов все остальные простые слова дву - и трехсложны. Производные и сложные слова могут состоять из нескольких морфем. Состав слога— CV (согласный+гласный) или (в начале слова) V. В слове не допускались стечения ни согласных, ни, как правило, гласных. Аффрикат еще не было.

Уточняющий член предложения предшествует уточняемому. Сказуемое — в конце (как в корейском и других алтайских языках).

Грамматических родов, суффиксов принадлежности, эргативной конструкции, артиклей, изафета нет.

Агглютинативные суффиксы множественности применяются у личных местоимений и крайне редко у имен, обозначающих (почти исключительно) одушевленные предметы. Это общая черта с корейским и китайским языками.

Склонение агглютинативное, но гласный суффикса не изменяется под влиянием гласного корня — сингармонизма нет. Однако многие корнеслова огласованы одинаково, что, очевидно, свидетельствует о наличии гармонии гласных в протояпонском языке (далее ПЯЯ). Подлежащее главного предложения большей частью и прямое дополнение в половине случаев оставались неоформленными.

Спряжение глаголов флективно-агглютинативное. Они спрягаются по наклонениям, временам, залогам и видам в основном синтетически (при помощи внешних флексий и суффиксов). По лицам и числам они не изменяются. Существуют и вежливые формы глаголов. Глаголы и прилагательные имеют особые флексии, указывающие на их синтаксическую позицию (определительную, заключительную, срединную) и суффиксы, выражающие характер связи сказуемого придаточного предложения с главным (одновременность, уступительность и т. п.).

4. Общая характеристика КЯЯ.

Японским классическим языком (далее КЯЯ) называется язык IX—XII вв. («эпохи Хэйан», по традиционной периодизации) — поры расцвета старой японской литературы и культуры вообще. Кодифицированный, он лег в основу старописьменного языка (бунго), на котором сохранилась богатая литература. В качестве литературного языка он использовался вплоть до XX в. Грамматический строй КЯЯ отличается исключительной сложностью и богатством синтетических форм глаголов и прилагательных. Связи между компонентами сложного предложения выражались многочисленными деепричастиями, но союзных элементов было еще немного. Широко применялись гонорифические и скромные вспомогательные глаголы в художественной прозе, особенно часто в произведениях, отражающих придворную жизнь (даже в речи от автора). Но личные местоимения были еще не столь многочисленны, как в языке XVI—XVIII вв., и употреблялись они реже.

Впоэзии же, представленной в основном малыми формами (так, танка состоит из 31 слога, и делятся паузами на пять синтагм), заимствования из китайского и длинные гонорифические формы почти не встречались. Какие-либо произведения на местных диалектах до нас не дошли. Это говорит о большом влиянии и престиже столичного диалекта (г. Киото), который лег в основу классического языка. Отсутствие внешних и внутренних войн в течение 400 лет способствовало сохранению однотипной языковой ситуации на протяжении всей эпохи. Наряду с прозой и поэзией, развивавшими традиции древнеяпонской литературы, существовали и переводные художественные произведения, насыщенные китаизмами и (в меньшей мере) заимствованиям из санскрита.

Влитературе употреблялся до 20го века. Развивается поэзия и проза (особенно женская). Много переводов, где используются китаизмы.

5.Общая характеристика НЯЯ.

Примерно с 16 ст. начинается эпоха новояпонского языка. В это время столицей Японии был Киото, в силу чего новояпонский первого периода, как и старояпонский, складывается на этой диалектной основе. Конечно, в живой язык могли проникать и проникали элементы наречий других провинций, в частности родины завоевателей (наречие Микава, родины Ода Нобунага). Как отмечается, некоторые фонетические явления распространяются из центра, в то время как

периферия удерживает старое произношение. То же происходило с некоторыми грамматическими нововведениями.

Итак, грамматические и звуковые изменения ЯЯ, наблюдающиеся в конце 16 ст.

1)Переход дифтонгов au>o, ou>o, eu>o.

2)Переход дифтонгов на носовой н в дифтонги на –u, которые преобразуются в долгую o:.

3)Появление суффикса творительного падежа из

4)Смена старых связок и связкой

Исчезновение видовременных суффиксов . Отпадение слога ru|ri у суффикса перфекта –tari и превращение –ta в формант предшествующего времени. Отпадение слога ru|ri у связки nari и превращение –na в формант именных прилагательных: kireina – красивый.

5)Исчезновение глагольного суффикса долженствования –beki. Появление аналитического долженствовательного наклонения типа motaide kanawanu или motanakereba naranu «должен иметь»

6)В 16 веке в глаголах второго спряжения происходит унификация основы: прекращается чередование e\u и i\u.

7)Начинается процесс унификации конечной формы глагола, который иногда в памятниках того же времени и нарушался.

8)Исходно-сравнительный падеж на –jori становится просто сравнительным, а исходный падеж оформляется на -kara.

9)Появляется субстантиватор no

10)Упрощается форма полупредикативных прилагательный kireinari > kireina

11)Конечно, все эти и еще много других изменений не происходили одновременно.

6.Фонология ДЯЯ.

Согласные противопоставляются по месту и способу образования. Несонорные согласные различаются и по звонкости/глухости. Перед i согласные, должно быть, палатализовались, но это давало лишь позиционный вариант. В отличие от корейского и китайского противопоставления по придыхательности/непридыхательности нет. Лабиализованные согласные появились позже. Судя по силлабическому письму, согласных фонем было 13.

k—g

s—z

t—d р—b

n

m

 

J

r

w

Сонанты n, m, j, r, w фонетически — звонкие, а фонологически — нейтральные, так как в ЯЯ они не имеют глухих соответствий. Так, в анлауте звонкие не встречались, но сонанты (кроме г) нередко начинают собой слово. Лишь в немногих недавних заимствованиях из китайского (далее — канго) и санскрита это правило нарушалось: bipa (J, 620) 'четырех (пяти) струнный музыкальный инструмент’; baramoni 'брахманы’ (<санскр. brahmana)\ gaki 'голодный черт’(<кит.<санскр.); daniwoti 'жертвующий на храм’ (<санскр. danapati) и немногие другие. Слова, которые позднее стали произноситься с начальным звонким, или вообще не зафиксированы в памятниках VIII в., или еще начинались с глухого: puti 'пегий' (о лошади)>НЯ buti\ tOdO — звукоподражание (о стуке, топоте)>НЯ dondon;. Даже ономатопоэтических слов, начинающихся на звонкий, было очень мало. На b-, d-, g- начинались лишь постпозитивные частицы и суффиксы (-bakari 'только’, 'около’, -dami 'примерно’, -goto 'подобно’, -gOtOni 'каждый’), суффикс притяжательного падежа -ga, восклицательная частица -zo (чаще -so). Эго объясняется правилом ЯЯ: начальный глухой второго компонента сложного слова озвончается, если во втором компоненте нет другого звонкого (наличие сонанта не препятствует озвончению глухого): jamatOgotO 'японское кото’ (шестиструнный музыкальный инструмент), jamadOri 'крупный фазан’ (букв, 'горная птица’). Такое

озвончение имеет место только в том случае, если первый компонент по смыслу определяет второй. В копулятивных композитах, например titipapa 'отец и мать’, озвончения нет. Нет его и в сложных глаголах: kakitor- 'нарисовать’ и т. п. Озвончение начального глухого сигнализирует о появлении единого сложного слова. Значит, это не чисто фонетическое явление, не просто «обретение голоса» под влиянием соседних гласных при попадании глухого в интервокальное положение. Однако иногда озвончение отсутствует без видимых причин: jakara 'семья’ (ja 'дом’), хотя в других сложных словах с тем же вторым компонентом озвончение есть: paragara 'братья и сестры’ (para 'живот’), ugara 'семья’ (umi 'рождая’).

В ПЯЯ -r- и -l- должны были быть разными фонемами. Об этом можно судить по соответствиям в других языках.

7. Фонология КЯЯ.

Гласные в КЯЯ претерпели значительные изменения по сравнению с древнеяпонским языком. Число гласных фонем сократилось: в IX—X вв. их стало 5.

Как и в ДЯЯ, при столкновении двух гласных на стыке слов (в случае отсутствия паузы между ними) - один из них мог выпадать. Это объясняется правилом, существовавшим и в ДЯЯ, по которому в составе фонетического слова не должно было быть сочетаний гласных.

Сложившийся в эпоху Хэйан японский алфавит goju:onzu («Таблица 50 звуков», т. е. слогов) отражает только, пять гласных. Долгие гласные как фонемы в ту эпоху еще не появились, но долгие звуки зафиксированы письменно: они обозначались добавлением к слоговой букве соответствующей гласной. Разумеется, в памятниках немало ошибочных начертаний и чтений китайских знаков, называвшихся fakusheuyomi 'крестьянские чтения’. Немногие из них привились, например FIKI —счетный суффикс для животных.

Прогрессивная ассимиляция гласных. Колебания в написании отдельных неодносложных слов вызываются влиянием одного или двух предшествующих гласных на гласный следующего слога

(дистантная ассимиляция): TODOMORU «TODOMARU) 'останавливаться’, OSORORAKUFA (<OSORU) 'бояться’; SUKUFORU (<SUKUFARU) 'быть спасаемым’— частичная ассимиляция.

Регрессивная ассимиляция гласных встречается несколько чаще: OGOKU (<UGOKU) 'двигаться’, MINUKUSHI «MI+NIKUSHI) 'противный на вид’, UTUWARU «ITUWARU) 'лгать’. Все вышеприведенные примеры были, видимо, отдельными нарушениями нормы и в языке не привились, но есть и сохранившиеся варианты.

В VIII в. стечения гласных в сложном слове, как правило, не допускались.

Звонкие согласные. Бросается в глаза отсутствие особых букв для слогов с начальным звонким. Отсутствие особых знаков для слогов со звонкими не отражает ослабления фонологического статуса звонких (противопоставление их глухим в системе фонем даже усилилось благодаря появлению звонких и в начальной позиции в слове), оно опирается на орфографическую традицию, идущую еще от письма манъёганой. Тенденция здесь заключалась в максимальном сокращении числа знаков, обозначающих один и тот же слог. В дальнейшем (в конце эпохи Хэйан) был введен и специальный знак в виде двух штришков для обозначения озвончения, который ставится и теперь справа сверху от буквы.

Конечнослоговые сонанты. Одновременно с появлением конечнослогового сонанта -N в японских словах в заимствованной лексике появляются и другие, причем не только в середине слова, но и в независимой позиции — в ауслауте. Первоначально они различалась, точнее, «считалось, что их надо различать.

Появление мягких согласных фонем. Поскольку в некитайском слое лексики палатализовались только согласные перед i (и, возможно, е), мягкие перед другими гласными стали обозначаться буквами KI, SHI, TI...+соответствующая гласная. Однако в художественной литературе и словарях первоначально просто заменяли слог с палатализованным согласным на слог с соответствующим

непалатализованным. В общем, начертания с YA, YU, YO после букв, обозначающих слоги на -i, для записи слогов с палатализованным согласным становятся самыми распространенными с XI в.

С середины эпохи Хэйан впервые появляются две буквы для передачи двух звуков — лабиализованного заднеязычного+ гласный: .KU + WA для kwa, KU + WE для kwe, KU+WI для kwi. В 987 г. находим только YE, т. е. знак, обозначавший нейотированное е, выходит из употребления. Выпадение -w- в интервокальной позиции.

8. Письменность ДЯЯ.

До проникновения в Японию китайских иероглифов (во второй четверти первого тысячелетия н. э.) своего письма в стране не было. Правда, впоследствии находили слоговые письмена, относящиеся якобы к «эре богов», т. е. к мифологическому периоду. Но современный анализ по восьми гласным показывает, что это сравнительно поздняя подделка, ориентирующаяся на слоговой алфавит — «Таблицу 50-ти звуков» (т. е. слогов), сложившийся в IX в., когда из восьми гласных осталось только пять. Но если бы эти письмена действительно относились к более древнему периоду, чем IX в., они неминуемо должны были бы отражать восьмигласную систему, т. е. насчитывать минимум 88 силлаб, а не 48.

Тексты первых крупных памятников ДЯЯ написаны китайскими иероглифическими знаками, часть которых обозначает корневые морфемы или слова, остальные — слоги.

Система письма, при помощи которой каждый слог ДЯЯ записывался любым из целого ряда омонимичных знаков, называлась мана ('настоящие имена’), впоследствии — манъёгана ('временные названия, *примененные в+ «Манъё:сю:»’, в отличие от «постоянных», иероглифических).

Правила письма манъёганой можно сформулировать так:

a)при стечении гласных в одном слове происходит выпадение одного из них; два соседних слога превращаются в один: Maturagata 'волость Сосновой бухты’ (вместо Matuura-agata);

b)каждый слог слова (в том числе и последний) записывается отдельным знаком, независимо от того, с какого звука начинается следующее слово того же стиха. Видимо, это делалось для того, чтобы облегчить читателю членение стиха на слова, а не для более

точного отражения звучания, т. е. именно по морфологическому, а не по фонетическому принципу.

Многие знаки манъёганы обозначают слоги, которые в той или иной мере соответствуют звучанию китайских морфем, записываемых этими знаками, причем конечный согласный китайского слога отбрасывался: man читалось ma, namna, а китайскому дифтонгу соответствовал монофтонг: jao применяется для записи японского слога je, тао — для записи то, tai — для записи ta и т. п.

В IX—X вв. когда количество лексических заимствований из китайского возросло, такого рода знаки стали передавать звучание канго точнее. Но употребление таких знаков стало при этом принципиально иным: в манъёгане при записи японских слов они играют роль слоговых букв, а, используясь для записи заимствованных слов, обозначают их морфемы как единство звучания и значения.

Когда точно начинается история письменности в Японии - сказать трудно. Введенная китайскими и корейскими иммигрантами иероглифика продолжала оставаться китайским письмом, пока ее знаки не стали употребляться в текстах как слоговые буквы. Следует отметить, что помимо указаний на произношение японских слов из таких текстов мы получаем неопровержимые данные о порядке морфем в словах и предложениях в ДЯЯ. Между тем в обычном тексте на камбуне знаки располагаются в порядке, характерном для китайского предложения.

Среди знаков манъёганы есть и такие, которые обозначают односложные корни ДЯЯ. Когда эти знаки употреблялись в своем собственном значении, они оставались идеограммами, не

превращаясь в буквы фонетического назначения. Если же ими писались слоги ко в словах совсем другой семантики, они становились функционально равными слоговым буквам. Ясумаро, записавший «Кодзики» со слов сказителя, для облегчения чтения делал примечания, указывая, какие знаки надо читать как слоги. Нельзя сказать, что текст без знаков-букв был вовсе лишен указаний на грамматические форманты. Они обозначались иероглифами.

При сличении иероглифического текста памятников с их переводом на ДЯЯ, восстановленном современными филологами, бросается в глаза, что ряду слов перевода в оригинале ничего не соответствует. Так, в переводе чрезвычайно много разных показателей вежливости как в отношении лиц, к которым обращаются, так и в отношении лиц, о которых идет речь.

Таким образом, выходит, что слоговое письмо применялось там, где было важно донести до читателя не только смысл, но и звучание, где замена данного слова синонимом была бы нежелательной.

Взаписях собственных имен один знак независимо от своего значения передавал только один слог японского слова. Однако позже, в эпоху Нара, одним иероглифом стали писать японские слова (в том числе и многосложные), синонимичные тем китайским словам, которые записывались данным иероглифом. Китайское чтение иероглифа тут уже не принималось во внимание. Сложность такой системы письма усугублялась тем, что знак, например kane 'металл’, мог быть употреблен для обозначения любой морфемы, звучащей kane, независимо от ее значения. Сначала для обозначения какого-либо слога употреблялось ограниченное количество знаков, затем — по мере усвоения все большего числа иероглифов — их число росло. Так, для передачи слога ka в посмертных документах императрицы Суйко (VII в.) употреблялось три знака, в «Нихонги» — около двадцати, в «Манъё:сю:» — свыше десяти, но к концу VIII в. широко употреблялись только три знака, наиболее легких для написания. Такой отбор и создал условия для появления в IX в. двух азбук — катакана и хирагана, которые возникли не непосредственно из иероглифов, а именно из знаков манъёганы *катакана — путем упрощения уставного написания, хирагана — из скорописного начертания иероглифов+.

Но и после того как эти азбуки сложились (к ним можно причислить и хэнтайгану с ее более вычурными знаками, применяющуюся в больших надписях, на вывесках, в каллиграфии), манъёгана, хотя и ограниченно, продолжала применяться в течение нескольких веков. Да и в современной письменности манъёганой по традиции пишутся многие фамилии, имена, топонимы и даже некоторые имена нарицательные.

Вэпоху Хэйан были случаи применения манъёганы для указания на различия по ударению. Таким образом, система письма в древней Японии была смешанной по своему характеру. Значительная часть написанного в то время (если не большая часть дошедшего до нас) представляет собой перевод на старописьменный китайский язык (вэньянь). Если учесть, что грамотные люди читали в то время и китайских классиков и буддийскую литературу на китайском языке, придется признать, что большая часть того, что писалось тогда в Японии, и львиная доля того, что читалось, было написано на вэньяне. Однако при чтении вслух все это, кроме ритуальных буддийских текстов, сразу переводилось на ДЯЯ.

Еще ученый XVIII в. Исидзука Тацумаро обратил внимание на то, что не все омонимичные, казалось бы, знаки манъёганы применялись в текстах VIII в. для написания слогов, которые впоследствии стали звучать одинаково. Оказалось, что для 21-го слога есть две серии знаков. В каждом слове с одним из этих слогов применялся любой из имевшихся знаков, но только одной серии. Работа Исидзука оставалась неопубликованной. На нее обратили внимание лишь после появления работ Хасимото Синкити, который вскрыл и причину указанного явления — разное произношение 21 пары слогов, зависящее от разных гласных ДЯЯ. После этого восьмигласие ДЯЯ было широко признано и использовано для этимологии и исторической грамматики.

9. Письменность КЯЯ.

Китайские знаки. Употребление китайских знаков в эпоху Хэйан, как и в предыдущую, было двояким: в одних случаях иероглиф обозначал то японское *корне+ слово, которое было синонимично китайскому, записывающемуся тем же знаком, в других — он использовался как слоговой знак независимо от значения соответствующей ему китайской морфемы.

Такие знаки (по функции буквы) могли отражать:

звучание китайской морфемы (нередко упрощенное, сведенное к формуле японского слога — CV)

звучание японской морфемы, которая может быть обозначена этим знаком, когда он используется как единица поморфемного письма, каким, в сущности, является китайское письмо, по А. Н. Соколову.

Все это делало японское письмо и его прочтение гораздо более сложным, чем китайское. Иероглифы, как таковые, назывались в эпоху Хэйан mana или manna 'настоящие имена (т. е. письмена)’. Знаки в роли слоговых букв получили название манъёгана (букв, 'временные названия, *примененные в+ «Манъёсю»’), так как довольно часто применялись в этой антологии. Однако это не значит, что они не использовались в других памятниках, в том числе и в эпоху Хэйан. Просто в разных памятниках употреблялось разное число омографов. Скорописные начертания манъёганы получили название kusa-no kana букв, 'травяные буквы’. Округлые скорописные начертания слоговых букв, с XVII в. называющиеся firagana>hiragana, в эпоху Хэйан назывались kanna (<kari-na 'временные письмена’). Такое название дано потому, что, если иероглиф всегда соотносится с определенной морфемой, слоговая буква может обозначать ее только в одном данном случае. Сокращенные уставные начертания знаков, превратившиеся в слоговые буквы, назывались katakanna (новояп. katakana), где kata значит 'неполный’.

Наиболее широкое применение иероглифов, как таковых, находим в камбуне, т. е. в текстах, написанных по-китайски или в самом Китае, или уже в Японии. Они очень рано стали снабжаться специальными значками kun ten, которые обозначали прежде всего, в каком порядке надо переводить китайские слова на японский язык. Кроме того, нередко к иероглифу дописывались мелкими знаками манъёганы японские падежные суффиксы и другие форманты. Необходимость уместить сложные знаки между строчками или даже иероглифами также способствовала упрощению знаков в роли слоговых букв. Указание чтения иероглифа буквами сбоку называлось baukun или furigana, буквы, обозначающие последний слог (слоги) спрягаемого слова и пишущиеся после (ниже) иероглифа,— okurigana.

Скорописные начертания манъёганы начинают использоваться и там, где эти знаки писались отдельно от иероглифов. Но случаев сокращения черт (как в катакане) при этом почти не было.

В первый и средний периоды Хэйан употребительность манъёганы была довольно значительной. Она применялась в следующих случаях.

1.Для записи японских стихов в тексте, написанном камбуном. При этом в основном один знак обозначал один слог. Размер знаков манъёганы в таком случае не отличался от размера иероглифов основного текста. Даже в следующую эпоху, Камакура, есть еще случаи применения манъёганы для записи стихов. Это традиция, идущая от «Манъёсю».

2.Однако были случаи,- когда для записи стихов корень слова писался иероглифом, а форманты — манъёганой. Применение иероглифов, обозначающих двусложные японские имена, для записи омонимичных глагольных формантов в то время уже скорее исключение, чем правило.

3.В словарях для толкования значения китайских морфем, обозначаемых иероглифами, при помощи японских слов. В ряде книг манъёгана сохраняет при этом свою первоначальную форму.

4.В императорских указах разного содержания для обозначения грамматических формантов. При этом знаки манъёганы писались мельче, чем иероглифы основного текста. Такой способ получил название shemm'augaki (от shemm'au 'указ’). Сфера применения этого способа была широкой. Он использовался и в комментариях к ряду буддийских текстов. В значительной мере это продолжение традиции, существовавшей еще в VIII в. для записи молитвословий Норито.

5.Для обозначения формантов при переводе камбунного текста. В таких случаях иероглифы основного текста писались крупнее, знаки манъёганы, как имеющие вспомогательный характер, помещались между строками или ниже (как правило, несколько правее) основных иероглифов. В первый период в такой роли используется исключительно манъёгана. Затем она начинает использоваться вперемешку со скорописными знаками, а также с shaukwakukana, предшественниками катаканы, где число черт уже сокращено. По Касуга Сэйдзи, тенденция заключалась в интенсивном использовании более простых знаков для обозначения одного слога. Но в памятниках, связанных с камбунными текстами, немало знаков с большим числом черт. В словарях для указания произношения китайских морфем предпочитаются те знаки, которые используются в соответствующих китайских словарях, в том числе и довольно сложные. Но для обозначения служебных морфем

действительно выбирались более простые знаки.

Варианты начертаний иероглифов. Что касается иероглифов как таковых, то в их начертаниях различались kaisho ('устав’), g'ausho ('полускоропись’) и sausho ('скоропись’). Пределы их употребления не всегда были четко очерчены, но при копировании сутр и произведений китайских классиков предпочтительно выбирались уставные и полускорописные начертания. Среди поучений святых также было немного написанных скорописью. Скорописные иероглифы применялись чаще в письмах мужчин, в сборниках стихов, в дневниках знати. Вероятно, их использовали и для быстрой записи чего-либо. Часть памятников имела, видимо, ценность и с точки зрения каллиграфии. В скорописи применялись различные стили. В некоторых из них знаки пишутся отдельно — между ними делается небольшой пробел, в других — кисть не отрывается от бумаги при переходе от одного иероглифа к другому.

Орнаментальный стиль (tenshotai), применявшийся в Китае с IX по III в. до н. э., служил по традиции для печатей. Знаки в этом стиле употреблялись только в уставном начертании. Знакомство с буквенной системой письма в санскрите не могло не оказать влияния и на формирование японской слоговой азбуки: осознание того, что письменность не обязательно должна быть иероглифической, легче могло быть достигнуто при наличии иноземного образца, которым успешно записывались тексты, имеющие престиж.

«Измененный китайский стиль» (hentai-kambun). Своеобразным видом памятников языка эпохи, еще недостаточно изученным, является целый ряд рукописей, авторы которых хотя и не стремились сознательно отойти от нормы ортодоксального китайского стиля, но под влиянием родного языка вводили в него те или иные изменения. Отличия от «чистого камбуна» заключались в порядке слов, в применении вежливых слов и формантов, в указании на служебные слова и морфемы при помощи каны и других средств.

«Смешанное письмо» (иероглифы в сочетании с катаканой — kanji-katakana-majiribun) было самым перспективным из многих систем письма того времени, прообразом возобладавшей впоследствии системы. Служебные морфемы писались катаканой, лексемы — иероглифами. В первый и средний периоды Хэйан такой способ письма использовался в примечаниях к буддийским текстам, в черновиках проповедей, в последний период мы находим его во многих произведениях повествовательного жанра. Это письмо имело разновидности. Одна из них восходит к снабженному пометами камбунному тексту, сохраняет его порядок слов, знаки,

указывающие на последовательность перевода на японский. Катакана пишется значительно мельче иероглифов, между строками, вне колонки или (в составе примечания в тексте) двумя строчками вместо одной основного текста.

Другая разновидность продолжает традицию указов, придерживается японского порядка слов, вводит японские служебные морфемы. В первой половине эпохи таких памятников нет, но во второй так записывают буддийские гимны в переводе на японский язык, сборники рассказов и т. п. От эпохи Хэйан идет традиция неразличения китайско-японского и японско-японского иероглифических словарей. В один и тот же словарь включаются как китайские слова, совсем не употреблявшиеся в Японии, так и японские, не известные китайцам.

Вокототэн. Одним из распространенных видов письма был камбун, при котором иероглифы снабжались не буквами каны (как в новояпонской письменности), а специальными значками (точками, прямыми короткими линиями, горизонтальными: вертикальными, а также уголками), которые ставились в разных сторонах иероглифа. Имели значение как форма самого знака, так и место, где он помещался. Система таких знаков была полностью унифицирована (как и начертания каны).

Вокототэн представляет собой одну из разновидностей кунтэн — знаков, указывающих на японскую интерпретацию иероглифического текста. Обнаружены рукописи, в которых красными точками помечалось окончание фразы внутри сложного предложения, и те же точки по углам иероглифа указывали его тон (по-китайски). Еще в конце VIII в. при помощи цифр и особых значков стали указывать порядок прочтения иероглифов, если он расходился с китайским. Обозначая служебные морфемы не так, как полнозначные слова, писатели того времени тем самым проявили понимание различий между ними, с которым можно встретиться еще в памятниках эпохи Нара, где служебные морфемы писались более мелкими знаками манъёганы, чем иероглифы, фиксировавшие полнозначные слова. Особенно нуждались в специальных знаках те морфемы, которые не имели прямых соответствий в китайском тексте.

В разных памятниках не только применение, но и значение и количество самих значков вокототэн не были одинаковыми. Поэтому не представляется возможным дать одну сводную таблицу не только вокототэн, но и знаков каны эпохи Хэйан.

10. Письменные памятники ДЯЯ.

Кодзики повествует об истории Японии (Jamato), начиная от первобытного хаоса и «эры богов» до начала VII в. Мифы, предания, легенды отражают завоевание союзом племен, проживавших на южном острове Тукуси (нынешнее Кю:сю:), центрально-западного района (это событие теперь относят к концу III в), прибытие по Японскому морю новых переселенцев с материка, борьбу с аборигенами и т. д. Большая часть текста является переводом на китайский, но немало слов записано знаками, примененными в роли слоговых букв. Это многочисленные имена богов и вождей, топонимия, слова магического содержания, песни. По ним мы можем судить о звучании многих слов ДЯЯ и его грамматике.

Среди письменных памятников этого периода прежде всего стоит выделить Манъёсю. Манъёсю (яп. Манъё:сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.

«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на

старояпонском языке письмом манъёгана, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.

«Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

В этих текстах соблюдается японский порядок слов. Как отмечает К. Е. Черевко, под влиянием родного языка японских авторов, писавших по-китайски, в тексте «Кодзики» имеют место отклонения от правил китайской грамматики. Очевидно, отступления от китайской нормы встречаются и в других памятниках на китайском языке, созданных в Японии. Другие памятники написаны в основном стилем камбун, т. е. по правилам китайского старописьменного языка. Таковы: Fu:doki (букв. ‘Обычаев земель записи’) — описание провинций, Nifons'oki (‘Японские хроники’, далее — «Нихонги») и др.

Ряд устойчивых словосочетаний содержится в таких памятниках, как Norito ‘Молитвословия’ и Mikotonori ‘Указы’, которые составлялись для возглашения перед народом. В текстах их есть немало знаков, примененных как слоговые буквы.

Следует, однако, отметить, что тексты большинства памятников VIII в. дошли до нас в более поздних списках. Так, древнейшие из сохранившихся рукописей «Кодзики» относятся к XIII в. Но проверка показала высокую аутентичность их текста. Все эти памятники (как и прочие менее значительные) в результате огромной работы японских филологов хорошо изучены и изданы.

11. Письменные памятники КЯЯ.

Даже в языке ранних художественных произведений — предисловии к «Кокинсю», в «Тоса-никки» и «Такэтори-моногатари» усматривают влияние камбуна. Лишь поэзия, испытавшая влияние народных песен, в основном свободна от иноязычного налета.

Вместе с тем следует отметить, что роли китаизмов в тексте на камбуне и в японском художественном произведении, в записках и проповедях существенно разнятся. Если в вабуне китаизм выступал как ингредиент японской лексической системы, то в камбуне он рассматривался как иностранное слово, подлежащее комментированию и переводу на японский. Комментаторы, как правило, отождествляли китайскую морфему со словом, т. е. переводили или поясняли каждый иероглиф по отдельности. Нередко разные чтения приписывались справа и слева от иероглифа, т. е. комментировался сам знак, а не обозначаемая им в данном сочетании морфема. Количественное соотношение имен и глаголов в произведениях разных стилей. Ооно Сусуму произвел подсчеты употребительности разных частей речи в различных жанрах древнеяпонской и классической литературы. Оказалось, что если расположить памятники в порядке убывания имен, начиная с тех, где процент последних выше, а спрягаемых слов (глаголов и прилагательных) — ниже, то на первом месте окажется «Манъёсю», на втором — произведения в жанре эссе, на третьем — дневниковая литература, на четвертом — крупнейший роман эпохи «Гэндзимоногатари». В частности, в «Записках у изголовья» (эссе) имен — 55%, в «Тоса-никки» —

53, в «Такэтори-моноготари» (IX в.) —47, в «Гэндзи» — 44%. Это именно жанровое различие. Ведь «Записки у изголовья» Сэй Сёнагон и «Сказание о Гэндзи» Мурасаки-но Сикибу создавались примерно в одно и то же время на рубеже X—XI вв. В «Такэтори», где сильна фольклорная струя, имен меньше, чем в изысканных эссе и дневниках. Обилие глаголов говорит о близости языка «Гэндзи» к разговорному. В языке комментариев к камбунным текстам мало сложных слов, аффиксов.

Одним из важнейших источников для изучения лексики эпохи Хэйан являются словари, составленные в то время. Таковы «Зерцало вновь подобранных иероглифов», составленный в конце IX — начале X в., и «Dushoreufonruijumeigisheu», написанный предположительно в начале XII в. Это иероглифические словари (иероглифы в них расположены по ключам). В основном комментируется каждый знак, но редупликации отмечаются особо. Впрочем, приводятся и