лит,сем № 1 Генрих

ВЗАИМОСВЯЗЬ УГОЛОВНО-ПРАВОВЫХ ОТНОШЕНИЙ

С ПРЕДМЕТОМ ИНЫХ ОТРАСЛЕЙ ПРАВА

Н.В. ГЕНРИХ

Генрих Наталья Викторовна, кандидат юридических наук, доцент, заведующая кафедрой уголовного права Северо-Кавказского филиала Российской академии правосудия.

С учетом места уголовного права в российской правовой системе анализируются характер и содержание взаимосвязей уголовно-правовых отношений с предметом конституционного, административного, уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного права.

Ключевые слова: правоотношения, уголовно-правовые отношения, юридический факт, предмет регулирования, отрасль права, правовой статус.

With provision for place of the criminal right in russian legal system are analysed nature and contents of the intercoupling criminal-legal relations with subject constitutional, administrative, criminal-remedial and criminal-executive right.

Key words: legal relations, criminal-legal relations, legal fact, subject of the regulation, branch of the right, legal status.

Тезис о том, что юридические явления, включая правовые нормы, институты и отрасли права, не изолированы друг от друга и находятся во взаимосвязи, прочно вошел в ткань правовых рассуждений и основательно аргументирован в литературе [1]. Он является важным следствием и отправной точкой применения положений системного подхода к познанию права как объекта социальной действительности. Как указывает Г.В. Мальцев, применение системного подхода в юридических исследованиях явилось "крупным прорывом в понимании природы права"; заставило признать, что "право, правовое регулирование - это не механизм, не конгломерат отдельных структур, не агрегат рационально соединенных элементов, приводимый в движение конструктором или инженером (законодателем или правоприменителем), но открытая динамическая система, обладающая качествами единства и целостности, активно взаимодействующая со средой, социальной и природной" [2].

Проблемы системности права постоянно находятся в центре внимания и теоретиков права, и отраслевых специалистов. Не обходят их стороной и представители уголовно-правовой науки, которые только за последние годы провели не один симпозиум на этот счет [3]; подготовили ряд значимых трудов, посвященных как общей теории системных связей уголовного права [4], так и более частным проблемам взаимоотношения уголовного права с иными отраслями криминального цикла и отраслями, регулирующими позитивные, базисные общественные отношения (преимущественно с точки зрения применения бланкетных признаков состава преступления).

Однако стоит заметить, что имеющиеся наработки, во-первых, в большей степени посвящены проблеме взаимосвязи именно норм уголовного права с нормами иной отраслевой принадлежности, нежели собственно взаимосвязи правовых отношений; во-вторых, фокус исследовательских интересов специалистов предметно задан (хотя и закономерно, но все же ограниченно) актуальными проблемами связи уголовного права с уголовным процессом и исполнением наказания либо связи уголовного права с гражданским законодательством; в-третьих, (в силу отмеченных двух причин) механизм и формы взаимосвязи собственно уголовно-правовых отношений с предметом иных отраслей права неоправданно остались вне поля специального анализа. Эти обстоятельства актуализируют необходимость обсуждения в качестве самостоятельной проблемы место предмета уголовного права в системе иных правовых отношений, что вне сомнений будет способствовать развитию и уточнению представлений о предмете уголовно-правового регулирования. Кроме того, такое исследование важно и с точки зрения общего учения о системных свойствах права, поскольку, как верно отмечает Н.И. Пикуров, "соприкосновение и взаимопроникновение предметов уголовного и других отраслей права требует реализации принципа внутренней логической согласованности права, которое не опровергало бы само себя в силу внутренних противоречий" [5].

Заметим, что под уголовно-правовым отношением в данном случае понимается реальное общественное отношение, в котором реализуется заложенная в правовых нормах модель взаимных прав и обязанностей его участников. Наличие строго определенной правовой формы у этих отношений не позволяет поддержать имеющуюся оценку их как негативных, отрицательных, нежелательных для общества. Сторонник такой позиции В.Я. Таций, в частности, отмечал: "Преступление порождает общественные отношения особого рода - вредные и опасные для охраняемых уголовным законом общественно полезных социалистических отношений. Особенность этих отношений не только в том, что они - общественные отношения особого рода (антисоциальные), но и в том, что они урегулированы уголовным законодательством и потому с момента своего возникновения становятся уголовно-правовыми" [6]. Н.Н. Рыбушкин также видит существенную специфику уголовно-правовых норм в том, что они направлены не на регулирование, а на вытеснение вредных отношений между преступником и государством [7].

В представленных суждениях, как представляется, имеет место смешение оценок юридического факта, порождающего отношения, требующие уголовно-правовой регламентации, и самих уголовно-правовых отношений. Действительно, нет сомнений в том, что преступление воплощает в себе негативное отношение виновного к охраняемым уголовным законом отношениям и ценностям, в этом и состоит сущность вины. Однако это отношение не является собственно общественным отношением, оно имеет психологическую природу (хотя, как отмечалось ранее, в науке и встречаются утверждения о необходимости признания преступления общественным отношением). Н.Г. Новоселов справедливо указывает, что подменить один вид отношения другим - значит не только назвать общественно полезные (позитивные) отношения отношениями противоположенного свойства, но и создать неразрешимую проблему в понимании структуры уголовно-правовых отношений. "Когда лицом игнорируются требования социальных норм и совершается опасный для окружающих поступок, то возникает, если так можно выразиться, ответное отношение (реакция) людей к самому виновному, и именно оно - ответное отношение - требует своей нормативной определенности как в основаниях возникновения, так и в содержании, целях и т.д." [8].

Порождаемая совершением преступления реакция может приобретать форму самых различных общественных отношений. Н.И. Коржанский в связи с этим отмечал, что при совершении преступления, когда охраняемое общественное отношение повреждается или аннулируется, на его месте возникают отрицательные или конфликтные отношения, чуждые по своей природе нашему общественному строю: религиозные отношения, отношения между правонарушителями, а также между правонарушителями и субъектами ранее существовавших общественных отношений; задача уголовного права как раз в том и состоит, чтобы вытеснять и ликвидировать эти вредные общественные отношения [9]. Не вдаваясь в полемику относительно того, насколько вредны для общества религиозные отношения или отношения между преступником и жертвой (здесь надо учитывать время создания цитированного произведения), заметим: гораздо важнее понять, что эти отношения не являются уголовно-правовыми и государство действительно не заинтересовано в том, чтобы они вообще возникали или возникали вне его участия и контроля. Единственный допускаемый государством вид отношений, который может следовать в случае совершения преступления и в рамках которых реализуется реакция на это преступление, - это уголовно-правовые отношения.

Для государства (равно как для общества, потерпевшего и самого преступника) эти отношения представляют собой безусловное благо, гарантируя справедливое разрешение конфликта и защиту при этом прав человека. "Тезис о "дефектности" уголовных правоотношений, - указывал Ю.И. Ляпунов, - по меньшей мере неточен, коль скоро они включаются государством в специально созданный им инструментарий социального управления в сфере борьбы с преступностью. Напротив, государство стремится организовать и упорядочить реализацию охранительных уголовных правоотношений с максимальной степенью нормативной регламентации" [10]. Суждение Ю.И. Ляпунова о том, что государство не заинтересовано в возникновении охранительных уголовно-правовых отношений, хотя и не может обойтись без них в условиях криминализации российского общества, может быть объяснено лишь гражданской позицией исследователя, искренне заинтересованного в том, чтобы в стране не совершались преступления и, следовательно, не возникали уголовно-правовые отношения.

Значимость и полезность уголовно-правовых отношений в качестве нормативной модели и реальной практики разрешения уголовно-правовых конфликтов, многократно доказанная всем ходом истории цивилизации, подтверждается и тем, что сами эти отношения рассматриваются государством в качестве важной составной части правового строя, которая требует среди прочего и уголовно-правовой защиты. Свидетельством тому предусмотренные в уголовном законодательстве составы преступлений, связанных с посягательством на суверенные права государства, интересы правосудия, права и интересы потерпевших, лиц, обвиняемых и признанных виновными в совершении преступления.

Таким образом, цивилизационная и правовая ценность уголовно-правовых отношений дает основание рассматривать их в одном ряду с позитивными базисными отношениями качестве их равнозначной части. В этом смысле уголовно-правовые отношения образуют тот массив социально-правовой реальности, который является не просто показателем развитости права, степени его дифференциации, но и в целом отражает уровень развития правовой культуры общества, качество взаимоотношений государства и личности.

Уголовно-правовые отношения, составляя часть правового фундамента общества, включаются в сложное переплетение иных отношений, пронизывающих социум и связывающих его в единый монолит, определяющих социально-правовой статус членов общества, а также пределы и возможности государственного администрирования. Очевидно, что поскольку эти отношения имеют правовую форму, то связь их с иными правоотношениями немыслима вне контекста взаимоотношений самих правовых отраслей, наличия у них координирующих и субординирующих связей. В этой связи представляется оправданным провести анализ связи уголовно-правовых отношений с предметом иных отраслей права, исходя из установленного наукой места уголовного права в иерархически организованной системе российского права.

Специальные исследования показывают, что "своеобразие каждой из отраслей российского права, специфичность их функций детерминирует и особенности возникающих между ними и уголовным правом связей. В то же время все они могут быть разбиты на два вида, первый из которых характеризует вертикальные иерархические отношения, второй - горизонтальные отношения отраслей, не подчиненных друг другу" [11]. Соглашаясь с этим утверждением по существу, заметим, что оно может и должно быть развернуто, поскольку только двумя обобщенными видами связей место уголовного права в системе права описать достаточно сложно; связи эти носят более разнообразный характер. Так, в рамках национальной правовой системы иерархические связи, отражающие зависимость и обусловленность уголовного права, складываются у него с конституционным правом Российской Федерации; с регулятивными отраслями права эта связь носит преимущественно "горизонтальный" координирующий характер; с административно-деликтным правом уголовное право сочетается в горизонтальной плоскости скорее по принципу дополнительности; с уголовно-процессуальным и уголовно-исполнительным правом уголовное право имеет генетическую связь. Рассмотрим эти связи подробнее.

Предмет конституционного права, как известно, составляют две основные группы общественных отношений: а) отношения между человеком и государством по поводу охраны прав и свобод личности; б) властеотношения, возникающие по поводу устройства государства и государственной власти. Эти отношения складываются во всех сферах жизнедеятельности общества, в связи с чем конституционное право берет на себя обязанность регулирования лишь определенного слоя, среза этих отношений, которые можно назвать базовыми, основополагающими. "Они образуют как бы фундамент всего здания сложной системы социальных связей, подлежащих правовому воздействию, определяют структуру всего социального механизма" [12].

Конституция по объективным причинам не в состоянии охватить всю систему опосредуемых правом отношений путем установления конкретных прав и обязанностей участвующих в них субъектов. Поэтому она, по словам В.О. Лучина, "интегрирует общественные отношения и одновременно "укрупняет" права и обязанности, трансформируя их в обобщенные оценки поведения применительно к отдельным видам субъектов" [13]. В этих общих конституционных правоотношениях опосредуются наиболее важные, существенные отношения, которые отражают закономерности, основные тенденции развития общества и государства. Они строго не индивидуализированы и не имеют заранее определенных субъектов, но выражают общее правовое положение (конституционный статус, состояние) этих субъектов. Они имеют фундаментальный, первичный характер, служат базой для отраслевых правоотношений, предшествуют их возникновению, а в ряде случаев - предопределяют возможность их существования.

Уголовно-правовые отношения, включающие в свой субъектный состав человека и государства, складывающиеся по поводу причинения вреда важным общественным отношениям, имеющим своим основанием в том числе и нормы Конституции России, связанные с оправданной необходимостью ограничения конституционных и иных прав правонарушителя посредством реализации эксклюзивной государственной функции легитимации насилия, самым непосредственным образом связаны с конституционно-правовыми отношениями.

При этом, на наш взгляд, следует дифференцированно подходить к оценке взаимосвязи уголовно-правовых отношений с каждым из обозначенных видов конституционно-правовых отношений.

Наименьшая теснота связи усматривается между уголовно-правовыми отношениями и отношениями, возникающими по поводу устройства государства и государственной власти. Здесь принципиально различаются субъекты отношений, предмет и содержание их взаимосвязи. Вместе с тем этот вид конституционных правоотношений имеет прямое касательство к уголовно-правовым отношениям, поскольку в их рамках закладываются базовые параметры суверенных прав государства и организация власти в нем, формулируются принципы разделения властей и компетенция государственных образований в составе федерации, устанавливается ряд принципов, на основе которых функционируют субъекты экономической, политической, социальной жизни. Указанные отношения следует рассматривать в качестве необходимых условий для возникновения собственно уголовно-правовых отношений; именно здесь определяется, если допустимо будет так выразиться, их инфраструктура.

Совершенно иной характер имеет связь уголовно-правовых отношений со второй разновидностью конституционных правоотношений, возникающих между государством и личностью по поводу ее прав и свобод и определяющих основы правового статуса личности. Конституция, как известно, устанавливает принципы правового статуса личности, которые проявляются во всех сферах реализации его правосубъектности, независимо от того, какой отраслью права регулируется то или иное общественное отношение; здесь же находят свое отражение права и свободы личности, которые ей принадлежат вне зависимости от того, вообще реализует он свою правосубъектность в конкретных отношениях или нет. Статусные отношения задают своего рода рамку, в пределах которой реализуются все иные правовые отношения, в том числе и уголовно-правовые.

С этих позиций уголовные правоотношения следует рассматривать в качестве особой вариации конституционных. Они детализируют взаимные права и обязанности личности и государства в специфической сфере - их взаимной ответственности в случае совершения преступления. При этом содержание конституционных отношений выступает в рамках отношений уголовно-правовых одновременно и как объект, по поводу которого возникает связь между личностью и государством, и как детализируемое отраслевым законодательством их содержание. Этот тезис определен пониманием самого объекта уголовно-правового регулирования как "общественных отношений, которые находят свое выражение в поведении государства (в лице специально уполномоченных государственных органов и должностных лиц) по ограничению прав и свобод преступника" [14]. Таким образом, можно констатировать, что связь уголовных и конституционных правоотношений реализуется в двух основных направлениях: во-первых, в рамках конституционных отношений создается необходимая инфраструктура реализации уголовно-правовых отношений; во-вторых, уголовные правоотношения, оставаясь в рамках, заданных Конституцией, детализируют и уточняют права и обязанности личности и государства в весьма специфичной ситуации урегулирования уголовно-правового конфликта.

Принципиально иную связь уголовно-правовые отношения обнаруживают с предметом регулятивных отраслей права (гражданского, семейного, трудового, налогового и т.д.). В данном случае отчетливо видны отличия между, с одной стороны, связью норм уголовного и иного законодательства, влиянием уголовно-правовых норм на поведение людей в рамках иных отраслевых отношений, а с другой стороны - связью собственно предметов регулирования уголовного и иного права. Характеризуя первый из этих видов связи, Н.И. Пикуров справедливо указывает: "Соединяясь в динамичные системы с нормами практически всех отраслей права, оно (уголовное право. - Н.Г.) не только имплантирует их предписания в свою ткань для определения границ между преступным и непреступным, но и само передает им часть своей юридической энергии, присутствуя в качестве потенциальной силы, например при заключении гражданско-правовой сделки, охраняя стороны от возможных мошеннических действий; в процессе применения административно-правовых мер по пресечению нарушений общественного порядка, защищая жизнь, здоровье, честь и достоинство сотрудников правоохранительных органов, и т.п. Напоминание о возможности подключения жестких мер государственного принуждения в случае выхода конфликта за пределы регулирования определенной отрасли - одна из функций уголовно-правового запрета, опирающегося при описании признаков состава преступления на регулятивные нормы этих отраслей права. Но собственно механизм уголовной репрессии включается лишь при совершении конкретных общественно опасных деяний, признаки которых описаны непосредственно в уголовном законе" [15]. В приведенном фрагменте подчеркнуто принципиально важное обстоятельство, на которое ранее уже обращалось внимание. Нормы уголовного закона оказывают воздействие, влияние на поведение людей в рамках позитивных базисных отношений, урегулированных иными отраслями права, но не оказывают на них собственно праворегулирующего воздействия. Уголовно-правовое регулирование возникает лишь в момент, когда позитивные отношения уничтожены или повреждены преступлением. Момент совершения преступления разграничивает виды правового воздействия норм уголовного права и служит отправной точкой в возникновении уголовно-правовых отношений.

Рассматривая связь уголовных правоотношений с другими отраслевыми регулятивными отношениями, важно обратить внимание на позицию ряда отечественных специалистов, согласно которой преступление, будучи разновидностью правонарушений, представляет собой посягательство не просто на общественные отношения, а на правоотношения, то есть отношения, урегулированные той или иной нормой позитивного или естественного права [16]. Этот тезис традиционно подвергался критике в советской литературе, которая признавая его отражением нормативизма, всемерно поддерживала идею Н.Д. Дурманова о том, что норма уголовного права самостоятельна, содержится в УК, а не в законах, относимых к другим отраслям права, и содержит комплекс велений, обращенных как к государству, так и к гражданам [17]. Отсюда в итоге и вытекало представление об уголовном праве как об отрасли, которая, устанавливая те или иные запреты, не только охраняет значимые для общества отношения, но и регулирует их, возлагая на граждан обязанности по воздержанию от совершения преступлений. Уязвимость этого следствия, и по логике - породившего его тезиса, вполне оправданного и объяснимого на определенном историческом этапе господством аналогии в уголовном праве, невольно признавалась и противниками нормативизма, которые вынуждены были констатировать: "Следует считать правомерными деяния, не противоречащие повелительным и дозволительным нормам других отраслей права, хотя бы они и предусматривались уголовным законом" [18]. Таким образом, преступлением признавалось (и в еще большей степени признается сейчас) лишь то деяние, которое противоречит регулятивным нормам позитивного или естественного права и посягает на отношения, составляющие предмет иноотраслевого регулирования.

Применительно к предмету настоящего исследования сказанное позволяет сформулировать, как минимум, два принципиальных положения:

во-первых, отношения, составляющие предмет иноотраслевого регулирования, выступают в уголовном праве не в качестве предмета регулирования, а в качестве предмета охраны;

во-вторых, связь между уголовным правоотношением и отношением, составляющим предмет иной регулятивной отрасли, возникает в момент совершения преступления; требующее уголовно-правового регулирования отношение возникает лишь в случае существенного повреждения или уничтожения иного правового отношения.

Отсюда вытекает несколько значимых в научном и практическом отношении следствий. Прежде всего, отмеченное понимание связи уголовного права с иными регулятивными отраслями предполагает, что лицом, совершившим преступление как субъектом уголовно-правовых отношений, может выступать только и исключительно лицо, которое в качестве субъекта включено в отношение, составляющее предмет уголовно-правовой охраны и урегулированное иными отраслями права. Если человек не включен в систему позитивных правовых отношений, то на него не возложены соответствующие отраслевые права и обязанности; соответственно нарушить их и нести за это ответственность он не в состоянии. Это правило позиционировалось в науке как частный случай квалификации преступлений, связанных с нарушением специальных правил (например, правил безопасности). Однако ему, на наш взгляд, необходимо придать всеобщий характер. Законодательство и судебная практика делают определенные шаги в этом направлении. Важные рекомендации, связанные с рассматриваемой проблемой, содержатся в ряде постановлений Пленума Верховного Суда России [19]. Вместе с тем сформулированное правило еще не стало универсальным.

Одним из существенных его нарушений нам видится сложившееся понимание субъекта преступлений против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления. Действующая редакция п. 1 примечаний к ст. 285 УК РФ позволяет отнести к числу должностных лиц - субъектов данной группы посягательств - некоторых сотрудников государственных и муниципальных учреждений, то есть граждан, которые не находятся на государственной или муниципальной службе и не реализуют функции государственной власти. Но не будучи включенными в качестве субъектов в правоотношения, составляющие объект преступления, они не могут быть и субъектами их нарушения. Следовательно, такая законодательная позиция может быть признана не только спорной, но и ошибочной.

Другим примером может служить сложившаяся практика признания субъектом преступления, предусмотренного ст. 264 УК РФ "Нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств" не только водителя, сдавшего экзамены на право управления транспортным средством и получившего соответствующее удостоверение, но и любого другого лица, управлявшего транспортным средством, в том числе лица, не имевшего либо лишенного права управления соответствующим видом транспортного средства [20]. Здесь также субъектом преступления признается лицо, не включенное в систему правовых отношений, возникающих по поводу эксплуатации транспортных средств.

Это не означает, что служащие государственных или муниципальных учреждений либо водители, не имеющие прав на управление транспортным средством, не должны нести ответственность за причиненный их поведением вред по нормам уголовного закона. Не будучи включенными в систему правовой регуляции служебного или административного права, они тем не менее являются субъектом иных правоотношений, в том числе и имеющих в своей основе нормы естественного права. В силу этого и ответственность указанных лиц в уголовном праве должна наступать на основании предписаний, имеющих в своей основе не административно-правовой, а иной правовой запрет. Фактически, и в первом, и во втором случае мы имеем дело с ситуацией, когда именно нормы уголовного права возлагают на граждан определенные обязанности в сфере правового регулирования иных отраслей права, что представляется недопустимым и противоречащим логике разделения "сфер влияния и ответственности" различных правовых отраслей.

Вторым следствием, вытекающим из признанного характера связи уголовно-правовых отношений с отношениями, составляющими предмет иных регулятивных отраслей, является необходимость особого подхода к конструированию самих уголовно-правовых отношений. Если, совершая преступление, лицо дезорганизует какое-либо правоотношение, то возникающее вследствие этого уголовно-правовое отношение должно быть направлено в первую очередь на то, чтобы восстановить нарушенный преступлением баланс прав и обязанностей участников нарушенного регулятивного отношения. Именно в этом должно состоять социально предназначение всей системы права и уголовного права как его части.

В случае совершения преступления нарушается не только подкрепленный государственным принуждением авторитет права, но и правовой статус одного из участников отношения, послужившего объектом посягательства. Общество, как и любая другая система, стремясь к равновесию, предусматривает в рамках создаваемой им системы правоотношений защитный механизм восстановления статусного равновесия. Достичь этого можно несколькими путями: восстановить нарушенные интересы одного субъекта правоотношения, не ущемляя обязанностей и прав другого; ограничить правовой статус субъекта, нарушившего права другого субъекта, не предоставляя последнему какой-либо компенсации либо совместить два обозначенных подхода. Современное российское уголовное право по преимуществу нацелено лишь на ограничение статуса правонарушителя. При этом интересы второй стороны нарушенного правоотношения остаются за рамками уголовного права. Их удовлетворение, если и происходит, то, как правило, в рамках параллельно реализуемых цивилистических отношениях, инициируемых подачей гражданского иска в уголовном процессе.