семинар 1 (17 января) / Литература / Ле Гофф. Цивилизация средневекового Запада
.pdfГлава V Генезис
ния. Еще св. Иероним подал пример таких колебаний. Обильно цитировавший, как всегда, античных авторов, которым был обя зан своим образованием не менее, чем Библии, он однажды услы шал во сне, как Господь воззвал к нему и строго сказал: «Цицеронианство это, а не христианство». Алкуину было такое же видение по поводу Вергилия. Иероним остановился на компромиссе, как и Августин: христианские авторы поступают с языческими по добно евреям в книге Второзакония, которые своим пленницам брили головы, стригли ногти, обряжали их в новое платье, а за тем брали в жены.
На практике у средневековых клириков было много спосо бов использовать языческих авторов, так чтобы удовлетворить свой интерес с малыми издержками. Так, в Клюни монах, кото рый в библиотеке брался за чтение рукописи античного автора, должен был пальцем почесать за ухом наподобие собаки, «ибо неверного по праву можно сравнить с этим животным».
Остается сказать, что этот компромисс оберегал некоторую преемственность античной традиции, но он неоднократно нару шался в пользу последней, когда интеллектуальная элита испыты вала потребность в возврате к древним истокам. Так происходили возрождения, которыми отмечено все Средневековье, в каролинг скую эпоху, в XII в. и, наконец, в эпоху великого Возрождения.
Особенно важно заметить, что двоякая потребность раннесредневековых авторов и в использовании незаменимого духов ного наследства греко-римского мира, и в его переплавке в гор ниле христианства благоприятствовала досадным интеллектуаль ным приемам: это систематическое искажение мысли древних авторов, постоянные анахронизмы, выдергивание цитат из кон текста. Античная мысль выжила в Средние века лишь в разо дранном, искаженном и униженном христианством состоянии. Вынужденное прибегать к услугам своего поверженного врага, христианство сочло необходимым отнять у своего пленника па мять и заставило его работать на себя, забыв о своих традициях. Но тем самым оно и само оказалось вовлеченным в эту вневременность мысли. Ведь истины могут быть только вечными. Свя той Фома Аквинский в XIII в. сказал, что мало значит то, что хотел автор сказать, важно то, что он сказал и что может быть использовано. Благодаря идее «передачи» (translatio) Рим как бы
139
ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация
уходил из Рима, и начиналось великое средневековое смешение всего и вся. Но этот синтез был условием возникновения нового мироустройства.
Клонившийся к упадку античный мир облегчил труд хри стианских ученых первых веков Средневековья. Дело в том, что Средневековье узнало лишь то из античной культуры, что оно получило от Поздней империи, которая настолько перемолола, упростила и разложила греко-римскую литературу, мысль и ис кусство, что варваризированному раннему Средневековью лег ко было их усвоить.
Ученые раннего Средневековья позаимствовали програм му образования не у Цицерона или Квинтилиана, а у карфаген ского ритора Марциана Капеллы, который в начале V в. опреде лил семь свободных искусств в поэме «Бракосочетание Мерку рия и Филологии». Они искали познаний в географии не у Пли ния или Страбона, которые, впрочем, были уже ниже Птолемея, а у посредственного компилятора III в., века начала упадка, Юли ана Солина, который передал Средневековью картину мира, на селенного чудесами, чудовищами и дивами Востока. Воображе ние и искусство от этого, правда, выиграли, но наука несла убыт ки. Средневековая зоология была зоологией «Физиолога», алек сандрийского сочинения II в., переведенного на латынь в V в., где наука растворена в поэзии басенного стиля и в нравоучени ях. Животные здесь превращены в символы. И Средневековье извлекло из этого материал для своих бестиариев, так что и зоо логические познания эпохи оказались на грани невежества. Эти позднеантичные риторы и компиляторы научили средневековых людей обходиться крохами познаний. Словари, мнемонические стишки, этимологии (ложные), флорилегии — вот тот прими тивный интеллектуальный материал, который Поздняя империя завещала Средневековью. Это была культура цитат, избранных мест и дигест.
И разве не то же самое произошло и с христианской частью культуры? Христианское учение — это прежде всего и по суще ству Священное Писание. Оно было основой всей средневеко вой культуры. Но между текстом и читателем возник двойной экран.
140
Глава V Генезис
Текст считался очень сложным, более того, столь богатым
иисполненным тайны, что нуждался в толкованиях нескольких уровней в зависимости от заключенных в нем смыслов. Отсюда целая серия подходов, комментариев и глосс, за которыми терял ся оригинал. Библия утонула в экзегетике. И Реформация XVI в. ощущала вполне понятное чувство ее обретения.
Затем необходимо было путем долгого труда сделать ее до ступной всем в отрывках, в виде цитат или парафраз. Библия, таким образом, превращалась в собрание максим и анекдотов.
Сочинения отцов церкви также были тем материалом, из которого хорошо ли, плохо ли извлекали суть учения. Настоя щими источниками христианской мысли в Средние века стали такие второстепенные и третьестепенные трактаты и поэмы, как «История против язычников» ученика и друга св. Августина Орозия, превратившего историю в вульгарную апологетику, или «Психомахия» Пруденция, низведшего моральную жизнь до борьбы пороков и добродетелей, или «Трактат о созерцательной жизни» Юлиана Померия, наставлявшего в презрении к миру
имирской деятельности.
Просто констатировать этот упадок интеллектуальной культуры было бы недостаточно. Гораздо важнее понять, что он был вызван необходимостью приспособить ее к условиям той эпохи. Эта эпоха, конечно, оставляла за аристократами, язычниками и христианами, как Сидоний Аполлинарий, сво боду предаваться игре в культуру — может быть, и рафиниро ванную, но ограниченную узкими рамками умирающего клас са. Писатели же варваризировавшиеся работали на иную пуб лику. Как справедливо писал Р. Р. Болгар по поводу систем об разования св. Августина, Марциана Капеллы и Кассиодора, «са мым большим достоинством новых теорий было, возможно, то, что они предлагали разумную альтернативу системе Квинтилиана. Ведь мир, в котором процветало ораторское искусство, был близок к смерти, а новая, идущая ему на смену цивилизация не хотела иметь дела с народными собраниями и форумами. Люди будущих столетий, чья жизнь должна была сосредоточиться в поместьях и монастырях, были бы сильно обескуражены, если бы им был предложен непонятный идеал традиционной системы
141
ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация
образования и если бы Августин и Капелла не сменили бы Квинтилиана».
Наиболее образованные, выдающиеся представители но вой христианской элиты вызывают удивление именно тем, что они, сознавая недостатки своего образования перед лицом вели ких предшественников, тем не менее отказывались даже и от того запаса утонченной культуры, которым они еще владели или мог ли бы овладеть, ради того чтобы стать понятными своей пастве.
Опроститься, чтобы завоевать сердца, — таков был их выбор. И если он нам кажется не совсем удовлетворительным, то все же он производит впечатление. Это прощание с античной словес ностью, совершавшееся вполне осознанно, было эмоциональным моментом самоотвержения главных христианских наставников раннего Средневековья. Епископ Вьеннский Авит писал своему брату в начале VI в. в предисловии к новому изданию своих по этических сочинений, что он решил отказаться в будущем от это го жанра, поскольку «слишком малому числу людей понятен сил лабический слог». В те же времена Евгиппий колебался, стоит ли публиковать «Жизнь св. Северина», ибо он боялся, что «непо нятное для толпы красноречие помешает ей постичь чудесные деяния святого». Схожие идеи развивал Цезарий Арелатский: «Я смиренно прошу, чтобы слух ученых людей снес без жалоб деревенские выражения, к коим я прибегнул, дабы вся паства Господня могла бы восприять на простом и заземленном языке духовную пищу. Поскольку люди непросвещенные и простые не способны подняться до образованных, то пусть образованные снизойдут до невежества. Ведь ученые могут понять то, что ска зано простакам, тогда как последние не способны воспользовать ся сказанным для ученых». И он повторил слова св. Иеронима: «Проповедник должен вызывать скорее стоны, нежели рукоплес кания». Несомненно, и рукоплескания и стоны нужны были, чтобы подчинить людей и иметь возможность управлять ими. Но при переходе от античности к Средневековью произошла смена средств и путей достижения цели, и эти перемены в чув ственном строе жизни и в пропаганде дали знать о появлении нового общества.
В то же время это были и перемены в интеллектуальной сфе ре жизни, где, несмотря на варваризацию, шел поиск ценностей
142
Глава V Генезис
не менее важных, чем ценности греко-римского мира. Когда св. Августин заявлял, что он предпочитает «терпеть упреки знатоков грамматики, нежели оставаться непонятным народу», и что вещи, реалии имеют преимущество перед словами, то он выражал суть средневекового утилитаризма и даже материализ ма, который, возможно, к счастью, ослабил в людях античную склонность к словопрениям. Средневековые люди мало забо тились о состоянии путей, лишь бы они к цели привели. И тот путь, по которому они брели, плутая, то в грязи, то в пыли, вел к мирному убежищу.
Предстояло выполнить огромную работу. Когда читаешь юридические тексты, постановления синодов и соборов, пени тенциарии раннего Средневековья, то поражаешься широте за дач, вставших перед руководителями христианского общества. Материальная скудость, жестокость нравов, нехватка всех благ, и экономических, и духовных, создавали ту великую тяжесть ли шений, снести которую могли только люди сильные духом, пре зирающие какую-либо изысканность и жаждущие лишь успеха.
Слишком часто забывают о том, что это было также время великих еретических движений или, скорее, великих доктринальных колебаний, ибо ортодоксия была еще далека от законченно сти, и если она нам подчас кажется уже сложившейся, то это лишь иллюзия. Здесь не место вопросу о том, какие были бы послед ствия, если бы победили такие мощные течения, как арианство, манихейство, пеласгианство или присциллианство, не говоря уже о более мелких религиозных движениях, будораживших Запад в V—VI вв. Можно, в общем, сказать, что триумф ортодоксии был успехом «среднего пути» между примитивностью арианства или манихейства и сложностью пеласгианства или присциллианства. Пробным камнем, кажется, было отношение к свободе воли и благодати. Склонись в свое время христианство вместе с манихеями перед доктриной предопределения — и тяжкий груз божественного детерминизма навалился бы на плечи Запада, и он оказался бы в полной власти не имеющих противовеса гос подствующих классов, которые не преминули бы провозгласить себя единственными толкователями всемогущей божественной воли. А если бы восторжествовало пеласгианство, установив верховенство свободной индивидуальной воли человека, то мир,
143
ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация
несомненно, оказался бы перед угрозой анархии. Понятно, что Запад сделал верный выбор, когда предпочел средний путь. Бла годаря этому в тех условиях, когда рабство исчерпало свои воз можности и необходимо было привлечь массы народа к труду, человек смог осознать, несмотря на слабость технического осна щения труда и скромность своих притязаний, что он обладает некоторой властью над природой. Столь хорошо отражавшее дух той эпохи монастырское устройство соединило презрение к миру с хозяйственной и духовной организацией жизни. Установивше еся равновесие между природой и благодатью было следствием ограниченности возможностей, бессилия людей раннего Сред невековья. Но оно оставляло открытую дверь будущим преоб разованиям.
Раннесредневековое общество, приуготовлявшееся к све топреставлению, само того не замечая, придало себе организа цию, способную обеспечить в нужный момент подъем западно го мира.
Облик цивилизации изменился отнюдь не сразу же после Великого переселения народов. Несмотря на грабежи и разруше ния, традиционные очаги культуры лишь в редких случаях быст ро угасали и переставали излучать свой свет. Города, ставшие первой жертвой нашествий, в той или иной мере еще сохраняли жизнь.
Своей жизненной силой они иногда были обязаны связан ной с ввозом предметов роскоши торговле и наездам восточных купцов, которых называли сирийцами, но которые по большей части были евреями, а иногда — притоку паломников. Но наи более крупными центрами становились городские резиденции новых варварских королей или же епископов, а также места по пулярных паломничеств.
Королевские и епископские дворы притягивали разнооб разных ремесленников, особенно производивших предметы рос коши, как ткачи, ювелиры, каменщики, но в сокровищницах ко ролей и епископов хранились преимущественно заморские вещи, в первую очередь византийские. Тем не менее такие королевские столицы, как Павия при Лиутпранде (712—744), Монца при королеве Теоделинде на рубеже VI и VII вв., Толедо в царствова-
144
Глава V Генезис
ние Реккареда (586—601 ) и до мусульманского завоевания в 711 г., Париж и Суассон при Меровингах, привлекали мастеров и со здавали благоприятные условия для их работы, на которой, прав да, ощутимо отражался всеобщий упадок экономики, техники
иэстетического вкуса. Оскудение проявлялось во всем. Дома чаще всего строили деревянные, а если возводили каменные по стройки, то очень небольшие и камень обычно брали из разва лов древних зданий. Эстетические усилия при этом были направ лены на декорирование, дабы скрыть техническое несовершен ство строений. Тесание камня, резьба по камню и изготовление объемной скульптуры, человеческих фигур — все эти искусства почти полностью исчезли. Вкус варваров к роскоши и блеску мишуры удовлетворялся мозаиками, изделиями из слоновой ко сти и драгоценных металлов, дорогими тканями — иначе гово ря, произведениями искусства, которые можно хранить как со кровища в дворцах, церквах, а затем погребать в усыпальницах. Это был триумф малых форм искусства, давших, впрочем, нема ло шедевров, свидетельствующих о мастерстве и вкусе ремеслен ников-варваров, их тяготении к стилизованным мотивам искус ства степей. Но эти шедевры оказались недолговечными, по боль шей части они не дошли до нас, и только редкие фибулы, пряж ки и головки рукояток мечей достались нам в качестве ценных
ипрекрасных свидетельств искусства той поры. К ним нужно еще прибавить и такие уникальные ценности, как короны вест готских королей, медный венец Агиульфа и меровингские сар кофаги в Жуарре.
Но многие короли, в частности Меровинги, предпочитали жить в своих сельских поместьях, откуда исходило большинство их указов. Если верить епископальным спискам, то города в те чение более или менее длительного времени оставались и без епископов. Тем не менее Галлия VI в., судя по описанию Григо рия Турского, обладала еще довольно густой сетью городов, среди которых выделялись богатые епископальные центры: Суассон, Париж, Сане, Тур, Орлеан, Клермон, Пуатье, Бордо, Ту луза, Лион, Вьенн, Арль. В вестготской Испании ярким очагом городской жизни была Севилья во времена епископата братьев Леандров (579—600) и Исидора (600—636). Однако наиболее крупными центрами раннесредневековой цивилизации были
145
ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация
монастыри, причем монастыри сельские, изолированные от городов. В своих мастерских монастырь сохранял прежние ре месла и искусства, в скрипториях и библиотеках он поддержи вал интеллектуальную культуру, а благодаря своим земельным владениям, сельскохозяйственной технике и труду монахов и за висимых крестьян он был важным центром производства и об разцовым хозяйством, будучи, конечно, в то же время средото чием религиозной жизни и привлекая верующих обычно моща ми какого-либо святого.
Было бы неразумно отрицать большую силу притяжения монастырей и их воздействие на общество. Необходимо подчерк нуть, что, пока в диоцезах шла организация новых христианских городских общин, группировавшихся вокруг епископов или рас пределявшихся по приходам, и пока земельная и военная арис тократия еще не обзавелась в поместьях собственными часов нями, сложившимися в частную феодальную церковь, именно монастыри медленно внедряли христианские ценности в сель ском обществе, в том мире постоянства и устойчивых традиций, который доселе был менее всего затронут новой религией и ко торому суждено было сыграть столь важную роль в средневеко вой жизни. В этом позволяет нам убедиться агиография и ико нография, часто более поздняя. Во времена христианизации го родов главным актом, который свершался теми, кто обращал
вновую веру, было разрушение идолов, то есть статуй богов
вхрамах. В период же с V по XI в., когда шла евангелизация сель ских местностей, это было уже разрушение идолов естественных: вырубание священных дерев, освящение источников, размеще ние крестов в сельских языческих алтарях.
Понятно, что преобладание монастырей свидетельствует о незрелости западной цивилизации в раннее Средневековье. Это была еще цивилизация отдельных очагов жизни и оазисов куль туры среди пустошей, лесов и заросших полей, цивилизация сель ского общества, которого едва коснулась монастырская культу ра. Развал системы коммуникаций и связи античного мира вер нул большую часть Запада к примитивному состоянию, которое характерно для традиционных сельских цивилизаций почти до исторических времен, правда, с легким налетом христианства. Стали возрождаться древние обычаи иберов, кельтов и лигуров.
146
Глава V Генезис
Там, где монахи победили греко-римское язычество, они созда ли благоприятные условия для воскрешения гораздо более древ них верований и более хитрых демонов, которые лишь внешне подчинялись христианскому закону. Запад вернулся к состоянию дикости, которая давала о себе знать и прорывалась на протяже нии всего Средневековья.
Важно представить себе эффективность и пределы деятель ности монастырей. Для этого обратимся к нескольким прослав ленным агиографией и историографией обителям и монаше ским движениям: к Лерену времен христианизации городов, к Монтекассино и развитию бенедиктинского ордена в эпоху на чала обращения в христианскую веру сельского мира и к эпопее ирландского монашества, чтобы показать, какими путями шло распространение христианства в раннее Средневековье. Наконец, остановимся на роли монастырей в возобновлении евангелизации на границах западного мира в VIII—IX вв., благодаря чему была продолжена деятельность ирландских монахов.
Лерен был теснейшим образом связан с развитием религи озной жизни в Провансе, представлявшем собой в V—VI вв. важ ный центр христианства. Пьер Рише недавно напомнил, что
вЛерене прежде всего учились аскетизму, а не наукам. Видные духовные лица, на тот или иной срок поселявшиеся там, желали приобщиться к библейской культуре, «состоявшей не столько
вученой экзегезе, сколько в духовной медитации на библейские темы». Своей религиозной атмосферой он обязан был первому аббату Гонорату, выходцу с Востока, и прибывшему оттуда же Кассиану, который позднее стал основателем монастыря СенВиктор в Марселе. С 430 по 500 г. через Лерен прошли почти все крупные прелаты провансальской церкви — Сальвиан, Евхерий Лионский, Цезарий Арелатский, Фавст из Рие, бывшие вдохно вителями провансальских синодов, на которых были выработа ны глубоко запечатлевшиеся в западном христианстве каноны.
Влияние св. Бенедикта Нурсийского, обосновавшегося около 529 г. в Монтекассино, оказалось гораздо более сильным — прежде всего благодаря личности самого Бенедикта, чудесам ко торого Григорий Великий посвятил целую книгу своих «Диало гов», пользовавшихся необычайным успехом на протяжении всего Средневековья и приобщавших людей к жизни этого
147
ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация
святого. Изложенные в этом житии Бенедикта скромные чудеса, которые он творил своей повседневной деятельной и созерца тельной жизнью, помогали всем постигать сверхъестественное. По этой причине, а особенно потому, что св. Бенедикт написал устав или, скорее, вдохновил на создание устава, именующегося с VII в. бенедиктинским, он стал истинным основателем запад ного монашества. Не игнорируя, тем более не отвергая тради ций восточного монашества, он все же отказался от его чрезмер ного аскетизма. Нормы поведения, духовной жизни и чувство вания, благодаря ему вошедшие в устав, на диво умеренны и урав новешенны. Бенедикт добился гармонии между ручным, интел лектуальным трудом и собственно религиозной деятельностью в монастырской жизни. Таким образом, он указал бенедиктин скому монашеству, история которого отмечена блестящими успехами в VI—XI вв., путь соединения хозяйственной деятель ности с интеллектуально-художественной активностью и духов ной аскезой. После него монастыри стали центрами аграрного производства, мастерскими по изготовлению и иллюминации ру кописей и яркими очагами религиозной жизни. Он стремился умерить власть аббатов, требуя мягкости и братских чувств в об ращении с общиной, дабы тем самым облегчить управление ею. Он предписывал простоту, но не впадал в крайности, когда дело касалось самоотрешения или одеяния. «Если случится, — гласит устав, — что брату предпишут тяжкие или невыполнимые обя занности, то пусть он примет их со всей кротостью и смирением. Однако если он сочтет, что тяжесть их превосходит его возмож ности,™ пусть объяснит это старшему, но сделает это при удоб ном случае и со смирением, не проявляя ни гордыни, ни воз мущения, ни упрямства». «Пусть поступают согласно словам: „И каждому давалось, в чем кто имел нужду" (Деян. 4:35). Мы не хотим этим сказать, что следует действовать лицеприятно, ибо это не угодно Богу, но нужно принимать во внимание челове ческие нужды. Нуждающиеся в меньшей мере пусть возблаго дарят Господа и не сокрушаются, а сильнее нуждающиеся пусть смирятся со своей слабостью и не гордятся проявляемым к ним милосердием. Таким образом все члены тела обретут мир». Осо бенно настоятельно он предписывает проявлять «скромность, которая является матерью добродетелей». Так античная tempe-
148