§ 6. Литература « Третьего Рима » (конец XV – XVI век)

§ 6.1. « Еретическая буря » на Руси. Конец XV в. был охвачен религиозными брожениями, порожденными в числе прочих причин неопределенностью религиозных и культурных ориентиров в умах образованной части русского общества после падения Константинополя и ожиданием конца света в 7000 г. от Сотворения мира (в 1492 г. от Рождества Христова). Ересь « жидовствующих » зародилась в 1470-е гг. в Новгороде, незадолго до потери им независимости, а затем перекинулась в победившую его Москву. Еретики подвергали   сомнению учение о Святой Троице, не считали деву Марию Богородицей. Они не признавали церковные таинства, осуждали поклонение священным   предметам, резко выступали против почитания мощей и икон. Борьбу с вольнодумцами возглавили архиепископ   Новгородский Геннадий и игумен Иосиф Волоцкий. Важным памятником богословской мысли и религиозной борьбы того времени является «Книга на новгородские еретики» Иосифа Волоцкого (Краткая редакция – не ранее 1502, Пространная – 1510–11). Этот « молот иудеев » (ср. название книги инквизитора Иоанна из Франкфурта, изданной около 1420 г.) или, точнее, « молот еретиков » был переименован в списках XVII в. в «Просветитель».

При архиепископском дворе в Новгороде Геннадий создал крупный книжный центр, открытый западноевропейским влияниям. Он собрал целый штат сотрудников, переводивших с латыни и немецкого языка. В их числе были монах-доминиканец Вениамин, очевидно хорват по национальности, немец Николай Булев, Влас Игнатов, Дмитрий Герасимов. Под руководством Геннадия был составлен и переведен первый полный библейский свод у православных славян – Библия 1499 г. При ее подготовке использовались, помимо славянских источников, латинская (Вульгата) и немецкая Библии. Теократическая программа Геннадия обоснована в сочинении Вениамина (вероятно, 1497), написанного в защиту церковных имуществ от покушений на них Ивана III и утверждающего превосходство духовной власти над светской.

По повелению Геннадия были переведены   с латыни отрывок (8-я глава) из календарного трактата Гийома Дюрана (Вильгельма Дурандуса) « Совещание божественных дел » в связи с необходимостью составления пасхалии на « осьмую тысячу лет » (1495) и антииудейская книга « учителя Самуила евреина » (1504). Перевод этих сочинений приписывается Николаю Булеву или Дмитрию Герасимову. Последний из них также по заказу Геннадия перевел латинское антииудейское произведение Николая де Лиры «Доказательство пришествия Христа» (1501).

В 1504 г. на церковном соборе в Москве еретиков   признали виновными, после чего одни из них были казнены, а другие – отправлены в ссылку по монастырям. Самой заметной фигурой среди   московских вольнодумцев и их вождем был дьяк Федор Курицын, близкий ко двору Ивана III. Курицыну приписывают «Сказание о воеводе Дракуле» (1482–85). Исторический   прототип   этого персонажа – князь Влад по прозвищу Цепеш (буквально ‘Сажатель на кол’), который правил «в Мунтянской   земле»   (древнерусское название княжества Валахия на юге Румынии) и умер в 1477 г. незадолго до посольства Курицына в Венгрию и Молдавию (1482–84). О чудовищной бесчеловечности Дракулы ходили многочисленные слухи и анекдоты, с которыми познакомились русские дипломаты. Рассказывая о многочисленных жестокостях « зломудрого » Дракулы и сравнивая его с дьяволом, русский автор подчеркивает вместе с тем его справедливость, беспощадную борьбу со злом и преступностью. Дракула стремится искоренить зло и установить «великую правду» в стране, но действует методами неограниченного насилия. Вопрос о пределах верховной власти и нравственном облике государя стал одним из основных в русской публицистике XVI в.

§ 6.2. Расцвет публицистики. На XVI в. пришелся невиданный ранее подъем публицистики. Один из самых замечательных и загадочных публицистов, достоверность сочинений которого и сама личность не раз вызывали сомнения, – Иван Пересветов, выходец из Литовской Руси, служивший в наемных войсках в Польше, Чехии и Венгрии. Приехав в Москву в конце 30-х гг. XVI в, во время боярского « самовластия » при малолетнем Иване IV , Пересветов принял активное участие в обсуждении животрепещущих вопросов русской жизни. Он подавал челобитные царю, выступал с политическими трактатами, писал публицистические произведения (сказания « о Магмет-салтане » и царе Константине Палеологе). Политический трактат Пересветова, содержащий обширную программу государственных реформ, облечен в форму большой челобитной Ивану IV (1540-е гг.). Писатель – убежденный сторонник сильной единодержавной власти. Его идеал – военная монархия, устроенная по образцу Османской империи. Основу ее могущества составляет военное сословие. Царь обязан заботиться о благополучии служилого дворянства. Предвосхищая опричный террор, Пересветов советовал Ивану IV покончить с помощью « грозы » с самоуправством вельмож, разорявших государство.

Русские писатели понимали, что от сильной единоличной власти до «людодерства» Дракулы всего лишь один шаг. Они пытались ограничить «царскую грозу» законом и милосердием. В послании митрополиту Даниилу (до 1539) Федор Карпов видел государственный идеал в монархии, основанной на законе, правде и милости.

Церковные писатели были разделены на два лагеря – иосифлян и нестяжателей, или заволжских старцев. Митрополит Геннадий, Иосиф Волоцкий и его последователи иосифляне (митрополиты Даниил и Макарий, Зиновий Отенский и др.) защищали право общежительных монастырей владеть землей и крестьянами, принимать богатые пожертвования, не допуская при этом никакой личной собственности монаха. Они требовали смертной казни для упорных, закоренелых в своих заблуждениях еретиков   ( « Слово об осуждении еретиков » в Пространной редакции « Просветителя » Иосифа Волоцкого 1510–11).

Духовный отец нестяжателей «великий старец» Нил Сорский (ок. 1433–7. V .1508), проповедник скитского безмолвного жития, не принимал   участия в церковно-политической борьбе – это противоречило прежде всего его внутренним убеждениям. Однако его сочинения, нравственный авторитет и духовный опыт оказали большое влияние на заволжских старцев. Нил Сорский был противником монастырских вотчин и богатых вкладов, считал наилучшим видом монашества скитский образ жизни, понимая его под влиянием исихазма как аскетический подвиг, путь безмолвия, созерцания и молитвы. Спор с иосифлянами возглавил его последователь князь-инок Вассиан Патрикеев, позднее видным представителем нестяжательства стал старец Артемий (см. § 6.7). Нестяжатели считали, что раскаявшихся вольнодумцев следовало прощать, а закоренелых преступников – отправлять в заточение, но не казнить ( « Ответ кирилловских старцев на послание Иосифа Волоцкого об осуждении еретиков » , возможно, 1504). Иосифлянская партия, занимавшая высшие церковные посты, использовала судебные процессы в 1525 и 1531 гг. над Патрикеевым и Максимом Греком и в 1553–54 гг. над еретиком боярским сыном Матвеем Башкиным и старцем Артемием для расправы с нестяжателями.

Памятниками религиозной борьбы являются трактат Зиновия Отенского «Истины показание к вопросившим о новом учении» (после 1566) и созданное приблизительно тогда же анонимное «Послание многословное». Оба сочинения направлены против беглого холопа Феодосия Косого, самого радикального вольнодумца за всю историю Древней Руси, создателя «рабьего учения» – ереси народных низов.

Литература первой трети XVI в. выработала несколько способов соединения русской истории с всемирной. Прежде всего следует выделить Хронограф редакции 1512 г. (1-я   четв. XVI в.), составленный племянником и учеником Иосифа Волоцкого Досифеем Топорковым (см. § 6.5). Это   новый тип исторического труда, вводящий в русло всемирной истории историю славян и Руси, понимаемую как оплот православия и наследницу великих держав прошлого. Легенды о происхождении   московских государей от римского императора Августа (через его мифического родственника Пруса, одного из предков князя Рюрика) и о получении Владимиром Мономахом царских регалий от византийского императора Константина Мономаха объединены в «Послании о Мономаховом венце» Спиридона-Саввы, бывшего митрополита Киевского, и в «Сказании о князьях Владимирских». Обе легенды использовались в официальных документах и московской дипломатии XVI в.

Ответом на католическую пропаганду Булевым церковной унии и первенства Рима стала теория « Москва – Третий Рим » , выдвинутая старцем Псковского Елеазарова монастыря Филофеем в послании дьяку М. Г. Мисюрю Мунехину « против звездочетцев » (ок. 1523–24). После отпадения   католиков от правой веры и отступничества греков на Флорентийском соборе, в наказание за это завоеванных турками, центр вселенского православия переместился в Москву. Россия была объявлена последней мировой монархией – Ромейской державой, единственной хранительницей и защитницей чистой веры Христовой. В цикл основных произведений, объединенных темой « Третьего Рима » , входят « Послание великому князю Московскому о крестном знамении » (между 1524–26), принадлежность которого Филофею сомнительна, и сочинение « Об обидах Церкви » (30-е – нач. 40-х гг. XVI в.) так называемого продолжателя Филофея.

Произведения, представлявшие Русь последним оплотом истинного благочестия и христианской веры, наследницей Рима и Константинополя, создавались не только в Москве, но и в Новгороде, сохранившим и после потери независимости предания о былом величии и соперничестве с Москвой. « Повесть о новгородском белом клобуке » ( XVI в.) объясняет происхождение особого головного убора новгородских архиепископов   передачей из Константинополя в Новгород   белого клобука, дарованного первым христианским императором Константином Великим папе Римскому Сильвестру I . Такой же путь (Рим–Византия–Новгородская земля) проделал чудотворный образ Богородицы, согласно «Сказанию об иконе Богоматери Тихвинской» (кон. XV – XV вв.). « Житие Антония Римлянина » ( XVI в.) рассказывает об отшельнике, который, спасаясь от гонений на православных христиан в Италии, приплыл чудесным образом на огромном камне в Новгород в 1106 г. и основал Рождественский монастырь.

Особое место в литературе XVI  в. занимает творчество царя Ивана IV . Грозный представляет собой исторически колоритный тип самодержавного автора. В роли «отца Отечества» и защитника правой веры он сочинял послания, часто написанные знаменитыми « кусательными глаголами » ‘ насмешливо-саркастической манерой ’ (переписка с Курбским, письма в Кирилло-Белозерский монастырь 1573, опричнику Василию Грязному 1574, литовскому князю Александру Полубенскому   1577, польскому королю Стефану Баторию 1579), давал наказные памяти, произно­сил пылкие речи, переписывал исто­рию (приписки к Лицевому летописному своду, отразившие его политические взгляды), участвовал в работе церковных соборов, писал гимнографические произведения (канон Ангелу Грозному, воеводе, стихиры митрополиту Петру, сретенью иконы Богоматери Владимирской и др.), обли­чал чуждые православию догматы, участвовал в ученых богословских диспутах. После открытых прений с Яном Рокитой, пастором общины чешских братьев (ответвление гусизма), им был написан «Ответ Яну Роките» (1570) – один из лучших памятников антипротестантской полемики.

§ 6.3. Западноевропейское влияние. Вопреки расхожему мнению Московская Русь не была отгорожена от Западной Европы и культуры латинского мира. Благодаря Геннадию Новгородскому и его окружению существенно изменился репертуар переводной литературы, бывшей ранее почти исключительно греческой. Конец XV – первые десятилетия XVI в. отмечены небывалым ранее интересом к западноевропейской книге. Появляются переводы с немецкого языка: « Прение живота и смерти » (кон. XV в.), соответствующее   эсхатологическим настроениям своего времени – ожиданиям конца света в 7000 (1492) г.; « Луцидариус » (кон. XV – 1-я тр. XVI в.) – общеобразовательная книга энциклопедического содержания, написанная в виде беседы между учителем и учеником; медицинский трактат « Травник » (1534), переведенный Николаем Булевым по заказу митрополита Даниила.

Западником был и такой самобытный писатель, как Федор Карпов, сочувственно (в отличие от старца Филофея и Максима Грека) относившийся к пропаганде Булевым асторологии. В послании митрополиту Даниилу (до 1539) отвечая на вопрос, что важнее в государстве: народное терпение или правда, Карпов доказывал, что в основе общественного порядка лежит ни то и ни другое, а закон, который должен быть основан на правде и милости. Для доказательства своих идей Карпов использовал « Никомахову этику » Аристотеля, сочинения Овидия « Метаморфозы » , « Искусство любви » и « Фасты » .

Заметным событием в истории русской переводной литературы стал светский латинский роман сицилийца Гвидо де Колумна (Гвидо делле Колонне) « История разрушения Трои » (1270-е гг.), в древнерусском переводе – « История о разорении Трои » (кон. XV – нач. XVI в.). Увлекательно написанная книга явилась предтечей рыцарских романов на Руси. «Троянская история» знакомила русского читателя с обширным кругом античных мифов (о походе аргонавтов, истории Париса, Троянской войне, странствиях Одиссея и т. д.) и романическими сюжетами (рассказы о любви Медеи и Язона, Париса и Елены и др.).

Резко меняется и репертуар переводной церковной литературы. Появляются переводы западноевропейских латинских богословов (см. § 6.1 и § 6.3), среди которых выделяется « Книга святого Августина » (не позднее 1564). В сборник входят «Житие Августина» епископа Поссидия Каламского, два произведения Псевдо-Августина: «О видении Христа, или о слове Бога» (Manuale), «Поучения, или Молитвы» (Meditationes), а также две русские повести XVI в. о Блаженном Августине, в которых использованы «бродячие» сюжеты, рассказанные Максимом Греком, развивавшим гуманистические традиции в литературе и языке.

§ 6.4. Русский гуманизм. Д. С. Лихачев, сопоставив второе южнославянское влияние с западноевропейским Возрождением, пришел к выводу о типологической однородности этих явлений и о существовании в Древней Руси особого восточнославянского Предвозрождения, которое так и не смогло перейти в Ренессанс. Это мнение вызвало обоснованные возражения, которые, однако, не означают, что в Древней Руси не было никаких соответствий западноевропейскому гуманизму.    Как показал Р. Пиккио, точки соприкосновения могут быть обнаружены прежде всего на языковом уровне: в области отношения к тексту, к принципам его перевода, передачи и исправления. Сущность итальянских ренессансных споров о языке ( Questione della lingua ) состояла, с одной стороны, в желании оправдать употребление народного языка ( Lingua volgare ) в качестве литературного, утвердить его культурное достоинство, а с другой – в стремлении установить его грамматические и стилистические нормы. Показательно, что « книжная справа » , основанная на западноевропейских науках тривиума (грамматики, риторики, диалектики), берет свое начало на Руси с деятельности Максима Грека (в миру Михаил Триволис), жившего на рубеже XIV – XV вв. в расцвет эпохи Возрождения в Италии, где он познакомился и сотрудничал со знаменитыми гуманистами (Иоанном Ласкарисом, Альдом Мануцием и др.).

Приехав в Москву с Афона для перевода церковных книг в 1518 г., Максим Грек пытался перенести на церковнославянскую почву богатый филологический опыт Византии и ренессансной Италии. В силу блестящего образования он стал центром интеллектуального притяжения, быстро обретя почитателей и учеников (Вассиан Патрикеев, старец Силуан, Василий Тучков, позднее – старец Артемий, Андрей Курбский и др.), достойных оппонентов (Федор Карпов) и нажив таких могущественных врагов, как митрополит Даниил. В 1525 и 1531 гг. Максима Грека, близкого к нестяжателям и опальному дипломату И. Н. Берсеню Беклемишеву, дважды судили, причем некоторые обвинения (умышленная порча церковных книг при их редактировании) имели филологический характер. Тем не менее его гуманистические воззрения утверждаются и в России, и в Литовской Руси благодаря переехавшим туда его последователям и единомышленникам: старец Артемий, Курбский и, возможно, Иван Федоров (см. § 6.6 и § 6.7).

Литературное наследие Максима Грека велико и разнообразно.   В истории русской публицистики заметный след оставили « Повесть страшна и достопамятна и о совершенном иноческом жительстве » (до 1525) – о нищенствующих монашеских орденах на Западе и флорентийском проповеднике Дж. Савонароле, « Слово, пространнее излагающе, с жалостию нестроениа и бесчиниа царей и властелех последняго века сего » (между 1533–39 или сер. XVI в.), обличающее боярский произвол при малолетнем Иване IV , идейная программа его царствования –   «Главы поучительны начальствующим правоверно» (ок. 1547–48), произведения против античных мифов, астрологии, апокрифов, суеверий, в защиту проведенной им « книжной справы » и филологических принципов критики текста – « Слово отвещательно о исправлении книг русских » (1540 или 1543) и др.

§ 6.5. Обобщающие литературные памятники. Централизация русских земель и государственной власти сопровождалась созданием обобщающих книжных памятников энциклопедического характера. Литература XVI в. словно подводит итог всему пройденному пути, стремится обобщить и закрепить опыт прошлого, создать образцы для будущих времен. У истоков обобщающих предприятий стоит Геннадиевская Библия 1499 г. Литературное собирательство было продолжено другим архиепископом Новгородским (1526–42) – Макарием, ставшим впоследствии митрополитом всея Руси (1542–63). Под его руководством были созданы Великие Минеи Четии – грандиозный свод душеполезной литературы в 12 книгах, расположенной в порядке церковного месяцеслова. Работа над макарьевскими Минеями, начатая в 1529/1530 г. в Новгороде и законченная около 1554 г. в Москве, велась почти четверть века. Один из виднейших эрудитов Древней Руси, Макарий объединил усилия   известных   церковных и светских книжников, переводчиков и писцов, создал крупнейший книжный центр. Его сотрудники занимались поисками рукописей, отбирали лучшие тексты, правили их, сочиняли новые произведения и создавали новые редакции старых памятников.

Под началом Макария трудились Дмитрий Герасимов, переведший латинскую Толковую Псалтирь епископа Брунона Гербиполенского, или Вюрцбургского (1535), Василий Тучков, переработавший простое новгородское « Житие Михаила Клопского » в риторически украшенную редакцию (1537), новгородский пресвитер Илья, написавший житие болгарского мученика Георгия Нового (1538–39) на основе устного рассказа афонских монахов, Досифей Топорков – редактор древнего « Синайского патерика » (1528–29), основу которого составляет « Луг духовный » (нач. VII в.) византийского писателя Иоанна Мосха. Досифей Топорков известен как составитель двух обобщающих памятников: Хронографа редакции 1512 г. (см. § 6.2) и « Волоколамского патерика » (30-е–40-е гг. XVI в.), возобновившего после долгого перерыва традиции « Киево-Печерского патерика » . « Волоколамский патерик » представляет собой собрание рассказов о святых иосифлянской школы русского монашества, в первую очередь о самом Иосифе Волоцком, его учителе Пафнутии Боровском, их сподвижниках и последователях.

В 1547 и 1549 гг. Макарий провел церковные соборы, на которых было канонизировано 30 новых общерусских святых – на 8 больше, чем за весь предшествующий период. После соборов были созданы десятки житий и служб новым чудотворцам. Среди них была жемчужина древнерусской литературы – «Повесть о Петре и Февронии Муромских» (кон. 1540-х гг.) Ермолая-Еразма.

Произведение рисует любовь крестьянской девушки из Рязанской земли, дочери простого бортника, и муромского князя, – любовь, побеждающую все препятствия и даже смерть. Писатель создал возвышенный образ идеальной русской женщины,   мудрой и благочестивой. Княгиня-крестьянка стоит неизмеримо выше бояр и их жен, не желавших примириться с ее низким происхождением. Ермолай-Еразм использовал народно-поэтические « бродячие » сюжеты о борьбе со змеем-оборотнем и мудрой, вещей деве, вобравшие в себя мотивы волшебной сказки. Его произведение перерабатывает те же мотивы, что и средневековые легенды о Тристане и Изольде, сербская юнацкая песня « Царица Милица и Змей с Ястребаца » и др. Повесть резко расходится с агиографическим каноном и потому не была включена Макарием в Ве­ликие Минеи Четии. Уже в XVI в. ее стали исправлять, приводя в соответствие с требованиями литературного этикета.

Макарий был вдохновителем церковного собора 1551 г., на котором были регламентированы многие стороны церковной, общественной и политической жизни Московского царства. Сборник соборных постановлений, расположенных в виде ответов церковных иерархов на сто вопросов царя Иван IV , получил название « Стоглав » и в течение века был основным нормополагающим документом Русской Церкви.

Митрополит Даниил, гневно обличавший в словах и поучениях людские пороки, был редактором-составителем обширной Никоновской летописи   (кон. 1520-х гг.) – самого полного свода известий по русской истории. Памятник оказал большое влияние на последующее летописание. Он стал основным источником сведений по русской истории в грандиозном Лицевом летописном своде – самом крупном летописно-хронографическом произведении Древней Руси. Эта подлинная « историческая энциклопедия XVI в. » , созданная по указу Ивана Грозного, охватывает всемирную историю с библейских времен до 1567 г. Она дошла до нашего времени в 10 роскошно украшенных томах, изготовленных в царских мастерских и насчитывающих более 16000 великолепных миниатюр.

Никоновская летопись использована также в знаменитой « Степенной книге » (1560–63). Памятник был составлен монахом Чудова монастыря духовником Ивана Грозного Афанасием (митрополит Московский в 1564–66), но идея принадлежала, очевидно, Макарию. « Степенная книга » – первый опыт изложения русской истории по генеалогическому принципу, в форме княжеских жизнеописаний начиная от крестителя Руси Владимира Святославича и до Ивана IV. Введением к « Степенной книге » служит « Житие княгини Ольги » в редакции Сильвестра, протопопа кремлевского Благовещенского собора.

Сильвестр считается редактором или автором-составителем « Домостроя » – строго и подробного «устава» домашней жизни. Памятник представляет собой ценнейший источник для изучения быта русских людей того времени, их нравов и обычаев, общественных и семейных отношений, религиозных, нравственных и политических взглядов. Идеал « Домостроя » – рачительный хозяин, который властно вершит семейные дела в соответствии с христианской моралью. Замечателен язык произведения. В « Домострое » в сложном сплаве слились особенности книжного языка, деловой письменности и разговорной речи с ее образностью и непринужденностью. Сочинения такого рода были распространены в Западной Европе. Почти одновременно с окончательной редакцией нашего памятника появилось обширное произведение польского писателя Миколая Рея « Жизнь хозяйственного человека » (1567).

§ 6.6. Начало книгопечатания. С обобщающими книжными предприятиями митрополита Макария связано, судя по всему, и возникновение русского книгопечатания. Во всяком случае его появление в Москве было вызвано потребностями богослужения и явилось государственным начинанием, поддержанным Иваном Грозным. Печатный станок давал возможность распространять большими тиражами исправные и унифицированные богослужебные тексты, свободные от ошибок книгописцев. В Москве в первой половине 1550-х – середине 1560-х гг. работала анонимная типография, выпускавшая профессионально подготовленные издания без выходных данных. По документам 1556 г. известен « мастер печатных книг » Маруша Нефедьев.

В 1564 г. дьякон церкви Николы Гостунского в Московском Кремле Иван Федоров и Петр Мстиславец выпустили в свет Апостол – первую русскую печатную книгу с выходными данными. При ее подготовке издатели критически использовали многочисленные церковнославянские и западноевропейские источники, проделали большую и тщательную текстологическую и редакторскую работу. Возможно, именно на этой почве у них возникли серьезные разногласия с традиционно мыслившими церковными иерархами, обинившими их в ереси (как и ранее Максима Грека, см. § 6.4). После двух изданий Часовника в Москве в 1565 г. и не позднее начала 1568 г. Федоров и Мстиславец были вынуждены перебраться в Великое княжество Литовское.

С их переездом за рубеж книгопечатание стало постоянным в землях современной Белоруссии и Украины. Пользуясь поддержкой православных меценатов, Иван Федоров работал в Заблудове, где вместе с Петром Мстиславцем издал Учительное Евангелие в 1569 г., предназначавшееся вытеснить из обихода переводные католические и протестантские сборники проповедей, во Львове, где основал первую на Украине типографию, выпустил в свет новое издание Апостола в 1574 г. и тогда же первую из дошедших до нас печатную книгу для начального обучения – Азбуку, и в Остроге, где опубликовал еще одну Азбуку в 1578 г., а также первую полную печатную церковнославянскую Библию в 1580–81 гг. Красноречива эпитафия Федорову на надгробной плите во Львове: « Друкар [печатник. – В. К.] книг пред тым невиданных » . Предисловия и послесловия Федорова к его изданиям – интереснейшие памятники этого литературного жанра, содержащие ценные сведения культурно-исторического и мемуарного характера.

 

§ 6.7. Литература московской эмиграции. Ко времени переезда Федорова и Мстиславца в Великое княжество Литовское там уже существовал круг московских эмигрантов, вынужденных по разным причинам, религиозным и политическим, оставить Россию. Самыми яркими представителями среди них были старец Артемий и князь Андрей Курбский, оба близкие Максиму Греку и продолжавшие его гуманистические традиции в литературе и языке. Московские эмигранты занимались творчеством, переводили и редактировали книги, участвовали в создании типографий и книжных центров. Они способствовали возрождению церковнославянской литературы и укреплению православного сознания в религиозно-культурной борьбе с католиками и религиозными реформаторами накануне Брестской унии 1596 г.

Противовесом официальной московской литературе XVI в., обожествлявшей царскую власть и утверждавшей исконность самодержавия на Руси, стало творчество Курбского, представителя княжеско-боярской оппозиции. Сразу после бегства в Литву он отправил первое послание Ивану Грозному (1564) с обвинениями в тирании и вероотступничестве. Грозный ответил политическим трактатом в эпистолярной форме, прославляющим «вольное царское самодержство» (1564). После перерыва переписка возобновилась в 1570-е гг. Спор велся о пределах царской власти: самодержавие или ограниченная сословно-представительная монархия. Обличению Ивана IV и его тирании Курбский посвятил   « Историю о великом князе Московском » (по И. Ауэрбах – весна и лето 1581, по В. В. Калугину –   1579–81). Если памятники официальной историографии 50-х–60-х гг. XVI в. («Степенная книга», «Летописец начала царства», составленный в связи завоеванием Казани в 1552 г., посвященная этому событию в контексте трехсотлетних русско-ордынских отношений «Казанская история » ) являются апологией Ивана IV и неограниченного самодержавия, то Курбский создал прямо противоположную им трагическую историю нравственного падения «прежде доброго и нарочитого царя», закончив ее впечатляющим по художественной силе мартирологом жертв опричного террора.

В эмиграции Курбский поддерживал тесные отношения со старцем Артемием ( † 1-я по­л. 1570-х гг. ), одним из последних адептов нестяжательства. Последователь Нила Сорского, Артемий о тличался терпимостью к религиозным исканиям других. Среди близких ему книжников были такие   вольнодумцы, как Феодосий Косой и Матвей Башкин. По оговору последнего 24 января 1554 г. Артемий был осужден церковным собором как еретик и сослан в заточение   в Соловецкий монастырь, откуда вскоре бежал в Великое княжество Литовское (ок. 1554–55). Обосновавшись в Слуцке, он проявил себя стойким борцом за православие, обличителем реформационных движений и ересей. Из его литературного наследия сохранилось 14 посланий.

§ 6.8. В преддверии Смуты. Традиции воинских повестей продолжает « Повесть о прихожении Стефана Батория на град Псков » иконописца Василия (1580-е гг.), рассказывающая о героической обороне города от польско-литовской армии в 1581 г. В 1589 г. в России было учреждено патриаршество, способствовавшее оживлению литературной деятельности и книгопечатания. « Повесть о житии царя Федора Ивановича » (до 1604), написанная первым русским патриархом Иовом в традиционном стиле идеализирующего биографизма, стоит у истоков литературы Смутного времени.