Зырянова

Т.В. Зырянова

Основные траектории развития филологии, ее содержание и смысл

Установим происхождение ключевых для темы понятий. Слово “филология” — родом из Древней Греции: “philologia” — любовь к знаниям (“phileo” — “люблю”, “logos” — слово, знание). В таком смысле Платон называл филологом Сократа. В таком же смысле в Древней Греции воспринимались произведения Гомера: поэт был для греков национальным учителем, а его поэмы — источником знания, о чем свидетельствует тот факт, что поэмы именно в таком ракурсе преподавались в учебных заведениях Древней Греции.

Начало — поздняя античность (осевое время истории, по Ясперсу): Сократ, Платон, Аристотель — мыслители, давшие филологии жизнь на Западе.

Первые попытки трактовать поэмы Гомера, язык которого устарел и стал непонятным для его потомков, породили отдельные герменевтические приемы как практическое искусство толкования текстов в Древней Греции, названное экзегезой. Цель экзегезы состояла в том, чтобы понять текст,

— это и создало герменевтическую проблематику, спроецировав главное направление на интерпретацию. “Преодолеть культурную отдаленность, дистанцию, отделяющую читателя от чуждого ему текста” [13, с. 4], — такую задачу ставили мыслители перед собой. Как подчеркивал Аристотель в своем труде “Об истолковании”, именно “овладение реальностью с помощью значимых выражений” [там же, с. 5] послужило мотивацией формирования, а затем — существования герменевтики,

2

развитие которой обеспечила прежде всего филология (позже — исторические науки и философия).

Историю термина “герменевтика” (“искусство понимания” в античные времена) обычно объясняют именем Гермеса, мифологического персонажа — вестника богов, покровителя магии, меняя, таким образом, местами причину и следствие. Скорее, имя покровителя было связано по значению со словом “hermeneutikos” — “разъясняющий, истолковывающий”, соответственно функции: Гермес — вестник. В данном случае доминантой содержания термина становится слово “разъясняющий”. Гермес как посредник между богами Олимпа и людьми был обязан доводить до сознания волю богов, истолковывая, разъясняя ее. Следовательно, этимологически термин означает интерпретацию. Остановимся пока на этом значении, достаточном для того, чтобы увидеть органическую связь герменевтики с зарождением филологии: в обоих случаях вопрос касается слова, изреченного или написанного, так или иначе нуждающегося в разъяснении. Понимание как конечная цель интерпретации слова, слов имеет филологическую природу, потому что апеллирует к человеческому сознанию, обращено к тексту или речи небытового свойства, рассчитанной на определенные усилия человека преодолеть сложности непонимания. Иными словами говоря, необходимость понимания, а с ним и другие герменевтические аспекты — интерпретация, мыслительные операции — возникают всегда там, где, говоря словами исследователя данного вопроса Г.Г. Шпета [8, с. 13], “зарождается желание отдать себе сознательный отчет в роли слова как знака сообщения”.

По мере теоретического осмысления процесса интерпретации текстов были введены принципы истолкования древних текстов, т.е. были сделаны первые шаги в направлении теоретической разработки герменевтики, и по мере накопления эти принципы объединялись,

3

становясь герменевтическим методом той или иной школы. Герменевтика как необходимое звено в постижении текстовой содержательности стала частью филологии и была связана с деятельностью прежде всего софистов, которые и определили ее профиль: древние тексты, реконструкция содержания, смысла, смыслов. Софисты, создавшие философское направление в Древней Греции, были критиками, литературоведами, языковедами. На это обстоятельство, фиксирующее не только связь философии с филологией, но и философские корни филологии (если проследить, что от чего произошло), указывает автор ряда современных работ по герменевтике П.П. Гайденко: “Благодаря своему интересу к языку и слову софисты положили начало той отрасли знания, которую теперь мы называем филологией” [3, с. 118].

Таким образом, именно герменевты отрефлектировали грани понятия “филология”: оно означает дословно “любовь к смыслу” — так сложилось исторически (варианты “к знанию”, “к слову” представляют более расширенную трактовку предмета филологии, но ипостась “любовь к смыслу” — предпочтительней, потому что она фиксирует конечную цель работы с текстом — постижение сути написанного). Эта трактовка объясняет самое важное в филологии: предмет ее не слова, а смыслы — то, что способно предъявить основу текстового сообщения, что достойно стать причиной размышления, исследования и, возможно, дискуссии. Ведь не случайно именно на филологической почве возникли целые школы, когда христианством в виде нового учения был дан мощный импульс становлению и развитию герменевтических концепций.

Укажем на этот, третий, этап, отмеченный необходимостью толкования Священного Писания, ставшего стимулом теоретического осмысления методов интерпретации на качественно новом витке. В I-III веках возникли две противоположные по методологической направленности герменевтические школы.

4

Александрийская богословская школа толковала Библию аллегорически (представитель — Аристарх, он именовал себя и последователей аналогистами). Здесь следует подчеркнуть ее огромную преобразовательную роль: как только ее представителями была создана библиотека, развилось целое направление в классической филологии; особая заслуга Александрийской филологической школы заключается в том, что она провела систематизацию своих фондов, составив комментарии к произведениям классических авторов [15, с. 23]. Первым, кто назвал себя филологом, был Эратосфен, ученый, заведовавший Александрийской библиотекой с 246 года н.э.: будучи разносторонне образованным, он предпочитал поэмы, т.е. истинно литературный жанр, излагая взгляды на мир, вселенную, космос; быть может, именно из-за предпочтения жанра художественной литературы в научных кругах он получил прозвище “Бета”, т.е. “номер два”.

Пергамская школа придерживалась “дословного” толкования Библии (представитель — Кратет, он именовал себя и своих сторонников аномалистами). Отметим и вторую особенность, во многом объясняющую историю герменевтики и ее сегодняшнее содержание: через Кратета прослеживается связь со стоиками, представителями философской школы стоицизма, — философским содержанием герменевтика будет пронизана на протяжении всей своей истории; в целом данное обстоятельство и обеспечило ей и длительную жизнь, и методологическое разнообразие, и богатство инструментария.

В этом свете примечателен тот факт, что момент зарождения библейской экзегетики, или экзегезы, зафиксировал исследователь истоков средневекового философствования Г.Г. Майоров: “Образованные иудеи, учившиеся обычно в школах греков, пытаются перевести язык Библии на язык греческой философии. Для этого они пользуются утвердившимся среди александрийских филологов методом аллегорического толкования

5

(курсив мой — Т.З.). Так родилась библейская экзегетика” [12, с. 47]. Библейская экзегетика, соединившись с философией, явилась

фундаментом для последующего развития герменевтики вообще. Первая проблема, возникшая в истории герменевтики, касалась количества смыслов слов, т.е. являлась филологической (это сейчас ясно, что слово обладает лишь значением, что для образования смысла необходимо хотя бы словосочетание!).

По мере необходимости истолкования художественных произведений, имеющих социальную значимость (например, поэмы Гомера), религиозных текстов, философских трактатов формировались первые подходы к теоретическому осмыслению интерпретационной и комментаторской практики — формулировались принципы, преображались в методы, складывались в концептуальные платформы, вырабатывался аппарат, накапливался инструментарий, отшлифовывались приемы, распространяясь на всю литературу. Таким образом, расширялся предмет герменевтики. Мы видим как бы стянутыми в единый узел философию, филологию, герменевтику, а объединила их проблема интерпретации — толкования, извлечения из текста сути, расшифровки его смыслов.

Но, поскольку предметом деятельности герменевтов были литературные памятники, грамматы, философские трактаты, исходные герменевтические принципы стали филологическими приемами. В их числе — парафраз и комментирование.

Эти филологические приемы были рассчитаны на умение находить ошибки в грамматах, исправлять их, на умение читать, истолковывать, оценивать рукописи с литературной, художественной и эстетической позиций. Отметим и здесь существенную особенность античных герменевтических приемов, сохранившихся до наших дней. Мы их обнаруживаем сегодня в филологической дисциплине — критике, “суть

6

которой составляет совокупность приемов, способствующих восстановлению истинного текста литературного произведения и уяснению его содержания и значения в истории литературы” [8, с. 15]. Более того: “в вопросе уяснения содержания и значения” критика становится абсолютной герменевтикой, или умением толкования текстов (ведь задача герменевтики — уяснение содержательности литературного произведения, заключающей в себе содержание и смысл).

Для убедительности обратимся к статье “Критика литературная” в современном Словаре литературоведческих терминов.

Во-первых, само слово, называющее ее, — греческое по происхождению (“kritike” — “суждение”), — определяет ту же родину, что и у герменевтики, обосновывая их родственность принадлежностью Древней Греции.

Во-вторых, указывает на время возникновения критики как производной от герменевтики: первым ее теоретиком в контексте исторического развития считается Аристотель [16, с. 169], создавший трактат в античной литературе “Об искусстве поэзии” (уже здесь разработана система взглядов на природу художественного творчества и принципов оценки художественного произведения, не устаревших по сей день).

В-третьих, задача критики — “оценка литературных произведений с точки зрения современности и применительно к ее интересам, на основе как данных теории и истории литературы, так и всего круга общественнополитических, эстетических и этических норм своего времени (равным образом эти задачи стоят и перед критикой литературной в области музыки, живописи, театра и других искусств). В этом смысле критика литературная является основной общественно действенной точкой приложения сил науки о литературе; получает возможность, анализируя литературные произведения, активно войти в жизнь, выдвинуть, опираясь

7

на созданные писателем образы, общественно значимые проблемы своего времени, включиться в решение споров, выдвигаемых жизнью, и в их свете дать оценку произведению” [там же, с. 168].

Нетрудно заметить, что в определении задач, стоящих перед литературной критикой, доминирует задача влияния на идейную жизнь своего времени — вот как обосновываются необходимость и возможности такого влияния: “Несравненно уступая художественной литературе в силе непосредственного образного воздействия на читателя в ее интенсивности, критика вместе с тем обладает возможностью экстенсивной разработки проблем и тем, затронутых в произведении, включая его в широкий круг разнообразнейшего жизненного материала... Произведение становится в такой его интерпретации... своего рода окном в жизнь, распахивая которое перед читателем, критик показывает ему многообразие и сложность жизненных отношений, находит ответы на вопросы, которые поставил писатель перед читателем” [там же, с. 168].

Обратим внимание на ключевое слово, называющее ту операцию, которую непосредственно предписано выполнять критику, актуализирующему ту или иную идею какого-либо художественного произведения: это слово — интерпретация, оно заимствовано из понятийного аппарата герменевтики. Таким образом, мы получили еще одно подтверждение герменевтического происхождения филологии в целом и литературной критики в частности.

Подводя итоги сказанному, зафиксируем, что герменевтика, изначально являясь специальной филологической дисциплиной, дала жизнь филологическому дереву — в многообразии его различных отраслей, потому что исследовала содержание и смысл литературных художественных произведений и других языковых нехудожественных текстов, и в более поздние времена сохранила в себе это качество.

8

Статья “Филология” в Словаре литературоведческих терминов подтверждает наблюдения подобного рода во всех отмеченных аспектах этого понятия: “Термин “Филология” употребляется в значении:

а) совокупности наук, изучающих язык и литературу и относящихся к области гуманитарных знаний; б) совокупности приемов исследования языка, стиля, почерка, манеры с целью определения автора, времени, места и обстоятельств создания памятника письменности; в) толкования текста произведений писателей, чаще всего древних” [16, с. 434].

Итак, отметим общепризнанное назначение филологии: это — “проникновение в содержание знания + истолкование его” [14, с. 19]. Теперь сопоставим определение филологии с ее научной трактовкой филологов-теоретиков.

Филология, по Ю.В. Рождественскому, “рассматривает каждое высказывание, созданное кем-либо и так или иначе завершенное”, и называет его “произведением словесности или словесным произведением” [там же, 20]. “Для создания каждого произведения словесности необходим целенаправленный труд, представляющий собой объединение мысли с материалом речи. Такой труд совершается как реализация определенного замысла с помощью орудий речи, приложенных к материалам речи” (там же, 20). Заметим, в определении предмета филологии доминируют понятия “мысль”, “замысел” и, конечно же, “смысл”: “Текстом словесного произведения называется материал речи, обработанный орудиями речи в соответствии с замыслом словесного произведения и потому осмысливаемый” (отмечено мною — Т.З.) [там же, 21].

Суть филологической работы, по Н.И. Конраду, — “собирание письменных памятников прошлого, установление их текста и истолкование их” [там же, 19].

Таким образом, констатируя историческое предназначение общей филологии, можно сказать, что она выполняла три задачи: собирание,

9

классифицирование и толкование любых (а не только литературных) текстов.

Определяя предмет филологии, Ю.В. Рождественский указывает на исследование текста, включающее три ступени:

“а) анализ конкретных условий возникновения текста, в ходе которого решается проблема авторства и аудитории, определяется конкретное содержание, индивидуальный характер исполнения и т.п.;

б) изучение условий вхождения текста в данную область культуры, его роль в данной области культуры, взаимоотношения данного текста с другими текстами, проявляющиеся в содержании и языковой форме текстов;

в) общие исторические закономерности понимания и истолкования текстов на фоне развития культуры, прогресса в знаниях и речевом общении, технического прогресса в создании текстов” [там же, 19].

Первые две ступени ученые относят к частной филологии, последнюю — к общей. Следует отметить, что все эти ступени отработаны герменевтами.

Но обратимся к достижениям филологии, создававшим ее фундамент.

Синхронность возникновения филологии в эллинистическом мире и Китае подчеркивают Н.И. Конрад и Ю.В. Рождественский [6; 14].

Энциклопедический словарь также указывает на одновременное возникновение филологии на Западе и Востоке, но источником филологии на Востоке называет Древнюю Индию (отдавая, видимо, должное ей как первоисточнику буддийских текстов) и Древнюю Грецию [5, с. 734].

В исследовании “Восток и Запад” [6] Н.И. Конрад, определяя родословную филологии, акцентирует: “Филология родилась и на Западе, и на Востоке. И там и там — в пору поздней античности, каковой была на Западе эпоха эллинизма, на Востоке, в Китае, — эпоха Ханьской империи.

10

Александрийские книжники собирали литературные произведения классической поры своей античности — эпохи полисов, китайские — классической поры своей античности — эпохи лего. Они не только собирали, но и работали над установлением текстов; работа же над текстом влекла за собой работу над самим произведением. Так сложилось, ставшее классическим, существо филологической работы: собирание письменных памятников прошлого, установление их текста и истолкование их” [6, с. 7].

Особого внимания заслуживает тот факт, что новый виток развития филологии (герменевтики как специфической ее части) приходится на период появления огромной и разнообразной буддийской литературы. Аналогия с Западом — налицо: первый период средних веков на Западе — эпоха расцвета христианской литературы, давшей мощный толчок развитию герменевтики, первый период средних веков (в Китае средневековье датируется с III века) на Востоке — эпоха расцвета буддийской литературы, сумевшей овладеть умами правителей. Аналогия позволяет сделать вывод: этапы развития филологии и органической части ее — герменевтики — не просто совпадают с очередным социальным заказом общества, но и напрямую зависят от социального фактора.

Следующая аналогия не менее важна для уяснения природы герменевтического направления филологии вообще: “как и христианство на Западе, буддизм явился в Китай еще в Древности, но силу приобрел с переходом в средние века. Как христианство для феодального Запада было религией, пришедшей извне, так извне, из Средней Азии, пришел в Китай и буддизм” [7, 519]. Иными словами говоря, наметился стержень работы над текстами: перевод, реконструкция, интерпретация. Именно об этом пишет Н.И. Конрад: “Из Средней Азии и Индии приезжали проповедники, туда отправлялись китайские монахи, т.е. развивались сношения между тремя великими очагами культуры; изучался санскрит — язык