Часть 5 (Невроз и характер)

Когда же компромиссное образование нормально, а когда - патологично? Когда оно является невротическим симптомом или чертой характера, а когда - аспектом психического функционирования, заслуживающим того, чтобы называться нормальным?

Ответ на этот вопрос не прост. Хотя, думаю, можно сказать здесь следующее. Компромиссное образование должно считаться нормальным, если: позволяет в достаточной мере получить приятное удовлетворение инстинктивного импульса; сопутствующие тревога и депрессивный аффект не очень сильны; торможение функции в результате действия защитных усилий индивида не слишком велико; используется не очень сильное самонаказание и самоповреждение; не возникает слишком серьезный конфликт с окружением, т.е. в основном с теми людьми, с которыми человек контактирует в жизни. Компромиссное образование заслуживает определения "патологическое", если, наоборот: не приносит достаточно приятного удовлетворения; имеется слишком много неудовольствия; чрезмерно заторможена функция; очень велико самоповреждение/самонаказание; слишком сильны трения с окружением.

То, что я до сих пор имплицитно говорил о компромиссных образованиях, я хотел бы ясно теперь высказать. Все, что есть сознательного в нашей душевной жизни, все, что действительно важно и интересно для нас в наблюдениях за психическим функционированием других, - все это есть компромиссное образование как результат возникших в детстве конфликтов, спровоцированных неудовольствием, возникшим в связи с инстинктивными желаниями. Нормальные и патологические компромиссные образования составляют все, что мы считаем важным в душевной жизни.

Ни один психоаналитик не сомневается в важности компромиссного образования при психическом заболевании. Все те из нас, кто лечит с помощью психоаналитически ориентированной психотерапии или психоанализа в узком смысле слова, более или менее ясно понимают, что симптомы и черты характера, на которые жалуются наши пациенты, это компромиссные образования, возникшие на основе психических конфликтов, зарождение которых следует искать в инстинктивной жизни детства. Я не ожидаю единодушного согласия с утверждением, что все, относящееся к нормальной душевной жизни, также состоит из компромиссных образований, берущих начало в детских инстинктивных желаниях.

Думаю, одна из причин возможного несогласия заключается в том, что психоаналитический метод меньше используется и меньше подходит для изучения нормальных психических феноменов, чем для патологических. Никто не собирается лежать на кушетке в течение 50 минут по пять раз в неделю и говорить обо всем, что приходит в голову, незнакомому человеку без достаточно веского для этого повода. Насколько мы знаем, единственно серьезный побудительный мотив к этому - невротическое страдание и надежда на облегчение или излечение. Что позволяет использовать психоаналитический метод для изучения нормальных психических феноменов, так это нормальность многих сторон душевной жизни наших невротических пациентов, и в процессе анализа временами появляется шанс узнать больше о нормальных феноменах, чем с помощью других методов. Сам Фрейд при изучении снов, неверных действий и ошибок пришел к оценке их как своего рода границы между нормой и патологией. Вот почему он называл неверные действия и ошибки примерами психопатологии обыденной жизни. Думаю, можно сделать несколько шагов дальше в этом направлении, что я и постараюсь проиллюстрировать.

Пример. Сорокалетний акушер был старшим из шести детей. Все его братья и сестры, как и он сам, родились в сельском доме, где его родители жили, когда он был ребенком. Каждые роды становились большим событием, сильно его интересовавшим, но присутствовать при родах ему не разрешалось, хотя наблюдение за рождением животных было обычным для него занятием с ранних лет.

Таким образом, выбор пациентом профессии оказался нормальным аспектом психического функционирования, удовлетворявшим возникшее в раннем детстве желание наблюдать за родами матери. Этим также удовлетворялось его детское желание превзойти своего отца, который всегда почтительно относился к доктору, посещавшему мать во время ее многочисленных родов, и активно ему помогал. Этот выбор был также связан с тревогой и депрессивным аффектом, сопровождавшими детские инстинктивные импульсы. Как акушер он всякий раз, когда рождался очередной младенец, чувствовал свою компетентность и испытывал самоуважение, а не чувство незначительности и бесполезности, какое ощущал, будучи мальчиком.

Выбор профессии включал также защиты против детских желаний. Ни одна из женщин, которых он наблюдал во время их родовых мук, не была его матерью и ни один из обращавшихся к нему за помощью мужей не был его реальным отцом. Ревность и кровожадные детские желания держались под контролем благодаря его доброжелательности к пациенткам и полезности для них. Короче говоря, его выбор профессии был именно формой компромиссного образования, созданного тем же способом, как и обсессивный симптом у описанного мною выше юноши, который проверял газовые краны всякий раз, уходя из дома.

Сеттинг. Условия проведения психоанализа 5 раз в неделю по 50 минут на кушетке - таковы требования классического психоанализа (Фрейд работал сначала с пациентами 6 раз в неделю). Современный психоанализ не предъявляет столь жестких требований к сеттингу - сегодня достаточным считается проведение 3-х сессий (посещений) в неделю по 50 минут (однако, чем выше частота, тем выше эффективность). Допускается также проводить 2 сессии в неделю не на кушетке, а в кресле (лицом-к-лицу). Посещение реже 3-х раз в неделю формально считается не психоанализом, а психоаналитической психотерапией. Допустимо посещение и реже 2-х раз в неделю, однако встречи реже 1-го раза в неделю сильно снижают эффективность психоаналитического взаимодействия. Если у пациента нет возможности посещать психоаналитика часто - возможно увеличение продолжительности встреч до нескольких часов. Выбор конкретного сеттинга зависит от возможностей пациента и показаний. - А.П.

Учебный психоанализ. Бреннер упускает из виду, что изучение, так называемых, нормальных психических феноменов возможно в процессе тренинг-анализа кандидатов в психоаналитики. Дело в том, что любой кандидат в психоаналитики, перед тем как приступить к собственной практике, проходит многолетний личный анализ, который называется учебным. Конечно Бреннер неспроста забыл об этом. Ведь понятие нормы весьма относительно. Как бы не хотелось кандидатам в психоаналитики считать их психоанализ учебным - он всегда является, прежде всего, лечебным. Доктор, излечись сначала сам! А как же иначе? Да и сможет ли помочь больному доктор, здоровый от рождения?.. Поймет ли? Увидит? Сможет? (Да и кто здоров от рождения?..) - А.П.

ПРИМЕЧАНИЯ

Воспитание. Может сложиться впечатление, что воспитание ребенка - это, прежде всего, научение и обучение его чему-то новому. Конечно, научение и обучение занимает значительное место в процессе воспитания, но, прежде всего, в особенности на первых годах жизни, воспитание содержит в себе весьма значительную долю запретов, к которым приучают ребенка, что вызывает у него неудовольствие. Это связано, прежде всего, с тем, что культура человеческого общества и нормы социума не имеют генетического наследования. Для того чтобы человек стал человеком, ему приходится отказываться от весьма значительной своей животной части, именно которая и наследуется генетически. Поэтому при воспитании ребенка родителям приходится налагать множество запретов, которые, по сути, и обеспечивают необходимую базу для научения и обучения или защищают ребенка от физического вреда, которому он может сам себя подвергнуть. Запреты и ограничения приходится вводить с момента, когда ребенок начинает ползать. Первый запрет - это запрет на свободу передвижения, который проявляется, например, когда ребенка помещают в манеж. Запрет на свободу передвижения действует, в той или иной форме, практически до конца подросткового возраста (хотя многие родители пытаются сохранять его значительно дольше). Второй запрет, с которым сталкивается ребенок - это приучение к опрятности, который, по сути, вводит в определенные рамки инстинктивную потребность в опорожнении и получаемое вместе с этим удовлетворение. Ребенка изолируют от половых отношений родителей, что вызывает у него ревность и любопытство (тем более, что ему неведома тайна деторождения, и детская фантазия строит совершенно фантастические гипотезы, конечно, отвергая байку про капусту и аиста). Параллельно с этим ребенок сталкивается с ограничениями на проявление агрессии. Родители регулируют его пищевые пристрастия, приучают его к чистоте, не приветствуют онанизм, требуют всяческого послушания и т.д., и т.п., всякий раз фрустрируя его желания тем или иным образом (т.е. вызывая неудовольствие). Все это необходимо, прежде всего, для того, чтобы ребенок вырос полноценным членом общества, для чего приходится прибегать к наказаниям, которые сводятся, в конце концов, в той или иной форме, к отказу в любви со стороны родителей. Потребность в любви со стороны родителей для ребенка оказывается большей, чем все инстинктивные удовольствия вместе взятые, и он, в конце концов, подчиняется, приучается и научается, сохраняя для себя самое важное - любовь. Отказ в любви со стороны родителей доставляет ему страдание, избегая которого он подчиняется требованиям родителей - с годами это чувство превратиться в муки совести, избегая которые он будет следовать требованиям общества, конечно если его родители в достаточной степени сами отвечали требованиям общества. (О проблемах воспитания см. также мою статью Когда говорят о школьной дезадаптации.) - А.П.

ЭДИПОВ КОМПЛЕКС (по имени героя трагедии Софокла "Царь Эдип") психоаналитическое представление об особенностях эмоциональных отношений ребёнка в возрасте 3-4 лет к своим родителям. Согласно 3. Фрейду, это комплекс детских переживаний, состоящий из влечения мальчика к своей матери одновременно с ревностью и недоброжелательством по отношению к отцу. У девочек он характеризуется особой привязанностью к отцу и направленностью на него сексуального влечения и называется комплексом Электры. В дальнейшем этот комплекс вытесняется в сферу бессознательного, является универсальным для мужчин и определяет многие аспекты их сексуальности и невротизма. Эдип - в древнегреческой мифологии царь Фив. Согласно трагедии, Лай (отец Эдипа), которому была предсказана смерть от руки собственного сына, велел бросить новорождённого сына на съедение зверям. Спасённый пастухами ребёнок попал к коринфскому царю Полибу, который вырастил Эдипа как родного сына. Достигнув зрелого возраста, Эдип узнал в Дельфах от оракула, что ему суждено убить отца и жениться на матери. Не смея вернуться в Коринф, который он считал родиной, Эдип отправился в путь. В дорожной ссоре он убивает незнакомого знатного мужчину (это был Лай). Разгадав загадку Сфинкса, Эдип освободил Фивы и был за это провозглашён царём Фив, став мужем овдовевшей Иокасты (матери). Около 20 лет прожил Эдип в счастье, не подозревая, что пророчество дельфийского оракула сбылось. Когда в Фивах началась моровая язва и оракул в Дельфах предсказал, что только изгнание убийцы Лая спасёт город, Эдип узнал о своих преступлениях. Он ослепляет себя и уходит в изгнание, Иокаста кончает жизнь самоубийством. Таков миф об Эдипе. Подобные легенды распространены у многих народов. Кара, постигшая Эдипа, отражает восходящее к глубокой древности запрещение брачных отношений между прямыми родственниками (см. Инцест). По Фрейду, комплекс Эдипа составляет основу и сущность всей истории человечества. В незапамятные времена человек жил в ситуации промискуитета всех мужчин со всеми женщинами в первобытном обществе. В этом обществе вожак, будучи самым сильным, присваивал себе всех самок, которые могли быть матерями, жёнами и сестрами остальных самцов. Сам же вожак по сути был отцом всех самцов первобытного общества. Однажды униженные самцы убили вожака-отца и решили ввести экзогамию (запрет браков и половых отношений с кровными родственниками). Фрейд считал, что введение экзогамии положило начало общественной морали и государственной организации человеческого общества. Первобытные братья, убив отца, начали испытывать противоречивые чувства, которые зачастую обнаруживаются у невротиков и у детей ненависть и чувство соперничества по отношению к отцу и восхищение им, затем возникло сознание вины и раскаяние. Осознание вины за совершённое деяние побудило установить табу (запрет) на инцест и на убийство отца. В психоаналитической трактовке Фрейда предполагается, что на сознании вины за совершённое на заре цивилизации деяние, незримо присутствующей в душе каждого человека, основана вся современная культура с её предписаниями морали и различными ограничениями. Следует сказать, что эти выводы не являются абсолютными, так как входят в противоречия с некоторыми данными современной науки (см. Фрейдизм). В клинической и психологической практике зачастую можно обнаружить символические проявления Эдипова комплекса (для женщин - комплекса Электры). Например, в выборе сексуального партнёра играют роль те его свойства и качества, которые присущи образу родителя противоположного пола, в большинстве случаев эта закономерность человеком не осознаётся. Спорным остаётся психоаналитическое утверждение в том, что Эдипов комплекс является универсальным для каждого. Фрейд З.

Я И ОНО

Сознание и бессознательное

(Хрестоматия по истории психологии. Под ред. Гальперина П. Я., Ждан А. Н. М.: Изд-во МГУ, 1980. С. 184-188. )

 

Я не собираюсь сказать в этом вводном отрывке что-либо новое и не могу избежать повторения того, что неоднократно высказывалось раньше.

Деление психики на сознательное и бессознательное является основной предпосылкой психоанализа, и только оно дает ему возможность понять и приобщить науке часто наблюдающиеся и очень важные патологические процессы в душевной жизни. Иначе говоря, психоанализ не может перенести сущность психического в сознание, но должен рассматривать сознание как качество психического, которое может присоединяться или не присоединяться к другим его качествам.

Если бы я мог рассчитывать, что эта книга будет прочтена всеми интересующимися психологией, то я был бы готов к тому, что уже на этом месте часть читателей остановится и не последует далее, ибо здесь первое применение психоанализа. Для большинства философски образованных людей идея психического, которое одновременно не было бы сознательным, до такой степени непонятна, что представляется им абсурдной и несовместимой с простой логикой. Это происходит, полагаю я, оттого, что они никогда не изучали относящихся сюда феноменов гипноза и сновидений, которые - не говоря уже обо всей области патологического, - принуждают к пониманию в духе психоанализа. Однако их психология сознания никогда не способна разрешить проблемы сновидения и гипноза.

Быть сознательным - это, прежде всего, чисто описательный термин, который опирается на самое непосредственное и надежное восприятие. Опыт показывает нам далее, что психический элемент, например представление, обыкновенно не бывает длительно сознательным. Наоборот, характерным является то, что состояние сознательности быстро проходит; представление в данный момент сознательное, в следующее мгновение перестает быть таковым, однако может вновь стать сознательным при известных, легко достижимых условиях. Каким оно было в промежуточный период - мы не знаем; можно сказать, что оно было скрытым (latent), подразумевая под этим то, что оно в любой момент способно было стать сознательным. Если мы скажем, что оно было бессознательным, мы также дадим правильное описание. Это бессознательное в таком случае совпадает со скрыто или потенциально сознательным. Правда, философы возразили бы нам: нет, термин "бессознательное" не может иметь здесь применения; пока представление находилось в скрытом состоянии, она вообще не было психическим. Но если бы уже в этом месте мы стали возражать им, то затеяли бы совершенно бесплодный спор о словах.

К термину или понятию бессознательного мы пришли другим путем, путем разработки опыта, в котором большую роль играет душевная динамика. Мы видели, т. е. вынуждены были признать, что существуют весьма напряженные душевные процессы или представления, - здесь, прежде всего, приходится иметь дело с некоторым количественным, т. е. экономическим, моментом - которые могут иметь такие же последствия для душевной жизни, как и все другие представления, между прочим, и такие последствия, которые могут быть сознаны опять-таки как представления, хотя в действительности и не становятся сознательными. Нет необходимости подробно повторять то, о чем уже часто говорилось. Достаточно сказать: здесь начинается психоаналитическая теория, которая утверждает, что такие представления не становятся сознательными потому, что им противодействует известная сила, что без этого они могли бы стать сознательными, и тогда мы увидели бы, как мало они отличаются от остальных общепризнанных психических элементов. Эта теория сказывается неопровержимой благодаря тому, что в психоаналитической технике нашлись средства, с помощью которых можно устранить противодействующую силу и довести соответствующие представления до сознания. Состояние, в котором они находились до осознания, мы называем вытеснением, а сила, приведшая к вытеснению и поддерживавшая его, ощущается нами во время нашей психоаналитической работы как сопротивление.

Понятие бессознательного мы, таким образом, получаем из учения о вытеснении. Вытесненное мы рассматриваем как типичный пример бессознательного. Мы видим, однако, что есть двоякое бессознательное: скрытое, но способное стать сознательным, и вытесненное, которое само по себе и без дальнейшего не может стать сознательным. Наше знакомство с психической динамикой не может не оказать влияния на номенклатуру и описание. Скрытое бессознательное, являющееся таковым только в описательном, но не в динамическом смысле, называется нами предсознательным; термин "бессознательное" мы применяем только к вытесненному динамическому бессознательному; таким образом, мы имеем теперь три термина: "сознательное" (bw), "предсознательное" (vbw) и "бессознательное" (ubw), смысл которых уже не только чисто описательный. Предсознательное (vbw) предполагается нами стоящим гораздо ближе к сознательному (bw), чем бессознательное, а так как бессознательное (ubw) мы назвали психическим, мы тем более назовем так и скрытое предсознательное (vbw). Почему бы нам, однако, оставаясь в полном согласии с философами и сохраняя последовательность, не отделить от сознательно-психического как предсознательное, так и бессознательное? Философы предложили бы нам тогда рассматривать и предсознательное и бессознательное как два рода или две ступени психоидного, и единение было бы достигнуто. Однако результатом этого были бы бесконечные трудности для изложения, а единственно значительный факт, что психоиды эти почти во всем остальном совпадают с признанно психическим, был бы оттеснен на задний план из-за предубеждения, возникшего еще в то время, когда не знали этих психоидов или самого существенного в них.

Таким образом, мы с большим удобством можем обходиться нашими тремя терминами; bw, vbw и ubw, если только не станем упускать из виду, что в описательном смысле существует двоякое бессознательное, в динамическом же только одно. В некоторых случаях, когда изложение преследует особые цели, этим различием можно пренебречь, в других же случаях оно, конечно, совершенно необходимо. Вообще же мы достаточно привыкли к двойственному смыслу бессознательного и хорошо с ним справлялись. Избежать этой двойственности, поскольку я могу судить, невозможно; различие между сознательным и бессознательным есть, в конечном счете, вопрос восприятия, на который приходится отвечать или да или нет, самый же акт восприятия не дает никаких указаний на то, почему что-либо воспринимается или не воспринимается. Мы не вправе жаловаться на то, что динамическое в явлении может быть выражено только двусмысленно (Сравн.: "Замечания о понятии бессознательного" (Sammlung kleiner Schriftenzur Neurosenlehre", 4 Folge). Новейшее направление в критике бессознательного заслуживает быть здесь рассмотренным. Некоторые исследователи, не отказывающиеся от признания психоаналитических фактов, но не желающие признать бессознательное, находят выход из положения с помощью никем не оспариваемого факта, что и сознание как феномен дает возможность различать целый ряд оттенков интенсивности или ясности. Наряду с процессами, которые сознаются весьма живо, ярко и осязательно, нами переживаются также и другие состояния, которые лишь едва заметно отражаются в сознании, и наиболее слабо сознаваемые якобы суть те, которые психоанализ хочет обозначить неподходящим термином "бессознательное". Они-де в сущности тоже сознательны или "находятся в сознании" и могут стать вполне и ярко сознательными, если только привлечь к ним достаточно внимания.).

В дальнейшем развитии психоаналитической работы выясняется, однако, что и эти различия оказываются неисчерпывающими, практически недостаточными. Из числа положений, служащих тому доказательством, приведем решающее. Мы создали себе представление о связной организации душевных процессов в одной личности и обозначаем его как Я этой личности. Это Я связано с сознанием, что оно господствует над побуждениями к движению, т. е. к вынесению возбуждений во внешний мир. Это та душевная инстанция, которая контролирует все частные процессы (Partial- vorgange), которая ночью отходит ко сну и все же руководит цензурой сновидений. Из этого Я исходит также вытеснение, благодаря которому известные душевные побуждения подлежат исключению не только из сознания, но также из других областей значимости и деятельности. Это устраненное путем вытеснения в анализе противопоставляет себя Я, и анализ стоит перед задачей устранить сопротивление, производимое Я по отношению к общению с вытесненным. Во время анализа мы наблюдаем, как больной, если ему ставятся известные задачи, попадает в затруднительное положение; его ассоциации прекращаются, как только они должны приблизиться к вытесненному. Тогда мы говорим ему, что он находится во власти сопротивления, но сам он ничего о нем не знает, и даже в том случае, когда, на основании чувства неудовольствия, он должен догадываться, что в нем действует какое-то сопротивление, он все же не умеет ни назвать, ни указать его. Но так как сопротивление, несомненно, исходит из его Я и принадлежит последнему, то мы оказываемся в неожиданном положении. Мы нашли в самом Я нечто такое, что тоже бессознательно и проявляется подобно вытесненному, т. е. оказывает сильное действие, не переходя в сознание и для осознания чего требуется особая работа. Следствием такого наблюдения для аналитической практики является то, что мы попадаем в бесконечное множество затруднений и неясностей, если только хотим придерживаться привычных способов выражения, например, если хотим свести явление невроза к конфликту между сознанием и бессознательным. Исходя из нашей теории структурных отношений душевной жизни, мы должны такое противопоставление заменить другим, а именно, цельному Я противопоставить отколовшееся от него вытесненное (Сравн.: Jenseits des Lustprincips).

Однако следствия из нашего понимания бессознательного еще более значительны. Знакомство с динамикой внесло первую поправку, структурная теория вносит вторую. Мы приходим к выводу, что ubw не совпадает с вытесненным; остается верным, что все вытесненное бессознательно, но не все бессознательное есть вытесненное. Даже часть Я (один бог ведает, насколько важная часть Я может быть бессознательной), без всякого сомнения, бессознательна. И это бессознательное в Я не есть скрытое в смысле предсознательного, иначе его нельзя было бы сделать активным без осознания и само осознание не представляло бы столько трудностей, Когда мы, таким образом, стоим перед необходимостью признания третьего, не вытесненного ubw, то нам приходится признать, что характер бессознательного теряет для нас свое значение. Он обращается в многосмысленное качество, не позволяющее широких и непререкаемых выводов, для которых нам хотелось бы его использовать. Тем не менее, нужно остерегаться пренебрегать им, так как, в конце концов, свойство бессознательности или сознательности является единственным светочем во тьме психологии глубин.

Начало формы