13 Апреля

На второй день в 11 часов мы опять гостили у Юрия. Были также Гаральд и Бруно. Приглашают нас на чай. После, на некоторое время, мы с Гаральдом остаемся одни с Юрием.

Из Ленинграда и Тбилиси получены требования, чтобы выставку перевезли туда. И Риге, если она хочет, надо требовать.

Оказалось, что храм в Талашкино уцелел. В Индии через русское посольство ему сообщили, что он разрушен. Единственная печаль, что русские сами его попортили. «Сельсовет устроил склад и забелил фрески». Когда Михайлов приедет из Египта, Юрий ему предложит, чтобы Талашкино реставрировали.

Мы рассказали, что говорил один немецкий офицер. Во время наступления немцы старались целиться в церковь, но снаряды шли мимо, пока все вокруг храма не было разрушено. Позже ворвались в церковь, увидели там 12 сидящих седых людей, они что-то им сказали пророческое.

Гаральд спрашивает то, о чем давно думал: «Во всех сферах деятельности проявлялись высокодуховные люди, близкие к Братству. А в музыке и поэзии такие были?» Упоминает Вагнера.

«Вагнер мог подойти близко, но тяжкие стороны жизни его опять отдалили. Вообще, Вагнер – человек тяжелого характера.

Бетховен по своему огню может быть кандидатом, ближе всех других.

В искусстве человек не всегда соответствует своему внутреннему облику. Судить надо по внутреннему облику».

Задатки Лермонтова уже ближе. Пушкин – только талант. Лермонтов выше Пушкина, хотя бы сравнить обоих «Пророков».

В русской литературе в то время больше всего как человек выделялся Чаадаев. Герцен где-то говорит, что не заметить его в толпе было невозможно, уже по его глазам.

У Рафаэля – тоже свои слабости.

«Главное – внутренний облик».

«Подвижник тот, у кого все качества уже соответствуют его кредо».

Кардинальный вопрос – новая, духовная церковь. Православные священники ничем не интересуются, в том числе и работами Н.К. От православной Пасхи остались «яйца и куличи». Однако есть и некоторые духовные священники.

Ученые сознают, что они находятся на рубеже.

Опарин (?) на закрытии съезда биологов после всех речей сказал в заключение, что этот вопрос очень сложен.

Поездка Юрия в Лавру в сентябре прошлого года произвела на него большое впечатление. Троицкий собор был великолепен, хор – сильный, было много молодежи, военных.

Картина Н.К. «Св. Сергий» из пражской коллекции в хранилище Третьяковской галереи, там эта картина висит рядом с другими. Сотрудники, когда идут в хранилище, говорят: «Пойдем к Сергию».

Когда думали о новом музее Рериха, упоминали Архангельское в окрестностях Москвы. Другое предложение – устроить филиал в Сибири. Новый центр – на Алтае. Тогда и он сам согласен переехать туда.

Всего будто бы имеется 3000 картин Н.К. В Брюгге – около 30, их во время войны спасла королева Бельгии, она – гуманный человек.

В Париже картины-то спасли, но архив и библиотека – погибли. Еще картины есть в Лувре и Люксембурге.

Есть и в Лондоне, в музее.

Из Югославии картины перевезут в Москву.

Алпатов отказался писать вводную статью для каталога. Взялся за это 83-летний Юон. Он в нервном напряжении торопился закончить работу и вскоре умер. Это была его «лебединая песнь».

Посол Цейлона, произнесший чудную речь, – друг Юрия, работал с ним вместе, высоко ценил и Н.К. На Цейлоне был профессором университета. Символично, что они приехали почти одновременно, он поселился в той же гостинице «Ленинград», что и Юрий. Он нарушил традиции, существующие в посольском сословии, и теперь в Москве читает курс лекций по буддизму и сингалезскому языку. Юрий устроил его в университет. Хотя и посол, но ведет себя просто, без этикета, дружествен к русским.

(Во время открытия выставки у меня появилось желание подойти к послу и кратко по-английски поблагодарить, но он все время был не один. Я просил Юрия передать ему мою книжечку «Культура»¹⁹на английском, с моей благодарственной надписью. Эту книжечку я позже послал Юрию через друзей.)

В то время как посол Цейлона – человек духовный, в индийском посольстве в основном чиновники.

Картину «Будда в подводном царстве» устроители выставки назвали «Садко».

Я спросил о дальнейших планах Юрия по продвижению искусства Н.К.

Он ответил: «Я продвигаюсь поэтапно. Где фронт противников, там приходится прикладывать больше сил. Нужна соизмеримость в том, что можно, а чего нельзя».

(Я ему сказал: «Вы ведь старый полководец».)

Позже, наедине, Юрий советовал поторопиться с моей работой об искусстве Н.К. «В скором времени пригодится». Может быть, он предвидит монографию? В минувшем году он напомнил мне завещание Е.И. писать на тему «Космичности в искусстве Н.К.Р.».²⁰

Он задавал вопрос представителю ВОКС (Всесоюзное общество культурной связи с заграницей) – были ли запрещены в Москве книги Н.К.? Тот долго рылся в каталогах и сказал: «Нет». К тому же все время в Москве продавалась рижская монография. Теперь ее продают за 500 рублей. И это в то время, когда в Риге все беспощадно перемололи на бумажной фабрике.

В Америке только что выставлены 40 картин Н.К. из той коллекции, что пропала в 1904 году. Большинство собрано из музеев.²¹

В Нью-Йоркском Музее было около 1500 картин, часть из них до сих пор в руках Хорша. На аукционе некоторые купил Боллинг, швед, друг Н.К., из купленного часть передал Лихтман для нового музея, где ныне около 200 картин, остальные оставил у себя, но при случае он согласен их уступить.

В Америке в настоящее время экономическая депрессия. Сравнивают с банкротствами 1929 года. Если будет катастрофа, всеобщая безработица, если начнется революция, то будет намного страшнее и безжалостнее, чем в России, ибо не будет Ленина, который бы обуздывал.

«Судьбу конем не объедешь».

Чан Кайши – хитрый. Мао Цзедун – намного выше.

Юрий – пример великой терпимости. Гунта рассказала о какой-то женщине-экскурсоводе, которая иногда вещает совсем превратные вещи о картинах Н.К. Юрий на это только улыбнулся и припомнил анекдотический случай из царских времен, когда на выставке какой-то генерал никак не мог понять и возмущался картиной Н.К., но когда узнал, что Н.К. является директором «императорской» Школы Общества поощрения художеств, стал извиняться и сразу же изменил свое мнение.

Вообще, Юрий не осуждает, но внимательно оценивает. Так, он защитил Наполеона от резких нападок Гаральда. Даже Кутузов хорошо отзывался о Наполеоне, какому-то офицеру сказал: «Кто вам дал право его судить?!»

(Я сказал, что был в Париже и в пантеоне Наполеона чувствовал, что все сословия французов его очень уважают.)

Юрий воплощает в себе истинную буддийскую доброжелательность и благородство. Когда я думаю о Юрии, всегда вспоминаю, что Будда в ученики принимал только тех, кто был способен на свою волю надеть «золотые вожжи». Я внутренне пожелал и некоторым нашим по-европейски слишком необузданно воинственным сородичам пройти суровую школу Будды.

С квартиры Юрия мы отправились на выставку. Опять сияюще встречала нас великая красота. Юрия окружила большая толпа молодежи, задававшая ему нескончаемые вопросы. Мы сделали запись в книге для гостей. Гаральд, я и Якобсон подписались полным именем. Гаральда сильно вдохновила картина «Огни на Ганге».

«Огни Н.К. Рериха, пущенные по Ганге, плывут по рекам, морям, океанам.

Да воспримут народы величественные Огни Н.К. Рериха!»

У меня была целая страница:

«От повседневности нашей жизни Рерих ведет нас к вершинам беспредельной лучезарной красоты, в мир более реальный, чем все то, что ощущают и постигают наши органы чувств. Ибо это мир самых дорогих сердцу вибраций, самых возвышенных наших мыслей, сокровенных наших чувств и чаяний.

Искусство Рериха – это музыка, преображенная в плоть: тут все звучит, переливаясь самыми утонченными красками, мыслями, идейной цельностью.

В гималайских картинах Рериха чувствуется веяние космичности: как будто каждый предмет, озеро или скала, цветок или облако, даже сам человек, превозмогая земное притяжение, тянется ввысь к новому, еще не открытому наукой закону левитации (невесомости).

Истинно, никто не пройдет мимо великого самобытного магнита творчества Рериха. Слава сердцу, искра которого от соприкасания с ним превратилась в пламя.

Гениального Мастера уже давно нет среди нас, но мы являемся свидетелями его могучего подвига красоты. Пусть он вдохновляет сознание зрителей-энтузиастов на подвиг претворения жизни и культуры в самые лучшие, прекрасные тональности, овеянные духом высокой гуманности».

Гунта («О»)²²:

«Даже те, кто уже знал искусство Н.К. Рериха и носил его в сердце как самое большое и дорогое, остановились, ошеломленные, изумленные до слез великою красотою огня духа. Весь зал сверкает языками пламени. Земля исчезает из-под ног, открывается необычная беспредельная даль. Впервые истинно понимаешь, что означает сила искусства, – сила, которая перерождает человека, дает ему импульс стать героем, который может все».

В день открытия, когда книга для гостей еще была нетронутой, Гунта всем сердцем желала начать ее записью: «С новой эрой, друзья!» Но мы пришли к единому мнению, что это будет излишне «пропагандистски». И все же, во вторник, в день нашего отъезда, когда у книги для гостей стояло шесть человек в очереди, Гунта подошла, попросила кого-то, взяла из рук книгу и на первой странице под текстом написала упомянутые восклицания: «Дерзайте, молодые!»

Как много там было еще записей, полных энтузиазма, все перечитать я не успел. Например:

«Наконец-то! (Студент МГУ)».

«Русский художник вернулся через 11 лет».

«Радуюсь настоящему искусству».

«Русское искусство до сих пор следовало традициям, теперь Рерих ломает их, создает новое искусство. Оно необходимо, ибо молодежь должна учиться».

«Новая эпоха в русском искусстве».

Позже в письме Юрию я предложил собрать все книги со всех выставок. Будет весьма значительный, внушительный том. Больше всего там отзывов молодежи, полных энтузиазма.

Давно лелеянное в сердце, ожидаемое – сбылось.