венедская_проблема_

Свод древнейших письменных известий о славянах

Том 1 (I–VI вв. н.э.) / Составители Л.А.Гиндин, С.А.Иванов, Г.Г.Литаврин (М., 1994)

Гай Плиний Секунд (Старший), 23/24 – 79 гг. н.э., ‘Естественная история’ (энциклопедия): при описании народов, не имевших прямых контактов с Римской империей, роль неактуальной информации, черпаемой из устаревших источников, резко возрастает, причем сведения используются в передаче третьих лиц.

IV.13.96–97: перечисляя с востока на запад лежащие в Северном Океане острова, Плиний называет, ссылаясь на свидетельства греческих авторов IV–III вв. до н.э. Тимея, Пифея, Ксенофонта, крупные острова Баунония (Готланд?), Балкия (Скандинавия) и образуемый гигантской горой Сайво (цепь возвышенностей – Гарц, Франконский лес, Тюрингский лес, Рудные горы, Судеты и Карпаты, водораздел, отделяющий низменности в междуречье Эльбы и Вислы от бассейна Средиземноморья), залив Кодан, или Килипен (Балтийском море) с огромными островами – Скантинавия и “Энингия, передают, что она населена вплоть до реки Висулы сарматами, венедами, скирами, хиррами, что залив называется Килипен и остров в его устье Латрис, другой залив Ланг, пограничный кимбрам”. Таким образом, Балтийское море (залив Килипен/Кодан), Скандинавия (остров Балкия/Скантинавия) и ‘остров’ Энингия/Латрис упоминаются дважды под разными именами, что указывает на смешение реальных сведений I века н.э. с полумифологичными представлениями IV–III веков до н.э., почему и остров Энингия не находит соответствия в действительности, если только не признать, что данный ороним обозначает территорию Висло-Одерского междуречья, окаймленного глубоко вдающимися в морское побережье Щецинским и Гданьским заливами и впадающими в них полноводными реками (возм.: Ae-/Eningia < *Feningia ‘остров феннов’). В этом контексте и упоминаются Venedis ‘венеды’. Судя по всему, Плиний дает сводку всех сообщений о регионе Северной Европы, включая в картину архаических представлений пятисотлетней давности отдельные актуальные этнотопонимы I века н.э. как самые общие ориентиры, а переходя далее к описанию Германии (IV.13.99–100), приводит уже вполне реальные сведения о народах и перечисляет реки в правильной последовательности и под их историческими названиями: Вискула/Вистла (Висла), Альбис (Эльба), Висургис (Везер), Рен (Рейн), Моза (Маас) – здесь нет места ни фантастическим горам и заливам, ни сказочным островам, ни мифическим народам вроде венедов, или никем более не упоминаемых хирров, или неизвестно как занесенных на север Европы сарматов и германоязычных скиров Днепро-Дунайского междуречья. Итак, венеды упомянуты Плинием в контексте архаичных, полумифических сведений, восходящих к источникам IV в. до н.э., и в окружении племен, существование которых в бассейне Вислы весьма сомнительно. Учитывая датировку источников Плиния о венедах и неправдоподобный контекст их упоминания, можно предположить, что локализация венедов на Висле связана с раннегреческими представлениями о мифической реке Эридан, соединявшей Средиземноморье с Северным Океаном, откуда по ней поступал янтарь; по мере развития географических знаний Эридан был отождествлен с рекой Подан (По), в устье которой располагался центр торговли янтарем, а поскольку считалось, что янтарь ‘родится’ на берегу Северного Океана, то с ним оказались связаны как истоки Подана (Эридана), так и занимавшие в XI–III вв. до н.э. большую часть его бассейна исторические венеты, которым приписывали добычу янтаря, поэтому когда стал известен весь реальный ‘янтарный путь’ от Подана по Дунаю и Висле, то ареал обитания венетов, язык которых близок к иллирийскому, италийским и кельтским (но не славянским), был распространен на север вплоть до Вислы, будучи уже неотделим от ‘янтарного берега’ Северного Океана. Судя по контексту сообщения Плиния о венедах на Висле, эта локализация содержалась уже в использованном им источнике, но во всяком случае она не дает никаких оснований для отождествления венедов со славянами.

В.Суровецкий (Surowiecki, 1824), сопоставив сообщение Плиния о венедах со свидетельством Иордана и названием славян в финских и германских языках (wend-/wind-), предложил отождествить венедов со славянами; его мнение без новых доводов, без критики текста и анализа источников было принято П.Шафариком (1837) и Л.Нидерле (Niederle, 1902) и получило широкое распространение среди славистов (А.Л.Погодин; Б.А.Рыбаков; Ф.П.Филин; В.В.Седов; В.В.Иванов и В.Н.Топоров): Иордан называет венетов предками славян, Плиний, Тацит, Птолемей связывают венетов с Вислой, Повисленье – центр славянских земель, следовательно венеты/венеды античных источников – славяне, а потому археологические культуры этого региона атрибуцируются как праславянские.

Однако, мировая наука в целом весьма сдержанна в этом вопросе: этноним ‘венеды/венеты’ (Ενετοι, Veneti, Venethi, Venedi) никогда не был самоназванием славян, а образованные на его основе этнотопонимы известны по всей зоне периферии Центральной и Западной Европы (Лаций, Венеция, Иллирия, Эпир, Альпы, Бретань, Британия, Ирландия, Германия) и даже в Малой Азии (Пафлагония), но особенно среди германских и кельтских народов, с которыми настойчиво связывали этот этноним позднеантичные авторы (Цезарь, Страбон, Плиний, Помпоний Мела), хотя вполне очевидно, что здесь налицо архаичный пласт ономастики, обозначавший разные этносы, в частности обитавших в Адриатике иллирийцев и венетов. Не исключено, что перенесение на славян имени венетов произошло именно после заселения ими территорий в бассейнах Эльбы и Дуная, покинутых германскими племенами в конце IV–VI вв. н.э. [С. 25, 29–35]

Публий Корнелий Тацит, ок. 50 – 113 г. н.э., ‘О происхождении и местах обитания германцев’ (‘Германия’, 98 г. н.э.): противопоставление ‘естественной’ культуры варваров римской цивилизации.

Germ. 46: “(1) Здесь граница Свевии. Я колеблюсь, причислить ли певкинов, венетов и феннов к германцам или же к сарматам. Впрочем, певкины, которых некоторые называют бастарнами, в отношении речи, образа жизни, мест обитания и жилищ ведут себя как германцы: живут в грязи, а их знать в бездействии. Смешанными браками они обезображивают себя, почти как сарматы. (2) Венеты многое усвоили из [их] нравов, ведь они обходят разбойничьими шайками все леса и горы между певкинами и феннами, однако же они скорее должны быть отнесены к германцам, поскольку [они] и дома строят, и носят [большие] щиты, и имеют быстроногую пехоту – это все отличает их от сарматов, живущих на повозке и на коне”.

По данным Тацита, в восточной половине Свевии (Германии), отделенной от западной части горным кряжем (Исполиновы горы и Судеты), в направлении с юга на север обитают лугии, готоны (готы), на побережье – ругии и лемовии, в Северном Океане – суионы, восточнее – эстии (балты), причисленные здесь к германским народам, как и считавшиеся ранее кельтами певкины (бастарны), которые появились в нижнем Подунавье во второй половине III в. до н.э., в начале II в. н.э. достигли устья Дуная и Прутско-Днестровского междуречья, но затем днестровская группа отошла в Карпаты, а оставшиеся в Добрудже получили название певкинов по названию области Певка; фенны (саамы), занимавшие в это время территории севернее Немана. Относительно же области обитания венетов Тацит сообщает буквально следующее: “Venethi… блуждают [отрядами] с целью грабежа [разбоя] по лесам и горам между певкинами и феннами”, то есть на пространстве от Немана до Карпат, где самим Тацитом локализуются эстии-балты, готоны-готы, многочисленные лугии и гето-даки, то есть что для собственной племенной территории самих венедов остается только верхнее Повисленье, что явно совпадает с информацией Плиния, вплоть до контраста четкой локализации германских племен и неопределенной венетов/венедов; настораживает и сопоставление Тацитом венетов с сарматами, хотя ареал последних не простирался далее Карпат и не достигал Повисленья, но именно у Плиния они упоминаются рядом. Таким образом, есть веские основания полагать, что сообщение Тацита о местообитании венетов либо прямо заимствовано у Плиния, либо взято из общего с ним источника.

Тацит причисляет венетов к германцам (как и эстиев-балтов, хотя отмечает отличие их языков), поскольку именно последние в его время доминировали на севере Европы, и в этой связи вызывает интерес титул ‘Венедикус’, полученный императором Волусианом (251–253) за компанию в Дакии, и помещенный на ‘Певтингеровой карте’ (ок. III в. н.э.) этноним Venedisarmatae ‘венеды-сарматы’ близ побережья Северного Океана, северо-западнее Карпат (рис. 1), между ‘сарматскими’ племенами (Lupiones.sarmate, Amaxobii.sarmate ‘сарматы, живущие в повозке’, Sarmate.vagi ‘бродячие сарматы’) на западе (далее указаны реальные германские племена, соприкосавшиеся с сарматами в Паннонии при локализации основной территории Сарматии к востоку от Вислы) и карпатскими бастарнами на востоке, то есть ‘венеды-сарматы’ приурочены к верховьям Тисы, Прута, Днестра и Вислы на северо-западных склонах Карпат, а между Прутом и нижним Дунаем помещены Venedae ‘венеды’, что в сочетании с германским элементом, фиксируемым в нижнем Подунавье в составе преимущественно сарматской по основному населению черняховской культуры II–IV вв., и вероятным отражением герм. ð в колебаниях написания этнонима Veneti/Venethi/Venedi позволяет понять его использование античными авторами для обозначения любых пришельцев с севера, от берегов Северного Океана, в данном случае скорее германцев, чем славян. Этнонимы и топонимы с основой *wend-/*wind- встречаются и в заведомо германской, и в финской среде, но славянам они не известны и сами себя славяне никогда венедами не называли (этникон ‘вятичи’ – поздний и мог возникнуть на основе германской формы). [С. 39–45; 68–76]

Рис.1. Схема расположения этнотопонимов Певтингеровой карты на территории Европы

Клавдий Птолемей, ок. 89 – 167 гг., основоположник картографии с координатной сеткой, его ‘Географическое руководство’ содержит множество анахронизмов в описании этнической карты, поскольку автор механически соединял данные разновременных источников.

III.5.1,7–10: “Сарматия окружена с севера Сарматским океаном вдоль Венедского залива… А занимают Сарматию большие народы – венеды вдоль Венедского залива… по реке Вистуле, ниже венедов – гитоны, затем финны, затем сулоны… затем аварины у истока реки Вистулы… восточнее названных, снова ниже венедов, – галинды, и судины, и ставаны вплоть до аланов… и снова побережье Океана – вдоль Венедского залива последовательно занимают вельты… и гелоны, и гиппоподы, и меланхлены, за ними агафирсы, аорсы… савары и боруски вплоть до Рипейских гор”.

Вся ‘венедская’ номенклатура сосредоточена Птолемеем к юго-востоку от Балтийского моря: венеды располагаются вдоль побережья Венедского (Гданьского) залива, близ устья Вислы (7–9). Но обилие этнонимов между Одером и Неманом объясняется не наплывом новых знаний об этом регионе, а соединением в один синхронистический пласт сведений разновременных, главным образом старых источников, почему здесь так часты нарушения географической последовательности, много дублетных наименований, искажений и фикций; причем искажение очертаний Европы севернее Судет и Карпат и стремление уместить на ограниченном пространстве все народы, населявшие его в разное время, вызвало смещение их ареалов в общем направлении на северо-восток, поэтому упоминание венедов на морском берегу вовсе не означает их действительного передвижения с верхней Вислы к ее устью. Этноним ‘венет-’ – с характерным колебанием смычного в исходе (что может отражать особенности фонетики языка-источника типа герм. ð > гот. đ / др.в.нем. t / нем. d): ’Ενετοι (Гесиод VII в. до н.э.; Геродот, Софокл, Эсхил V в. до н.э.; Псевдо-Скилак IV в. до н.э. – всегда в связи с добычей ими янтаря в реке Эридан у Северного Океана), Veneti (Цезарь), ’Ουενετοι (Страбон), Venedis (Плиний), Venethi (Тацит) и т.п. – в поздней античной литературе ассоциировался с кельтами и германцами, хотя ранее за ним могли скрываться иллирийцы или их северные соседи в VI – I вв. до н.э. венеты¹. Если упоминание ’ένη Ούενεδαι Птолемеем, как и Тацитом и Плинием, является данью традиции, придавшей этому этнониму собирательное значение наименования обитателей неведомых дальних стран близ Северного Океана, а таковые по мере продвижения римлян в Германию отодвигались все дальше к северо-востоку, во II в. н.э. достигнув Повисленья, то и позднейшее соотнесение Иорданом венедов с историческими славянами означает лишь одно – в VI в. н.э. римская цивилизация впервые непосредственно столкнулась со славянами и выделила их из массы прочих безымянных северных варваров-венедов (согласно точному смыслу текста Иордана, славяне не тождественны всем венетам, но являются их частью, которая ‘теперь’ стала известна под именами Sclaueni et Antes, тогда как их собратья ‘из одного корня’, остававшиеся на севере, близ Океана, продолжали именоваться Venethi). [С. 51, 55, 57]

Идущие от П.Шафарика попытки славянской атрибуции упомянутых Птолемеем этнонимов Σταυανοι (ряд Ουενεδας/венеды – Γαλινδαι/галинды – Σουδινοι/судины – Σταυανοι – Αλανοι/аланы указывает на их локализацию в лесостепи Поднепровья, где сходились ареалы балтов и иранцев), Σαυαροι (скорее савиры чем северы – вместе с Βορουσκοι помещены близ Рипейских гор, т.е. Урала), Σερβοι (вряд ли это славянские сербы – между отрогами Северного Кавказа и рекой Ра, т.е. Волгой), Σουοβηνοι (помимо фонетических трудностей, сближению с самоназванием славян противоречит их расположение в окружении Αλανοι Σκυαι/алано-скифов и Αλανορσοι/аланорсов далеко на востоке, в Заволжье, где аланы обитали не позднее IV в. до н.э., что обнаруживает анахронизм информации источников Птолемея о народах Восточной Европы, ориентирами размещения которых выступают мифические Рипейские горы, река Ра, Северный Океан) основаны на внешнем созвучии, часто весьма отдаленном, и совершенно несостоятельны. [С. 59–62]

Приск, ок. 410 – 475 гг., участник византийского посольства к Аттиле в 448 г., его ‘История’ ценна достоверностью сведений, особенно о гуннах, однако славяне им нигде прямо не названы, хотя его сообщения используются для доказательства их раннего, в середине V в. н.э., присутствия на Балканах, ссылаясь на содержащиеся в них глоссы славянских слов ‘мед’ и ‘страва’, что находит подтверждение в зафиксированных Прокопием Кесарийским по крайней мере пяти (или девяти) славянских топонимов в междуречье средней Моравы и верхнего Тимока, близ города Наисса/Ниша, т.е. именно там, где предположительно произошла встреча Приска со славянами по пути следования византийского посольства к Аттиле.

8. I.29, 39, 40: “Переночевав и сделав переход от границ Наисса к реке Истр… мы оказались на лесистой равнине, там варвары-перевозчики принимали нас на челны-однодревки… и перевозили через реку [Истр]… Отсюда [от ставки Аттилы] мы ехали… по равнине и достигли судоходных рек, из которых самыми большими после Истра были Δρηκων [описка вм. Αρηκων – совр. Аранка], Τιγας [описка вм. Τισας – слав. Тиса, возникшее в результате переразложения дако-фрак. Pathiss-] и Τιφησας [Тимиш из дако-фрак. Τιβισις (Геродот) > Τιμησης с характерным чередованием *b/m]… В селениях нам доставляли пищу: вместо [пшеничного] хлеба – просо, а вместо вина – μεδος [‘мед, медовый хмельной напиток’ (и.-е. *med^hu-), причем греческая форма слова отражает кельтское (однако нероманизированное кельтское сельское население здесь в V в. крайне маловероятно) или, скорее, славянское *medъ, поскольку готско-германское *miđus должно было дать греч. *μιος]… ибо [скифы – здесь: не только кочевые, но все подвластные гуннам племена], будучи смешанными, сверх своего собственного варварского языка, ревностно стремятся [овладеть языком соседей]: гунны – готов, а готы – гуннов, и те и другие – авсониев [латинян]…”

Иордан (Get. 258) сохранил отрывок из труда Приска с описание похорон Аттилы, во время которых происходили ристания всадников перед шатром с его трупом и исполнялись погребальные песни о подвигах покойного, а “после того как он был оплакан такими плачами, они устраивают наверху его кургана великое пиршество, которое они сами называют stravam (страва)…” Предпочтительно славянская этимология термина strava/страва, помимо его наличия в славянских языках с семантикой ‘пища; погребальный пир, поминки’ (обычно в сочетании с trizna ‘ристания’), опирается на форму погребения – обряд трупоположения, а не трупосожжение, как того требует готская этимология strava из straba ‘настил на погребальном костре’ при straujan ‘расстилать’ (ср. слав. *(pro)sterti / греч. στρωμνη ‘ложе’) и тот очевидный факт, что хотя в гуннской федерации готы сохранили привилегированное положение и гуннские вожди носили сплошь германские имена (’Αττιλας – гот. Attila < atta- ‘отец’ с уменьшительным суфф. -il(a); Βληδας/Bleda – краткая форма герм. Bladarus, Blatgildis, Blatgisus и под.; ‘Ρουας/Roas/ruga/Rugila – ср. Rugi, германское племя, создавшее в V в. государство в среднем Подунавье; Balam(b)er – см. готские имена на -mer/-mir), судя по источникам, можно констатировать именно гуннско-славянский симбиоз, отраженный стандартным выражением Ουννοι τε και Σκλαβηνοι και ’Ανται ‘гунны, и склавины, и анты’ (см. Прокопий Кесарийский, “Готская война”: V.27.2; VII.14.2; XVIII.20; XXIII.6, а также VII.14.30 о ‘гуннском нраве’ склавинов и антов, возможно, заимствовавших архаичный тюркский термин strava, производные от которого сохранили в тюркских языках значение ‘погребать труп’).

Проблема, однако, в том, что этноязыковая принадлежность самих гуннов – Ουννοι / Hunnos остается предметом дискуссий, их отождествление с центральноазиатскими хунну – кит. Hsiung-nu противоречит данным антропологии, археологии и лингвистики. Достоверные сведения о истории гуннов начинаются примерно с 375 г. н.э., когда они, явившись ‘со стороны Северного Океана’ [Аммиан Марцеллин. История, XXXI.2] и ‘расселившись на дальнем берегу Меотийского озера, увеличились до размеров народа (populus)’ и покорили кочевавших за Доном аланов, ‘обессилив их частыми стычками’ [Иордан. Get. 123, 127 – со ссылкой на Приска], после чего, перейдя Танаис, группировка гуннов Баламира (Баламбера) обрушились сначала на ушедших на запад раньше них тюркоязычные племена (алкилдзуры, итимары, тункарсы и др.), оттеснив их на Истр/Дунай, где они, как и оставшиеся в Прикаспии акациры, сохраняли независимость еще в 30-х годах V в., когда на них готовил поход Ру(г)а (Ругила) [Prisc. Fr.1.6–14], а затем вместе с аланами-танаитами напали на остготов-грейтунгов, причем последние ‘в течение долгого времени’ оказывали им сопротивление, а сменивший Германариха Витимир даже нанес поражение и ‘опирался на другое племя гуннов, которое он за деньги привлек к союзу’ [Аммиан Марцеллин. История. XXXI.3.3]. Таким образом, гунны первоначально не представляли ни политического (их консолидация происходила в процессе завоевания Причерноморья, и до 400 г. античные авторы четко различали ‘гуннов, которые в Европе’ и ‘живущих восточнее’, за Танаисом), ни этнокультурного единства (кроме степняков-кочевников, в их среде вероятно присутствие таежных охотников, в частности враждебных орде Аттилы акациров: ’ακατζιροι < агач-ер ‘лесной человек’, см. Гадло А.В. Этническая история Северного Кавказа IV–X вв.). Аргументом в пользу полиэтничного состава гуннского объединения служит Черняховская культура, в основном сарматская и отчасти готская, она сосуществует с гуннскими памятниками вплоть до середины V в., и ее гибель следует связывать не с нашествием гуннов, а с распадом их державы, создание которой начал Руга (‘Ρουας/Rugila) захватом римской провинции Паннония, а после его смерти ок. 433/435 г. продолжил племянник Аттила, сын Мундзука, вождь западных гуннов, в 445 г. убивший своего брата Бледу, правителя восточных гуннов, и объединивший всех гуннов для борьбы сначала с Восточной (завоевание Задунавья по договору 447 г.), а затем Западной Римской империей (в 451 – 453 гг.), пока в битве при Недао в 454 г. коалиция германских племен во главе с гепидами ни нанесла гуннам сокрушительное поражение, и они оставили Паннонию, где в самом скором времени фиксируется появление славян. [С. 81–82, 85, 87–89, 93–95]

Иордан, ромей гото-аланского происхождения, нотарий варварского вождя, епископ Кротоны, автор ‘О происхождении и деяниях римского народа’ (Romana), ‘О происхождении и деяниях гетов’ (Getica, ок. 550/551 г.), использовавший труд близкого ко двору готских королей Италии (493–555 гг.) Флавия Магна Аврелия Кассиодора Сенатора ‘Готская история’ (до 533 г.), который отличается анахронистическими построениями и фантастической хронологией; ссылки Иордана на сочинения Аблабия (Ablabi), историографа готского короля Тевдерика (493–526), более чем сомнительны.

Пересказав мифические готские предания о исходе их предков с острова Скандзы и покорении Vandalos – вандалов ‘на берегах Океана’, откуда они двинулись ‘в земли Скифии’, Иордан сообщает (Get. 33): “В этой Скифии первым с запада обитает народ гепидов… по его области растекается река Тисия [Тisia – слав. Тиса], а с юга ограничивает сам великий Данувий [Danubius – Дунавъ²]… (34) В их окружении лежит Дакия, укрепленная, словно венцом, крутыми Альпами [т.е. Карпатами], а у их левой стороны, которая склоняется к северу, от истока реки Вистулы [Vistulae – Висла] на огромных пространствах пребывает многочисленное венетское племя [Venetharum natio]; и хотя теперь их названия меняются в зависимости от разных родов [familias] и мест обитания, все же преимущественно они именуются склавинами [Sclaueni – slověne] и антами [Antes]. (35) Склавины заселяют [область] от города Новиетуна [с гот. -tuna ‘город’ из кельт. Novio-dunon] и озера, которое называется Мурсианским, до Данастра и на севере до Висклы; болота и леса заменяют им города. Анты же, еще более могущественные, в том месте, где Понтийское море делает дугу [Лукоморье], простираются от Данастра вплоть до Данапра… на много переходов. (36) А у побережья Океана, где тремя устьями вливаются воды реки Вистулы, живут видиварии, соединившиеся из разных племен; за ними берегом Океана владеют эстии [Aesti]… к югу от них живет могущественный народ акатциров [gens Acatzirorum], не знающих земледелия скотоводов. (37) За ними выше Понтийского моря простираются места обитания булгар [Bulgari]… Там же хунны… разрастаются двумя свирепыми народами – ныне один называется савирами [Sauiri], другой – альтциагирами [Altziagiri], которые летом кочуют по степям… зимой возвращаясь к Понтийскому морю возле Херсона… хунугуры [Hunuguri – ’Ονογουροι Приска > Hungary ‘венгры’] известны торговлей пушниной…”

Это первое достоверное упоминание о славянах и их самоназвании Sclaveni, судя по огласовке, восходящем к греч. Σκλαβηνοι – slověne, в отличие от использованной позже, в ‘Romana’, в пассаже о ‘повседневном натиске булгар, антов и славян’ (338), формы Sclavini, близкой к устной славянской.

Форма этнонимов во фрагментах 36 и 37 выдает их транскрипцию с греческого, очевидно, что эта часть описания Скифии восходит к грекоязычному источнику, возможно, к Приску или Аблабию, судя по стилю, прошедшему латинскую литературную обработку под пером Кассиодора, следы же последующего редактирования текста Иорданом проявляются в небрежных сокращениях (так, после описания образа жизни альтциагиров вместо ожидаемых савиров неожиданно появляются хунугуры, пассаж о которых резко обрывает крайне неловкая фраза, призванная вернуть изложение к готам), так что несостоятельность картины этнической географии Скифии, сконструированной Кассиодором в результате анахронистической компиляции разновременных источников, еще более усугубляется (южными соседями эстиев, живущих на берегу Северного Океана, названы акатциры, в то же время граничащие на востоке с болгарами и хуннами Причерноморья, а на западе – с антами Поднепровья).

Фразы о появлении особых наименований у склавинов и антов (34) и местах их обитания (35) производят впечатление интерполяции в целостный текст, содержавший характерные для античной традиции упоминания о Северном Океане, реке Вистуле (Vistula), венетах (Venethi), видивариях и эстиях (Aesti), что совпадает с номенклатурой Тацита, единственного автора, который знает эстиев, причем рефлексы греческих -- (-th-) и -αι (-ae) и эпентеза -t- в названии реки Vistula указывают на источник более ранний (он же, вероятно, использовался при описании местоположения легендарного острова Скандзы (17) и Вистулы как границы (31), разделяющей Скифию и Германию), тогда как сообщения о склавенах и антах явно обнаруживают связь с новой для античной орфографии формой гидронима – Viscla, которая использована также и в изложении готского предания о происхождении гепидов (96), чей остров Gepidoios в устье реки Viscla после их ухода ‘теперь’ занимают видиварии, оказывающиеся синхронными и полумифическим венетам и эстиям, и реальным гуннам-савирам, появившимся в Скифии в IV в. н.э. (к вопросу о Vidiuarii с гот. *-wārjōs ‘жители [области Wið-]’, ср. упоминаемый в IX в. Вульфстаном, принадлежащий эстам – здесь: пруссам – Witland, отделенный от Weonodland’а Вислой, впадающей в Estmere ‘море эстов’ при лит. Ais[t]marés ‘Вислинский залив’).

Таким образом, сведения Кассиодора о венетах (и эстиях) и о склавинах (и антах) разделяет не менее полутысячелетия, причем под именем венетов в них выступают те этносы, которые нужно включить в этногенетическую картину мира, в данном случае это, с одной стороны, современники и враги готов – виниты, с другой – склавины и анты, сменившие готов на юго-востоке Европы, благодаря отождествлению с венетами превратившиеся в один народ: