А) Универсальные пределы осуществления

1. Права и интересы третьих лиц

Влияние международных основ правового общения на внутригосударственные принципы и нормы несомненно. Ряд международных принципов получил отражение в Конституции РФ, а затем и в отраслевом законодательстве. Некоторые применяются в силу присоединения России к международным соглашениям, в которых они отражены. Известны случаи, когда принципы обретают форму обычаев международной жизни *(125).

Применительно к интересующему нас аспекту осуществления частных прав нужно заметить следующее. Прообразом ныне действующих международных положений на этот счет являлся внутригосударственный акт, получивший широкий резонанс в мире - Декларация прав человека и гражданина, принятая во Франции в 1789 г. В ст. 4 этого акта указывалось: "Свобода состоит в возможности делать все, что не вредит другому: таким образом, осуществление естественных прав каждого человека ограничено лишь теми границами, которые обеспечивают другим членам общества пользование этими же правами" *(126).

Таким образом появился один из центральных принципов международного гуманитарного права и международного частного права, одновременно определяющий наиболее общий предел осуществления прав, при условии соблюдения которого поведение управомоченного лица признается правомерным.

В дальнейшем аналогичные правила были предусмотрены в ч. 2 ст. 29 Всеобщей декларации прав человека 1948 г. В ней, в частности, отмечалось, что "при осуществлении своих прав и свобод каждый человек должен подвергаться только таким ограничениям, какие установлены законом исключительно с целью обеспечения должного признания и уважения прав и свобод других и удовлетворения справедливых требований морали, общественного порядка и общего благосостояния в демократическом обществе" *(127).

Международный принцип надлежащего осуществления субъективных прав складывается из нескольких составляющих. Во-первых, из представления о том, что абсолютный характер прав граждан не предполагает абсолютности и бесконтрольности их осуществления. Во-вторых, надлежащее осуществление означает поведение лица, которое соответствует не только правовым, но и нравственным нормам, признаваемым в обществе. В-третьих, осуществление прав ограничивается для обеспечения и защиты важнейших социальных ценностей, вследствие чего правомерность осуществления поддерживается принудительными мерами.

В ст. 10 ГК РФ, по существу, необходимо было продублировать норму Конституции РФ (ч. 3 ст. 17), где сказано: "Осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц", поскольку последняя содержала указание на наиболее общий предел осуществления субъективных прав, в том числе и гражданских. В действительности, норма ГК РФ в действующей редакции не устанавливает этого предела, как это должно следовать из ее названия. Для того, чтобы установить предел реализации гражданских прав, приходится толковать ч. 1 ст. 10 ГК РФ методом "от противного". Происходит это путем следующих умозаключений: так как причинение вреда другим лицам при осуществлении своего права запрещено, следовательно, пределом осуществления прав выступают объекты, которым может быть причинен подобный вред, т.е. права третьих лиц.

Показательна в этой связи опубликованная судебная практика по гражданским делам, в которых суды предпочитают ссылаться на предел осуществления прав, закрепленный в Конституции РФ, а не норму ГК РФ. При этом спорные правоотношения относятся к типично гражданско-правовым (жилищные) и норма ст. 10 ГК РФ должна была применяться в первую очередь, но в связи с неопределенностью перечисленных в ней пределов суд руководствовался ч. 3 ст. 17 Конституции РФ *(128).

При этом возникает несколько вопросов требующих разрешения: только ли права иных участников гражданского оборота служат ограничителями осуществления субъективных прав или сюда же нужно отнести свободы (по аналогии с конституционным пределом)? Могут ли выступать пределом осуществления гражданских прав интересы третьих лиц?

Думается, что применительно к гражданскому обороту категория свободы практически полностью поглощается понятием "субъективное гражданское право" и не требует обособления в качестве самостоятельной границы осуществления прав. Упоминание "свободы" в нормах гражданского законодательства призвано либо подчеркнуть произвольность поведения субъекта и его независимость от чьей-либо воли, либо указать на то, что данное положение относится к разряду принципов права. Поэтому для цивилистики традиционным является выражение "свободы" через модель субъективного права.

Намного сложнее аспект соотношения субъективного права с интересом. Обе категории широко применяются в гражданском правовом регулировании. В отдельных институтах "интерес" обозначен как равнозначный "правам" предел реализации прав. Примером может служить институт права собственности, где свобода усмотрения собственника при осуществлении правомочий по владению, пользованию и распоряжению имуществом ограничивается не только правами, но и охраняемыми интересами других лиц (ч. 2 ст. 209 ГК РФ). Применительно к субинститутам права собственности на отдельные объекты это правило применяется не только в силу характера общей нормы, но и в связи с дополнительными отсылками, в частности, осуществление права собственности на землю (ч. 1 ст. 260 ГК РФ) должно соответствовать ст. 209 ГК РФ в силу прямого указания закона.

Субъекты иных вещных прав, к которым отнесено право хозяйственного ведения и право оперативного управления имуществом и др., при их использовании также ориентируются на общее правило ст. 209, а следовательно, ограничены в осуществлении как правами, так и интересами третьих лиц.

Применительно к такому субъекту гражданских отношений, как государство, законодатель и судебная практика признают в большинстве случаев именно "государственный интерес", а не конкретное субъективное право. В судебных постановлениях первой и апелляционной инстанции Арбитражного суда г. Москвы, касающихся установления факта злоупотребления правами, где в роли нарушителя пытаются представить государство в лице прокурора, можно встретить следующий аргумент: "Суд расценил обращение прокурора с данным иском как злоупотребление правом, поскольку доказательства, подтверждающие нарушение интересов государства и общества, не были представлены суду". И суд кассационной инстанции, мотивируя отмену предыдущих решений, делает акцент именно на категорию интереса государства. "Кассационная инстанция не может согласиться с выводом суда о том, что прокурор злоупотребил правом на предъявление иска. Ссылка на то, что прокурор не представил доказательств, свидетельствующих, какие именно интересы государства и общества нарушены, также не могут быть признаны обоснованными и служить к отмене решения суда" *(129).

В то время как в советском правоведении соотношение интереса и субъективного права главным образом занимало специалистов в области гражданского процесса *(130), в связи с необходимостью применения нормы о защите судом и того, и другого, в современной юридической литературе такое явление, как "интерес", изучается много и разносторонне *(131).

Из соотношения двух указанных категорий можно вывести, что интерес лица может лежать за пределами правового поля, например, как мотив его поведения или предпосылка к правообладанию. Применительно к сделкам это общепризнанное обстоятельство. Мотив, т.е. субъективное (психическое) отношение человека к совершаемому им действию, побуждение совершить либо не совершать сделку "лежит вне пределов самой сделки и не оказывает на нее никакого влияния" *(132). Следовательно, в таком понимании интерес лица юридически безразличен. Исключением являются случаи, когда закон или стороны в договоре не придают условию о мотиве значение существенного.

В подобном понимании интерес, по сути, - фактическое состояние, которое не может выступать пределом для осуществления прав. К аналогичному выводу приходили и известные дореволюционные русские цивилисты *(133). Нарушение какого-либо интереса третьего лица, не оформленного субъективным правом, не признавалось основанием для расценивания действий управомоченного лица в качестве правонарушения (злоупотребления правом). Ф. Регельсбергер отмечал: "Насколько управомоченный поступает согласно своему праву, настолько он может даже нарушать сферу чужих интересов. Он не может лишь нарушать сферу чужих прав" *(134).

Другое дело так называемый "законный" или "охраняемый" интерес, который обладает определенной защитой независимо от оформления в субъективное право. Его правовая защита связана с тем, что некоторым фактическим жизненным обстоятельствам, не закрепленным в содержании конкретного субъективного права, закон придает повышенное значение. К примеру, охраняемым является интерес нанимателей при принудительном обмене жилого помещения (ст. 68 Жилищного кодекса РСФСР), при котором суд учитывает заслуживающие внимание доводы и интересы лиц, проживающих в обмениваемом помещении. По существу, речь должна идти именно о принятии судом во внимание этого интереса, а не о его защите, поскольку элемент защиты главным образом позволяет определить природу требования: либо как основанного на праве, либо как вытекающего из фактического состояния, которое следует иметь в виду.

Действующее гражданское законодательство упоминает интерес как предел осуществления права собственности, никак его не конкретизируя. Если исходить из толкования ст. 209 ГК РФ, то собственник при использовании своего права не должен нанести ущерб любым социальным отношениям, в том числе и не правовым. Есть основания считать такое положение неоправданным сужением правовых возможностей собственника. При осуществлении права всегда задеваются чьи-либо интересы, но если они не оформлены правом и не обозначены особо в качестве интересов, заслуживающих правового внимания, они не должны служить ограничителем активности собственника, связанной с осуществлением права. Здесь должен соблюдаться приоритет права над "не правом", фактом.

В юридической литературе встречаются высказывания, что у самого интереса также есть пределы осуществления, и это позволяет проводить аналогию с моделью злоупотребления правом *(135). Они представляются необоснованными, поскольку в этом случае стирается всякая грань между рассматриваемыми понятиями. Тем более, что в действительности речь идет об интересе, который оформлен субъективным гражданским правом.

Считается, что при определенных условиях есть смысл рассматривать интерес в качестве критерия правомерности осуществления прав. В частности, когда руководитель коммерческой организации совершает сделки от имени, но не в интересах самой организации *(136). Аргументы высказываются следующие. Несмотря на то, что действия директора призюмируются действиями самого юридического лица, судьи, а вслед за ними и некоторые авторитетные ученые считают, что "поскольку полномочие возникает лишь для действий в чужом интересе, то, если не было действия в чужом интересе, в интересе организации, при совершении данного действия исчезло и само полномочие руководителя" *(137).

Думается, что при всей актуальности проблемы злоупотребления правами руководителя юридического лица, "интерес" вряд ли поможет в борьбе с этим видом злоупотребления правом. При такой ситуации "под удар" ставится вторая сторона по сделкам с этим юридическим лицом. Любой контрагент организации должен быть уверен в том, что директор действует от имени и в интересах организации. Установить соответствие действий руководителя действительным интересам юридического лица для партнеров по договорам нет возможности и, очевидно, необходимости. Поскольку такие сделки будут квалифицироваться по ст. 173 ГК РФ, то признание их недействительными будет зависеть от добросовестности другой стороны.