4. В. В Радаев, о. И. Шкаратан 97

ведущими к ключевым позициям в системе разделения труда»²⁷.

Под таким узлом зрения социальная структура оказывается куда менее простой и однозначной. Ибо большинство классов осуществляет одновременно разные противонаправленные действия. Так, одна и та же группа рабочих (белые, протестанты, мужчины) могут выступать как «узурпаторы» («солидаристы») в отношении к своим нанимателям, но одновременно монополизировать доступ к своим позициям на рынке труда, проводя политику исключения в отношении черных и цветных рабочих, католиков, женщин.

«Организованные рабочие часто прибегают к двойным формам •ограждения: узурпаторским действиям против нанимателей и государства, сочетаемым с исключающими действиями против других менее организованных групп рабочих, включающих женщин и национальные меньшинства»²⁸.

Итак, заключение Паркина таково: «Не положение группы в разделении труда и не производственный процесс определяют ее классовую позицию, но присущий ей способ первичного социального ограждения»²⁹.

Важно отметить, что класс здесь начинает рассматриваться не как нечто, жестко детерминированное структурой, но как процесс выработки и реализации стратегий, при помощи которых социальные группы заявляют и отстаивают свои права на ресурсы и вознаграждения.

Теория структурации (Энтони Гидденс) Попытку разобрать сложные взаимоотношения между социальной структурой и социальным действием предпринимает Э. Гидденс в «теории структурации» (structuration theory). Наиболее четко основные посылки этой концепции изложены, на наш взгляд, в его статье «Власть, диалектика контроля и классовая структурация». И начинается это изложение так: «Теория структурации базируется на следующих положениях: что социальная теория... должна инкорпорировать понимание человеческого поведения как действия (action); что такое понимание должно совмещаться с фокусированием внимания на структурных компонентах социальных институтов и общественных систем; и что понятия власти и господства логически, а не каким-то случайным образом, связаны с определенными мною концепциями действия и структуры»³⁰, Остановимся коротко на каждом из трех выделенных суждений.

Выдвигая на передний план концепцию социального действия, Гидденс ²⁷ Ibid. P. 48.

²⁸ Ibid. P. 91.

²⁹ Ibid. P. 94.

³⁰ Giddens A. Power, the Dialectic of Control and Class Structuration // Social Class and the Division of Labour. Cambridge, 1982. P. 29; См. также его основную работу по данной теме: Giddens A. The Class Structure of the Advanced Societies, N. Y., 1973.

98

вступает в полемическую борьбу со структурализмом. Он считает, что именно эта концепция отсутствует и у марксистов типа Л. Альтюссера, и у Т. Парсонса. Главной чертой социального действия по Гидденсу — служит наличие агентов, обладающих достаточным рефлексивным знанием для того, чтобы быть в состоянии изменять свое положение в мире, «поступать вопреки» («to do otherwise»).

При этом, конечно, всякий агент сталкивается с институциональными ограничениями. Понимая это Гидденс, однако, пытается снять традиционное противопоставление структурного и деятельностного подходов, показывая, что структурные рамки двойственны, ибо служат одновременно и исходной основой, и продуктом человеческого действия. Он пишет, что структурные компоненты социальных систем следует рассматривать в отношении к человеческому действию одновременно как стимулы и как ограничители; и традиционный дуализм между действием и структурой должно переинтерпретировать как двойственность (duality), в которой структура выступает и как посредник (medium), и как результат опирающихся на знание социальных практик.

Быть агентом, как утверждает Гидденс, значит обладать властью, понимаемой как возможность вносить коррективы в поток событий.

Причем на практике даже, казалось бы, абсолютно безвластные индивиды (вроде заключенного в одиночной камере) тем не менее, во всех типах отношений способны к мобилизации каких-либо ресурсов контроля над ситуацией (например, через голодовку). Гидденс называет это «диалектикой контроля».

В итоге появление границ между классами ставится в прямую зависимость от способа структурации. Структурация же классовых отношений, по авторскому замыслу, может быть двух видов: опосредованная (mediate) и непосредственная (proximate). Опосредованная структурация возникает там, где ограждается (closure) мобильность в отношении любых рыночных возможностей, связаны ли они с обладанием собственностью, образовательным дипломом или просто физической рабочей силой. Что же касается непосредственной структурации, то она, по определению Гидденса, имеет три взаимосвязанных основания: разделение труда внутри предприятия, распределение профессиональных ролей; отношения неравно распределенного авторитета внутри предприятия; существование так называемых распределительных групп (distributive groupings), связанных уже не с производством, а с общими параметрами потребления (например, жилищной сегрегацией по районам и т. п.).

В своей теории структурации Гидденс пробует противопоставиться подходам как К. Маркса, так и М. Вебера. Но по сути в данном случае он направляет воду в веберовское русло. (Не трудно заметить явные параллели в его аргументации с неовеберианской концепцией Ф. Паркина, несмотря на имеющуюся разницу в терминологии.) 4* 99

Разумеется, чрезвычайно важно взять методологически верный тон в общих рассуждениях о структуре, действии и власти. Заставить же его звучать на инструментах конкретного эмпирического исследования намного труднее. Впрочем, примеры такого успешного применения веберовской методологии к исследованию конкретных социальных групп, как мы увидим ниже, были показаны еще до появления теории структурации.

Многокритериальность как теоретический принцип (У. Г. Рансимен) Веберовский плюралистический подход к анализу социальной структуры последовательно отстаивается У. Г. Рансименом, считающим, что класс, статус и политическая власть являются основой для трех отдельных общественных иерархий. Конечно, и некоторых (чаще всего доиндустриальных) обществах и в некоторых случаях (как, например, в случае с иерархией социально-профессиональных групп) классовое, статусное и властное членения могут сходиться очень близко, чуть ли не совпадать. Но в принципе они всегда остаются относительно самостоятельными стратификационными системами, а между их категориями нет даже особо тесной связи³¹.

Помимо узкого «партийно-политического» понимания «власти» Рансимен повсеместно использует это понятие в общесоциологическом значении — как основу любого структурного процесса, образования и класса, и статуса, и партии. Используя распределение власти как исходную основу для множества стратификационных критериев, он предлагает сначала «идеальные типы индустриального общества», построенные на базе различных стратификационных систем («классовое», «элитное», «кастовое», «плюралистическое», «социалистическое» и «революционное») ³², а из этих «кубиков» складывает типологию «реальных обществ», включающую в себя: «неокапиталистический» тип (пример Великобритании), «социал-демократический» тип (пример Швеции), «государственный социализм» (пример Советского Союза), «революционный социализм» (Китай), и «этнократический» тип (Южно-Африканская республика).

Рансимен воюет с однокритериальным членением общества и собственно в классовой теории, утверждая, что ни профессионально-должностное положение, ни размеры дохода не могут служить достаточным основанием для выделения классов, но только единство трех критериев наличия или отсутствия экономической власти: ³¹ Runciman W. G. Class, Status and Power // Social Stratification. Cambridge. 1968.

P. 25-61.

³² Runciman W. G. Towards a Theory of Social Stratification. // The Social Analysis of Class Structure. P. 62-63.

100

возможностей контроля (распоряжения экономическими ресурсами), размеров собственности (юридического владения ресурсами), рыночных позиций (marketability) (обладания необходимыми способностями или квалификацией).

Сравнивая между собой трех профессиональных инженеров с одинаковыми персональными данными — служащего крупной компании, владельца малого бизнеса и независимого консультанта, — Рансимен утверждает (и в атом суть его подхода), что: «Несмотря на всю разницу между ними как в уровнях дохода, так и в системе занятости, они находятся в одной классовой позиции. А происходит это потому, что каждый из них представляет один из функционально эквивалентных критериев экономической власти — контроль в первом случае, собственность во втором случае и рыночные позиции — в третьем»³³.

Рансимен фиксирует на этой основе семь различных классов. Но нам здесь интересен сам подход — выделение классов в зависимости от масштабов реализуемой экономической власти, учитывающее позиции субъектов на рынке собственности, рынке труда и во внутрифирменной организации.

Многокритериальный подход был реализован в целом ряде эмпирических исследований, посвященных разным социальным группам. К «классическим» образцам сегодня можно отнести исследование клерков (Д. Локвуд), рабочих («Кембриджская группа» — Дж. Голторп и др.), мелкой городской буржуазии (Ф. Бичхофер и др.), сельских фермеров (Г. Ньюби и др.). Посмотрим, в чем состоит специфика их подходов.

«Работник в черном пальто» (Дэвид Локвуд) Опубликованное в конце 1950-х годов исследование Д. Локвуда, посвященное судьбам служащих-клерков, явно воплощает веберовскую традицию. Суть же подхода такова. Положение любой социальной группы раскрывается через характеристику ее трех ситуаций: рыночной, трудовой и статусной. Первые две формируют классовые, третья — стратификационные позиции группы. Именно совокупностью указанных позиций определяется структура группового самосознания и самоидентификации.

Рыночная ситуация, по Локвуду, непременно включает отношения собственности. Но отличие от ортодоксальных марксистов весьма существенно. Последние считают, что само наличие или отсутствие собственности есть основание для классовой идентификации. Если же какая-то группа (те же клерки) не осознают своих «объективных» ³³ Runciman W. G. How Many Classes Are There in Contemporary British Society? // Sociology. 1990. Vol. 24. N 3. P. 380.

101

интересов, то это не иначе как результат «ложного самосознания» (false consciousness). Локвуд же (помимо неприятия «ложности» или «истинности» сознания как социологических категорий) утверждает, что рыночная ситуация включает не только размеры собственности и получаемых доходов, но также социальную защищенность и шансы на социальное продвижение, зависящие, в свою очередь, во многом от квалификационного уровня работников.

«Важно, что отнюдь не все те, кто лишен собственности и принадлежат к категории наемного труда, обязательно находятся в сходной рыночной ситуации»³⁴.

Так, клерки традиционно находились в более привилегированном материально и защищенном положении по сравнению с работниками физического труда. В середине данного столетия, впрочем, эти различия с квалифицированной частью рабочих сошли на нет. Все чаще служащие оказываются в менее защищенной от безработицы и экономически зависимой ситуации. Но сближения с рабочим классом, тем не менее, не происходит. Во-первых, потому, что мелкие служащие все же сохраняют иные карьерные ориентации и действительно имеют лучшие шансы на продвижение (одна треть вырастает до менеджерских постов). А во-вторых, одной только рыночной ситуации для характеристики недостаточно. Важны позиции в системе разделения труда, квалификационные различия, дифференциация внутрифирменных властных полномочий.

«Несомненно, в современном индустриальном обществе, — подчеркивает Д. Локвуд, — наиболее значимые социальные условия, формирующие психологию индивида, вырастают из организации производства, управления и распределения. Другими словами, из «трудовой ситуации»«³⁵.

Помимо того, что условия работы служащих менее «пыльные», они физически отделены конторской стеной от «синих воротничков», что дополняется сохранением между ними и социальной отстраненности.

Работа клерков скорее сближает их с менеджерами, их отношения более неформальны, чаще отдают явным патерналистским духом, клерки теснее привязаны к работе на конкретную фирму. В результате их позиции ассоциируются с властью, хотя реальной власти в их распоряжении вовсе и нет.

Рутинизация и стандартизация конторских операций, часто ведущие одновременно к специализации и деквалификации их труда, делают их позиции несколько более противоречивыми и еще более привязывают к своей фирме. Вдобавок в каждой группе можно усмотреть весомые квалификационные различия. И у клерков была своя «аристократия» (скажем, банковские клерки) и свои «низы» (железнодорожные служащие).

³⁴ Lockwoad D. The Blackcoated Worker: A Study in Class Consciousness. L., 1958. P. 203.

³⁵ Ibid. P. 205.

102

Но еще более двойственными оказываются статусные ситуации.

Нигде, пожалуй, они не важны настолько как в отношении клерков с их извечным снобизмом и претензиями на статус «джентльмена». И это не случайно. До трех четвертей из них сами происходят и выбирают жен и мужей из различных средних слоев (включая квалифицированных рабочих).

При этом замечается, что статусные претензии служащих другими группами признаются все меньше и меньше. Этому снижению престижа в немалой степени способствовало признание «женского» характера многих конторских профессий (еще до того как женщины действительно заняли в них большинство рабочих мест). Кроме того, наиболее квалифицированные группы рабочих сами покушаются на более престижные позиции, «обуржуазиваются» (не в марксистском смысле как получатели «рентного» дохода из части хозяйской прибыли, а через принятие культурных ценностей средних классов). И это статусное соперничество («status rivalry») между обладателями «синих воротничков» и «черных пальто» еще более снижает шансы на их единую идентификацию.

Служащие образуют свои отдельные профсоюзы (причем степень организованности зависит от рыночной и трудовой, но не от статусной ситуации тех или иных групп), но они менее воинственны и более полагаются на диспуты, нежели на забастовочную борьбу. И то, что клерки разбросаны по офисам и ступеням служебной иерархии, разумеется, не способствует их групповой консолидации и солидарности.

«Преуспевающий рабочий» (Джон Голдторп и др.) Тему «белых» и «синих воротничков», уже с другого конца, продолжает «Кембриджская группа» (Дж. Голдторп, Д. Локвуд, Ф. Бичхофер и Дж. Платт). Они подвергают эмпирической проверке тезис об «обуржуазивании» рабочего класса, т. е. о его сближении со средними слоями и но уровню доходов, и по позициям в разделении труда, и но культурным нормам и ориентациям. При анализе трудовой ситуации на заводах Льютона обнаруживается, что: «трудовая ситуация, в которой находятся служащие, все еще в целом превосходит ситуацию работников физического труда и по трудовым льготам, и по перспективам на продвижение и повышение уровня дохода в будущем. Ведь классовые позиции к одной покупательной способности отнюдь не сводятся»³⁶.

Выясняется, что за тот же уровень зарплаты рабочие вынуждены перерабатывать по сравнению со служащими (их рабочее время в итоге оказывается на 25% длиннее), причем, трудиться в менее удобные рабочие часы. Их оплата чаще носит ненавистный сдельный характер.

³⁶ Goldthorpe J., Lockwood D., Bechhofer F., Platt J. The Affluent Worker in the Class Structure. Camhridge, 1969. P. 24.

103

И движут рабочими другие (в целом более материалистические) трудовые мотивы.

Мотивы эти отражаются на общем отношении к своей работе.

Работа и жизнь вне работы у рабочих более резко разделены, Совершенно другой круг друзей и родственников позволяет «отключиться», забыть на время о «жизни в труде». В силу некоего внутреннего сопротивления большинство из них не пользуется местами для совместного отдыха, организованными при месте работы. Членство в подобных обществах и клубах почти полностью «беловоротничковое». У служащих такое деление на работу и жизнь вне работы менее заметно.

В нерабочее время «синие воротнички» более замкнуты в своей семейной среде. Общественно-культурная жизнь «белых воротничков» явно более активна. Они также более склонны ограничивать размеры своей семьи.

У рабочих, как правило, более упрощенные представления о классовой структуре общества, которое в их глазах делится на «мы» и «они» (имеющие власть над нами). Видение более развитых иерархий, основанных на социальном престиже, характерное для средних слоев, у них отсутствует. Более половины ставят во главу угла материальные факторы.

Что же касается перспективных ориентации, рабочие живут более своим настоящим, нацелены скорее на поддержание имеющегося жизненного уровня, нежели на расширение экономического и культурного горизонта. У них чаще, по сравнению со служащими, отсутствует сколь-либо долгосрочное планирование в области расходования собственных сбережений.

У рабочих также явно более низок и уровень карьерных ожиданий, да и шансы на продвижение невелики. Хотя многие поговаривают о собственном деле, но практические попытки в этом направлении предпринимает не более чем каждый пятый. Да и в этом случае продвижение видится не как карьера внутри фирмы (типичные ожидания служащего), а как повышение собственного благосостояния за ее воротами, В своих действиях рабочие чаще ориентируются на коллективы типа профсоюзных объединений, в то время как служащие более рассчитывают на индивидуальное продвижение. Наконец, в сфере политических установок рабочие более привержены голосованию за лейбористскую партию.

Итог рассуждений уже понятен; тезис о прогрессирующем «обуржуазивании» рабочего класса опровергается, хотя и вовсе не с марксистских позиций: «По крайней мере, там где дело касается мира труда, тезис об обуржуазивании рабочего класса очень слабо соответствует реальности современного британского общества».

Утверждается также, что в качественном отношении, если и происходит сближение, то скорее нижние средние слои по своим позициям сдвигаются к позициям рабочего класса, нежели наоборот (хотя о 104

«пролетаризации» служащих говорить все же не стоит). Впрочем, нас в данном случае интересовали более даже не выводы по конкретным социальным группам, но состав переменных, используемых для структурного анализа.

«Неудобный стратум» (Франк Бичхофер и др.) При анализе некоторых социальных групп особенно рельефно видна неприемлемость прямолинейных классовых схем. К подобным группам относится, без сомнения, так называемая мелкая буржуазия. Владельцы небольших магазинов, «лавочники» (small shopkeepers), взятые на прицел Ф. Бичхофером, Б. Эллиотом и их коллегами, действительно, на редкость «неудобный» стратум. Подобно буржуазии лавочники владеют собственностью и привлекают (хотя и в крайне ограниченных размерах) наемный труд. По своей независимости и организации трудового процесса они близки к ремесленникам. По доходам и обеспеченности предметами длительного пользования приближаются к квалифицированным специалистам. Но работать собственными руками вынуждены не меньше, чем рабочий класс. По уровню образования они близки нижним социальным слоям, а но политическим пристрастиям — скорее верхним.

Мировоззрение данного слоя характеризуется как своеобразный «экономический традиционализм». Его отличает ориентация на поддержание «статус кво» и существующих жизненных условий, неприязнь ко всяким существенным переменам и отсутствие серьезных деловых амбиций. Честолюбивые же устремления скорее переносятся на детей, которые весьма часто покидают сферу мелкого родительского бизнеса.

«Контролирование шансов на продвижение собственных детей — важный элемент классовой ситуации. И в этом отношении контраст с исследованными ранее преуспевающими рабочими... поразителен»³⁷.

Основное место в структуре ценностей «мелкого буржуа» занимает сохранение независимости (чуть ли не единственный плюс, извлекаемый мелкими собственниками из их экономического положения).

Характерна также идеология опоры на собственные силы, на собственный упорный труд.

На политической арене интересы мелких собственников представлены довольно скудно. Они скорее представляют образцы радикального индивидуализма.

«Большинство мелких бизнесменов — «одиночки», а не «приверженцы объединения» («loners, not joiners»), и крупные политически эффективные ассоциации ими образуются редко»³⁸.

³⁷ Behhhofer F. et. at. The Petits Bourgeois in the Class Structure: The Case of the Small Shopkeepers // The Social Analysis of Class Structure. 1974. P. 122.

³⁸ The Petite Bourgeoise: Comparative Studies of the Uneasy Stratum. L., 1981. P. 195.

105

Голосуют, впрочем, чуть ли не поголовно за партию консерваторов.

Это разряд «трудящихся», который вовсе не склонен поддерживать лейбористов.

Итак, лавочники в целом ряде отношений являются маргиналами.

По выражению Бичхофера и Эллиота, их положение обеспечивает для очень разных слоев канал профессиональной мобильности, но без общей социальной мобильности³⁹. Куда, к какому «классу» их прикажете отнести? Именно на таких группах и возможно показать, что только совокупность ситуационных (рыночных, трудовых и социальных) характеристик, дополняемая анализом укорененных ценностей и устойчивых экспектаций, может служить основой для выделения социальных групп в отдельные слои и страты с их специфической идеологией, хозяйственным поведением и политическими установками.

Мелкие фермеры (Ховард Ньюби и др.) Исследования X. Ньюби и его коллег, посвященные фермерским хозяйствам и стратификации сельских сообществ, — отличное дополнение к примерам утилизации веберианской методологии. Многое объединяет фермеров с их городскими собратьями (теми же «лавочниками»). Та же готовность к упорному труду для сохранения собственной независимости. Та же зажатость между жерновами крупного капитала и государственной бюрократии. Та же политическая приверженность консерватизму без полного отождествления с консервативными партиями⁴⁰.

Но исследователи привлекают внимание также и к другим важным обстоятельствам. К тому, что само по себе неравномерное распределение ресурсов еще не говорит о том, как собственно складываются классовые отношения. В сильной степени это зависит от контекста, комплекса конкретных условий, в которых находятся различные группы. Такие специфические условия и формируются в рамках сельских фермерских хозяйств — с их привязанностью к земле, преобладанием семейных предприятий, своеобразной местной солидарностью («локализмом»), объединяющим хозяев и работников в их отношении к «чужим», «новичкам», «пришельцам».

Но главное, вырастающие из своего корня — собственности на землю, — властные отношения пронизываются также неким моральным духом, который и помогает утвердить стратификационную систему. Он разделяет классы и одновременно увязывает их воедино, легитимирует ³⁹ Bechhofer F. et. at. The Petits Bourgeois in the Class Stniriure... P. 120.

⁴⁰ Newby H., Rose D., Saunders P., Bell C. Farminf for Survival: The Small Farmers in the Contemporary Rural Class Structure // The Petite Bourgeoisie. P. 38-70.

106

неравенство и превращает противостоящие группы в некое подобие единой семьи. Стратификационная система, тем самым, утверждается не в отношениях простого господства и подчинения, но в более сложных (и более «традиционных») отношениях, которые лучше всего раскрываются понятием патернализма.

«Необходимо вновь подчеркнуть, что патернализм существует не в социальном вакууме, он возникает из специфической системы социальной стратификации и укоренен в этой системе, имеющей в основе своей экономический источник, объективируемый посредством собственности. Патернализм, таким образом, выступает как метод самоутверждения классовых отношений и вырастает из потребности в стабилизации и моральном оправдании системы, покоящейся на фундаментальном неравенстве»⁴¹.

Вообще интересно, как проявляются методологические пристрастия в выборе исследовательского объекта. Если неомарксистов более всего заботит судьба рабочего класса и прочих нижних слоев, то внимание неовеберианцев приковывается к разного рода «срединным», «промежуточным» группам. Считается (и не без оснований), что именно на этом материале и можно решать самые сложные проблемы образования классовых и слоевых границ. Словом, всех интересуют «маргиналы». Но маргиналы разного уровня.

Классы как траектории (Сэнди Стюарт и др.) Если марксисты чаще всего игнорируют проблемы социальной мобильности (их интересует скорее структура классовых позиций, нежели распределение индивидов по этим позициям), то сторонники веберианской методологии уделяют куда большее внимание именно траекториям социального движения.

Так, упоминавшийся ранее Джон Голдторп подчеркивает, что до всяких рассуждений о классовом сознании и действии нужно еще посмотреть, что происходит с самими классовыми позициями во временном аспекте. Построив свою исходную классовую схему на основе сравнительных трудовых и рыночных позиций, Голдторп исследует направленность и длину карьерных траекторий, связи и различия внутри- и межпоколенной мобильности, эмпирически опровергая упрощенные зависимости между формированием классов и мобильностью⁴².

Обратим внимание на его общий вывод: «Попытки исследовать проблемы образования классов и классового действия, не принимая по внимание степени классовой мобильности, подобные тем, что пред ⁴¹ Newby H., Bell С., Rose D., Sounders P. Property, Paternalism and Power: Class and Control in Rural England. L., 1978. P. 28-29.

⁴² Goldtorpe J. H. Social Mobility and Class Structure in Modern Britain. Oxford, 1980.

107

принимаются марксистами-структуралистами, имеют невеликую ценность»⁴³.

«Траекторный» подход к стратификационным процессам проповедуется и «новой кембриджской группой» в лице Р. Блэкберна, К. Прэнди и А, Стюарта (авторы кембриджского «Affluent Worker Study» вскоре были разброшены судьбой по разным концам Великобритании) ⁴⁴.

Блэкберн, Прэнди и Стюарт выбирают профессии как традиционный исходный элемент стратификационного членения, но определяют профессию, учитывая характерную для нее внутрипрофессиональную траекторию. Перспективы социального продвижения оцениваются, таким образом, как важный элемент нынешнего положения индивидов⁴⁵.

При этом особая роль придается влиянию образования. Исследовательским же материалом (не впервые и не случайно) становятся карьерные судьбы клерков. Приведем один из характерных выводов ново-кембриджского исследования; «... (Из приведенных данных. — В. Р.) совершенно ясно, что те, кто начинал трудовой путь в качестве клерков, ныне зарабатывают намного больше тех, кто всю жизнь был связан с физическим трудом.

Позиция клерка не является хорошо оплачиваемой или особо привлекательной, но она являет начальную ступень относительно доходной и весьма привлекательной карьеры. Как таковая, она привлекает людей с относительно высоким уровнем образования, а также с ожиданиями и устремлениями, характерными для средних классов»⁴⁶.

Неовеберианские работы по социальной мобильности, впрочем, хотя и принципиально обходящие стороной статусное ранжирование по шкалам престижа, находятся под явным влиянием более развитой («высокотехнологичной», математически оснащенной) американской традиции, представленной исследованиями СМ. Липсета, О. Д. Данкена, Р. Хаузера и других и возросшей скорее на иной, функционалистской почве.

В поисках «правильных» классов (Гордон Маршалл и др.) В конце 80-х годов группа исследователей в лице Г. Маршалла, Д. Роуза и др. решается выступить в качестве рефери в дискуссии между лидерами классовой схематизации неомарксистом Э. Райтом и неовеберианцем Дж. Голдторпом. «Правильный» (right) класс, конечно, не научное понятие, но обыкновенный каламбур, возникший в связи с ⁴³ Goldiorpe J. H. Social Mobility and Class Formation: On the Renewal of a Tradition in Sociological Enquiry. Amsterdam, 1983. P. 20.

⁴⁴ Stewart A., Prandy K., Blackburn R. M. Social Stratification and Осcupations. L., 1980; Prandy K., Slewart A., Blackburn R. M. While-Collar Work. L., 1982.

⁴⁵ Stewart A., Prandy K., Blackburn R. M. Social Stratification and Осcupations. P. 153, 197-198.

⁴⁶ Ibid. P. 172.

108

фамилией Райта⁴⁷. Чаша весов в то же время, по мнению внимательных судей, склоняется в пользу Голдторна.

Маршалл и его коллеги сами проводят обширные исследования, делая больший упор на проблемы структуры классового сознания.

Итогом изысканий становится вывод о том, что при всей амбивалентности классового сознания, «класс» нее же остается одной из важнейших объясняющих переменных⁴⁸.

То, что мы уделили столько внимания британским исследованиям, конечно, не случайно. Количественные методы поставлены здесь много скромнее, нежели в США, но теоретическая традиция соцструктурных исследований, бесспорно, сильна. К тому же сравнительно сильна, как принято считать, и степень являемой британским обществом классовой идентификации.

В заключение отметим, что неовеберианцы в целом противостоят сразу двум структуралистским подходам — марксистскому, выстраивающему жесткие позиционные структуры, и функционалистскому, акцентирующему проблемы нормативного регулирования (развитие последнего направления нами здесь специально не рассматривалось).

Вместе с марксистами веберианцы противостоят функционализму своим конкретно-историческом подходом, вниманием к властным основам отношений, выделением дискретных экономических классов. С функционалистами против марксистов их объединяет осознание принципиальной важности статусных различий и социальной мобильности. В то же время теоретические схемы веберианцев более замысловаты и менее влиятельны в идеологическом отношении.

Глава 6 СОВРЕМЕННЫЕ ФОРМЫ СОЦИАЛЬНОГО НЕРАВЕНСТВА 1. Новая тематика соцструктурных исследований Последние два с половиной десятилетия ознаменовались своеобразным всплеском стратификационных разработок. В эти годы оформился целый ряд направлений, которые не являются прямым продолжением классических традиций, идут вразрез или отходят в сторону, захватывая новые поля смыслового пространства, Хотя, возможно, материал, с которым они работают, новым и не назовешь.

⁴⁷ Rose D., Marshall G. Constructing the (W) right Classes // The Debate on Classes. P.

243-265.

⁴⁸ Marshall G., Ruse D., Newby H., Vagler C. Social Class in Modern Britain. 1988; Marshall G. et at. Political Quiescence Among the Unemployed in Modern Britain // Social Stratification and Economic Change. L., I988. P. 193-225.

109

В данной главе мы остановимся на новых подходах к изучению социального неравенства, уделим основное внимание структурным подходам (преимущественно на примере британских исследовании, которые, во-первых, достаточно сильно развиты, а во-вторых, представляют разумное сочетание теоретических и эмипирических исследований). Завершим данную главу изложением взглядов постструктуралистов (на примере новой французской социологии). Противопоставляя две группы подходов — изучающие структуру и изучающие сам процесс структурации, — мы хотели бы обозначить те сложные пути, по которым движется сегодня современная социологическая мысль в интересующей нас области.

Стратификация и сегментация рынка труда (Питер Дерингер, Майкл Пайор и др.) Понятия рыночных позиций (в том числе, позиций на рынке труда) как решающего критерия для определения классового положения индивидов было введено, напомним, еще М. Вебером. Однако долгое время в теории рынка труда господствовала парадигма, заимствованная из неоклассической экономической теории, придававшей агентам рынка черты, близкие к универсальным. В рамках этой парадигмы стратификационные проблемы оставались где-то на обочине. Перелом в отношениях теорий рынка труда и социальной структуры наступает в начале 70-х годов с появлением концепции двойственной структуры рынка труда П. Дерингера и М. Пайора. Они показывают, что в рамках крупных корпораций и фирм существует так называемый внутренний (internal) рынок труда, существенно отличающийся но своим параметрам он внешнего (external) рынка труда, функционирующего в большем или меньшем соответствии с канонами неоклассической теории.

На «внутреннем» рынке в отношении со «своими» рабочими вырабатываются фиксированные нормы и стандарты распределения труда и его оплаты, правила профессионального продвижения — где по старшинству, где по способностям.

«На каждом данном предприятии эти стандарты могут модифицироваться, но они не изменяются под простым воздействием внешних экономических условий или даже в ответ на колебания внутреннего спроса на труд и предложения труда»¹.

Устойчивость норм внутреннего рынка труда вызвана целым рядом факторов: существованием правил установления размеров оплаты и распределения работников по рабочим местам; наличием соглашений между работниками и администрацией, которые не могут пересматриваться слишком часто; ¹ Doeringer P., Piore М. Iniernal Labor Markets and Manpower Analysis. Lexington, 1971, P. 3.

110

осуществлением вложений в «человеческий капитал», в том числе, через обучение на рабочих местах (увольнение становится неэффективным средством адаптации ибо ведет к солидным экономическим потерям); психологическими устоями и выработкой привычек и традиций, которые нелегко сломать в одночасье.

Применение дифференцированных форм найма, разделяет занятых на две большие группы. К первой группе относятся занятые на постоянной работе, полный рабочий день и полную рабочую неделю, имеющие от фирмы фактически гарантированное рабочее место, приличный уровень оплаты с многочисленными бонусами, полагающийся набор социальных льгот, обеспеченную пенсию. Вторую же группу составляют занятые по краткосрочным договорам, работающие неполное время, с более низкой оплатой, без гарантий сохранения места и периоды экономического спада и без наличия многих социальных льгот, предоставляемых данной фирмой основной группе работников.

Две названные группы образуют, соответственно, первичный и вторичный рынки труда. С вычерчиванием водораздела между двумя этими сегментами рынка анализ структуры занятости становится важной непосредственной составляющей частью стратификационных исследований.

Так. из теории двойственной структуры рынка труда вырастает теория сегментации этого рынка, напрямую стратифицирующая группы занятых. Приведем для примера краткое описание двух моделей сегментированного рынка труда.

Первая модель принадлежит Ч. Лидбитеру. Его схема заключает четыре концентрических круга: 1. Ядро (the core) — занятые полное рабочее время.

2. Периферия (the periphery) — занятые неполное рабочее время, а также самостоятельные работники и занятые и домашнем хозяйстве.

3. Краткосрочные безработные (в пределах одного года).

4. Долгосрочные безработные (более одного года).

Внутренние круги — ядро и периферия — обозначают первичный и вторичный сектора занятости².

Более изощренная модель предложена Дж. Аткинсоном — автором теории «гибкой фирмы» (flexible firm), т. е. фирмы, применяющей системы гибкой занятости. Она также изображена в виде концентрических кругов, которые поделены на сегменты. Кругов же всего три: 1. Ядро.

2. Первая и вторая периферийные группы.

3. Внешняя периферия.

В ядре находятся группы первичного рынка труда — занятые полное рабочее время и в периоды неблагоприятной экономической конъюн ² McDowell L. Divided nation: Social and Cultural Change in Britain. L., 1989. P. 45.

111

ктуры испытывающие на себе приемы функциональной гибкой занятости (functional flexibility). Последняя означает приспособление наличной рабочей силы к изменяющимся потребностям производства без осуществления массовых приемов и увольнений — путем переобучения работников, освоения ими смежных профессий, их командирования на другие места работы, изменения режима рабочего времени и т. п.

Первая периферийная группа включает тех, кто занят полное рабочее время, но подвержен методам численной гибкой занятости (numerical flexibility). Эти группы занятых сокращаются в периоды экономических рецессии и привлекаются вновь при появлении потребностей в расширении конкретных производств. Отсутствие гарантий занятости позволяет Аткинсону относить их к сегменту вторичного рынка труда.

Вторая периферийная группа в рамках фирмы, использующей системы гибкой занятости, включает в себя целый веер относительно менее обустроенных групп, а именно: работающих на краткосрочных контрактах, занятых неполное рабочее время, обучающихся за счет общественных субсидий, делящих с кем-то свое рабочее место, работающих с отложенным наймом.

Наконец, своего рода внешнюю периферию (наш термин. — В. Р.) образуют группы работников, большинство из которых вовсе не числится в списках занятых данной фирмы и используется как внешняя дополнительная рабочая сила. К таковой относятся: работающие по субподряду (субконтракту), нанятые через трудовые агентства временные работники, самозанятые (самостоятельные работники), привлеченные со стороны (outsourcing).

Первая и вторая периферийные группы образуют два сегмента вокруг внутреннего ядра. Внешняя периферия примыкает с боков при сохранении заметной дистанции с более привилегированными группами³.

Не забудем и безработных. В их числе оказываются очень разные группы: те, кто потерял пару месяцев на смену рабочего места или долгое время не находит работу по специальности; по сути добровольно не участвует в общественном производстве (подобно многим домохозяйкам) или просто не способен уже к такому участию (опустившиеся, люмпены) — у каждой группы свои черты и судьбы.

Интерес к сегментации рынка труда во многом вызван заметным расширением в 1970-1980-е годы вторичного рынка, утолщением периферийных слоев, в результате чего гибкость систем занятости возрастает, а иерархия форм занятости становится более длинной. Впрочем, конечно, это вопрос не одной только занятости и не только ³ The Economy in Question. L. 1989. Р. 202.

112

материального положения групп. Способ занятости влияет на размеры свободного времени и характеристики стиля жизни, на уровень социального статуса и характер социальных притязаний, на общее психологическое состояние индивидов. Социально-трудовые диспозиции, таким образом, множеством ручейков перетекают в статусные диспозиции.

Кто же оказывается внизу этой рыночной иерархии, если отвлечься на время от наиболее очевидных дифференцирующих признаков — образования и квалификации? Стратификация и этничность Одной из характерных примет периода после Второй мировой войны стал массовый приток в наиболее развитые западные страны выходцев из так называемого Третьего мира. Поначалу иммиграция даже поощрялась правительствами данных стран. Перестраивающиеся национальные хозяйства требовали новых рабочих рук и в том числе рук иностранных рабочих, выполняющих малопривлекательную, грязную, рутинную работу, от которой местное население все более отворачивалось. В отношении к прибывающим этническим меньшинствам проводилась выраженная стратификационная политика, припудренная демократической фразеологией равных прав, но в то же время достаточно строго (хотя большей частью и не формально) указывавшая этим меньшинствам положенные места на социальных лестницах.

Но, как водится, первый шаг влечет за собой и последующие.

Воспользовавшись либерализацией иммиграционной политики, представители малых этнических групп начали перебазировать свои семьи и образовывать этнические коммуны. Поскольку ожидаемая ассимиляция этих меньшинств натолкнулась на серьезные барьеры, роль этнического фактора в социальной дифференциации начала обращать на себя все большее внимание. Когда пришла пора оценить результаты, выяснилось, что этнические слои достаточно консолидированы и расположены на низших и средних ступенях стратификационных иерархий, а вокруг них распахана полоса потенциальных конфликтов.

Этнические меньшинства концентрируются в определенных зонах рынка труда. Прежде всего это зоны полуквалифицированного и неквалифицированного физического труда в производстве, а в еще большей степени — в сфере услуг нетехнологического и нефинансового профиля. «Инородцы» также становятся форпостом безработицы.

Профессиональная дискриминация выталкивает этнические меньшинства в определенные более или менее свободные ниши. В итоге множество представителей этих меньшинств обнаружены в сферах мелкого и среднего предпринимательства, где добились неплохих успехов, постепенно вытесняя из полей своей деятельности коренное население (особенно это относится к торговле, общественному питанию, бытовому обслуживанию). Этнические меньшинства образовали 113

также зоны компактного расселения, в том числе так называемые внутренние города. Этническая сегрегация стала, таким образом, одновременно и территориальной сегрегацией.

Серьезность и очевидность этнических различий подталкивала к пересмотру стратификационно-классовых подходов, к интегрированию расово-этнического фактора. К решению проблемы класса и этничности подходят по-разному. Мы используем классификацию подходов, данную Робертом Майлсом⁴.

Марксисты считают, что этничность в принципе не может образовать самостоятельного стратификационного поля, сравнимого но значению с полем классов. При этом одна часть марксистов утверждает, что иммигранты в западных странах есть не более чем внутренняя составляющая рабочего класса, своего рода «субпролетариат». Этническая дискриминация только усугубляет их незавидное положение⁵.

Другая часть марксистов стоит на позициях не единого (unitary), a «разделенного» рабочего класса, в котором этнические меньшинства образуют по своему положению особые страты⁶.

Наконец, веберианцы проводят мысль о том, что этническая дискриминация становится основой для формирования особых классовых позиций, отличных от позиций рабочего класса. Эти позиции обозначены понятием «андеркласс» или «подкласс» (underclass).

«Меньшинства являлись рабочим классом в экономических терминах, но... этническая принадлежность (буквально, «цвет». — В. Р.) также лишала их всяких статусных и властных преимуществ, и в результате они оказывались в худшем положении в сфере потребления, например, в обеспеченности жильем... Мигранты были андерклассом, разрывающимся между британской социальной структурой и своими связями и аспирациями, вынесенными из Третьего мира»⁷. Этот «андеркласс» образуется в результате социального исключения групп с негативной коллективной идентификацией».

Критики концепции «андеркласса», в свою очередь, указывают (наверное, справедливо) на достаточно широкие зоны взаимного переплетения позиций этнических меньшинств и коренного населения.

Итак, этнический фактор действительно обладает завидной устойчивостью в объяснении многих стратификационных проблем. При этом этнические группы имеют много больше шансов на то, чтобы образовывать «реальные группы», в отличие от социально-экономичес ⁴ Miles R. Racism and Class Structure: Migrant Labour in Contemporary Capitalism II Divided Nation. L., 1989. P. 93-95.

⁵ Westergaard J., Resler H. Class in a Capitalist Society: A Study of Contemporary Britain.

Harmondsworth, 1977. N 11. P. 356-360.

⁶ Castles S., Kosack G. Immigrant Workers and Class Structure in Western Europe. L., 1973.

P. 477.

⁷ Rex J., Tomlinson S. Colonial Immigrants in a British City. L... 1979. P. 275-276.

⁸ Parkin F. Marxism and Class Theory: A Ranrgeois Critique. P. 68.

114

ких классом, часто остающихся группами номинальными, статистическими.

Конечно, находятся и те, кто считает, что расово-этнические признаки и вoвce вытесняют классовые различия. Однако на данный момент все же преобладает мнение, что этнические различия не могут убрать со сцены экономические классы и социально-профессиональные группы, ибо по многом они остаются d ортогональных плоскостях.

Исследования межэтнических различий, на наш взгляд, в какой-то мере сдерживаются осторожностью западных исследователей, вызванной деликатностью самой темы (обвинений в расизме боятся как огня).

Стремление быть сверхкорректным проявляется и в решении следующей проблемы, также претендующей на революционное переустройство всех стратификационных концептов.

Стратификация и пол Фактически до начала 80-х годов теоретики стратификации жили достаточно спокойно, игнорируя проблему полового разделения. Либо женщины объединялись с мужчинами в единый рабочий класс или в единый средний класс, либо социально-профессиональное положение женщины определялось положением семьи, под которым молчаливо подразумевалась позиция мужа, что, конечно, трудно оправдать теоретически при современном высоком уровне трудовой активности женщин и заметной доле смешанных семей. Не обошлось в данном случае без влияния соседей — теоретиков-экономистов, трудившихся над моделями «бесполого индивида».

Проблема интеграции тендерных различий в стратификационных исследованиях возникла, разумеется, намного раньше 80-х годов. Но нужна была сила, которая заставила бы обратить на нее внимание.

Такой силой, судя по всему, стали феминистские движения, не оставившие в стороне и социологию (получить обвинение в сексизме в западном сообществе тоже вещь малоприятная).

В Великобритании начала 80-х годов исследованиям социальной мобильности по отцовским линиям начали противопоставлять изыскания, учитывающие мобильность женских групп в качестве самостоятельного фактора. Так, Э. Хит, сравнивая карьерные возможности тендерных групп, приходит к выводу, что шансы покинуть низшие должности, связанные с физическим или рутинным умственным трудом, используя чисто рыночные возможности, у женщин скромнее. Зато шансы на вертикальную мобильность посредством вступления в брак у них оказываются более благоприятными, по сравнению с мужчинами.

Что же касается мужских групп, среди них выше и внутренняя дифференциация, и конкуренция за лучшие места (конкуренция, очевидно, выступает как своеобразная плата за лучшие жизненные шансы) ⁹.

⁹ Heath A. Social Mobility. Glasgow. 1981. P. 107-136.

115

Против концепции гомогенной семьи в изучении социальной мобильности выступили и Г. Маршалл со своими коллегами. Хотя обнаруживается, что в таких отдельных сферах, как поведение на выборах женщины в целом склонны следовать за мужчинами, примыкать к их социальной позиции (может быть, в силу меньшего интереса к политике) ¹⁰. В социально-профессиональном отношении различия полов наиболее заметны. Позиции женщин обычно ниже. Многие заключены в пределах полуквалифицированной, конторской и обслуживающей работ. Что же касается половых различий как источника групповой самоидентификации, по мнению исследователей, они значительно уступают не только классовым позициям или этнической принадлежности, но вообще занимают весьма скромное среднее место в списке традиционных переменных.

Вскоре поднялась целая волна тендерных исследований, напрямую увязывавших отношения полов с проблемами стратификации».

Конечно, нужно согласиться с тем, что рассматривать половое разделение как простое продолжение классовой дифференциации слишком грубое упрощение, попытка «схлопывания» различных частей пространства. Женщины не растворяются в общей классовой массе, становясь объектом горизонтальной и вертикальной сегрегации.

Горизонтальная сегрегация означает сосредоточение женщин в определенных профессиях и сферах деятельности при их относительной выключенности из других сфер. Так, женщины, как правило, составляют большинство специалистов в образовании, здравоохранении, социальном обеспечении. Они преобладают в армии офисных клерков, торговых служащих, работников общественного питания и бытового обслуживания. Немало женщин трудится на монотонных конвейерных линиях.

Некоторые сферы труда уже просто отождествляются с «женскими профессиями». Причем навешивание подобного ярлыка не лишено уничижительного смысла. «Женские профессии» идентифицируются как нечто не слишком привлекательное, малоквалифицированное, хуже вознаграждаемое.

Горизонтальная сегрегация тесно переплетается с сегрегацией вертикальной. Известно, что женщины проигрывают мужчинам по уровню средней оплаты труда как в целом (в чем отражаются и профессиональные различия), так и по аналогичным категориям занятых.

Женщинами чаще комплектуются группы вторичного рынка труда — временно занятых, работающих неполное рабочее время (отчасти это происходит в результате свободного выбора самих женщин, несущих ¹⁰ Marshall С. el at. Social Class in Modern Britain. P. 137.

¹¹ В этой волне пока достаточно сложно высмотреть какие-то отдельные наиболее «выдающиеся» имена. См.: Dex S. The Sexual Division of Work: Conceptual Revolution in Social Sciences. Brighton. 1985; Gender Segreagalion at Work. L., 1988; Gender and Stratification. Cambridge, 1989.

116

основное бремя заботы о семье и детях, отчасти является вынужденным выбором).

Женщины намного реже появляются на высших и средних менеджерских постах. Мужчинам удается к основном сохранять свои руководящие позиции и лучшие карьерные возможности. В самих трудовых отношениях не исчезают оттенки патриархальности, нередки случаи служебных ущемлений представительниц прекрасного пола.

Женщины также менее активны в социальном отношении, например, уровень членства в профсоюзах у них обычно сравнительно ниже.

А уж где патриархальность наиболее выражена, так это в сфере занятости домашним хозяйством. И хотя в последние десятилетия мужчины все активнее привлекаются к домашнему труду, в целом всетаки эта сфера остается на женских плечах (данное разделение труда сохраняется в принципе даже в семьях, где муж оказывается безработным).

Все упомянутые различия позволяют приверженцам тендерных исследований заключать, что «половое разделение труда... настолько же важно как и классовое разделение»¹².

В процессе «революционного» вторжения тендерных и этнических проблем в область стратификационных исследовании есть немало точек схождения — подверженность отдельных групп довольно явной дискриминации на основании их аскриптивного статуса, их оттеснение в периферийные слои, хотя заполняемые рыночные ниши, конечно, различны. К тому же тендерные группы, при всех мощных обособляющих факторах в значительно меньшей степени, чем этнические, тяготеют к превращению в реальные группы, мобилизованные в едином социальном действии.

Стратификация и возраст Многое сказанное об этнических и тендерных различиях относится и к возрастной сегрегации. Мы не будем особо на ней останавливаться, хотя поколенческие различия, разумеется, играют немаловажную социальную роль. Дискриминируются же, как правило, наиболее молодые и наиболее пожилые поколенческие группы. Последних, впрочем, эта судьба постигает значительно реже. Принцип старшинства (выслуги лет, трудового стажа на данной фирме) в оплате труда и социальнопрофессиональном продвижении сохраняет свою роль, и отнюдь не в одной только Японии.

Молодежные группы занимают относительно более низкие карьерные ступени. Повышенный процент молодежи часто обнаруживается и рядах безработных. Хотя благодаря повышающемуся уровню образования молодые поколения все же более благополучны, чем их отцы в начале своего трудового пути.

¹² McDowell L. Cender Divisions // Changing Social Structure. L., 1989. P. 161.

117

Возраст и прочие социально-демографические признаки почти всегда обладают заметной дифференцирующей силой. Но интересуют социолога, в первую очередь, их социальные преломления. Поэтому и в теории стратификации главной задачей можно считать поиск переменных, опосредующих связи наследуемых и достигаемых статусов.

Стратификация и государство благосостояния (Госта Эсприн-Андерсен) Государство во все времена играло огромную роль в изменении социальной структуры любого общества. Через налоговую политику регулируется степень дифференциации доходов и накапливаемой частной собственности производственного и непроизводственного назначения. Государство выступает в качестве арбитра в межклассовых конфликтах вплоть до заключения общенациональных трудовых соглашений. Государство стимулирует преобразования в структуре занятости — через регулирование условий найма и увольнения, расширение государственных систем образования и профессиональной подготовки, масштабы и условия выплат пособий по безработице и нетрудоспособности.

Происходит расширение самого государственного сектора, и результате которого в каждом классе (специалистов, клерков, рабочих) образуются все более массовые слои, находящиеся на непосредственной службе у государства. Представители этих слоев заметно отличаются от своих собратьев, работающих на частные фирмы. Порою различия между государственными и частными служащими оказываются не менее существенны, чем социально-профессиональные различия.

Особую роль государство получает с утверждением в западных странах развитой политики благосостояния (welfare). Эта политика заключает в себе систему мощных стратифицирующих факторов. Специфическая роль государства благосостояния долгое время игнорировалась теоретиками стратификации. Но к концу 80-х годов перегородки можно считать окончательно сломленными.

«Государство благосостояния, — указывает Г. Эсприн-Андерсен, — не просто механизм, вмешивающийся и по возможности корректирующий структуру неравенства; оно представляет собой самостоятельную систему стратификации, активную силу, упорядочивающую социальные отношения»¹³. Впрочем, различение политик социальных выплат и льгот как действенных стратифицирующих систем фиксировалось отдельными исследователями еще в конце 50-х годов¹⁴.

Каковы общие размеры социальных выплат и льгот? По каким каналам они проводятся — через прямые государственные субсидии, общественные фонды или фонды корпораций? На основе каких ¹³ Espring-Andersen G. The Three Worlds of Welfare Capitalism. Cambridge. 1990. P. 23.

¹⁴ Titmus R. M. Essays on «the Welfare Slate». L., 1963. P. 53.

118

принципов строится политика этих выплат и льгот — поддержки малообеспеченных, стимулирования определенных социально-профессиональных групп, равноправного доступа всего населения? Какие формы преобладают — целевые денежные выплаты, налоговые льготы или предоставление бесплатных социальных услуг? Направлена ли помощь на повышение уровня потребления или на стимулирование активности (например, через оплату образования и профессиональной переподготовки) ? Являются ли социальные выплаты чистой благотворительностью или перераспределением страховых взносов? Какие группы населения и на каких основаниях получают доступ к резервуарам государства благосостояния? Каждый из поставленных вопросов может рассматриваться как составляющая стратификационной стратегии. И в их решении важно найти разумный путь между крайними точками зрения, представляющими государство то как послушное орудие в руках господствующего класса (марксисты), то как институт, совершенно нейтральный в классовом отношении и по природе своей, и по следствиям проводимой политики (либералы).

Исторически в политике welfare state, — считает один из наиболее известных его теоретиков Г. Эсприн-Андерсен, — сложилось по крайней мере три общих стратификационных принципа.

1. Либеральный принцип. Социальная помощь оказывается по остаточному принципу — бедным и малообеспеченным слоям, не способным добыть себе минимум средств существования посредством рыночных возможностей (предполагается определение минимальных социальных потребностей и выявление нуждающихся групп). Корень же политики состоит в обеспечении эмансипации индивида, который добывает себе социальные гарантии путем частного (рыночного) страхования.

2. Консервативный принцип. Это принцип выступает в двух основных формах — этатистской и корпоративной, в зависимости от основного источника социальных выплат. Но в обеих версиях он предполагает патерналистские построения — с отдельными программами для различных профессиональных и статусных групп, с привязкой выплат и льгот к трудовому вкладу, с предоставлением высоких гарантий в обмен на верность и лояльность организации, с опорой на обеспечение семьи, а не индивидуального работника, 3. Социал-демократический принцип. Сначала данный принцип проводился посредством концентрации фондов в распоряжении профсоюзных и прочих демократических объединений. Но затем он достиг стадии универсализма, основанного на правах гражданства, в соответствии с которыми каждый гражданин имеет права на равные льготы, независимо от степени нужды и своего трудового вклада.

Наиболее яркое воплощение данная политика нашла в «принципе Бевериджа» (Великобритания, 40-е годы) ¹⁵.

¹⁵ Espring-Andersen G. Op. cit. P. 48, 61-64.

119

В реальной политике, разумеется, все три принципа реализуются в своих сочетаниях. Но все же в разных странах есть свои устойчивые предпочтения (например, в 80-е годы консервативный принцип наиболее ярко проявляется в Германии, социал-демократический — в Швеции, либеральный — и Австралии). Но так или иначе все они воплощаются в соответствующих стратификационных членениях. А борьба за выбор между различными принципами и формами их проведения передвигается в центр множества современных социальных конфликтов.

Гражданство и класс (Т. Маршалл и др.) Принято считать, что заслуга соединения двух социологических дисциплин — социальной политики и социальной стратификации — принадлежит Т. Маршаллу, опубликовавшему в 1950 г. книгу «Гражданство и социальный класс»¹⁶. В последнее время проблематика книги начала активно подниматься на щит¹⁷.

В противовес марксистам, в глазах которых государство благосостояния только воспроизводит, а то и усугубляет классовые различия, в теории гражданства утверждается, что достигаемое в результате универсализирующей демократической политики уравнивание социальных статусов не только противостоит, но во многом способно «погасить» огни классового неравенства или серьезно «перекроить» ткань классовых отношений. Причем в данном случае важно не столько уравнивание доходов, сколько снижение риска и неопределенности положения низших слоев населения, общее повышение уровня социальных гарантий.

Гражданство предполагает не только социальные нрава на определенный жизненный уровень, но и права собственности, хотя и не приносящие автоматически обладания этой собственностью, но открывающие доступ к такому обладанию.

Гражданство как полноправное членство в сообществе или государстве действительно изначально противоречит основам классового расслоения. И демократическая борьба низших классов за утверждение гражданских прав всегда была отчасти и борьбой за свое уничтожение как класса.

Но при этом, отметим, реализация гражданских прав сама по себе являет особый, достаточно жесткий стратифицирующий принцип. Он ограничивает группы, не имеющие гражданского статуса, или резидентов с неполными правами в приеме на работу, приобретении собственности, занятии определенными видами деятельности (например, ¹⁶ Marshall Т. Н. Citizenship and Social Class. Cambridge, 1950.

¹⁷ Burhalet J. M. Citizenship: Rights. Struggle and Class Inequality. L. . 1988; Mann M.

Ruling; Class Strategies and Cilizeitship II Sociology. 1987. Vol. 21. N 3. P. 339-354.

120

предпринимательством). И одно только резкое изменение условий предоставления гражданства способно в течение двух-трех десятилетий существенно перекроить карту социальной структуры любого западного государства.

Домашняя собственность и переструктурирование классов (Питер Саундерс и др.) С накоплением домашней собственности (собственности на предметы потребления и, в первую очередь, на жилье) возрастает дифференцирующая роль этой собственности. Это позволяет некоторым исследователям даже поставить вопрос о так называемых жилищных классах (housing classes) ¹⁸ или о «среднем собственническом классе», имея в виду именно обладателей домашней собственности¹⁹. (В Великобритании с конца 1970-х годов вопрос приобрел дополнительную актуальность в связи с политикой консерваторов по приватизации жилья.) Заслуживает внимания позиция П. Саундерса, который призывает не смешивать потребительские и классовые различия (относя последние преимущественно к сфере производства). При этом Саундерс считает, что значение различий в обладании домашней (прежде всего, жилищной) собственностью способно превзойти роль профессионально-трудовых различий. Жилищная собственность становится объектом столкновений материальных интересов по поводу использования земли, распределения дотаций и кредитов. Она также формирует самостоятельную основу дифференциации жизненных возможностей групп — например, через накопление богатства в условиях опережающего роста стоимости жилья. Это и позволяет говорить о процессах «перестратификации»²⁰.

Саундерс, таким образом, пытается противопоставиться марксистам, для которых условия потребления принципиально вторичны по отношению к классовым (производственным) условиям, и радикализовать позицию веберианцев, для которых потребительские различия остаются преимущественно вопросом сферы престижа и стиля жизни статусных групп. Приведем заключение Саундерса: «Обладание жильем как выражение одного из различий между приватизированными и обобществленными средствами потребления...

есть скорее отдельный, наиболее влиятельный фактор детерминации различий в потребительском секторе. Поскольку подобные различия в принципе не менее важны, чем различия классов для понимания современной стратификации, и поскольку жилищные условия играют ¹⁸ Rex J., Moore R. Race, Community and Conflict. I., 1967.

¹⁹ Pratt G. Class Analysis and Urban Domestic Property; A Critical Reexamination // Intern.

J. Urban and Regional Res., 1982. Vol. 6. P. 481-502.

²⁰ Sounders P. Domestic Property and Social Class II Intern. J. Urban and Regional Res., 1978. Vol. 2. P. 233-251.

121

ключевую роль в определении жизненных возможностей, в социальной идентификации и (посредством накопления капитала собственниками жилья) в модификации условий распределения ресурсов и экономического неравенства, из этого следует, что вопрос о домашней собственности должен занять подобающее ему центральное место и анализе социальных различий и политических конфликтов»²¹.

Новое звучание старых тем В заключение перечислим в назывном порядке еще некоторые подходы, чтобы еще раз продемонстрировать, насколько разнородны по направлениям и методам современные стратификационные исследования.

Непропорционально высокая доля этих исследований по-прежнему посвящена проблемам рабочего класса²². В их числе возродились этнографические исследования местных сообществ (community studies), концентрирующие внимание на формировании разделяющих культурных границ²³.

Произошло своего рода новое «открытие» явления бедности. Наиболее известная и фундаментальная работа в этом направлении принадлежит перу Питера Таунсенда. Он отходит от традиционных измерений дифференциации доходов и накопленного имущества, раскрывая проблему бедности с точки зрения обладания необладания ресурсами, необходимыми для нормативного социального воспроизводства.

«Индивиды, семьи и группы населения, — указывает П. Таунсенд, — могут считаться находящимися в состоянии бедности, если у них отсутствует достаточное количество ресурсов для поддержания типов питания, участия в видах деятельности, достижения условий жизни и быта, традиционных или, по крайней мере, широко поощряемых и одобряемых в обществах, к которым они принадлежат. Размеры их ресурсов настолько ниже того, чем обладает средний индивид или семья, что они в действительности исключены из нормальных отношений, жизненных традиций, деятельности»²⁴.

Наконец, еще один аспект анализа социальной структуры, привлекший к себе особое внимание, связан с территориальными (spatial) особенностями структурного формирования, происходящего в разных регионах одной и той же страны. Этот аспект сопряжен с использованием ²¹ Sounders P. Beyond Housing Classes; The Sociological Significance of Private Properly Rights in Means of Consumption II Divided Nation, L., 1989. P. 206.

²² Newby H. The State of Research Into Social Stratification in Britain. L., 1982. P. 9.

²³ См., например: Willis P. Learning to Labour: How Working Class Kids Get Working Class Jobs. Westmead, 1979.

²⁴ Townsend P. Poverty in the United Kingdom: A Survey of Household Resources and Standards of Living. Alien Lane, 1979. P. 29.

122

методов, остававшихся до последней поры в ведении географической науки²⁵.

Подытоживая короткий обзор новых сюжетов и стратификационной теории 70-80-х гг., нельзя не обратить внимания на то, что в упоминаемых работах большей частью используются хорошо знакомые стратификационные переменные, которые просто вытягиваются со вторых ролей на приоритетные позиции. Одновременно делаются попытки отодвинуть в сторону экономический класс и социальнопрофессиональную статусную группу. Переменные порою заимствуются из смежных областей социальной дифференциации (случай с аскриптивными статусами: полом, этничностью) или из смежных социальных дисциплин (социальная политика, социальная география).

* * * Указанные подходы пытаются, каждый по-своему, уловить качественные сдвиги, уже произошедшие и происходящие ныне в социальной структуре современного общества. Нет особой нужды доказывать, что буквально все затронутые выше проблемы не являются чем-то потусторонним для сегодняшней России.

Многоаспектная сегментация рынка труда в ней наблюдалась всегда и только усложнялась бюрократическим характером этого рынка. А с развитием новых негосударственных секторов экономики она неизбежно усиливается.

Если социальные отношения полов, в силу относительной слабости феминистских движений, еще не привлекают пока столь пристального внимания, то вокруг вопросов этнической дифференциации вода постепенно закипает. Те же этнические меньшинства первые столкнулись с «преимуществами» проживания без прав гражданства (яркий пример — русские в Прибалтике).

Регионализация, сопряженная с выстраиванием локальных социальных структур, отличных от того, что есть у соседей, затронула уже не только бывший Советский Союз, но и саму Российскую Федерацию.

Развернута массовая приватизация жилья, сопровождаемая процессами его активного перераспределения. Обладание качественным жильем (включая загородные дома) становится все более серьезным дифференцирующим признаком. И проблема бедности нас также не минует, это очевидно.

Так что весь этот разветвленный аналитический аппарат, при соответствующих поправках, еще не раз пригодится. Заметим, что перечисленные доселе подходы не посягают на принципиальные основы соцструктурного анализа. Иной поворот ожидает нас в работах современных пост-структуралистов.

²³ Massey D. Spatial Divisions of Labour. L., 1984; Savage M. Spatial Differences in Modern Britain II The dunning Social Structure. L., 1989. P. 245-268.

123

2. Новый французский вызов: классы в работах пост-структуралистов Мы выделяем в особый раздел краткое описание позиций некоторых представителей новой французской социологии. Делается это по той простой причине, что последние не укладываются сколь-либо явно ни в одно из классических направлений, Французские социологи в лице М. Фуко (1926-1984 гг.), П. Бурдье (1930 г. рождения), А. Турена (1925 г. рождения) пытаются найти свой путь, лежащий в стороне как от позитивизма заокеанских функционалистов, так и от идеологизаторства европейского ортодоксального марксизма.

В основе возникновения новой французской школы (или школ) нам усматривается попытка леворадикальной социологии, во многом под влиянием французских событий мая 1968 г., переосмыслить собственные позиции и, в первую очередь, освободиться от ряда принципов марксистской методологии. Непременной ревизии подвергается экономический детерминизм с перенесением акцентов в сферу знания и культуры. Преодолевается традиция прямолинейного структурализма в пользу анализа социального действия и социальных отношений. Одновременно объявляется непримиримая методологическая война позитивистскому противопоставлению субъекта и объекта исследования.

Включенность, ангажированность исследователя рассматривается как неотъемлемый момент производства знания. Бросается вызов и традиционным классовым теориям, что совершается, однако, без разрыва с проблематикой классовой борьбы. Именно на последнем аспекте мы и сосредоточим свое внимание, вовсе не утверждая, что именно этот аспект является самым важным для всех концептуальных построений цитируемых авторов.

Классовая борьба без классов (Мишель Фуко) М. Фуко дает своеобразное философско-историческое описание стратегий, реализующих интересы европейской буржуазии в период с ХVIII столетия. Эти стратегии связаны не с прямым классовым угнетением и экономической эксплуатацией, но с выработкой механизмов так называемого паноптизма или всеобщей поднадзорности (integral surveillance) и дисциплинирования масс в практиках их повседневной жизни. Всеобщие дисциплинирующие и нормирующие режимы вводятся через перестроение пеницитарной системы и контроля за преступностью, системы социального здравоохранения и контроля за половыми отношениями, развитие психиатрии и контроля за психическими заболеваниями. Школа и больница, фабрика и армейский барак — все они становятся институтами мощного дисциплинирующего воздействия, причем отнюдь не только на «отклоняющиеся» группы.

124

«Необходимы именно механизмы исключения (exclusion) как таковые, аппараты надзора, медикализация сексуальных отношений, контроль за сумасшествием, преступностью — все те микромеханизмы власти, которые возникают с определенного момента, чтобы выразить интересы буржуазии»²⁶.

По сути введение подобных механизмов является реализацией стратифицирующих стратегий, ибо оно преследует цель порождения антагонизма в низших слоях, а точнее — цель отделения от основной массы низших слоев наиболее взрывоопасных групп: оторвать пролетариат от «недопролетариата» (крестьянство здесь в виду не имеется), оторвать трудящихся от «плебса».

Примером стратификационного действия становится тюремная система, профессионализирующая преступные элементы и использующая их в качестве постоянной угрозы против рабочего класса. Плебс же ставится перед своеобразным выбором дисциплинарных режимов.

«Буржуазия предлагает ему (непролетаризированному плебсу. — В. Р.) следующий выбор: ты можешь отправиться в тюрьму или в армию, в тюрьму или в заморские колонии, в тюрьму или на службу в полицию»²⁷.

Успешно поддерживается также и антагонизм пролетариата и армии.

При этом нельзя сказать, что стратегии эти, хотя и осуществляются в интересах буржуазии, ею вполне осознаны.

Как же это происходит? Ключом к решению данного вопроса и к анализу всей социальной структуры для Фуко становится особое (внеполитическое) понимание власти. В его построениях принципиально отсутствуют централизованная власть и вообще всякое обладание властью. Власть — это не атрибут государственного аппарата или какого-то отдельного класса. Это отношения, причем, не эксплуатации и подавления, а взаимоотношения индивидов в процессе производства знания и информации. Это отношения борьбы за истину, а более точно, за режим производства дискурсов, которые считаются истинными (научными) или ложными, за правила отделения истинного от ложного. Власть, таким образом, не только утилизирует, но и производит знание.

Власть не присваивается, подобно товару, отдельными индивидами или классами. И в то же время никто не отчужден от власти. Она циркулирует через цепные и сетевые сплетения социальных связей.

Фуко обращает наше внимание на капиллярные постоянно реконструирующиеся формы микровласти, возникающие из локальных, специфических условии жизни. Он не отвергает возможности функционирования власти и в пирамидальных формах при осуществлении властных воздействий сверху. Но любая властная стратегия, по его убеждению, ²⁶ Foucault M. Power I Knowledge: Selected Interviews and Other Writings, 1972-1977.

Hampstead, 1980. P. 101.

²⁷ Ibid. P. 23.

125

есть отношение взаимодействия, невозможное без автономного движения снизу. Формой же ее реализации становятся самые разные пространства и тела (в том числе, физические тела людей, как в случае социального контроля за внешностью) ²⁸.

Как при таком понимании выглядят социальные классы? По мнению Фуко, не существует никакой предзаданной структурной решетки, как нет каких-то глобальных стратегий классового господства, навязываемых прочим (угнетенным) классам. Классы оформляются как результат локальных программ и стратегий, реализуемых в сетях повседневных взаимодействий.

«Господствующий класс — не просто абстракция, но и непредзаданная общность. Чтобы стать господствующим классом, чтобы это господство (domination) воспроизводилось, класс должен выступить результатом набора заранее продуманных тактик, осуществляемых в русле больших стратегий по утверждению этого господства. Однако между стратегией, которая фиксирует, воспроизводит, мультиплицирует и акцентирует существующие силовые отношения, и классом, обнаруживающим себя в правящей позиции, находятся взаимные отношения производства»²⁹.

Фуко охотно употребляет слова типа «война», «борьба», «поле битвы». Но классовая борьба обретает у него особое содержание. Она, собственно, ведется вне классов, не как большая битва, но как множество мелких схваток, порожденных местными условиями труда и жизни. По существу это борьба всех против всех. (Причем появление гоббсовского Левиафана — этого примирителя-узурпатора — не предполагается.) Чем определяется положение интеллектуала в этой борьбе? Его классовым положением, но также специфическими условиями труда и жизни и наличествующим в данном сообществе режимом производства знания. Основная же роль интеллектуала — в постоянном изучении поля сражения (survey of battlefield) в доступном ему секторе этого поля.

Класс и хабитус (Пьер Бурдье) П. Бурдье, один из учеников М. Фуко, также порывает с экономизмом. Он определяет класс как совокупность агентов со сходной позицией в социальном пространстве. Само же социальное пространство образуется, по его мнению, целым рядом силовых полей — политическим, экономическим, социальным, культурным и символическим. Замечается, что экономическое поле всегда стремится навязать свою структуру ²⁸ Ibid. P. 159, 201, 207.

²⁹ Ibid. P. 203.

126

другим полям. Но последние все же сохраняют свою относительную автономию.

В каждом поле имеет хождение соответствующий капитал, выступающий в материальном или инкорпорированном (освоенном субъектами) состояниях, В зависимости от обладания этими капиталами группы имеют разную власть над тем или иным полем. На основе гомологии позиций в разных полях между господствующими и подчиненными группами могут устанавливаться более или менее устойчивые союзы.

Однако смешивать принципы дифференциации разных полей нецелесообразно.

В противовес марксистам Бурдье не считает возникающие в социальном пространстве группы «реальными классами». По его словам, это лишь «возможные классы», Вероятность же мобилизации класса, превращения его в «класс-для-себя» зависит от дистанции между агентами в социальном пространстве и способов восприятия этого пространства. Последние, в свою очередь, являются продуктом социальных институтов и предшествующей символической борьбы...

Борьба за формирование здравого смысла, за «стиль легитимной перцепции» ведется непрерывно, Успех в этой борьбе дает, по выражению Бурдье, чудовищную, почти магическую власть именовать и стратифицировать группы. Восприятие, таким образом, есть не простое отражение объективных условий, но конструктивный акт по выработке чувства социальных границ.

Любое социальное деление есть продукт длительной работы по коллективной идентификации. И ученый, желающий объективировать оценки, даваемые самоклассифицирующимися агентами, должен каждый раз реконструировать работу истории, в ходе которой складывается данное деление, Особую роль в этом продуцировании рангов, порядков, градаций имеет символический капитал.

«В борьбе за навязывание легитимного видения социального мира, в которую неизбежно вовлечена и наука, агенты располагают властью, пропорциональной их символическому капиталу, т. е. тому признанию, которое они получают от группы»³⁰.

Наиболее надежной символической стратегией является стратегия официальной номинации через институционализацию своего символического капитала в различного рода званиях, дипломах. Задействование юридической силы государства неизменно увеличивает силу внушения.

Власть группы, особенно в политическом поле, часто учреждается через процесс делегирования ее официальным представителям. В результате группа начинает определяться через того, кто говорит от ее имени.

³⁰ Бурдье П. Социальное пространство и генезис классов // Бурдьес П. Социология политики. М., 1993. С. 71.

127

«Класс существует в той и лишь в той мере, в которой уполномоченное лицо, наделенное plena polеntia agеndi может быть и ощущать себя облеченным властью говорить от своего имени»³¹.

Так происходит объективное объединение класса как «воли и представления», или «класса на бумаге» — как возможной группы, которая часто выдается марксистскими теоретиками за реально мобилизованную группу.

Пожалуй, наиболее интересным элементом позиции Бурдье является вводимое им понятие хабитуса (habitus) — системы присущих индивиду диспозиций мышления и действия, результирующей его знаний и опыта.

Хабитус как матрица восприятий и классифицирующих практик выдвигается как важнейший опосредующий элемент в формировании любой коллективной идентификации. Хабитус — это «инкорпорированный класс»³². Но он не простой результат структурации классовых условий, а также и активное структурирующее начало³³.

Хабитус оказывает воздействие на политические мнения и поведение данных классов, а также на образующиеся в рамках этих классов стили жизни и способы потребления. По мнению Бурдье, деятельностным практикам, из которых складывается стиль жизни, предшествует совокупность вкусов (tastes) — схем приятия и восприятия. А вкусы, и свою очередь, базируются на хабитусе, на который влияют прежде всего такие факторы как социальное происхождение и образование.

Одна из характерных логических цепей представлена Бурдье в следующем виде: объективные условия существования (хабитус (вкусы ( практики (стиль жизни.

Вдоль подобных цепей оформляются различия между классами — в восприятии литературы и искусства (особенно, музыкального), потребительских привычках, спортивных занятиях. Что касается искусства, люди из рабочего класса более склонны к этическому восприятию образов, склонны приписывать искусству выполнение социальных функций. Их вкусы формируются в большей мере потребностями в соучастии. В то время как для интеллектуалов более характерно эстетическое восприятие чистых форм искусства. Последнее для них, напротив, становится формой отрицания социального мира. Бурдье пытается сравнивать классовые позиции и стили жизни и придавать им пространственное изображение.

Итак, класс и хабитус в понимании Бурдье превращаются в ключевые понятия социальной структуры. Причем, между классовой позицией, вписанной в структуру должностей, и наклонностями, вписанными в хабитус, могут возникать несоответствия и острые проти ³¹ Там же. С. 91.

³² Там же. С. 126.

³³ Bourdien P. Distinction: A Social Critique of the Judgment of Taste L., 1984. P. 101, 171.

128

поручил, в которых проявляются зоны неустойчивости социальной структуры.

«Революционные и постреволюционные ситуации изобилуют многочисленными примерами патетичных или гротескных несовпадений между историей объективированной и историей инкорпорированной, между габитусами, созданными для других должностей, и должностями, созданными для других габитусов, которые наблюдаются также при любом общественном порядке, хотя и в меньших масштабах, и особенно в зонах неустойчивости социальной структуры»³⁴.

В поисках социальных акторов (Ален Турен) Подобно своим коллегам, А. Турен исходит из того, что в новом обществе (он его называет «программируемым») «экономические решения и экономическая борьба более не обладают ни автономией, ни центральным местом, как это было в предшествующем обществе»³⁵.

Конфликтность по-прежнему лежит в основе всех социальных отношений, каковые суть отношения власти. Но власть определяется не как обладание, а как господство, способность контролировать «области неопределенности». С дисперсией власти конфликты становятся более многомерными. Трудящиеся участвуют в них уже не только как работники, но как потребители, жители определенных районов и территорий.

Вместе с конфликтностью сохраняется и классовый характер общества. Однако Турен достаточно жестко отделяет классовый анализ от проблематики социальной структуры.

«Мы наблюдаем исчезновение классов как социальных «существ», как реальных социальных и культурных слоев, — заявляет Турен, — и соответственно возрастает значение классовых отношений как аналитического принципа, приемлемого для раскрытия социальных конфликтов... Говорить о социальных классах — значит, скорее указывать на классовые проблемы, нежели определять какие-то группы»³⁶.

Основные формы господства в пост-индустриальном (программируемом) обществе базируются в первую очередь на знаниях и образовании. А технократия превращается в новый господствующий класс.

«Новый господствующий класс, — подчеркивает Турен, — определяется наличием знания и определенного уровня образования»³⁷. А вот ³⁴ Бурдье П. Социология политика. С. 294.

³⁵ Тоuraine A. The Post-Industrial Society. Tomorrow's Social History: Classes, Conflicts, and Culture in the Programmed Society. N. Y., 1971. P. 4.

³⁶ lbid. P. 80. 82.

³⁷ Ibid. P. 51.

5 В. В. Радаев, О. И. Шкаратап 129

другое определение: «Правящий класс — есть группа осуществляющих свое господство инноваторов (innovator-dominators) «³⁸.

Доминируемые же классы более не эксплуатируются, но интегрируются в общую систему и подвергаются манипулированию. И потому ключевым вопросом для них является борьба за свое самоопределение.

В авангарде этой борьбы за самодетерминацию оказываются сегодня не профсоюзы и вообще не традиционные слои рабочего класса, но образованные специалисты, техники, студенты. А центром социокультурного сопротивления становятся университеты.

Когда же возникают классы, которые при этом не являются элементами социальной структуры? Только тогда, когда индивиды превращаются в социальных акторов (actors), т. е. самоопределяются на основе присущих им культурных ориентации и процессе собственной деятельности. По мнению Турена, «невозможно отделить класс, классовое сознание и социальное движение, т. е. классовое действие»³⁹. При таком подходе все общество представляется как «иерархизированная совокупность систем действия», а социология в целом рассматривается как «социология действия». Под действием же понимается следующее; «Действие есть поведение актора, управляемое культурными ориентациями и утверждаемое внутри социальных отношений, определенных неравными возможностями контроля за этими культурными ориентациями»⁴⁰.

На групповом уровне действия акторов оформляются в рамках так называемых социальных (общественных) движений.

«Социальное движение есть коллективное организованное действие, посредством которого классовые акторы борются за контроль над историчностью (historicity) (культурными моделями и ориентациями. — В. Р.) в данном идентифицируемом историческом контексте»⁴¹.

Социальные движения, по Турену, не аномалия и не приложение к структуре, но сама ткань социальной жизни. «Социальные движения не являются какими-то исключительными и драматическими событиями, они постоянно образуют сердцевину общественной жизни»⁴².

Социология действия предполагает и совершенно иные исследовательские методы, отличные от методов функционалистов и структуралистов (которым сам Турен был привержен на первых порах). К таким методам относится, например, «социологическая интервенция» Турена — особым образом организованное провоцирование действия.

В ходе такой интервенции группа отобранных участников социального движения осуществляет анализ своих позиций в процессе коллек ³⁸ Touraine A. The Voice and the Eye: An Analysis of Social Movements. Cambridge. 1981. P. 31.

³⁹ Ibid. P. 68.

⁴⁰ Ibid. P. 61.

⁴¹ Ibid. P. 31-32.

⁴² Ibid. P. 29.

130

тивного взаимодействия. Выявление и порождение новых акторов как бы сливается здесь в одном нераздельном процессе. Социолог в рамках подобного исследования не остается в позе стороннего наблюдателя или чистого идеолога, но превращается в посредника между участниками группы и представляемым ими движением. Он погружается в процесс выработки потенциальными акторами своей коллективной самоидентификации (происходит провоцирование, в том числе и собственной вовлеченностью). При этом социолог сохраняет за собой свою особую роль проблематизатора и аналитика⁴³.

Так совершается попытка поворота от чистого изучения классов к их активному формированию.

* * * При всей сложности взаимоотношений эти три яркие и самобытные фигуры многое объединяет. Их всех можно отнести к «пост-структуралистам» как по нынешним позициям, так и по эволюции взглядов (пройдя через структурализм, они обращают его в объект своей критики). А наблюдаемая взаимная непримиримость позиций (речь идет в первую очередь о Бурдье и Турене), на наш взгляд, во многом является результатом близости исходных методологических установок.

Глава 7 ТЕОРИИ ЭЛИТ КАК ОСОБОЕ НАПРАВЛЕНИЕ СТРАТИФИКАЦИОННЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ Введение Теории элит выделяются нами отдельно не потому, что мы собираемся характеризовать далее все крупные слои и группы, и даже не потому, что характер элитных групп во многих отношениях определяет лицо всякого общества. Это делается скорее по другой причине: элитаристские концепции воплощают в себе особый, стратификационный подход, во многом противостоящий классовому подходу. И следовательно, уделять внимание мы будем в большей степени именно методологическим особенностям элитаристских теорий, нежели описательной характеристике самих элитарных групп.

Понятие элит окружено неким таинственным флером. О нем много говорят, но часто не очерчивают сколь-либо четких обозначающих границ. Попробуем дать исходное понятие «элиты» в трех дополняющих друг друга определениях: ⁴³ Tuuraine A. The Voice and the Eye. P. 27; подробное описание см.: Ibid. P. 139-222; Турен А. Введение к методу социологической интервенции II Новые социальные движения в России. М., 1993. С. 6-19.

5* 131

1. Элита — это верхние слои общества, группы, занимающие в нем высшие или ведущие позиции (властные, экономические, профессиональные и пр.).

2. Элита — это совокупность относительно замкнутых групп, доступ в которые ограничен и регулируется механизмом достаточно жесткого отбора.

3. Элита — это группы, обладающие особыми культурными ориентациями и менталитетом, образом жизни и действия, которые отделяют их от прочего населения, поддерживая с ним ощутимую социальную дистанцию. Элитные нормы для населения высокопривлекательны, но при этом малодоступны.

Первое определение фиксирует элиту как номинальную статистическую группу. Второе высвечивает институциональные рамки в виде корпоративной организации, регулирующей процессы социальной мобильности. Третье предполагает определенное единство норм и ценностей как основу сходного поведения. Здесь также содержится указание на регулирующую роль элиты в обществе.

Элита не является категорией одной только политики. В современном обществе существует множество элит — политические, военные, экономические, профессиональные. Где-то эти элиты переплетаются, где-то соперничают друг с другом, Можно сказать, что существует столько элит, сколько есть областей социальной жизни. Но какую бы сферу мы ни взяли, элита суть меньшинство, противостоящее остальной части общества, его средним и нижним слоям как некоей «массе».

При этом положение элиты как высшего сословия или касты может закрепляться формальным законом или религиозным уложением, а может достигаться совершенно неформальным образом.

Элитаристские теории возникли и формировались в значительной мере, как реакция на радикальные социалистические учения и были направлены против разных течений социализма: марксистского, анархосиндикалистского. Потому марксисты, на самом деле, очень скептически относились к этим теориям, не желали их признавать и применять даже на материале западных обществ. Ибо это означало бы, во-первых, признание того, что нижние слои являются слабой или вовсе неорганизованной массой, которой необходимо управлять, массой, неспособной к самоорганизации и революционному действию, а во-вторых, признание в какой-то мере неизбежности и «естественности» такого резкого неравенства. В результате пришлось бы пересматривать коренным образом взгляды на роль и характер классовой борьбы.

Но элитаристский подход направляется и против демократического парламентаризма¹. Он вообще по природе своей антидемократичен, Демократия предполагает правление большинства и всеобщее равенство людей как самостоятельных граждан, достаточно организованных для реализации собственных целей и интересов. И в силу этого ¹ Bottomore Т. Elites and Society. Harmondsworth, 1977, P. 17.

132

поборники демократизма к любым попыткам элитарного правления относятся довольно холодно.

Многочисленные подходы к понятию элит можно условно разделить на две основные группы — властные и меритократические. В соответствии с первыми, элитой являются те, кто обладают и данном обществе решающей властью, а в соответствии со вторыми — те, кто обладают некими особыми достоинствами и личными качествами, независимо от того, располагают ли они властью или нет. В последнем случае элита выделяется по талантам и заслугам (слово «меритократия» и образуется от слова «заслуга»). Иногда властные и меритократические подходы условно обозначают как «линию Лассуэла» и «линию Парето»². (Хотя первый подход может быть с не меньшим успехом назван «линией Моска» или «линией Миллса».) Одной группой исследователей элита понимается как слои, обладающие высшими властными позициями (А. Этциони) или высшей формальной властью в организациях и институтах (Т. Дай). Другая группа относит к элите харизматических личностей (М. Вебер), боговдохновленных, способных к лидерству (Л. Фройнд), представителей творческого меньшинства (А. Тойнби) ³.

В свою очередь, властные подходы подразделяются на структурные и функциональные. Выбирающие более простой с эмпирической точки зрения структурный подход считают элитой круг лиц, занимающих высшие должностные позиции в рассматриваемых институтах (министры, директора, военоначальники). Те же, кто останавливается на функциональном подходе, задают себе более трудную задачу: выделить группы, обладающие реальной властью в принятии общественно важных решений (многие представители этих групп, понятно, могут не занимать сколь-либо видных общественных постов, оставаться в «тени»).

Остановимся коротко на позициях классиков властного и меритократического подходов.

1. Властный подход Правящий класс (Гаэтано Моска и др.) Властный подход в исследовании элит, пожалуй, всегда занимал господствующее место. Классическая формула, описывающая эту позицию, предложена Г. Моска (1858-1941 гг.) в 1939 г. Она выглядит так: «Во всех обществах, начиная с едва приближающихся к цивилизации и кончая современными, передовыми и мощными обществами, всегда возникает два класса людей: класс, который правит, и класс, ² Сиртори Дж. Вертикальная демократия II Полис. 1993. №2. С. 81-82, 86.

³ Ашин Г. К. Современные теории элит: Критический очерк. М., 1985. С. 65-66.

133

которым правят. Первый класс, всегда менее многочисленный, выполняет все политические функции, монополизирует власть и наслаждается преимуществами, которые дает эта власть, и то время как другой, более многочисленный класс управляется и контролируется первым, причем таким способом, который обеспечивает функционирование политической организации»⁴.

Власть правящего меньшинства над большинством, по мнению Г. Моска, неизбежна хотя бы потому, что меньшинство заведомо лучше организовано. Подкрепляется она также интеллектуальным и культурным превосходством выходцев из этого класса, Это превосходство обеспечивается, в первую очередь, особым воспитанием, в процессе которого элита проникается убеждением в своем абсолютном и непререкаемом праве управлять делами общества.

Структура правящего класса во многом определяет политический тип общества в целом. Источниками его власти могут быть военная сила, богатство, особые знания, в том числе знания теологические.

Военная сила закрепляется в собственности, а последняя порождает политическую власть (соответственно, военное общество сменяется феодальным, а затем бюрократическим обществом).

Во всяком обществе элита стремится монополизировать свои позиции и передавать их своим потомкам, стремится к превращению в наследственную касту. Этому препятствует возникновение новых источников богатства, знаний, религиозных идей, порождающее периодические конфликты элиты с определенными частями нижних слоев.

«В действительности можно сказать, что вся история цивилизованного человечества, — говорит Г. Моска, — сводится к конфликту между стремлением господствующих элементов монополизировать политическую власть и передавать обладание этой властью по наследству и стремлением к вторжению на их место новых сил»⁵.

Существуют, впрочем, и силы, действующие в пользу относительной стабилизации. Этому способствует консервативная сила традиции, в соответствии с которой многие из нижних слоев просто свыкаются со своим ущемленным положением.

Итак, перед нами противостояние правящего класса и массы. Близко к этой позиции стоит Роберт Михельс (1876-1936 гг.). Он провозглашает так называемый железный закон олигархии и рисует свою формулу власти. Сам будучи разочаровавшимся демократом, Михельс считает, что демократические формы правления не жизнеспособны, не эффективны, и внутри этих демократических форм неизбежно выделение, кристаллизация правящих олигархических элитных групп, которые, на самом деле, и обладают реальной властью в любом современном демократическом обществе. Так было и будет всегда⁶.

⁴ Mosca G. The Ruling Class // The Logic of Social Hierarchies. Chicago, 1971. P. 252.

⁵ Ibid. P. 267.

⁶ Michels R. Political Parties. Glencoe. 1915.

134

Еще одно имя из этого же славного ряда — Гарольд Лассуэлл (19021978 гг.). Его усилиями «элита» в значении «обладающих наибольшей властью» утвердилась в качестве чуть ли не общепринятой категории. При этом Лассуэлл стоит в общем на более либеральных позициях, акцентируя вопросы достижения открытости элиты в противовес утверждению, по его словам, идей «гарнизонного государства»⁷.

Властвующая элита (Райт Миллс) Р. Миллс (1916-1962 гг.) — относительно левый теоретик элитаризма — был известен в нашей стране, пожалуй, лучше других. Его книга «Властвующая элита» была издана на русском языке еще в 1959 г.

вскоре после появления на свет, что, конечно, случай совершенно нетипичный.

В своих исследованиях американской элиты Миллс отвергает репутационный метод и метод самооценок высших кругов общества, высвечивающие элиту через мнения конкретных групп населения. Он также третирует «событийный» подход, отслеживающий принятие отдельных важных решений, скользящий, по его мнению, по поверхности исторических событий. Для выявления элиты и определения ее структуры Миллс призывает изучать социальные институты.

На основе институционального анализа Миллс утверждает, что элита — это отнюдь не эфемерное, а весьма реальное образование, которое в каждом обществе (напомним, он рассматривает проблему на примере США) возглавляет три важнейших института: государство, крупные экономические корпорации и армию. Остальные институты — семья, церковь, профессии и пр., но его мнению, оказываются на задворках, подчиняются трем основным институтам, «Эти иерархические институты — государство, корпорация, армия — образуют собой орудия власти; как орудия власти они сейчас имеют такое значение, какого они никогда еще не имели на протяжении всей истории человечества; на вершинах этих иерархий находятся командные пункты современного общества, выявление которых дает нам социологический ключ к пониманию роли американских высших кругов... Семья, церковь и школа приспосабливаются к современной жизни; правительство, армия и корпорация формируют ее»⁸.

Миллс обращает внимание на то, что во всех трех этих институтах осуществляется строго авторитарное иерархическое правление. По мере их расширения и централизации взаимные зависимости и связи «большой тройки» все более усиливаются.

⁷ Lasswell G. The Analysis of Political Behavior: An Empirical Approach. L., 1949.

⁸ Миллс Р. Властвующая элита. М., 1959, С. 26-27.

135

Основной вывод Миллса выглядит следующим образом: в структуре американского общества господствуют три элитные группы: экономическая, политическая и военная. Их интересы и действия сильно переплетаются. И на основе этого переплетения происходит их сплочение в единую властвующую элиту.

«Так как каждая из этих областей сомкнулась с остальными, так как последствия принимаемых в них решений имеют тенденцию стать всеобъемлющими, то руководящие деятели каждой из трех областей — военная знать, главари корпораций, официальные руководители государства — сплачиваются воедино, образуя тем самым властвующую элиту Соединенный Штатов»⁹.

2. Меритократический подход Самые сильные, энергичные и способные (Вильфредо Паретто) По мнению В. Парето (1848-1923 гг.) — наиболее известного приверженца меритократической линии, элита включает в себя наиболее сильных, энергичных и способных («the strongest, most energetic, most capable»); тех, которые получают максимум баллов по условному индексу, измеряющему уровень способностей в профессиональной, экономической или политической сфере.

«Таким образом, мы берем класс людей, обладающих наивысшими индексами в своей сфере деятельности и называем этот класс элитой»¹⁰.

Элита, в свою очередь, делится на правящую (governing) и неправящую (nongoverning). Но даже правящая элита — это не просто занимающие наивысшие позиции, но в первую очередь своеобразные лидеры, в том числе харизматического свойства, т. е. люди, власть которых базируется во многом на личном влиянии, личных качествах и талантах.

Освобождение понятия «элиты» от жесткой политической категоризации не переводит его в плоскость моральных суждений. В. Парето решительно против всяких этических толкований. Понятие «элиты» получает у него скорее социальное (или даже социокультурное) определение.

Неравенство между элитами и остальной массой представляется в данном случае как естественное положение вещей, оправдываемое персональными чертами людей, принадлежащих к высшим слоям. И властвование культурной и профессиональной элиты признается как ⁹ Там же. С. 31.

¹⁰ Pareto V. Elites and Their Circulation II Structured Social Inequality: A Reader In Comparative Social Stratification. N. Y., 1969. P. 3. 4.

136

наиболее желательный порядок. Вообще на любой элитаристской теории не трудно разглядеть более или менее явный аристократический налет. (Сам В. Парето, кстати, был представителем итальянской аристократии).

Социальные изменения в обществе происходят, по утверждению В. Парето, как следствие борьбы и «циркуляции элит». Сначала ведущие позиции занимаются лучшими (речь в данном случае идет прежде всего о властвующей элите). Но со временем элитные группы закосневают, размягчаются, возрастают их алчные наклонности. Элита постепенно разлагается. Одновременно внизу появляются способные, энергичные «самородки», которые стремятся пробиться на высокопрестижные позиции. В конечном счете, каким-то группам это удается. На место старой элиты приходит новая, которая начинает переустраивать порядок в данном обществе.

Смена элит вовсе не обязательно проходит гладко и цивилизованно.

Размягчение элиты не означает ее отказ от насилия.

«Когда мы говорим об убывающей силе господствующего класса, — поясняет Парето, — мы ни в коем случае не имеем в виду сокращение насилия... Никто так не жесток и не склонен к насилию как трус»¹¹.

Новая элита приходит двумя волнами. В известных терминах Н. Макиавелли эта трансформация выглядит так: сначала высшие позиции занимают «львы» — более открытые, решительные, властные, авторитарные, — а затем их позиции постепенно занимаются «лисами» — более хитрыми и гибкими манипуляторами, прибегающими чаще к воздействию кошелька и раздаче вознаграждений, нежели к угрозе применения насилия.

Так происходит «циркуляция элит», которая является, по мнению В. Парето, универсальным историческим законом. История же для него обращается в ничто иное, как «кладбище аристократий».

«Аристократии не вечны. Какие бы причины за этим не стояли, является неопровержимым фактом то, что через определенный период времени они исчезают. История — это кладбище аристократий»¹².

Рассмотрение истории через призму циркуляции элит позволило В. Парето оказаться прозорливее большинства марксистов в предсказании последствий проповедовавшейся последними пролетарской революции. Он предугадал, что в конечном счете эта революция (как и все прочие) совершится меньшинством для своего же собственного блага¹³.

¹¹ Parentо V. The Rise and Fall of the Elites: An Application of Theoretical Sociоlogv. N. Y., 1986, P. 71.

¹² Ibid. P. 38.

¹³ Aron R. Social Class. Political Class, Ruling Class // Class, Status, and Power; L. . 1967.

P. 204.

137

Элита против «восставших масс» (Хосе Ортега-и-Гассет) Очень яркая фигура в «меритократическом» направлении — испанец X. Ортега-и-Гассет (1883-1955 гг.) — считает, что элита — это не класс, но скорее особый психологический тип. К элите относится меньшинство, обладающее некими особыми достоинствами и качествами, среди которых важное место занимают способность к служению как внутренняя потребность, склонность к аскетизму, строгость и требовательность к самому себе.

«Массы» же представлены средними заурядными людьми. «Люди массы», по мнению Ортеги, составляют абсолютное большинство, причем не только в нижних слоях населения, но даже в его наиболее образованных и продвинутых интеллектуальных кругах. В них образуется своего рода «каста ученых невежд». Впрочем, в каждом классе, в свою очередь, можно найти и настоящее «избранное меньшинство».

«Всякое общество — это динамическое единство двух факторов, меньшинств и массы. Меньшинства — это личности или группы личностей особого, специального достоинства. Масса — это средний заурядный человек»¹⁴.

Ортега констатирует, что в начале двадцатого столетия Европа переживает тяжелый кризис. Он развернулся в результате того, что массы двинулись на авансцену истории и захватили власть. С подъемом общего уровня жизни явился «новый варвар», освоивший широко доступные ныне плоды цивилизации. Этот варвар поверхностно образован, самодоволен, демонстративно вульгарен. Он не признает авторитеты и разрывает всякие связи с историческим прошлым. Массы стали непокорными, неуправляемыми. Более того, они сами призывают к «прямому действию» и тяготеют к насилию, которое постепенно становится нормой.

Ортега, безусловно, считает аристократическое правление наиболее органичным способом социального управления.

«Человеческое общество, — говорит от, — по самой сущности своей всегда аристократично — хочет оно этого или нет; больше того, оно лишь постольку общество, поскольку аристократично, и перестает быть обществом, когда перестает быть аристократичным»¹⁵.

Однако Ортега вынужден признать, что в наступившем столетии происходит постепенное вырождение элитарных групп. По его выражению, «правящее меньшинство покинуло свой пост». И общество все более подчиняется безличной силе государства.

¹⁴ Ортега-и-Гассет X. Восстание масс II Вопр. философии. 1989. №3. С. 120.

¹⁵ Там же. С. 123.

138

3. Дебаты вокруг элитных групп Общие типологии элит (Раймон Арон и др.) Мы приведем здесь два примера различной категориальной работы в области теории элит. Первый пример представляется известной классификацией понятий Р. Арона (1905-1983 гг.) Арон пытается разделить структурное и функциональное определения элитных групп¹⁶.

«Я использую термин «элита» в наиболее широком смысле: это те, кто находится на высших ступенях иерархии в разных областях деятельности, кто занимает наиболее привилегированные позиции по уровню богатства или престижа. Термином «политический класс» лучше обозначать намного более узкое меньшинство, которое реально выполняет политические функции управления. Термин «правящий класс» в этом случае будет помещен между «элитой» и «политическим классом»: он включает в себя те привилегированные группы, которые, без осуществления политических функции, оказывают влияние и на тех, кто управляет, и на тех, кто подчиняется, либо в силу своего морального авторитета, либо в силу обладания экономической или финансовой властью»¹⁷.

Вторым примером служит попытка типологизации элит Э. Гидденсом по способу их рекрутирования, интеграции и присущих форм реализации власти. Результаты представлены в трех следующих схемах.

Схема 1. Типы элит по способу их образования

		Рекрутирование
		Открытое	Закрытое
Интеграция	Высокая Низкая	Солидарная Абстрактная	Единая Учрежденная

Схема 2. Типы элит по структуре власти

		Область влияния
		Широкая	Ограниченная
Власть	Централизованная	«Автократическая»	«Олигархическая»
	Диффузная	«Гегемоническая»	«Демократическая»

¹⁶ Aron R. Op. cit. P. 201-210.

¹⁷ lbid. P. 204.

139

Схема 3. Интегральные типы элит

Элиты	По способу образования	По структуре власти
Правящий (ruling) класс	Единая / Учрежденная	«Автократическая»/ « Олигархическая»
Управляющий (governing) класс	Единая / Учрежденная	« Гегемоническая»/ «Демократическая»
Властвующая элита	Солидарная	«Автократическая»/ «Олигархическая»
Лидерские группы	Абстрактная	«Гегемоническая»/ «Демократическая»
Источник: Giddens A. Elites in the British Class Structure. // Stanworth P., Giddens A. Elites and Power in British Society. Cambridge, 1974. P. 6-7.

Мы не станем утверждать, что приведенные типологии безупречны или исчерпывают содержание всех дифференцирующих признаков.

«Властвующая элита» или «группы вето» (Райт Миллс против Дэвида Рисмена) С 50-х годов развернулось несколько классических дебатов, демонстрирующих разные методологические подходы к анализу элитных групп, доводящие до взаимопротивоположного толкования основные тенденции в развитии современных стратификационных систем.

Один из таких дебатов состоялся между уже упоминавшимся Р. Миллсом, выразившим в своей концепции властвующей элиты представления более радикально настроенных интеллектуалов, и Д. Рисменом (1909 г. рождения) — автором книги «Одинокая толпа», нашедшей теплый прием у более умеренных либералов¹⁸. Признано, что наилучший сравнительный анализ подходов Миллса и Рисмена проделан У. Корнхаузером¹⁹. И мы тоже намерены воспользоваться этим классическим источником. У. Корнхаузер выделяет пять критериев для сравнения двух полярных концепции.

1. Структура власти. Миллс считает, что изрядная доля власти сосредоточена в руках одной единственной группы. Рисмен же убежден, что никакой «властвующей элиты» не существует. Эта верхняя ступень в его картине общества исчезает. Структура власти представляется достаточно аморфной и складывается из баланса действий множества групп интересов или, как называет их Рисмен, «групп вето» (veto groups), блокирующих, в случае угрозы своим интересам, действия других групп.

2. Изменения в структуре власти. Там, где Миллс в ходе исторического процесса видит возрастающую концентрацию власти, Рисмен, напротив, усматривает усиливающуюся плюрализацию сил и недетерминированность властных отношений.

¹⁸ Riesman D. The Lonely Crowd. N. Y., 1953.

¹⁹ Kornhauser W. «Power Elite» or «Veto Groups» II Class, Status, and Power. P. 210-2I8.

140

Схема 4. Два портрета американской властной структуры

Властная структура	Миллс	Рисмен
Уровни	Наличие единой властвующей элиты	Отсутствие властвующей элиты
	Плюрализм групп интересов	Плюрализм групп интересов
	Неорганизованная масса без всякой власти над элитой	Неорганизованная масса, имеющая некоторую власть над группами интересов
Изменения	Возрастающая концентрация власти	Возрастающая дисперсия власти
Функционирование	Одна группа определяет политику по всех сферах	Политика в разных сферах определяется разными группами
	Манипулирование массой, осуществляемое высшей группой	Монополистическая конкуренция между организованными группами
Основы	Совпадение интересов основных институтов	Различие интересов основных организованных групп
	Социальная и психологическая близость руководителей основных институтов	Чувство слабости и зависимости, независимо от высоты статуса
Последствия	Взаимное усиление интересов корпораций, армии и правительства	Ни одна группа или класс не имеет сравнительных преимуществ
	Падение роли политики как публичных дебатов	Падение роли политики как реализации собственного интереса
	Падение роли подотчетной власти — потеря демократизма	Падение роли эффективного лидерства
Источник: Ibid. P. 215.

3. Функционирование структуры власти. Оба исследователя наблюдают как принуждение в современной системе реализации власти замещается манипулированием. Но в отличие от Миллса Рисмен пытается доказать, что в каждой области доминирует своя группа (группы).

4. Основные структуры власти. Миллс акцентирует внимание на совпадении интересов высших групп, представляющих разные институциональные порядки, в то время как его оппонент подчеркивает несводимое разнообразие их интересов.

5. Последствия структуры власти. Миллс предупреждает о снижающемся демократизме властных структур, Рисмен же говорит об уменьшении возможностей «эффективного лидерства», дисперсии власти, которая все более приобретает ситуационный, нежели позиционный характер.

141

Рисмен подчеркивает также, что власть предержащие группы зависят не только друг от друга, но и от широкой общественной поддержки.

Таким образом, он делает упор не на институциональные системы и не на анализ процесса принятия решения, но на социальную обусловленность этих решений.

Различия между двумя подходами суммированы У. Корнхаузером в следующей схеме (см, схему 4 на стр. 141).

Кто управляет местным сообществом (Дельберт Миллер против Роберта Даля) Другая классическая дискуссия состоялась между исследователями властных структур местных сообществ Д. Миллером и Р. Далем. Ее выводы суммированы кратко У. Спинрадом²⁰.

Миллер, выбрав репутационный метод вычленения элиты на основе экспертных оценок, пришел к выводу о том, что более типичная структура власти представляет собой квази-монолитную пирамиду с находящейся на вершине бизнес-элитой²¹. Деловые люди, по мнению Миллера, имеют наибольшее представительство во всех ключевых структурах местной власти, в то время как все прочие группы представлены куда слабее, При этом муниципальные власти сами по себе довольно слабы, и делами заправляет экономическая элита. (Миллер, впрочем, не утверждает, что таковое положение распространено повсеместно.) Р. Даль, напротив, выбирает «событийный» подход, основанный на исследовании процесса принятия конкретных решений, жизненно важных для данного сообщества, на раскрытии мотивации групп, принимающих эти решения. По его мнению, только этот подход способен обеспечить эмпирическую верификацию элитаристских построений.

Элиту Даль определяет как контролирующую группу: «Это меньшинство, чьи предпочтения обычно оказываются решающими в спорных ключевых политических вопросах²².

Даль изучает механизмы политической номинации, общественного образования, городского развития и заключает, что более характерной является плюралистическая структура власти, базирующаяся на «дисперсных неравенствах»²³.

В интересных и продолжительных дискуссиях элитаристов и плюралистов приняли участие исследователи буквально всех теоретических направлений²⁴.

²⁰Spinrad W. Power in Local Communities // Class, Stains, and Power. P. 218—231.

²¹ Power and Democracy in America. Notre Dame, 1961. P. 38—71.

²² Dahl R. A. Critique of the Ruling Elite Model // The Logic of Social Hierarchies. P. 296.

²³ Dahl R. Who Governs? Democracy and Power in an American City. New Haven, 1961.

P. 61.

²⁴ Краткий oбзop см.: Hewitt C. J. Elites and Distribution of Power in British Society // Elites and Power in British Society. P. 46—49.

142

Наступление технократов и интеллектуалов (Торнстейн Веблен и др.) Начиная с 20-х годов появляется целый ряд концепций, которые, хотя и не всегда употребляя понятие «элиты», описывают сдвиги, происходящие в высших слоях индустриального общества. Эти сдвиги связываются с приходом к власти наиболее компетентных и образованных социальных групп — управленцев, технократов, интеллектуалов.

Зачинателем традиции часто считают Т. Веблена (1857-1929 гг.), указавшего на особую роль технократии, в первую очередь инженеров, в развитии производства, науки и техники, повышении благосостояния общества. Используя особые знания и власть технических средств, технократы теснят собственников капитала с ведущих социальных позиций²⁵.

Отдавая должное трудам Веблена, заметим, что, возможно, первым в начале века обосновал выдвижение на господствующие позиции технократов-организаторов (в противовес массе исполнителей) автор всеобщей организационной науки А. Богданов (1873—1928 гг.) ²⁶.

Несколько отличается от чисто технократической версии изменений в структурах власти организационно-управленческая версия. Она фиксирует процесс прогрессирующего отделения собственности от управления, представленный, о частности, в широко известном исследовании А, Берли и Г. Минза²⁷. Власть, по их наблюдениям, переходит из рук собственников в руки наемных менеджеров — профессиональных управленцев. Наибольшую популярность управленческая версия получает с введением Дж. Бернхемом понятия «революция менеджеров»²⁸.

В дальнейшем организационно-управленческая версия усиленно прорабатывалась исследователями экономических элит, подвергавшими анализу «переплетение директоратов» («interlocking directorships»), «констелляцию интересов» собственников и управляющих²⁹.

В 60-е годы институционалист Дж. Гэлбрейт (1908 г. рождения) объединяет технологическую и управленческую версии в понятии господства «техноструктуры», охватывающей специалистов и производства, и управления. Ведущие позиции техноструктуры определяются, по его мнению, самим корпоративным характером «нового индустриального общества»³⁰.

²⁵ Veblen Т. The Engineers and the Price System. N. Y., 1936.

²⁶ Богданов А. Эмпириомонизм. M., 1906. Т. З. С. 85—142.

²⁷ Berle A. A., Means G. C. The Modern Corporation and Private Properly. Chicago, 1932.

²⁸ Burnham J. The Managerial Revolution: What is Happening in the World? N. Y., 1941.

²⁹ Whitley R. The City and Industry: The Directors of Large Companies, Their Characteristics and Connections // Elites and Power in British Society. P. 65—80; Stanworth P. Elite and Privilege // UK Society: Work, Urbanism and Inequality. L., 1984. P. 246—293; Scott J. Corporations, Classes and Capitalism. L., 1979. P. 78—79.

³⁰ Гэлбрейт Дж. К. Новое индустриальное общество. М., 1969.

143

В трактовке самого знаменитого теоретика пост-индустриализма Д. Белла (1919 г. рождения) подобие новой элиты описывается еще более широкими штрихами — как группы профессионалов, специалистов с высшим образованием, конвертирующих свои специальные знания в господство как в области хозяйства, так и во всех областях культуры. Более того, на передний план выходит скорее ученый-исследователь, а определяющей в социальной структуре пост-индустриального общества становится социокультурная позиция тех или иных групп.

«В пост-индустриальном обществе техническая квалификация становится основой, а образование — способом доступа к власти: наиболее преуспела в этом отношении элитная группа — ученые»³¹.

На приход к власти интеллектуалов, обладающих наибольшим культурным капиталом и культурой критического дискурса, обращает внимание А. Гоулднер³².

Дань этой концепции отдали и ревизионисты бывшего социалистического лагеря. Наиболее известная в этом отношении книга, принадлежащая перу венгерских социологов Дж. Конрада и И. Селейни, так и называется — «Интеллектуалы на пути к классовому господству»³³.

Правда, сами авторы впоследствии скорректировали свою позицию, учитывая двойственную роль интеллигенции в системах распределения материальных и символических ресурсов обществ «реального социализма»³⁴.

Что же касается обществ советского типа, следует признать, куда сильнее прозвучали идеи господства бюрократической, а точнее, партократической элиты, или так называемого нового класса.

Элита как «новый класс» (Милован Джилас и др.) Наиболее известный вариант описания элитарных слоев в обществах советского типа представлен югославским ревизионистом М. Джиласом в его концепции «нового класса» (сам термин вскоре завоевал популярность и среди приверженцев теории технократического господства). По его мнению, социалистические революции привели к утверждению власти особого класса, использующего как свою базу коммунистическую партию и состоящего из части вчерашних революционеров и наростов бюрократии³⁵. Получив монопольную политическую власть и подчинив ³¹ Bell D. The Coming of Post-Industrial Society: A Venture in Social Forecasting L., 1974.

P. 358.

³² Gouldner A. W. The Future of Intellectuals and the Rise of the New Class. N. Y. . 1979.

³³ Konrad G., Szelenyi I. The Intellectuals on the Road to Class Power. N. Y., 1979.

³⁴ Szelenyi I. The Prospects and Limits of the East European New Class Project: An AutoCritical Reflection on the Intellectuals on the Road to Class Power II Political Society 1986— 1987. Vol. 15, N 2 (1986—87). P. 103—144.

³⁵ Djilas M. The New Class: An Analysis of the Communist System. L., 1957. P. 39—40.

144

государство средствам насилия, этот класс распоряжается всей национальной собственностью в странах советского типа (в том числе косвенно и собственностью на рабочую силу), обращая всю эту собственность в источник собственных привилегий. Все же прочие виды собственности попросту уничтожаются.

Несмотря на неопределенность своего юридического положения, «новый класс» — самый организованный и сознательный класс в истории.

А партийная система служит внешним оформлением и одновременно прикрытием классовой сущности его господства. Специфика «нового класса» заключается в том, что его власть и привилегии возникают не из обладания собственностью на средства производства, а напротив, монопольная власть становится способом утверждения монополии на коллективную собственность.

Славным продолжателем дела Джиласа стал М. Восленский, также исходящий из базовой посылки, что социалистическая собственность — это собственность нового класса, которая не продается и не покупается, но дается по месту во властно-политической иерархии³⁶.

Теоретических новаций у Восленского, пожалуй, немного. Но в одном отношении продвижение существенно. В описание «нового класса» вводится понятие «номенклатуры» — перечня ключевых должностей во всех сферах активности, кандидатуры на которые назначаются и освобождаются партийными комитетами строго определенного уровня.

По мнению Восленского, номенклатура не просто система должностей, но как раз и есть искомый «новый класс», Именно номенклатура присваивает и распоряжается всей массой производимой в обществе прибавочной стоимости, хотя стремится она в первую очередь не к извлечению максимальной прибыли, но к упрочению собственной власти. Описание номенклатурного организационного принципа не только позволяет прослеживать работу механизма воспроизводства «нового класса», но и открывает возможность достаточно четкого эмпирического вычленения его структурных уровней, определения условных размеров этого класса (Сам Восленский, например, оценил его масштабы уровнем 1, 5% от всего населения СССР).

Номенклатура в описании Восленского — образование относительно замкнутое. И хотя прямое наследование должностей потомками власть предержащих не принято, сама принадлежность к номенклатурным слоям наследуется сплошь и рядом. Восленский также подробно останавливается на системе привилегий членов номенклатуры и чертах их «специального» образа жизни, обособляющих ее от массы простого народа, Восленский считает номенклатуру чисто паразитическим классом и в чисто марксистском духе (буквально следуя логике первого тома «Капитала» К. Маркса) рисует способы, которыми производится эксплуатация трудящихся при советском строе.

³⁶ Восленский М. Номенклатура: Господствующий класс Советского Союза. Лондон.

1985. С. 205.

145

Мы же в заключение отметим, что в принципе все концепции «нового класса» конструируются в неомарксистском духе, и отчасти поэтому понятие элиты оказывается не в ходу. Хотя нетрудно заметить, что «класс» здесь — скорее метафора для обозначения социальных групп, обладающих всеми позиционными чертами властвующей элиты.

* * * Итак, перед нашим взором предстают противоречащие друг другу выводы, получаемые на основе очень разных подходов. Элитные группы выделяются по формальным позициям («мягкости кресел»), по репутации тех или иных групп в глазах населения или по оценкам экспертов, по участию этих групп в принятии важнейших решений, по тому, чьи интересы управляют общественным мнением.

Со временем элитаристские исследования перешли на солидные специализированные рельсы. Кто-то взялся за изучение политических элит, кто-то — экономических и т. д. ³⁷ Но тем не менее они пока остаются не слишком большим островом в море социологических трудов, традиционно посвящаемых проблемам более массовых низших социальных групп.

³⁷ См.: The Sociology of Elites. Vol. I. The Study of Elites: An Elgar Reference Collection.

L., 1990.

146

Раздел третий СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ И ВОСПРОИЗВОДСТВО Глава 8 СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ 1. Сущность, типы и формы социальной мобильности Изучение социальной мобильности было начато П. Сорокиным, опубликовавшим в 1927 г. книгу «Social Mobility, Its Forms and Fluctuation». Он писал: «Под социальной мобильностью понимается любой переход индивида или социального объекта (ценности), т. е. всего того, что создано или модифицировано человеческой деятельностью, из одной социальной позиции в другую. Существует два основных типа социальной мобильности: горизонтальная и вертикальная. Под горизонтальной социальной мобильностью, или перемещением, подразумевается переход индивида или социального объекта из одной социальной группы в другую, расположенную на одном и том же уровне. Перемещение некоего индивида из баптистской в методистскую религиозную группу, из одного гражданства в другое, из одной семьи (как мужа, так и жены) в другую при разводе или при повторном браке, с одной фабрики на другую, при сохранении при этом своего профессионального статуса, — все это примеры горизонтальной социальной мобильности.

Ими же являются перемещения социальных объектов (радио, автомобиля, моды, идеи коммунизма, теории Дарвина) в рамках одного социального пласта, подобно перемещению из Айовы до Калифорнии или с некоего места до любого другого. Во всех этих случаях «перемещение» может происходить без каких-либо заметных изменений социального положения индивида или социального объекта в вертикальном направлении.

Под вертикальной социальной мобильностью подразумеваются те отношения, которые возникают при перемещении индивида или социального объекта из одного социального пласта в другой. В зависимости от направления перемещения существует два типа вертикальной мобильности: восходящая и нисходящая, т. е. социальный подъем и социальный спуск. В соответствии с природой стратификации есть нисходящие и восходящие течения экономической, политической и 147

профессиональной мобильности, не говоря уже о других менее важных типах. Восходящие течения существуют в двух основных формах: проникновение индивида из нижнего пласта в существующий более высокий пласт; создание такими индивидами новой группы и проникновение всей группы в более высокий пласт на уровень с уже существующими группами этого пласта. Соответственно и нисходящие течения также имеют две формы: первая заключается в падении индивида с более высокой социальной позиции на более низкую, не разрушая при этом исходной группы, к которой он ранее принадлежал; другая форма проявляется в деградации социальной группы в целом, в понижении ее ранга на фоне других групп или в разрушении ее социального единства.

В первом случае «падение» напоминает нам человека, упавшего с корабля, во втором — погружение в воду самого судна со всеми пассажирами на борту или крушение корабля, когда он разбивается вдребезги»¹.

Социальная мобильность может быть двух видов: мобильность как добровольное перемещение или циркуляция индивидов в рамках социальной иерархии; и мобильность, диктуемая структурными изменениями (например индустриализацией и демографическими факторами).

При урбанизации и индустриализации происходит количественный рост профессий и соответствующие изменение требований к квалификации и профессиональной подготовке. Как следствие индустриализации наблюдается относительный рост рабочей силы, занятой в категории «белых воротничков», и уменьшение абсолютной численности сельскохозяйственных рабочих. Степень индустриализации фактически коррелирует с уровнем мобильности, так как ведет к росту числа профессий высокого статуса и к падению занятости в профессиональных категориях низшего ранга (неквалифицированный труд).

Систематическое изучение вертикальной мобильности развернулось в 50—60-е годы. Большинство социологов в качестве эмпирического индикатора анализа восхождения и нисхождения избрали профессию.

Одной из самых значительных работ в послевоенный период о тенденциях мобильности в США было опубликованное в 1964 г. исследование Элтона Ф. Джексона и Гарри Д. Крокетта².

Представляют интерес полученные ими сводные данные общего уровня мобильности в США (табл. 1).

Результаты этой работы свидетельствуют о росте мобильности в рамках двух поколений. В 1957 г. сыновья реже наследовали профессии отцов, чем в 1945 г. Отмечена тенденция к восходящей мобильности, хотя примерно 25% исследуемых в обоих случаях совершили спуск по ступеням иерархии. Авторы показали, что мобильность, направленная вверх, связана больше с добровольным перемещением, чем со струк ¹ Сорокин П. Человек, цивилизация, общество. М., 1992. С. 373-374.

² Jackson E. F., Crockeit H. J. Occupational mobility in the USA: A point estimate and irend comparison // Americ. Sociol. Rev., 1964. Vol. 29, N 1. P. 5—15.

148

Таблица 1. Социальная мобильность в СШA (в %)

Характер мобильности	1945 г.	1957 г.
Мобильность в целом	61, 5	67, 7
Направленная вверх	29, 7	39, 8
Направленная вниз	27, 0	25, 7
Структурная мобильность	16, 8	14, 5
Добровольная мобильность	44, 7	53, 2

турными факторами. Эти тенденции были позднее подтверждены исследованиями многих ученых в США, Европе и бывшем СССР. Они также доказывали, что скорость социальной мобильности в США более близка к скорости, предполагаемой системой полного равенства возможностей, чем к скорости, предполагаемой системой максимальной стабильности, Здесь они скорее приняли желаемое за действительное.

Видные американские социологи Питер М. Бло и Отис Д. Данкен рассматривали каждую профессиональную группу двояко: как «потребителя» людских ресурсов и как «поставщика» рабочей силы³. Способность той или иной профессии выступать потребителем и поставщиком на рынке труда зависит от таких факторов, как временные изменения профессиональной структуры (в частности, в течение жизни одного поколения), дифференцированная рождаемость и смертность внутри категории и открытость или замкнутость профессиональной иерархии.

Анализ вскрыл интенсивную мобильность среди мужской части населения США. При этом превалировала мобильность по восходящей линии.

Более частыми были перемещения в пограничных стратах, а не через несколько ступеней. Низшие «белые воротнички» и низшие «синие воротнички» (включая неквалифицированных сельскохозяйственных рабочих) реже всех наследовали профессии отцов и были высокомобильными. Низшие «белые воротнички» совершали в основном восхождение в высшие страты, хотя какая-то их часть была вынуждена перейти в разряд «синих воротничков». Подобным же образом сыновья из семей, относящихся к категориям низших «синих воротничков», чаще становились высшими «синими воротничками», а небольшая их часть проникала даже в разряд «белых воротничков». В итоге можно сказать, что американцы городского происхождения наталкивались на реальный барьер: «белые воротнички» — «синие воротнички», однако препятствие оказывалось относительно преодолимым.

Бло и Данкен также показали относительное значение для профессиональной мобильности индивида ряда факторов, связанных с происхождением: профессии отца, национальности, величины родительской семьи, типа и размера населенного пункта, полученного образования.

Представляют интерес следующие выводы этих ученых: ³ Blan P. M., Duncan 0. D. The American occupational structure. N. Y., 1967.

149

1. Уровень профессиональной мобильности в США относительно высок. (Коэффициент корреляции между социально-экономическими статусами отца и сына составляет +0, 38). Статус отца оказывает влияние на статус сына в основном через образование, но социально-экономические позиции семьи также влияют на возможность карьеры, независимо от образования.

2. Расовая дискриминация в США проявляется, в частности, в худших шансах негров на профессиональный успех. Профессиональная компенсация за расходы на образование у них настолько меньше, что зачастую сводит к нулю их стремление к дальнейшему образованию, а это, естественно, ухудшает их шансы на рынке рабочей силы.

3. Городские мигранты имеют большие возможности добиться желаемого профессионального статуса, чем их отцы, по сравнению с «оседлыми» гражданами. Переезд в промышленный район сулит больший успех, чем переселение в сельскохозяйственные области. Наиболее предпочтительна миграция из индустриального района в небольшой город. Чем крупнее первое местожительство переселенца, тем больше у него шансов на профессиональный успех, независимо от масштабов последнего местожительства. Фактически и у мигрантов, и у «оседлых» выявляется прямая связь между масштабностью местности, в которой они выросли, и их профессиональными достижениями.

4. На деловые возможности влияет число членов родительской семьи, а также родных сестер и братьев. Достижения человека из большой семьи, вынужденной делить средства между многими братьями и сестрами, обычно хуже, чем у того, кто вырос в малодетной семье.

Старшие и младшие дети, как правило, делают более удачную карьеру, чем средние, что объясняется переплетением экономических и психологических факторов. В небольших семьях отсутствие старшего брата дает среднему сыну некоторые преимущества на пути к профессиональному успеху, так как практически старшие сестры не являются помехой в борьбе за лучшие жизненные шансы.

Бло и Данкен в своей классической работе подчеркивают, что отцовский статус оказывает множественное — как прямое, так и косвенное — влияние на достижения сыновей в сфере образования. При этом в обществе усиливается связь между образованием и профессиональным успехом. Пока эта связь не будет ослаблена, возможности роста социальной мобильности останутся довольно ограниченными, а роль образования как фильтра при входе в профессиональную иерархию сохранится, способствуя увековечиванию социального неравенства.

Переходя к вопросу об устойчивых препятствиях на пути социальной мобильности, авторы доказывают, что предписанные признаки: расовая принадлежность, религия, возраст, пол, национальность могут служить эффективным средством при распределении трудовых ролей. Процесс социализации в любом обществе имеет тенденцию к увязыванию предписанных признаков с социальными задачами. Социализация, связанная с предписанными признаками, настолько проникает в сознание, 150

что ее путают с человеческой природой и принимают как заданную, несмотря на ее условность. Отсюда неприятие связи социальных задач с предписанными признаками носит в социологическом контексте революционный характер. Осознание собственного бесправия ведет многие низшие группы к социальному протесту, нацеленному на изменение традиционного соотношения сил. Примерами могут служить движение негров, женское движение, выступление индейских общин.

Бло и Данкен напоминают два важных аспекта идеологии, связанных с «американской мечтой», — стремление к более высокому статусу и вера в возможность его достижения. При рассмотрении в этом контексте ясно видно, что предписанный статус априори исключает определенные категории населения из сферы «американской мечты». Исторически это обусловлено как систематической дискриминацией извне, так и их собственной «интернализацией» (внутренним принятием) предписанных признаков. Ограниченные стремления, объясняемые такой позицией, традиционно одобрялись обществом, ибо они символически подкрепляли принцип разделения труда. «Интернализация» традиционных ценностей имела важные последствия для процессов мобильности в обществе.

2. Факторы социальной мобильности Следует отметить, что многие сравнительные исследования показали: под влиянием сил, присущих индустриализации, происходят фундаментальные изменения в стратификационных системах. Прежде всего возрастает социальная дифференциация. Передовая технология дает толчок возникновению большого числа новых профессий. Возникающие профессии требуют большей квалификации и лучшей подготовки, лучше оплачиваются и являются более престижными. Как следствие образование и подготовка становятся все более важными факторами на входе в профессиональную иерархию, Кроме того, индустриализация приводит в большее соответствие профессионализм, подготовку и вознаграждение. Иными слонами, для индивидов и групп становится характерной тенденция к относительно устойчивым позициям в ранжированной стратификационной иерархии. В итоге усиливается социальная мобильность. Уровень мобильности возрастает в основном вследствие количественного роста профессий в середине стратификационной иерархии, т. е. за счет вынужденной мобильности, хотя активизируется и добровольная, так как больший вес приобретает ориентация на достижения.

Столь же, если не в большей мере, влияет на уровень и характер мобильности система общественного устроения. Ученые давно обратили внимание на качественные различия в этом отношении между обществами открытого и закрытого типа. В открытом обществе нет формальных ограничений мобильности и почти отсутствуют неформальные. Однако в самой эгалитарной ситуации, где любой имеет законные 151

возможности роста, некоторые хотят быть более равными, чем другие.

Так, немало сложностей возникает при реализации преимуществ для представителей отставших в своем развитии этнических и расовых групп, скажем, при приеме в университеты. В этом случае могут быть ущемленными права и интересы более подготовленной молодежи. В то же время и в открытых обществах все еще существуют социальные, расовые и половые барьеры. И «покровительственная» система подготовки кадров с качественным высшим образованием в Англии, и «соревновательная» система их подготовки в США не очень-то способствуют усилению мобильности «снизу» в «правящий класс», так как и там и тут это доступно незначительному числу лиц с наивысшими способностями, причем в самых редких случаях. Ведь существует множество формальных и неформальных ограничений и установлений, которые благоприятствуют продвижению лиц из высшей страты и препятствуют тем, кто относится к низшей.

Среди структурных условий, способствующих усилению мобильности, отметим значение войн и революций. Тут достаточно вспомнить последствия Октябрьского переворота в России. Но... даже эта кровавая катастрофа не привела к полному обновлению элит. Исследования показали, что руководство экономикой практически осталось в руках прежних управляющих трестами, концернами и синдикатами. А «великие стройки» социализма и коммунизма велись по преимуществу по планам и проектам предреволюционных лет. Только авторы зачастую «перекрестились» из господ в товарищей, хотя и без явного удовольствия. Правда, ряды властвующих постепенно пополнились и «выходцами из народа», но вовсе не в той мере, как изображалось в пропаганде. Да и «выходцы» все больше норовили жениться на «графинях», желательно красных по вере, что и нашло отражение в художественной литературе. Такова, впрочем, судьба делателей всех и всяческих революций. Таким же образом складывается новая элита в постсоветской России. Вчерашние руководящие «товарищи» при малых колебаниях преобразились в господ, оттеснив по преимуществу на вторые позиции политиков и иных инициаторов разрушения старой системы и сотворения буржуазной России. Преемственность и здесь возобладала над обновленчеством.

При определенных условиях решающими факторами мобильности могут стать государство, армия, церковь. В прошлом церковь была вторым после армии каналом вертикальной мобильности, особенно в отношении средней страты. Значительные возможности продвижения снизу вверх появляются в период становления новых религий.

В современном мире особым фактором мобильности является образование, хотя оно играло решающую роль и в некоторых древних государствах, например, в Китае. После Второй мировой войны в условиях бурного экономического роста и в западных, и в «социалистических» странах сформировалось представление о социальной мобильности «с помощью образования». Но эти иллюзии постепенно развеялись.

152

Образованные работники в иерархии власти и собственности занимают те же позиции, что и их менее образованные родители. Само образование также стратифицировалось, разделившись при формальном равенстве уровней (скажем, высшее) на элитарное, повышенное, «среднее» и с низким уровнем. Поэтому современная система образования скорее камуфлирует реальное неравенство, чем служит «лифтом» по выравниванию позиций. Социальные причины распределения власти и привилегий подменяются при этом их «естественными» причинами, связанными с индивидуальными природными способностями людей.

Не меньшая роль принадлежит и политическим партиям, нередко в совместных с государством действиях. Свое место в процессах мобильности занимают профессиональные объединения, различного рода общественные организации.

Конечно, особенно важна роль семьи — от клановых ее организаций, существующих с древнейших времен на Востоке, до современной семьи, способствующей разными способами продвижению вверх: от браков до поддержки в деловой сфере. Однако исследования показывают, что значительное продвижение вверх ослабляет семейные связи.

Влияние социальной стратификации на родительские ценности относительно детей по США и Италии многие годы назад исследовал Мэлвин Кон (1959—1966 гг.), Его исследования показали, что в этом отношении существуют различия между средним и рабочим классом.

Родители, принадлежащие к среднему классу, дают высшую оценку самоорганизации, тогда как родители рабочие выше всего оценивают конформизм, внешне навязанные правила⁴.

В качестве дополнительных факторов, влияющих на мобильность, отметим различный уровень рождаемости в разных стратах — более низкий в верхних и более высокий в нижних, что создает известный «вакуум» сверху и способствует продвижению снизу.

В редких случаях продвижение вверх зависит от сознательных усилий людей, решающее же значение имеют объективные факторы, и прежде всего — экономическое развитие. Однако поскольку личные усилия людей нельзя сбросить со счета, нужно учитывать при этом мотивацию их деятельности, направленной на продвижение.

Для индивида возможность продвижения вверх означает не только увеличение доли получаемых им социальных благ, она способствует реализации его личных данных, делает его более пластичным и многосторонним. Мобильность предполагает и возможность создания новых групп, идей, приобретение нового опыта. Что касается движения вниз, то, уменьшая долю социальных благ, оно способствует росту самосознания, более реалистической самооценке индивида и соответственно более реалистическому выбору цели, включая менее оплачиваемую, но более интересную работу, наконец, оно усиливает сплочение семьи.

⁴ Kоhn M., Schooler С. Work and Personality: An Inqiry into the impact of Social Stratification. Norwood, 1983.

153

Все это можно отнести к положительным результатам мобильности.

независимо от ее направленности вверх или вниз.

К отрицательным результатам мобильности как вертикальной, так горизонтальной относят утрату индивидом своей прежней групповой принадлежности, чему предшествует его предварительное приспособление к своей будущей группе. Такая идентификация поведения ведет к напряженности с коллегами и часто к отчуждению; но именно этот процесс способствует вступлению в новую группу. Слагаемые этого процесса могут меняться местами, не меняя его сути, так же, как не меняет ее то, что представляет собой новая группа — деловую организацию, клуб, страту; во всех случаях такое перемещение сопровождается усилением индивидуализма и часто сохранением возникшего при перемещении отчуждения.

Положительные и отрицательные последствия мобильности сказываются не только на индивиде, но и на обществе. Продвижение вверх тесно связано с экономическим развитием, интеллектуальным и научным прогрессом, формированием новых ценностей и социальных движений; движение вниз ведет к освобождению высших слоев от мало полезных элементов. Но всего важнее то, что усиленная мобильность способствует дестабилизации общества по всем его параметрам. Другой возможный результат — вытеснение наиболее способных членов общества из процесса мобильности или же за пределы данного общества как такового, что с неизбежностью сказывается отрицательно и на судьбе самого общества. От той или иной реакции общества на последствия мобильности зависит возможность или невозможность преодоления вызываемой ею нестабильности.

3. Открытое общество — общество равных возможностей? Социальную мобильность правильнее было бы назвать обратной стороной той же проблемы неравенства, ибо, как отмечал М. Бьютл, «социальное неравенство усиливается и узаконивается в процессе социальной мобильности, функцией которой является отвод в безопасные каналы и сдерживание недовольства»⁵. Поэтому не случайно, при исследовании мобильности в центре внимания социологов оказался вопрос об открытом обществе, обществе равных возможностей, где каждый имеет все шансы подняться на самые высокие ступеньки социальной иерархии.

Закрытое общество, жесткой структурой препятствующее увеличению мобильности, тем самым противостоит и нестабильности. Гомогенность страт не вызывает здесь неизбежного антагонизма, вырастающего в классовые конфликты; ограниченные потребности и ценности ⁵ Beutel M. Class in contemporary Britain. // Economics: An antitext. L., 1978. P. 50.

154

способствуют сохранению статус-кво; низшая страта может быть совершенно несчастной в своих лишениях, но ощущать невозможность что-нибудь изменить до тех пор, пока мобильность вниз не превысит некоего предела, за которым перспективы могут мгновенно измениться, и революционные политические партии или движения получат мощную поддержку.

Что касается мобильности вверх, то в закрытом обществе она ограничена не только количественно, но и качественно, поэтому индивиды, достигшие верхов, но не получающие той доли социальных благ, на которую они рассчитывали, начинают рассматривать существующий порядок как помеху к достижению своих законных целей и стремятся к радикальным изменениям. Среди лиц, мобильность которых направлена вниз, и закрытом обществе часто оказываются те, кто по образованию и способностям более подготовлен к руководству, чем основная масса населения, — из них и формируются вожди революционного движения в тот период, когда противоречия общества приводят к конфликту в нем классов. Не обладая властью для проведения необходимых обществу изменений, они ищут поддержки масс, поэтому в проповедуемой ими идеологии обычно содержатся универсальные призывы к равенству и братству. Таким образом, в закрытой системе образуется две, в конечном счете объединяющиеся группировки, отвергающие существующий общественный строй.

В открытом обществе, где сохранилось мало барьеров, мешающих продвижению вверх, те, кто поднимаются вверх, имеют тенденцию отходить от политической ориентации класса, из которого они происходят, и принимать политическую окраску класса, в который они перешли. Аналогично выглядит поведение тех, кто снижает свое положение. Таким образом, те, кто поднимаются в высшую страту, менее консервативны, чем ее постоянные члены, но более консервативны, чем постоянные члены низшей страты. С другой стороны, «сброшенные вниз» являются более левыми, чем стабильные члены верхней страты, но не в такой мере, как стабильные члены низшей страты. Следовательно, движение в целом способствует стабильности и в то же время динамизму открытого общества.

Но пополнение правящего класса из лучших представителей всех слоев общества, теоретически не представляющее проблемы в наиболее открытой системе, на самом деле не может быть реализовано, так как господствующие обычно стремятся сохранять максимальный контроль над социальными благами, выдвигая барьеры законов и обычаев для сокращения возможностей продвижения выходцам из низов. При этом, естественно, возникают такие дилеммы, которые вытекают из понимания пользы, какую могут принести исключительно способные члены низших страт, если их допустить в верхние слои, и какую последним принесет социализация этих людей, или из понимания того, что максимальная закрытость правящего класса делает его неспособным к решению задач, стоящих перед обществом; наконец, из 155

того, что при высокой степени закрытости верхов неизбежно появляются диссиденты, возникает угроза революционного движения.

Разница между открытыми и закрытыми обществами в этом плане лишь в большей или меньшей остроте проблемы соотношения между потребностью общества в неограниченной мобильности его членов и возможностью, предоставляемой правящим классом.

Многие западные социологи не склонны переоценивать ситуацию с равенством шансов в так называемом открытом обществе. Например, Б. Шефер, выражая уверенность в том, что в ФРГ действительно высока вертикальная мобильность, вместе с тем отмечал, что социально-профессиональная структура населения Германии имеет и к середине 70-х гг. «поразительное сходство» со структурой 1939 г. ⁶ Анализ тех же процессов, проведенный Л. Дуберман в США, не подтвердил тезиса, проповедовавшегося многими авторами, о наличии в этой стране больших возможностей для социального и экономического продвижения, чем в других индустриальных странах. «В течение целого столетия, — пишет Дуберман, — американская классовая структура сохранялась относительно неизменной в аспекте большей открытости или закрытости»⁷.

Специальные исследования образования классов и социальной мобильности в Англии также демонстрируют высокий и, очевидно, мало изменяющийся уровень социальной закрытости ⁸. В Великобритании, как отмечают Дж. Голдторп и Ф. Бивен, социальная неподвижность особенно заметна в местных сообществах, где в настоящее время происходит не процесс разрушения столетиями складывавшейся иерархической структуры, а модификация се. Это, по выражению английских социологов, структура морально обоснованного неравенства ⁹.

Резко отрицательную оценку возможностей индивида в области социальной мобильности в условиях французского общества дал Д. Марсо в книге «Классы и статусы во Франции», которая имеет красноречивый подзаголовок «Экономические изменения и социальная мобильность».

Социальная мобильность населения, подсчитанная в пределах жизни одного или двух поколений, подтверждает жесткую неизменность социальной структуры в стране, пишет Марсо. Миф о «равных возможностях» является мифом как для США, так и для Западной Европы, и опровергается конкретными исследованиями. Даже если считать профессиональную мобильность главным показателем социальной мобильности, то и в этом случае обнаруживается социальная малоподвижность, преобладание наследования профессий из поколения в поколение. Автор приводит убедительные данные, подтверждающие «за ⁶ Schafer В. Sozialstruktur and Wandel der Bundesrespublik Deutschland. Stuttgart, 1976.

⁷ Duberman L. Social Ineuality: Class and Came in America. N. Y., 1976. P. 113.

⁸ Marshall G., Rose D., Newby H., Vogler C. Social Class in Modem Britain. L., 1989.

⁹ Goldthorpe J. H., Bevan Ph. The Study of Social Stratifiratiion in Great Britain, 1946— 1976 // Social Sci. Inform. 1977. Vol. 16, N 3, 4. P. 279—334.

156

крытость» разных социальных групп в современной Франции. Вывод, к которому приходит Марсо: «В течение 30 лет экономического развития, с 1945 но 1975 г., здесь сохранялась в большей мере тенденция к неизменности на каждом уровне социальной и классовой структуры, чем к изменению; верхний и нижний слои иерархии оставались изолированными»¹⁰.

Эти выводы подтверждаются исследованиями Д. Берто, который в одной из своих ранних работ (Судьба людей и классовая структура, 1977) показал, что лишь небольшая часть служащих повышает свой социальный статус, а 41% детей служащих становятся рабочими. Кроме социального происхождения, во многом определяющего социальное положение людей, Берто указывает и на другие факторы, формирующие социальные биографии индивидов. Видный французский социолог Э. Претесей по существу объяснил эту иммобильность качественными разрывами в потреблении между социальными классами, закрепляющими их представителей в своей культуре».

Социальная инертность в современных обществах во многом определяется стратегией воспроизводящих свое господство высших классов или их консервативной части. Они используют в этих целях политическую систему, различные социальные институты (налогообложения, социального страхования и т. д.). Важную роль в этом отношении выполняет и система образования.

4. Социальная мобильность в этакратическом обществе Особого внимания заслуживают проблемы мобильности в бывшем СССР и других странах «реального социализма». С одной стороны, официальная пропаганда в этих странах утверждала, что в них достигнуто или почти достигнуто полное равенство шансов на продвижение и занятие всеми видами труда для выходцев из любой социальной или национальной группы. Правда, при этом находились под табу все сведения, скажем, об учащихся привилегированных спецшкол или, например, о социальном происхождении студентов Института международных отношений. К тому же демагогически утверждалось, что самая почетная позиция в обществе — быть рабочим. О противоречии между последним утверждением и идеей равенства шансов на продвижение умалчивалось.

С другой стороны, многие западные исследователи писали о сходстве систем стратификации и характера мобильности на Западе и в странах с тоталитарным режимом. Они не учитывали, что в странах с качественно различным социально-экономическим устройством за одними теми же индикаторами социальной мобильности скрыты принципиально ¹⁰ Мarсеап J. Class and Status in France: change and social immobility. 1945—1975. Oxford.

1977. P. 99.

¹¹ Preteceille E., Terrail. J. -P. Capitalism, Consumption and Needs. Oxford, 1985.

157

разные социальные явления и процессы. Поэтому нельзя не высказать решительное несогласие с суждениями, в частности, американского социолога С. М. Липсета, который утверждал, что «... модели неравенства в Советском Союзе... могут быть легко сравнимы с данными из американских и других западных социологических работ»¹².

Подлинная картина социальной мобильности в этих странах еще не до конца раскрыта. Однако, благодаря усилиям ряда ученых, многое уже очевидно. Наиболее профессиональные российские исследования собраны в двух сборниках, изданных в США¹³.

В СССР период существования этакратической системы совпал с процессами интенсивного промышленного развития и урбанизации. Эти процессы, по определению польского социолога Януша Зюлковского.

носили патологический характер, но тем не менее фактом остается, что если в 1922 г. доля городского населения составляла в СССР лишь 16%, да и большая часть этих горожан вела по преимуществу полукрестьянский образ жизни, то к моменту распада Союза, т. е. к 1991 г., городская часть жителей страны достигла 66% к общей численности населения, а в собственно России — 74%. К этому же времени из примерно 130 млн. работающих свыше 42 млн. были заняты преимущественно умственным трудом. Если добавить к сказанному многомиллионные репрессии и гигантские жертвы времен Второй мировой войны, то очевидны и такие последствия всего случившегося как грандиозные масштабы социальной мобильности. Отзвук их, постепенно угасавший в 60—80-е годы, все же сказался на всем протяжении существования советского режима.

В качестве примера приведем сведения из опроса, проведенного под руководством автора главы, в самый канун потрясений второй половины 80-х-начала 90-х годов.

Данные таблицы показывают стабилизацию стратификационной иерархии, умеренный масштаб социальной мобильности, возрастание преемственности в социальном статусе.

В этом ракурсе возможны сопоставления обществ, отличающихся и социальным устройством, и типом культуры. Такое сравнение было проведено нашими учеными в начале 70-х годов на основе сравнения структурных моделей межпоколенной динамики социального положения отцов и сыновей. Был использован метод «путевого» (path) анализа, который чаще всего применяется в мировой литературе как средство построения структурных моделей. Сопоставлялись данные исследований по СССР, Чехословакии, США, Японии и Австрии. Оказалось, что показатели корреляции между социальными характеристиками отца и респондента близки для СССР и США. Так, связь между образованием отца и сына в СССР — 0, 49, в США — 0, 45. Социально-профессио ¹² Intern. J. Sociоl. 1973. Vol. 3. N 1, 2. P. 384.

¹³ Social Stratification and Mobility in the USSR. II Intern. J. Social. 1973. Spring-Summer: The Social Structure of the USSR: Recent Soviet Studies. N. Y., 1986.

158

Таблица 2. Социальный состав трех поколений горожан (Казань, 1983 г.)

Социальные слои	Отец на начало тpyдовой деятельности респондента	Респондент на начало своей трудовой деятельности	Респондент в возрасте 30 лет	Респондент на момент опроса	Старший сын респондента на момент опроса
Крестьяне, колхозники	19, 0	6, 9	0, 9	0, 3	0, 8
Рабочие неквалиф. труда	16, 6	10, 3	5, 1	5, 5	8, 3
Рабочие квалиф. труда	36, 0	58, 8	56, 1	54, 8	50, 2
Рабочие высококвадиф. труда	1, 1	2, 9	2, 9	3, 4	1, 7
Работники малоквалиф. умств. труда	4, 1	1, 9	2, 2	2, 1	4, 5
Работники квалиф. умств. труда, требующего сред. спец. образования	9, 0	7, 7	10, 8	9, 9	8, 9
Работники квалиф.	10, 2	9, 8	15, 3	15, 8	21, 7
умств. труда, требующего высш. образования
Работники высококвалиф. умств. труда, требующего высш. Образования и дополнит. подготовки	1, 5	1, 2	4, 9	5, 8	2, 8
Работники высококвалиф. управленческого труда	2, 5	0, 5	1, 8	2, 2	1, 1
Итого	100	100	100	100	100

нальный статус отца и сына (в начале трудовой карьеры) в СССР — 0, 24, в США 0, 42 и т. д. Для молодого поколения в СССР, США и других странах характерна тесная связь между собственным образованием и социально-профессиональным статусом (СССР — 0, 57; США — 0, 60; Чехословакия — 0, 65; Япония — 0, 40; Австрия — 0, 43) ¹⁴.

¹⁴ Шкаратан О. И., Рукавишников В. О. Социальная структура населения советского города // СОЦИС. 1974. № 2. С. 44—48.

159

Однако и эти, и другие эмпирические данные скрывают за собой различия социальных механизмов продвижения. В открытых обществах — это по преимуществу стихийный процесс, а в тоталитарных мобильность, особенно на высших ступенях социальной лестницы, — управляемый, идеологически обусловленный процесс. В бывшем СССР действовали многочисленные закрытые инструкции, кто и какое социальное положение мог занимать. При этом брались в расчет и социальное происхождение, и национальность, и, особенно, демонстрируемая приверженность политическому режиму, не говоря уже о готовности принять систему норм и ценностей политикопартийной элиты.

Реально социальная селекция была направлена против средних слоев, особенно интеллигенции, поскольку советская система могла строиться только на социальных силах маргинализированных групп населения. Характерно, что в составах Политбюро ЦК КПСС (т. е. истинных владык страны) 1965—1984 гг. выходцы из крестьянства составляли около 65%, из рабочих — 17%, а из интеллигенции — 18%. В это время во всем занятом населении страны доля работников умственного труда достигала 30%. В целом же в составе высшего правящего слоя страны в это же время, т. е. в эпоху интенсивного развития электронных, ядерных, космических, биоинженерных и иных супертехнологий, выходцы из семей бедного крестьянства и неквалифицированных рабочих преобладали решительным образом — 70, 5%; в семьях неквалифицированных служащих родились 13, 1%; лишь 8, 5% имели родителями квалифицированных рабочих и 8% — работников квалифицированного умственного труда. Во всем и всегда сказывалась своеобразная смычка тоталитарной элиты и низов, состоящих из квазирабочих и таких же квазикрестьян, людей ушедших из одной (традиционной) культуры и не дошедших до подлинно городской. Отсюда и особые черты, не всегда прослеживаемые по данным социальной статистики и социологических опросов: с одной стороны, возрастающая межпоколенческая преемственность, особенно в верхних слоях, а с другой — эти странные, на первый взгляд, зигзаги в индивидуальной карьерной мобильности отдельных выходцев из низших страт¹⁵.

Некоторые западные исследователи справедливо отмечали предпочтение, отдаваемое родителями — интеллигентами «академической» карьере своих детей, по сравнению с переходом в контролируемую властями «номенклатуру». Более того, при этом подмечено, что привилегии, связанные с управленческими позициями, были не столь велики, чтобы мотивировать на этого рода работу, если принять во внимание моральные потери¹⁶. Поэтому естественен и вывод, что занятия управленческим трудом не столь уж привлекательны и желанны, как это может представиться на первый поверхностный взгляд¹⁷.

¹⁵ Шкаратан О. И., Фигатнер Ю. Ю. Старые и новые хозяева России // Мир России.

1992. № 1.

¹⁶ Matthews M. Privilege in the Soviet Union. L., 1978.

¹⁷ Kohn M. L., Schooter C. Op. сit.

160