Будагов Р.А. Введение в науку о языке. 2003

264	Глава III. Грамматический строй языка

слова. Следовательно, грамматическая категория числа и грамматическая категория падежа переданы здесь при помощи ударения (рукú — рýки). В таких языках, в которых ударение бывает разных типов, грамматическая дифференциация слов может зависеть также и от того, какое из этих возможных ударений падает на то или иное слово, на тот или иной слог. Так, в греческом языке «острое» ударение означает более высокую ноту (отсюда и его название — «острое»), «тяжелое» — более низкую ноту, «облегченное» ударение предполагает, что на первой части слога повышение голоса больше, чем на второй. Эти типы ударения используются не только фонетически, но и грамматически.

5.Интонация. В зависимости от того, как мы скажем: студенты внимательны с интонацией утверждения или студенты внимательны? с интонацией вопроса, меняется и предложение — его смысл, его грамматическое оформление. Следовательно, важная категория вопроса передается здесь при помощи интонации. В разделе фонетики уже говорилось об общей роли интонации (гл. II), сейчас только отметим, что значение

ееособенно велико в таких языках, как китайский, грамматические отношения которого выражаются преимущественно синтаксически. В китайском языке имеется четыре типа тона (в некоторых диалектах число их доходит до пяти), причем это разнообразие тонов используется лексически (для дифференциации слов) и синтаксически (для дифференциации грамматических отношений).

6.Инкорпорация. В некоторых языках, например в чукотскокорякской группе и во многих языках американских индейцев, существует особое грамматическое построение, обычно называемое инкорпорацией. Инкорпорацию характеризует то, что «до-

полнение входит в глагол, сливаясь с ним, образует новое сложное слово; определение входит в пределы слова»1. Так, в чукотском языке ti-vala-nto-a’k — «я вытащил нож», где ti — префикс 1-го лица единственного числа, vala — основа слова «нож», nto — основа глагола «вынимать», a’k — суффикс, передающий прошедшее время и 1-е лицо единственного числа. Следовательно, если переводить буквально, вся фраза строится как бы по такому теоретическому типу: «я — нож — вынимать» (основа от этого глагола) — в прошедшем времени, в 1-м лице,

1 Богораз В.Г. Материалы по языку азиатских эскимосов. М., 1949. С. 60; см. также: Скорик П.Я. Грамматика чукотского языка. Ч. I. М.; Л., 1961. С. 93–111.

5. Грамматические категории

265

в единственном числе. Но, разумеется, это лишь условное отвлечение от реального языкового восприятия, для которого такое предложение вовсе не кажется искусственным. Инкорпорация основана прежде всего на тесной связи (нерасчлененности) дополнения и глагола1.

Как ни важны для грамматики связи, существующие между словами, она интересуется не только этими связями, но и грамматическим построением самого слова. В зависимости от типов построения слова, в зависимости от его структуры определяются многие другие особенности грамматики, в частности характер словосочетаний и предложений2.

5.Грамматические категории

Вграмматике наряду с морфемой важнейшим является понятие грамматической категории. Грамматическая категория — это грамматическое значение обобщенного характера, присущее словам или сочетаниям слов в предложении и вместе с тем отвлеченное от конкретных значений самих этих слов. В существительном хлеб, например, нетрудно обнаружить такие грамматические категории, как категория числа (единственное), категория рода (мужской), категория падежа (именительный).

Обобщенный характер грамматической категории проявляется в том, что под категорию единственного числа, например, подводятся самые разнообразные слова: существительные хлеб, книга, колесо, человек, прилагательные большой, сильный, разумный, глаголы делаю, строю, пишу и пр. Под категорию мужского рода — тоже самые разнообразные слова: существительные хлеб, карандаш, дом, разум, трактор, прилагательные большой, сильный, радостный, красивый, глаголы делал, строил, писал и т.д. Легко заметить, что одно и то же слово может характеризоваться разными грамматическими категориями в зависимости от того,

ккакой части речи оно относится.

1 Необходимо заметить, что в последние годы высказывались разные взгляды на природу инкорпорации. Некоторые лингвисты склонны отождествлять инкорпорацию с явлением так называемого примыкания. В защиту инкорпорации выступил Е.А. Крейнович: Крейнович Е.А. Об инкорпорировании в нивхском языке // ВЯ. 1958. № 6. С. 21–33. Другая точка зрения: Панфилов В.З. Грамматика нивхского языка. Ч. I. М.; Л., 1962. С. 137.

2 О грамматических средствах см. книги и статьи, приводимые в разделе «Что изучает грамматика».

266	Глава III. Грамматический строй языка

В русском языке имени существительному свойственны грамматические категории числа, рода и падежа, а глаголу — числа, времени, вида, наклонения, залога, лица и рода. Категории числа и рода повторяются и в той и в другой части речи, тогда как категория падежа присуща специально именам, категория времени или вида — глаголам. В других языках соотношения между грамматическими категориями и частями речи складываются несколько иначе: глагольные формы, например, могут склоняться, а имена существительные — не знать падежных различий.

Грамматические категории имеют в языке определенную форму выражения. В языках, в той или иной степени располагающих флексиями, грамматические категории обычно выражаются определенными морфологическими средствами, в языках же, совсем не располагающих флексиями, грамматические категории могут передаваться синтаксическими средствами.

Академик А.А. Шахматов в своем обширном и интересном «Синтаксисе русского языка» определял грамматическую категорию как «представление об отношении (к другим представлениям), сопутствующее основному значению, вызываемому словом»1. Так, в слове домá он усматривал основное вещественное значение (дом) плюс представление о множественности; в слове дом — то же вещественное значение плюс представление о мужском роде и т.д. Нужно сказать, что при таком понимании грамматической категории оказывается недостаточно подчеркнутым единство смыслового и грамматического аспектов слова. Как будет показано, грамматическая категория не только сопутствует основному вещественному значению слова, но и взаимодействует с ним. В слове обычно обнаруживается сразу несколько грамматических категорий, что делает всю проблему отношений между грамматическими категориями и значением слова очень сложной.

Грамматические категории не могут существовать сами по себе, вне определенных группировок слов. Эти группировки обычно выступают в языке как части речи. Так возникает проблема взаимодействия частей речи и грамматических категорий. Если подобное взаимодействие обнаруживается в самых разнообразных языках, то характер его, а также способ выражения определенной грамматической категории в том или ином языке обусловливаются грамматической спецификой данного языка.

1 Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. Л., 1941. С. 420.

5. Грамматические категории

267

Заимствованные слова типа кекс или рельс являются в русском языке именами существительными единственного числа. Между тем в английском, из которого проникли к нам эти слова, они в данной своей форме выступают как имена существительные множественного числа: английские слова cakes и rails означают «кексы» и «рельсы» (единственное число cake и rail — без конечной флексии множественного числа s). В отличие от английского языка в русском конечная флексия s не служит формой выражения множественного числа имен существительных; поэтому для образования множественного числа русский язык применяет свои национальные грамматические средства, которые употребляются по отношению и к другим многочисленным словам. Так возникают в русском языке свои формы образования грамматической категории множественного числа — кексы, рельсы (ср. всходы, проводы, воды, шведы, пианисты

и пр.). Следовательно, грамматическая категория множественного числа имен существительных в русском и английском языках оказывается общей, а способы ее морфологического выражения различны.

Приведенный пример показывает, что грамматические категории настолько специфичны в системе каждого языка, что заимствованные слова, проникая в другой язык, обычно подчиняются законам формирования грамматических категорий того языка, в который они проникают1.

Лингвисты немало обсуждали сложную природу грамматических категорий. Стремясь разместить все многообразие грамматических категорий по определенным моделям, некоторые исследователи подчеркивали принцип противопоставления по значению двух «взаимоисключающих» друг друга рядов, например единственного и множественного числа, изъявительного и сослагательного наклонения и т.д. Но в такие двучленные противоположные ряды не могут выстроиться все грамматические категории. Даже если считать только основные времена — настоящее, прошедшее и будущее, их все же оказывается три, а не два. Во многих языках количество падежей (а падеж — тоже грамматическая категория) достигает цифры 8, а за пределами индоевропейской группы — иногда и цифры 20. Грамматические категории далеко не всегда укладываются в

1 Лишь в сравнительно немногих случаях иностранные слова не подчиняются такому общему закону. Так, в русском литературном языке существительные типа пальто, депо не склоняются, хотя народный язык не считается с этим правилом.

268	Глава III. Грамматический строй языка

противостоящие друг другу двучленные универсальные модели. Тем больший интерес представляет изучение их многообразных типов.

А. Категория рода

Рассмотрим теперь некоторые из грамматических категорий1. Начнем с наиболее отвлеченной из них — с категории грамматического рода. Категория грамматического рода, или шире — категория именного класса, распространена в самых разнообразных языках мира.

Ни у кого не вызывает сомнения, почему в русском языке такое имя существительное, как мужчина, мужского рода, а такое, как женщина, женского. Но почему год, город, сыр мужского рода, стена, весна, колбаса женского, небо, лето, поле среднего — это уже гораздо менее очевидно. В самом деле, что выражает грамматическая категория рода? Во всех ли языках она имеется? Всегда ли наблюдается подразделение внутри категории рода на мужской, женский и средний род? Вот далеко не полный ряд вопросов, возникающих уже при первом приближении к этой проблеме.

Оказывается, однако, что проблема осложняется еще и тем, что грамматическая категория рода даже в тех языках, в которых она отчетливо выражена, очень часто не совпадает по языкам. Так, русский скажет, что ложка женского рода, поляк с ним согласится (³y¿ka тоже женского рода), а немец нет, ибо по-немецки ложка мужского рода (der Löffel). Русский будет утверждать, что стул мужского рода, а испанец станет настаивать на женском (la silla). Русский ни на минуту не сомневается, что такое слово, как часовой, во всяком случае должно быть мужского рода. Поэтому ему покажется невероятным утверждение француза, что часовой женского рода (la sentinelle). Не менее странным может представиться и то, что для дифференциации по роду столь обычных животных, как козел и коза, англичанин

1 О грамматических категориях см.: Поспелов Н.С. Соотношение между грамматическими категориями и частями речи в современном русском языке // ВЯ. 1953. № 6. С. 53–67; Штелинг Д.А. О неоднородности грамматических категорий // ВЯ. 1959. № 1. С. 55–64; Исаченко А.В. О грамматическом значении // ВЯ. 1961. № 1. С. 28–43; Головин Б.Н. Заметки о грамматическом значении // ВЯ. 1962. № 2. С. 29–37 (полемика с А.В. Исаченко и Д.А. Штелингом по вопросу о возможности двучленного противопоставления грамматических категорий).

5. Грамматические категории

269

вынужден прибегнуть к местоимениям и сказать буквально так:

он козел (he-goat) и она козел (she-goat). Положение осложняется еще и тем, что встречаются языки, имеющие общий род (мужской и женский) для отдельных существительных, например в русских словах сирота, книгоноша, плакса, лакомка, тихоня и

др. В иных же языках широко распространены существительные обоюдного рода, сохраняющие (например, в румынском языке) в единственном числе признаки мужского рода, а во множественном числе — женского. Наконец, в ряде языков — в финском, армянском и др. — грамматическая категория рода вовсе отсутствует. Таким образом, проблема грамматической категории рода в действительности оказывается значительно более сложной, чем это кажется с первого взгляда.

Необходимо, однако, заметить, что несовпадение по языкам в большинстве случаев относится к неодушевленным предметам и названиям. Такие случаи, как женский род существительного часовой во французском языке или средний род таких существительных, как женщина (das Weib) или девушка (das Mädchen) в немецком, сравнительно редки. Народный язык не считается с этими условностями и придает подобным существительным ту форму рода, которая подсказывается реальным содержанием самих этих слов: женский род таким существительным, как женщина и девушка, и мужской — таким, как часовой. К тому же сами эти условности в литературном языке иногда сравнительно просто объясняются исторически. В немецком языке слово Frauenzimmer в старую эпоху означало «женскую половину дома» и лишь позднее приобрело новый смысл — «женщина». Само по себе «половина дома» — неодушевленное понятие, которое и могло иметь признак среднего рода, перешедший затем и на название женщины. Ф. Энгельс, имея в виду древнюю афинскую семью, писал: «У Эврипида жена обозначается словом oikurema, как вещь для работы по хозяйству (слово это среднего рода), и для афинянина она действительно была, помимо деторождения, не чем иным, как старшей служанкой»1.

Таким образом, историческое прошлое многих слов, обозначающих одушевленные понятия, может объяснить нам, как в последующей истории этих слов образовалось противоречие между их содержанием и признаками грамматического рода.

1 Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 67.

270	Глава III. Грамматический строй языка

Для живых существ способы дифференциации внутри самой грамматической категории рода в разных языках многообразны. Укажем на некоторые из них:

1)с помощью особых окончаний (обычно от мужского рода):

гость — гостья, супруг — супруга или особых суффиксов: актер — актриса, медведь — медведица;

2)с помощью разных слов (так называемая гетеронимия):

отец — мать, брат — сестра, бык — корова; немецкое

Vater — «отец», Mutter — «мать»; французское père — mère; английское father — mother; санскритское pitar — matar;

3)с помощью особых вспомогательных слов: английское hegoat — «козел», букв. «он козел», и she-goat — «коза», букв. «она козел»; немецкое ein männlicher Adler — «орел», букв. «мужской орел», и ein weiblicher Adler — «орлица», «самкаорел»; португальское lebre macho — букв. «заяц-самец» и lebre fêmea — «заяц-самка»;

4)с помощью лишь контекстного уточнения: кит, белка, обезьяна, сорока, акула, бегемот (и самцы и самки)1.

Преобладание того или иного из перечисленных способов дифференциации родовых различий в разных языках в значительной мере зависит от строя языка. Для флективных языков характерны больше всего первый и четвертый способы, в аналитических наряду с первым способом встречаются и остальные.

Необходимо, однако, подчеркнуть, что если одушевленные понятия в большинстве случаев все же естественно распределяются между мужским и женским родом, то слова среднего рода значительно осложняют всю проблему. Она становится еще сложнее, если привлечь материал неиндоевропейских языков.

В некоторых языках Восточной Африки есть особая категория для предметов и явлений, выражающих идею чего-то «большого и сильного» (например, дерева и слона), и особая категория для предметов и явлений, выражающих идею чего-то «маленького и слабого» (например, мыши и травы). Во многих языках Дагестана имеется общая, но и своеобразная для каждого именного класса категория. «В аварском языке, например, — пишет исследователь дагестанских языков, — все существительные делятся на три класса. К первому классу относятся названия мужчин (отец, сын и т.д.), ко второму —

1 См.: Немировский М.Я. Способы обозначения пола в языках мира // Памяти акад. Н.Я. Марра. М., 1938. С. 224; см. также: Брагина А.А. Наблюдения над категорией рода в русском языке // ВЯ. 1981. № 5. С. 68–78.

5. Грамматические категории

271

названия женщин (мать, дочь и т.д.), а к третьему — названия животных, неодушевленных предметов, абстрактных понятий (собака, дом, дерево, работа и т.д.)... В разных дагестанских языках число именных классов различно. Наименьшее число классов в табасаранском языке — два: разумные (отец, мать) и неразумные (собака, дом). В лакском и даргинском, а также во многих бесписьменных языках четыре класса. В таком случае принцип распределения имен по классам в основном состоит в том, что к первому классу относятся имена существительные разумные мужского пола, ко второму — женского, к третьему — названия животных, к четвертому — названия неодушевленных существительных. Но отступлений от этого принципа много»1.

Категория грамматического рода в разных языках выступает по-разному. В одних она сохраняет большие связи с родовой классификацией имен, в других (например, в дагестанских языках) она приобретает гораздо более широкое значение именной классификации вообще. Истоки этой категории уходят в глубокую древность.

Именная классификация, по-видимому, возникла в связи с тем, что древний человек своеобразно членил и группировал окружающие его предметы. Помимо того, что он мог различать существа мужского и существа женского рода, древний человек мог прибавлять к этой группировке многочисленные другие группировки предметов, существ и понятий по признаку их одушевленности и неодушевленности, размеров и степени важности, «разумности» и «неразумности», конкретности и абстрактности

ит.д. Вот почему до сих пор во многих языках именная классификация одновременно основывается как бы на разных принципах: родовая классификация пересекается классификацией по признаку одушевленности или неодушевленности, «разумности» и «неразумности» и пр. Таковы, по-видимому, историчес-

кие истоки сложной именной классификации и ее частной разновидности — классификации по признаку рода2.

Деление имен по признаку так называемого одушевленного

инеодушевленного класса можно обнаружить и в грамматических построениях многих европейских языков. Так, мы говорим по-русски он позвал брата (у существительных одушевленных с

1 Бокарев Е.А. Краткие сведения о языках Дагестана. Махачкала, 1949. С. 14. 2 Ср.: Specht F. Der Ursprung der indogermanischen Deklination, Neudruck.

Göttingen, 1947. S. 307, 335. Об этой книге см.: Пизани В. Общее и индоевропейское языкознание // Общее и индоевропейское языкознание. М., 1956. С. 144–153.

272	Глава III. Грамматический строй языка

основой на согласный винительный падеж — брата — совпадает с родительным), но он раздавил стекло (у существительных неодушевленных винительный падеж — стекло — совпадает уже не с родительным, а с именительным падежом). И в испанском языке конструкция с одушевленными именами отличается от конструкции с неодушевленными именами: la madre ama a la hija — «мать любит дочь» — предложение с предлогом a, но la madre ama el libro — «мать любит книгу» — те же грамматические отношения уже выражены без предлога, ибо существительное книга является неодушевленным.

В своем последующем длительном развитии именная классификация претерпела очень существенные изменения. Конкретные показатели при имени приобретали все большую грамматическую отвлеченность. В результате сложного развития, не все этапы которого возможно последовательно проследить, так как они уходят в очень глубокую древность, во многих современных языках образовалась чисто отвлеченная система именных признаков, отвлеченная категория грамматического рода.

Как было замечено, эта категория обычно (хотя и не всегда) прозрачна в таких случаях, когда анализируется род имен существительных типа мужчина или женщина, бык или корова, петух или курица. Но она сейчас же осложняется и приобретает несколько условное грамматическое значение в тех случаях, когда в современных языках анализируют имена неодушевленные или пытаются осмыслить природу среднего рода. Все попытки истолковать род таких имен исходя из их «обществен- но-хозяйственной функции» нельзя не признать попытками вульгарно-социологическими. Содержание неодушевленных имен существительных теперь не нуждается ни в какой родовой характеристике, однако грамматически эта характеристика является для имени все же совершенно обязательной во многих языках, что и приводит к своеобразному конфликту между вещественным содержанием имени и его родовым грамматическим показателем. В языке в силу большой устойчивости грамматической формы и ее отвлеченности подобный конфликт может долго сохраняться, ибо говорящий обычно не замечает его1.

Но если с чисто исторической точки зрения категория грамматического рода в таких языках, как русский (а это же относитсия и к другим индоевропейским языкам), имеет уже в изве-

1 Говорят, например, Солнце восходит и Солнце заходит, хотя прекрасно понимают, что Солнце никуда не «ходит» и что Земля вращается вокруг Солнца, а не Солнце вокруг Земли.

5. Грамматические категории

273

стной степени пережиточный характер, то морфологическое, синтаксическое и стилистическое значение этой категории очень велико и в новых языках. Вместе с тем в той своей части, в какой категория грамматического рода совпадает с представлением о мужском и женском «начале» в природе, сама классификация продолжает поддерживаться реальными жизненными различиями.

Морфологическое значение категории рода особенно ощутимо в языках, богатых флексиями. Стоит только нарушить согласование имен, чтобы она напомнила о себе со всей резкостью. Сама невозможность сочетаний типа «большая дом» или «хороший погода» определяется наличием категории рода у имен русского языка. И хотя эта категория обнаруживается в подобных случаях синтаксически (в словосочетаниях), ее значение для структуры языка тем самым только отчетливее обрисовывается. В языках, менее богатых флексиями, категория грамматического рода не всегда выражается так рельефно, как в языках флективных. Этим, в частности, определяется отличие в данном плане аналитического английского языка от флективного русского.

Дифференциация по признаку грамматического рода часто бывает сложной и многообразной. Так, в русском языке различие ткач — ткачиха, учитель — учительница проходит в пределах одной и той же профессии: мужчина ткач делает то же, что и женщина ткачиха. Одну и ту же профессию имеют и учитель и учительница. Но дифференциация доктор — докторша, профессор — профессорша, аптекарь — аптекарша проходит уже по другой линии; докторша — это не женщина-врач, а жена доктора, профессорша — не женщина-профессор, а жена профессора. Вот почему говорят профессор Иванова, а не профессорша Иванова. Профессорша явно «занято» другим значением, приобретает «семейное» осмысление. Профессорша в значении «женщина-профессор» звучит несколько иронически. Так, у В. Пановой в «Кружилихе» (гл. 1): «Вчера Листопад говорил по телефону с профессоршей. Профессорша сказала, что Рябухин еще не раз вернется на операционный стол, потому что возни с осколками, застрявшими в его голени, хватит лет на двадцать...» А в рассказе Чехова «Аптекарша» речь идет именно о жене аптекаря: «Все давно уснуло. Не спит только молодая жена провизора Черномордика»1.

1 Ср. у А. Макаренко: «Козырь (собственное имя. — Р.Б.) сделался общим любимцем колонистов... Козыриха (его жена. — Р.Б.) появлялась в колонии всегда с криком... требуя возвращения мужа к семейному очагу» (Макаренко А. Педагогическая поэма. Ч. I. Гл. 7).