Будагов Р.А. Введение в науку о языке. 2003

304	Глава III. Грамматический строй языка

просто и отчетливо. Шелк и шелковый явно различаются как существительное и прилагательное. Иначе оказывается в таком языке, как английский, в котором морфологическое разграничение имен существительных и прилагательных представлено не так четко, как в русском. Silk — «шелк» является существительным, но в словосочетании silk dress — «шелковое платье» оно выступает уже как прилагательное. Чтобы понять, как это происходит, нужно разобраться в своеобразии грамматического строя разных языков, о чем речь будет идти во всем последующем изложении.

Выходя за пределы языков индоевропейских и обращаясь, например, к тюркским языкам, нельзя не заметить, что в них синтаксические критерии разграничения частей речи приобретают большее значение, чем в языках индоевропейских. В татарском языке кÿк — «синий» и кÿк — «небо» (синева), qарт — «старый» и вместе с тем qарт — «старик». Внутри каждой пары этих слов различия очень существенны, хотя морфологически они не выражены. Тем самым синтаксический фактор дифференциации подобных слов (наряду с лексическим) приобретает большое значение1.

Тюркологам известно употребление существительных взамен недостающих в тюркских языках относительных прилагательных. Поэтому словосочетание типа городской Совет передается в этих языках двумя существительными (город + Совет), причем определяемое Совет снабжается так называемым аффиксом принадлежности2.

Таким образом, удельный вес перечисленных выше признаков, которые отличают одни части речи от других, в различных языках неодинаков.

Можно утверждать, что все эти признаки имеют значение для языков самого различного грамматического строя. Вопрос сводится, однако, к тому, какой из этих признаков является ведущим. Выдвижение одного из них определяется своеобразием грамматического строя этих языков. Так, отсутствие форм словоизменения в таком языке, как китайский, приво-

1 См.: Богородицкий В.А. Введение в татарское языкознание в связи с другими тюркскими языками. Казань, 1953. С. 140.

2 Сказанное отнюдь не означает, что в тюркских языках морфологические критерии разграничения частей речи не имеют значения. Но наряду с ними синтаксические средства становятся очень существенными (см.: Баскаков Н.А. Структура слова и части речи в тюркских языках // Советское востоковедение. 1957. № 1. С. 77 и сл.).

6. Части речи и члены предложения

305

дит к тому, что важный для других языков фактор разграничения частей речи с помощью словоизменения (например, в русском) в китайском не существен. Соответственно в этом языке увеличивается роль синтаксических критериев разграничения частей речи.

Именно поэтому большинство исследователей современного китайского языка считает, что, несмотря на известную ограниченность чисто морфологических средств этого языка, в нем имеются части речи. Такое утверждение было бы невозможно, если части речи в китайском языке не имели бы вместе с тем своих формальных признаков выражения. Исследования А.А. Драгунова, Н.И. Конрада и других специалистов показали, что такие формальные признаки (например, суффиксы, грамматические категории и разные морфологические форманты) китайские слова имеют1. Вопрос, следовательно, сводится не к тому, нужны ли какие-то морфологические показатели для выделения в языке частей речи (они, безусловно, необходимы), а к тому, в каком соотношении с другими признаками частей речи они находятся. Подобное соотношение в языках неодинакового грамматического строя различно.

Итак, выделение и разграничение частей речи в разных языках определяется своеобразием грамматического строя соответствующих языков.

Специфика частей речи определяется, однако, не только многообразием грамматической структуры различных языков, но и внутренней неоднородностью частей речи в одном языке. Не случайно разграничивают самостоятельные (знаменательные) части речи и части речи служебные2. К первым относят, например, существительные, прилагательные, глаголы, наречия, числительные, ко вторым — предлоги, союзы, местоимения и т.д.

Если присмотреться более внимательно к этим двум разрядам внутри частей речи, нельзя не заметить, что в разряде

1 См.: Драгунов А.А. Исследования по грамматике современного китайского языка. М., 1952. С. 15–27; Солнцев В.М. Типологические свойства изолирующих языков. XXVI Международный конгресс востоковедов. Доклады делегации СССР. М., 1963. С. 1–11.

2 Термин «знаменательный» представляется в этом случае менее удачным, чем «самостоятельный», так как он создает впечатление, что другие части речи незнаменательны. В действительности все части речи по-своему знаменательны. Весь вопрос в том, какая это знаменательность. Поэтому правильнее разграничивать самостоятельные и служебные части речи, а не знаменательные и служебные (разумеется, противопоставление знаменательных и незнаменательных частей речи по изложенным соображениям невозможно).

306	Глава III. Грамматический строй языка

самостоятельных частей речи более отчетливо различаются лексические и грамматические признаки (недаром части речи определяются как «лексико-грамматические группы слов»), чем во втором разряде слов. В самом деле, существительное стол выражает предметность и характеризуется в русском языке грамматическими признаками рода, числа и падежа. Напротив, в такой служебной части речи, как, например, предлог, значение самой части речи и ее грамматические функции слиты в единое и неразложимое целое: значение предлога в («внутрь чего-ни- будь») и определяет его грамматические функции (при глаголах, обозначающих движение, в сочетаниях с существительными и пр.). В свою очередь грамматические функции предлога в уточняют его значение1.

Итак, перечисленные в самом начале этого раздела признаки, выявляющие части речи и разграничивающие их, относятся друг к другу неодинаково не только в зависимости от грамматического строя того или иного языка, но и в зависимости от характера тех или иных частей речи в каждом языке. В самостоятельных частях речи подобные признаки выделяются обычно отчетливее, чем в частях речи служебных. В этих последних значения и функции сливаются в единое целое2.

Еще более сложен вопрос о соотношении логического и грамматического элементов в системе частей речи. Не подлежит сомнению, что разграничения частей речи и логические разграничения таких понятий, как субстанция (имена существительные), качество и отношения (имена прилагательные), действие и состояние (глаголы) и т.д., — это процессы, не только отличающиеся друг от друга, но и имеющие известные точки соприкосновения. Конечно, логическое представление о субстанции совсем не то же самое, что грамматическое понятие предметности, точно так же как логическое действие не совпадает с действием грамматическим. Достаточно, например, не забывать, что предметность с грамматической точки зрения может распространяться не только на действительно предметные имена суще-

1 Некоторые лингвисты разграничивают части речи и частицы речи, или просто частицы, к которым и относят служебные части речи. О частицах см.: Виноградов В.В. Русский язык. М., 1947. С. 663 и сл. В связи с отрицанием не см.: Валимова Г.В. Деепричастные конструкции в современном русском языке // Уч. зап. Ростовского-на-Дону госпединститута. Ф-т языка и литературы. 1940. Т. II.

2 О трудностях разграничения частей речи в тех языках, морфологические средства которых недостаточно развиты, говорят многие исследователи (см., например, главу о полинезийских языках в сб.: Народы Австралии и Океании. М., 1956. С. 565).

6. Части речи и члены предложения

307

ствительные (книга стекло), но и на имена совсем не «предметные» (мысль, действие), что невозможно с логической позициии.

Вчем же тогда обнаруживается соприкосновение между частями речи и логическими категориями, образующимися в процессе познания окружающего нас мира?

Оно обнаруживается в том, что наше мышление, вырабатывая логические категории, органически соотносит их с категориями языка, с частями речи. Эта соотнесенность, проникая сквозь очень своеобразную призму грамматической системы данного языка, не может не получить специфического выражения в каждом языке. Именно поэтому, как ни глубоко своеобразны части речи в разных языках, как ни различны их число и их характер, они имеются во всех языках мира.

Интерпретация соотношения логического и грамматического начал в самой системе частей речи разных языков имеет очень длинную историю. Здесь укажем лишь на то, что некогда были склонны отождествлять части речи с логическими категориями. Эта точка зрения была популярной не только в XVIII в., но и в первой половине XIX столетия. Она оказалась несостоятельной, так как ее сторонники не учитывали ни многообразия языков, ни специфики грамматики в отличие от логики. Поэтому не удивительно, что во второй половине XIX в. эта точка зрения

была подвергнута во многом справедливой критике (работы Штейнталя1, Потебни2 и др.).

Нельзя, однако, не отметить, что изгнание логики из грамматики стало проводиться слишком прямолинейно и безоговорочно. Вместе с водой из ванны оказался выплеснутым и ребенок. Американский лингвист Л. Блумфилд (1887–1949) в своей книге о языке так и писал, что не существует никакого соответ-

ствия между частями речи, логическими категориями и предметами реального мира3. Это положение на разные лады повторяется многими лингвистами и философами. Под предлогом

защиты специфики грамматики отрицается объективность существования самих частей речи4.

Вэтом смысле показательна позиция другого американского

лингвиста — Э. Сепира (1884–1939). Тщательное и длительное

1 Steinthal H. Grammatik, Logik und Psychologie, ihre Prinzipien und ihr Verhältnis zu einander. Berlin, 1885 (особенно с. 216–224).

2 См.: Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. Харьков, 1888. С. 60–63. 3 Bloomfield L. Language. N.Y., 1933. P. 271–272.

4 Тезис Блумфилда настойчиво повторяется, например, Глисоном (см.: Глисон Г. Введение в дескриптивную лингвистику. М., 1959. С. 141).

308	Глава III. Грамматический строй языка

изучение разнообразных индейских языков Америки привело его к убеждению, что части речи в этих языках мало похожи на части речи в языках европейских. Сепир одно время тоже был склонен взять под сомнение объективность существования частей речи. И все же пристальный анализ языковых фактов не позволил Сепиру (в отличие от Блумфилда и других ученых) сделать этот вывод. Сепир приходит к другому заключению. Он считает, что основные части речи, прежде всего имя и глагол, имеются во всех языках, ибо «нельзя забывать, что содержанием речи являются в конце концов суждения»1.

Трудно согласиться с тем, что части речи будто бы не имеют никакого отношения ни к логическим категориям, ни к осмыслению окружающего нас мира. Больше того, выделить части речи было бы невозможно, если бы наше мышление не различало таких, например, категорий, как предметность, движение, состояние, качество, отношение и т.д. В этом смысле можно утверждать, что грамматические категории всегда взаимодействуют с категориями логики, возникающими в процессе познания действительности.

Как справедливо отмечал совсем в другой связи и по другому поводу австрийский лингвист Г. Шухардт, полное изгнание логики из грамматики, быть может, и облегчило бы путь сложных исканий в науке, но нисколько не продвинуло бы ее вперед2.

Части речи объективно существуют в языке. Вместе с тем в каждом языке, в особенности в языках разного грамматического строя, они приобретают свои, очень важные особенности. Сложная задача, стоящая перед исследователем всякого языка, заключается в том, чтобы показать, как складывались части речи исторически и как взаимодействуют они между собой в грамматической системе современного языка.

Являясь лексико-грамматическими группами или разрядами слов, части речи должны осмысляться не на основе только одного какого-нибудь критерия, например морфологического, а на основе ряда критериев в их взаимодействии и взаимосвязи. Таковы критерии: лексический, или семасиологический, морфологический и синтаксический. Их взаимосвязь при осмысле-

1	Сепир Э. Язык. Введение в изучение речи / Рус. пер. М., 1934. С. 93.
2	«Многие лингвисты считают, что языкознанию нет никакого дела до ло-

гики, и они подчеркивают это с такой радостью, как будто у них вместе с логикой свалился с сердца тяжелый камень» (Schuchart H. Brevier, Ein Vademecum der allgemeinen Sprachwissenschaft. Halle, 1928. S. 322).

6. Части речи и члены предложения

309

нии частей речи определяется не эклектическим приципом «всего понемногу», а самой природой частей речи как лексико-грамма- тических групп слов, выявляемых в языке прежде всего с помощью морфологии, а затем и синтаксиса. Многообразие форм проявления частей речи в разных языках обусловливает широту понимания грамматических критериев (морфологического и синтаксического) при определении частей речи в тех или иных языках. В этом отношении части речи отличаются от таких грамматических категорий, как, например, категория падежа, которая, будучи грамматической, а не лексико-грамматической категорией, должна определяться с морфологической точки зрения. К тому же отсутствие грамматической категории падежа в том или ином языке легко компенсируется другой категорией, например предлогом, тогда как отсутствие основных частей речи трудно компенсировать. По-видимому, этим объясняется всеобщность основных (самостоятельных) частей речи.

Синтаксис связывает части речи с членами предложения. Члены предложения — это синтаксические категории, возникающие в предложении на основе взаимодействия слов и словосочетаний и отражающие отношения между элементами предложения. Чтобы понять, в чем различие между частями речи и членами предложения, остановимся на простом примере.

Имени существительному в системе частей речи соответствует подлежащее в системе членов предложения, глаголу в системе частей речи — сказуемое в системе членов предложения, прилагательному — определение и т.д. Но вместе с тем подлежащее может выступать не только в форме имени существительного («Отец воспитывает сына»), но и в форме местоимения («Он воспитывает сына») или в форме других частей речи («Эти чуть-чуть начинались незаметно»). То же следует сказать и о сказуемом, которое выражается не только глаголом («Правда побеждает всегда»), но и сочетанием личной формы глагола с инфинитивом («Но за нее не всяк умеет взяться». — Крылов), именем существительным («Грушницкий — юнкер». — Лермонтов), именем прилагательным («Богаты мы, едва из колыбели, / Ошибками отцов и поздним их умом...». — Лермонтов) и т.д.

Следовательно, части речи в системе предложения не просто повторяют себя, но подвергаются известной трансформации, определяемой особенностями самого предложения. Как ни глубока связь между именем существительным и подлежащим,

310	Глава III. Грамматический строй языка

понятия эти соотносительны, но не идентичны. То же следует сказать и о взаимодействии между глаголом и сказуемым, прилагательным и определением и т.д. Различие между природой слова и природой предложения обусловливает и различие между частями речи и членами предложения.

Но не следует забывать и о постоянной связи, всегда сохраняющейся между частями речи и членами предложения. Хотя подлежащее может выступать в предложении не только в виде существительного, но и в виде других частей речи, однако именно существительное в функциии подлежащего выступает в своей

первичной синтаксической функции, по отношению к которой все остальные синтаксические функции существительного (в роли сказуемого, дополнения, обстоятельства и пр.) будут восприниматься как вторичные. Точно так же можно сказать, что сказуемое — это первичная функция глагола, хотя последний может встречаться не только в функции сказуемого, а следовательно, имеет и вторичные синтаксические функции. Именно поэтому

иприлагательное — это прежде всего определение, как наречие — прежде всего обстоятельство и т.д.

Различия между первичными и вторичными синтаксическими функциями основных частей речи существуют в языке объективно, обнаруживая закономерные связи морфологии и синтаксиса. Разграничение этих функций в синтаксисе столь же необходимо, сколь необходимо установление основных и производных форм в любой морфологической парадигме.

Части речи и члены предложения и отличаются друг от друга

ивзаимодействуют между собой. Трудности, возникающие при изучении частей речи, как и членов предложения, ни в коем случае не могут оправдать скептического, а иногда и иронического отношения некоторых лингвистов как к той, так и другой

проблеме.

Перейдем теперь к рассмотрению отдельных частей речи1.

1 О частях речи и членах предложения см.: Щерба Л.В. О частях речи в русском языке // Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. М., 1957.

С.63–84; Мещанинов И.И. Члены предложения и части речи. М.; Л., 1945. С. 21– 103; Савченко А.Н. Части речи и категории мышления. Ростов-на-Дону, 1959.

С.50–67; Севортян Э.В. К проблеме частей речи в тюркских языках // Вопросы грамматического строя. М., 1955. С. 188–225; Солнцев В.М. Проблема частей речи в китайском языке // ВЯ. 1956. № 5. С. 22–37; Magnusson R. Studies in the Theory of the Parts of Speech. Lund, 1954. P. 2–25; Proceedings of the Seventh Congress of Linguists. L., 1956. P. 29–34 (резюме дискуссии о частях речи).

7. Имена существительные и прилагательные

311

7.Имена существительные

иприлагательные

Имя существительное уже было подробно проанализировано

всвязи с грамматическими категориями рода, числа и падежа. Остается лишь сделать несколько общих замечаний. Имя существительное — это часть речи, выражающая предметность в широком смысле. В русском языке предметность имени существительного передается в формах рода, числа и падежа. В других языках грамматические категории имени могут быть иными или частично иными, в зависимости от характера грамматического строя языка в целом.

Имя существительное называет и выражает не только предметы, но и действия, состояния, понятия. Достаточно сопоставить такие слова, как камень, стол, книга, с такими, как бег, полет, движение, и, наконец, с такими, как радость, знание, размышление или созерцание, чтобы убедиться, насколько широк семантический диапазон имени существительного. Именно поэтому имена существительные следует связывать с предметностью, а не только с предметами.

Имена существительные имеют огромное значение, так как

вних особенно отчетливо обнаруживается очень важная номинативная функция языка: человек называет окружающие его

явления, и эти названия закрепляются в языке прежде всего и больше всего в именах существительных1. Не случайно, что наибольшее количество терминов любой науки оказываются именами существительными. Не случайно и то, что существительные (наряду с глаголами) становятся наиболее самостоятельной частью речи.

Вместе с тем имеются языки, в которых существительные вместе с прилагательными образуют еще единую, недостаточно расчлененную категорию имени вообще. Вопрос о том, как «имя вообще» исторически расчленилось на существительные и прилагательные, представляет большой интерес.

Понятия качества и отношения, которые теперь легко передаются при помощи имени прилагательного (например, большой, зеленый, железный), вовсе не сразу получили свою современную форму выражения. Во многих древних языках, как и в

1 А.Н. Гвоздев в своей книге «Формирование у ребенка грамматического строя русского языка» свидетельствует, что «существительные появляются в речи ребенка в числе первых слов» (ч. 2. М., 1949. С. 58).

312	Глава III. Грамматический строй языка

некоторых современных, эти понятия передаются простым соположением имен существительных.

Некогда говорили трава-зелень или зелень-трава в смысле

зеленая трава, камень-стена означало каменная стена, светвода — светлая вода и т.д. Сочетание типа зелень-трава в значении зеленая трава показывает, как соположением двух имен существительных выражалось в древних языках представление о качестве. Постепенно, однако, по мере того как человек все более осознавал, что одно из существительных в подобных сочетаниях зависит от другого (в нашем примере зелень от травы), в этом зависимом существительном (зелень) все более и более ослабевала идея предметности и возрастала идея качественности1. Пока каждое из существительных зелень-трава воспринималось как более или менее равноправное по отношению к другому, одинаково «предметному», до тех пор нельзя еще было говорить о способности человека выражать абстрактную идею качества. Но по мере того как человек все более убеждался в том, что не все предметы окружающего мира одинаково самостоятельны, одинаково «предметны», что одни имена существительные могут служить лишь для той или иной характеристики других имен существительных, старое представление об одинаковой самостоятельности имен в сочетаниях типа зелень-трава стало постепенно расшатываться. Зелень — это не такой же «предмет», как трава, а характеристика травы, указание на определенное состояние, на определенное качество. Так из наблюдений над самой действительностью человек пришел к пониманию качества и отношения.

Разумеется, понятия качества и отношения возникли не сразу. Прежде чем сделать обобщение, выделить абстрактный признак (в нашем случае зеленый или зеленая), человек должен был неоднократно видеть и сравнивать между собой различные предметы зеленого цвета: зеленая трава, зеленые листья, зеленый горох, зеленая ящерица и т.д. Сравнивая между собой различные предметы, различные объекты окружающего его мира, человек стал выделять общий всем этим объектам признак — зеленый —

итем самым научился отделять его, а также качество и отношение от тех непосредственных единичных предметов, с которыми раньше эти признаки, качества и отношения мыслились неразрывно. Приобретение в процессе практики умения отвлекать

1 См.: Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. Т. III. М., 1899. С. 43

исл. (глава «Происхождение имени прилагательного»).

7. Имена существительные и прилагательные

313

признаки от единичных предметов свидетельствовало о крепнувшей силе разума и означало большой шаг вперед в истории развития мышления человека.

Эти постепенные изменения — ослабление предметности первого имени (зелень) и рост в нем признака качества — приводят в конце концов к созданию новой части речи — имени прилагательного. Вместо старого типа зелень-трава возникает новый — зеленая трава.

То, что на самых древних этапах развития индоевропейских языков еще не было оформлено различие между существительными и прилагательными, подтверждается и тем, что современные прилагательные некогда склонялись так же, как и существительные. В древних индоевропейских флективных языках имелось два типа склонения: именное (общее для существительных и прилагательных) и местоименное. Развитие особого, отличного от имен существительных склонения прилагательных произошло значительно позднее. Таково «сильное» склонение прилагательных в германских языках. Ср., например, немецкое склонение прилагательных: gut-es Metall, gut-en Metall, gut-em Metall, gut-es Metall1.

Зависимость прилагательных от существительных обнаруживается в ряде фактов, относящихся к тем или иным эпохам развития различных языков. Русское качественное прилагательное крутой соответствует в литовском языке существительному krantas, означающему «берег» (по-видимому, «крутой берег»). Подобное смысловое соответствие подтверждается другими параллелями из индоевропейских языков: русское берег, немецкое Berg — «гора», французское berge — «крутой берег» (реки) и т.д.

Следует строго различать такие древние эпохи в развитии языков, когда еще не произошла дифференциация между существительными и прилагательными, и такие периоды, когда эта дифференциация давно совершилась, но старое положение вещей еще наблюдается эпизодически либо как пережиток былого, либо как стилистическое явление.

Подóвый в современном русском языке является прилагательным и означает «испеченный на поду русской печи» (подовые пироги, подовые пряники). Но еще в XVIII в. это слово могло употребляться как существительное.

1 См.: Жирмунский В.М. Происхождение категории прилагательных в индоевропейских языках в сравнительно-грамматическом освещении // Изв. Академии наук СССР. ОЛЯ. 1946. Вып. 3. С. 188; см. также: Бахилина Н.Б. История цветообозначений в русском языке. М., 1975.