- •Социологос
- •От редакторов
- •РазделI. Социум
- •1. Интерес к повседневному
- •2. Обратная сторона he-повседневного
- •3. Повседневное под прессомуниверсального образования
- •4. Повседневное под прессом экспертных оценок
- •5. Реабилитация повседневного
- •6. Повседневность как воплощенная и просачивающаяся рациональность
- •7. Повседневность как поднимающаяся рациональность
- •8. Повседневность как сплавляющая рациональность
- •9. Повседневность как фермент
- •Н. Д. Кондратьев. Основные проблемы экономической статики и динамики
- •Глава 2. Строение общества и основные категории общественныхявлений
- •Комментарии Глава 1
- •Глава 2
- •Хелена Козакевич. Реализм и социология: вышла ли социология из кризиса?
- •Дирк Беккер. В обществе — об обществе*
- •От переводчика
- •РазделIi. На пути к логосу
- •Введение
- •Против индивидуализма
- •О связи «общество/личность»
- •Некоторые качественно новые свойствасоциальных систем
- •РазделIv. Архив новые материалы к истории русской социологии (п. А. Сорокин и н. С. Тимашев)
- •В. В. Сапов я. С. Тимашев. Три книги о п. А. Сорокине*
- •П. А. Сорокин. Рецензия
- •Письмо п. А. Сорокина в. Н. Фигнер (1920-е гг.)
- •Комментарии
- •Содержание
- •Раздел I. Социум 3
- •Раздел II. На пути к логосу 104
- •Раздел IV. Архив 226
Против индивидуализма
Методологический индивидуализм — это доктрина, утверждающая, что факты, относящиеся к обществам, и социальные явления вообще следует объяснять исключительно на базе фактов об индивидах. Для Поппера, например, «все социальные явления, и особенно функционирование социальных институтов, должны быть поняты как результат решений и т. д. человеческих индивидов (...) Намникогда не следует удовлетворяться объяснениями в категориях так называемых «коллективов» 6. Социальные институты в таком случае — попросту «абстрактные модели», предназначенные истолковывать факты индивидуального опыта. Ярви даже объявил себя сторонником лингвистического тезиса, будто «армия» есть просто множественная форма «солдата» и все высказывания об армии могутбыть сведены к высказываниям об отдельных солдатах, составляющих ее7. Уоткинс допускает, что могут существовать незаконченные или половинчатые объяснения крупномасштабных явлений, исходящие из других крупных явлений, как, например, объяснение инфляции исходя из феномена полной занятости (!)8,но доказывает тем не менее, что мы не достигнем самых глубоких (конечных?) объяснений таких явлений, пока не выведем их из высказываний о наклонностях, убеждениях, способностях и взаимоотношениях индивидов9. В частности, социальные события необходимо объяснять, выводя их из принципов, управляющих поведением «участвующих» индивидов, и описаний их ситуаций10. Таким способом методологический индивидуализм уточняет материальные условия для адекватного объяснения в общественных науках, дополняя формальные условия, установленные с помощью дедуктивно-номологической модели.
Далее, если принять во внимание область предикатов, применимых к индивидам и индивидуальному поведению (от обозначающих свойства вроде формы и строения тканей, общие у людей с другими материальными предметами, через предикаты, выражающие состояния типа голода и боли, общие с другими высшими животными, до предикатов, которые обозначают действия и, насколько мы знаем, составляют уникальную характеристику человека), то реальная проблема, по-видимому, не столько в том, как можно быДать индивидуалистическое объяснение социального поведения, но втом, как вообще возможно несоциальное (т. е. строго индивидуалистическое) объяснение индивидуального, по меньшей мере отличительно человеческого, поведения11! Ибо предикаты, обозначающие свойства, присущие отдельным лицам, — все предполагают социальный контекст для своего использования. Соплеменник подразумевает наличие племени, учет чека — существование банковской системы. Объяснение — будь то подведение под общие законы, обращение к мотивам и правилам или новое описание (определение) — всегда и неизбежно включает социальные предикаты.
Кроме того, нетрудно показать, что аргументы в поддержку Методологического индивидуализма не могут выдержать основательной проверки. Так, сопоставление мотивов преступника с судебными процедурами обнаруживает, что факты об индивидах не обязательно легче наблюдать или понимать, чем социальные факты-сравнение понятий любви и войны показывает, что понятия, применимые к индивидам, необязательно яснее или легче для определения чем понятия, обозначающие социальные явления.
Примечательно, что уступки и уточнения, предлагаемые методологическими индивидуалистами, ослабляют, а не усиливают их позицию. Так, допущение в методологический инструментарий идеальных типов, анонимных индивидов и др. уменьшает силу онтологических рассуждений в пользу методологии, а дозволение «половинчатых» и статистических объяснений ослабляет эпистемологи-ческие доводы. Приводимые примеры заведомо «холистического» по природе поведения типа бунтов и оргий12.попросту обнажаютбедность подразумеваемой здесь концепции социального. Ибо оказывается, что самые яростные индивидуалисты, как показываетанализ их сочинений, считают «социальное» синонимом «группового». Тогда проблема для них в том, представляет ли общество, целое, нечто большее, чем сумму составляющих его частей, отдельных людей. И социальное поведение в таком случае становитсяобъяснимым как поведение групп индивидов (бунты) или индивидов в группах (оргии).
Я собираюсь доказать, что это определение социального в корне неправильно. Социология не интересуется, как таковым, крупномасштабным массовым или групповым поведением (понимаемым как поведение большого числа индивидов, масс или групп).Скорее ее итересуют по меньшей мере в качестве образцов или моделей устойчивыеотношения между индивидами (и группами) и отношения между этими отношениями (а также между такими отношениями и природой и результатами подобных отношений). В простейших случаях содержание предмета социологии можно проиллюстрировать такими примерами, как отношения между капиталистом и рабочим, членом парламента и избирателем, студентом и преподавателем, мужем и женой. Такие отношения — общие иотносительно устойчивые, но они не требуют привлечения коллективного или массового поведения в том смысле, как потребовалобы этого рассмотрение забастовки или демонстрации (хотя, конечно, анализ отношений может помочь объяснить последние). Массовое поведение — интересный социально-психологический феномен, но оно не входит в предмет социологии.
Ирония в том, что более умудренные индивидуалисты формально допускают возможно даже существенную роль отношений в объяснении. К чему тогда все страсти? Я думаю, что их надо отнести, хотя бы частично, на счет приверженности к некоторым разновидностям существующих социальных объяснений, которые индивидуалисты ошибочно полагают единственно согласными с политическим либерализмом. Такую склонность откровенно выражает Уоткинс.«Начиная с «Басни о пчелах» Мандевилля, опубликованной в 1714 г., индивидуалистическая общественная наука с ее упором нанепреднамеренные последствия большей частью изощрялась в разработке простой мысли, что в определенных обстоятельствах эгоистические частные мотивы [т. е. капитализм] могут иметь хорошие социальные последствия, а добрые политические намерения [читай — социализм] — скверные социальные последствия»13. Фактически существует одно цельное социальное учение (различными воплощениями которого являются утилитаризм, либеральная политическая и неоклассическая экономическая теории), соответствующее индивидуалистическим предписаниям и допускающее, чтообобщенная проблема соединения частей может быть действительно решена. Согласно этой модели рассуждений, разум есть действующий раб страстей14, а социальное поведение можно рассматривать просто как решение проблемы их максимизации или ее двойника — проблемы минимизации: применение разума, единственной определяющей характеристики человека, к желаниям (влечениям и антипатиям у Гоббса) или чувствам-ощущениям (удовольствия и боли у Юма, Бентама и Милля) можно считать нейрофизиологическиобусловленным. Отношения не играют никакой роли в такой модели. И она (если вообще применима) так же применима к Робинзону Крузо, как и к обобществленному человечеству, имея следствием вывод Юма, что «человечество почти одинаково во все времена и в любом месте»15 — тезис, попутно обнажающий аисторический и априорный характер данной модели.
Ограничения этого подхода в общественных науках должны быть хорошо известны на сегодня. Высказывание «люди рациональны» не объясняет, что именно они делают, но в лучшем случае (т. е. полагая, что для их поведения объективная функция может бытьвосстановлена и эмпирически проверена независимо от него) только, как они делают. Но рациональность, намеревающаяся объяснить все, ни к чему не приходит. Объяснение человеческого действия отсылкой к его рациональности похоже на объяснение некоегоестественного события при помощи ссылки на абстрактную причину. В таком случае рациональность появляется как априорная предпосылка исследования, лишенная объяснительного содержания и почти наверняка ложная. Что же касается неоклассической экономической теории, наиболее развитой формы этого направления общественной мысли, ее, может быть, лучше всего рассматривать как нормативную теорию эффективного действия, порождающую множество методик для достижения данных целей, а не как объяснительную теорию, способную пролить свет на действительные эмпирические эпизоды, т. е. как праксиологию16, а не социологию.
Кроме защиты конкретной формы объяснения, индивидуализм обязан своим правдоподобием тому, что он, по-видимому, затрагивает важную истину, осознание которой объясняет его кажущуюсянеобходимость, а именно — идею, что общество образовано людьми или что оно состоит из, и только из, людей. В каком смысле это верно? в том, что материальные проявления социальных воздействий состоят из изменений в людях и изменений, произведенных людьми в Других материальных вещах: природных объектах, таких, как земля, и продуктах культуры (артефактах), полученных обработкой природных объектов. Можно выразить эту истину следующим образом:материальный облик общества =лица + (материальные) результаты их действий. Это та истина, которую индивидуалистымельком отметили только затем, чтобы затуманить ее своими апологетическими уловками.
Очевидно, что в методологическом индивидуализме действуют социологический редукционизм и психо- (или праксио-) логический атомизм, определяющие содержание идеальных объяснений в точном изоморфном соответствии с фиксирующими их форму теоретическим редукционизмом и онтологическим атомизмом17. В нем,таким образом, особо полно выражена та пара, определяющая метод и объект исследования (а именно, социологический индивидуализм и онтологический эмпиризм), которая, как я утверждал раньше... структурирует практику современного обществоведения.
Реляционную концепцию предмета социологии можно сопоставить не только синдивидуалистской концепцией, поясняемой на примере утилитаристской теории, но и с тем, что я буду называть «коллективистской» концепцией, лучше всего представленной, вероятно, работами Дюркгейма с их сильнейшим упором на понятие группы. Разумеется, группа Дюркгейма — это не группа Поппера. Она, если призвать на помощь сартровскую аналогию, более похожа на сплав, чем на дискретный ряд18. (,..)Тем не менее ключевые понятия Дюркгейма, такие, как «коллективное сознание», «органическая» против «механической» солидарности, «аномия» и т.д., — все получают смысл от их связи с идеей коллективной природы социальных явлений. Поэтому для Дюркгейма, по крайней мере в той степени, в какой он остается позитивистом, устойчивые отношениядолжны быть воссозданы из коллективных явлений; тогда как с реа-листской и реляционной точки зрения, выдвигаемой здесь, коллективные явления рассматриваются главным образом как выраженияустойчивых отношений. Заметим, что, по этой концепции, не только есть социология, по существу, не занимающаяся группой, но даже и социология, не занимающаяся поведением.
Если Дюркгейм сочетал коллективистскую концепцию социологии с позитивистской методологией, то Вебер — неокантианскуюметодологию с еще, в основном, индивидуалистской концепцией социологии. Его разрыв с утилитаризмом совершается главным образом на уровне формы действия или типа поведения, которые он готов признать, но не на уровне выбора единицы исследования. Знаменательно, что точно так же как импульс, содержащийся в выделении Дюркгеймом качественно новых свойств группы, тормозится его постоянным обращением к эмпирицистской эпистемологии, так и возможности, открываемые веберовским выделением идеального типа, сдерживаются его постоянной привязанностью к эмпирицистской онтологии. В обоих случаях остаточный эмпирицизм сдерживает и в конечном счете уничтожает реальное научное продвижение19. Ибо так же бесплодно пытаться укрепить понятие социального на основе категории группы, как пытаться обосновать понятие необходимости на опыте. Я думаю, что по-настоящему сделал попытку сочетать реалистскую онтологию и реляционную социологию Маркс20. Подытожим наши четыре направления общественной мысли в таблице.
Таблица 2.1. Четыре направления общественной мысли
Утилитаризм Вебер Дюркгейм Маркс |
эмпирицистский неокантианский эмпирицистский реалистский |
Индивидуалистский индивидуалистский коллективистский реляционный |
NB. Понятия, относящиеся к методу (социальной эпистемологии), опираются на фундамент общей онтологии; понятия, относящиеся к объекту (социальной онтологии), подкрепляются общей эпистемологией.
Следует заметить, что поскольку отношения между отношениями, составляющие собственно предмет социологии, могут бытьвнутренними, то, вообще говоря, только категориятотальности в состоянии адекватно выразить его. Некоторые проблемы, вытекающие из этого, будут рассмотрены ниже. Но сперва я хочу разобрать природу связи между обществом и сознательной деятельностью людей.