16. Поход монгольской армии в Среднюю Азию и Европу.

История каждого народа начинается только тогда, когда глухие таящиеся в глубинах душ народных, стремления находят какого-нибудь гениального выразителя, крупную личность, героя из его среды. Только тогда «племя, «род» становятся народом, только тогда, с памятью об этом герое, пробуждается в умах народа сознание о своем единстве и в пространстве, и во времени; память делает историю¹. Таким героем монгольского народа стал Чингис-хан; до его появления монгольского народа, как единого целого, каковым узнала его всемирная история — не было. Были рода и племена, растительно свежа, буйственна и богата была их жизнь. Страсти были первобытны, не стеснены, ярки как цветы, покрывающие весною монгольскую степь. Личность не играла роли, жили все родовой жизнью. С момента появления Чингис-хана отдельные роды и племена монгольские, объединившись, стали народом историческим, а его герои пробудили у народов Азии и Европы, — у одних сочувственный, восхищенный отклик, у других — ужас и страх, — подобно тому, как клекот орлинный заставляет волноваться мирный птичий двор².

Прочно утвердившись на престоле, Чингис-хан, со свойствен­ными ему энергией и организаторским талантом, продолжал деятельно работать по устройству своей обширной кочевой державы.

В основу ее он положил родовой быт тогдашнего монгольского общества: та же соподчиненность лиц и классов как в одном племени, возглавляемом степным аристократом, с той разницей, что в империи эта иерархия получала более грандиозное развитие.

Во главе каждого рода — его вождь, несколько родов составляло племя, возглавляемое лицом более высокого ранга, которое, в свою очередь, подчинялось еще высшей степени, и так далее до хана. Родовой быт воздвигает идею личности, идею возглавления рода, подчиненности единоличному авторитету, — словом, начала близкие к принципам военной организации, — причем все это освящено глубокой религиозностью народной массы, — религиозностью, отличающеюся и по сие время той характерной особенностью, что веру исповедывают не только формально, но и претворяют ее в свою повседневную жизнь, так что религия вошла в быт и быт в религию. Это была одна из главных основ Чингисова государственного строительства.

Несмотря на свои строго аристократические воззрения, Чингис-хан, при назначении на высшие должности по войску и по администрации, никогда не руководствовался только происхождением, а принимал в серьезное внимание техническую годность данного лица и степень его соответствия известным нравственным требованиям, признававшимся им обязательным для всех своих подданных, начиная от вельможи и кончая простым воином. Огромную помощь в таком выборе сотрудников оказывало свойственное ему, как и большинству гениальных людей, глубокое знание человеческой души и умение распознавать людские характеры. Добродетели, которые он ценил и поощрял, были: верность, преданность и стойкость; пороки, которые особенно преследовал у своих подчиненных, — измена, предательство и трусость. По этим признакам Чингис-хан и делил людей на две категории. Для одного типа людей их материальное благополучие и безопасность выше их личного достоинства и чести; поэтому они способны на трусость и измену. Такой человек подчиняется своему начальнику из-за его силы и мощи, посредством которых он может лишить его благополучия и жизни: поэтому он трепещет перед его силой. Он подчинен своему господину в порядке страха, он в сущности раб своего страха. Изменяя своему господину или предавая, его, человек такого типа думает избавиться от источника страха.

По времени восшествия Чингис-хана на императорский престол относится окончательное установление им основ организации своей армии. Организация эта явилась результатом обширного боевого опыта предыдущих десятилетий, «шедших, как мы видели, в почти непрерывных войнах, во время которых успели в полном блеске развернуться полководческий гений и организаторские способности великого, монгольского завоевателя. Хотя военное искусство монголов продолжало развиваться и в последующее время царствования Чингис-хана, а также при его преемниках особенно в отношении применения к военному делу техники, заимствованной у культурных врагов, и их развитие могло, конечно, повлиять на подробности военной организации, все же в основных своих чертах устройство монгольских Вооруженных Сил разработанные Чингис-ханом и его сподвижниками приемы боевых действий сохранили свои характерные черты.

Чингис-хан позаботился устройством своей гвардии.

Он хотел иметь не только надежную личную охрану, охрану своих кочевых ставок и отборный корпус, но и учреждение, которое под его личным руководством и постоянным наблюдением, являлось бы школой из которого бы могли выходить его верные сподвижники, лично ему известные, которых бы он мог назначать на разные должности и которым мог бы давать различные поручения сообразно индивидуальным особенностям каждого. «Все гвардейцы (кэшиктэн) должны быть аристократического происхождения. Ныне, когда Небо повелело мне править всеми народами, для моей охранной стражи, Кэшик, стрелков и других, — повелел Чингис-хан, — пусть наберут десять тысяч человек из тех тысяч и сотен. Этих людей, которые будут находиться при моей особе, должно набрать из детей чиновных и свободного состояния лиц, и избрать ловких, статных и крепких» кто из тысячников, сотников, и десятников, и людей свободных воспротивится, тот, как виновный, подвергается наказанию».

Эта аристократическая гвардия пользуется различными привилегиями и особым почетом. «Телохранитель моей охранной стражи (Кэшик)», — повелевает Чингис, — «выше внешних (т.е. линейных, армейских тысячников; домашние их выше внешних сотников и десятников. Если внешний тысячник, считая себя равным Кэшикту охранной стражи, заспорит и будет драться с ним, то подвергается наказанию». Все гвардейцы находятся под личным наблюдением монгольского императора, он сам разбирает все их дела. «Начальствующие над охранной стражей, не получив от меня словесного разрешения, не должны самовольно наказывать своих подчиненных. В случае преступления кого-либо из них непременно должно докладывать мне, и тогда, кому следует отрубить голову, тому отрубят; кого следует бить, того будут бить»¹.

В составе гвардии имелась еще особо отборная часть — «тысяча храбрых (багатуров). В битвах этот отряд употреблялся в решительные моменты, а в спокойное время составлял личную охранную стражу хана².

Вся монгольская армия, по старому, идущему из дали веков, обычаю, была организована по десятичной системе, т.е. поделена на тысячи, сотни и десятки; во главе крупных подразделений имелись опытные и лично известные верховному вождю начальники.

Роды и племена, смотря по их численности, выставляли строевые конные десятки, сотни и тысячи. Мелкие роды и племена, которые не могли укомплектовать целой строевой единицы, соединялись по несколько в одну родовую или одну племенную группу в противоположном случае они разбивались на меньшие группы.

Следующие по порядку войсковые единицы — десятки тысяч, — тьмы или «тюмени» (туманы) — лишь в редких случаях могли быть составлены из людей одного племени; обыкновенно составлялись из разных племенных групп, выставлявших каждый по несколько тысяч, с тем, чтобы в общей сложности была тьма. Иногда способ смешения племен в строевых единицах применялся намеренно; с целью парализования племенного сепаратизма.

Вся боевая сила монгольской армии заключалась полностью в ее коннице, исполнявшей обязанности всех родов войск. При такой разнице в условиях мы видим в монгольском порядке компактные массы в глубоких строях, долженствовавших увеличить до возможных пределов силу удара (шока), с целью, например, прорыва центра противника, сбить одно из его крыльев и т.п.

Задача лежала, главным образом, на легкой пехоте, которая, кроме того, «обязана была прикрывать фалангу с фронта от метательного оружия и боевых колесниц неприятеля. Таким образом, легкая пехота во время боевого наступления фаланги исполняла задачи преимущественно пассивного карающего.

В противоположность этому, массы тяжелой конницы монголов обладали маневренной способностью в высокой степени, а их легкая конница исполняла в бою весьма активную и вовсе не второстепенную роль. Первые не только проводили сокрушительный удар в тот или другой участок неприятельского фронта, но и могли отталкивать его фланг, а также быть брошенными ему в тыл. Благодаря способности к маневру, точку для главного удара не было надобности намечать заблаговременно: она могла оголиться и во время хода боя в зависимости от слагающей обстановки.

Если же враг оказывался стойким, то действия легкой конницы, во всяком случае, позволяли определить его расположение, слабые места или наиболее выгодные для нанесения главного удара участки, куда быстро и скрытно, с искусным применением к местности, подводились в глубоких сомкнутых строях тяжелые конные массы в несколько линий. Благодаря своей высокой маневренной способности, эти массы имели перевес даже над доблестной рыцарской конницей Европы, славившейся своей могучей ударной силой и искусством в одиночном бою, но крайне неповоротливой.

Вооружение. Основу вооружения составляли луки со стрелами. Стрелы отличались необычайной остротой. Монголы были мастерами в их изготовлении и отточке. Приучаясь к стрельбе из лука с трехлетнего возраста, монгол был также превосходным стрелком. Даже многие монгольские женщины учились стрельбе, не говоря о том, что каждая умела ездить верхом, так же и мужчины. Часть лучников была вооружена дротиками. Всем всадникам легкой конницы были присвоены и сабли как оружие рукопашного боя, может быть более легкого образца, чем сабли мечников.

В тяжелой кавалерии люди имели кольчуги или кожаные латы; головной убор их состоял из легкого кожаного шлема с прочным назатыльником для предохранения шеи от сабельных ударов. Главным оружием для нападения мечников были кривые сабли которыми они владели в совершенстве, и пики; кроме того, у каждого имелась боевая секира или железная палица, которые подвешивались к поясу или к седлу. В рукопашном бою, а также стычках в составе небольших партий, монголы старались сбрасывать или стаскивать врагов с коней; для этой цели служили прикрепленные к пикам и дротикам крючья, а также арканы конского волоса, которые накидывались на неприятеля с недалекого расстояния, подобно тому, как кочевники и до сих пор ловят полудиких лошадей из своих табунов. Захваченный петлей аркана неприятельский всадник стаскивался с коня и выволакивался по земле. Этот же прием применялся и против пешего противника.

Оценку монгольской армии дал исследователь Марко Поло: «Воооружие монголов превосходно: луки и стрелы, щиты и мечи; самые лучшие лучники из всех народов». Наездники, выросшие на коне с малых лет. На диво дисциплинированные и стойкие в бою воины, причем в отличие от дисциплины, созданной страхом, которая в некоторые эпохи господствовала в европейских постоянных армиях, — у них она основана на религиозном пониамании соподчиненние власти и на родовом быте. Выносливость монгола и его коня изумительны. В походе их войска могли двигаться целые месяцы без возимых запасов продовольствия и фуража коня — подножный корм; овса и конюшни он не знает».

Стратегия и тактика Чингис-хана. Для обсуждения вопроса о предстоящей войне и ее плане собирался Курултай. Там же постановляли все, что необходимо было для составления армии, сколько с каждого десятка кибиток брать воинов и прочее, а также определяли место и время сбора войск.

Верховное командование осуществлялось самим императо­ром. Вторжение в страну противника производилось несколькими армиями в разных направлениях, получающих такое отдельное командование. Полководец Чингис-хан требует представления плана действий, который он обсуждает и обыкновенно утверждает, лишь в редких случаях внеся в него свои поправки. После этого исполнителю предоставляется, в пределах данной ему задачи, полная свобода действий, при условии поддержания тесной связи со ставкой верховного вождя. Лично император присутствует при первых операциях. Как только он убеждается, что дело хорошо налажено, он предоставляет молодым вождям всю славу блестящих триумфов на полях битв и в стенах покоренных крепостей и столиц.

Особое внимание уделялось разведке. Высылались в неприятельскую страну шпионы и добывались «языки».

Когда предвиделась встреча в поле с неприятельской армией, монголы обыкновенно придерживались одного из следующих двух способов: либо они старались напасть на неприятеля врасплох, быстро сосредоточивая к полю сражения силы нескольких армий, либо, если противник оказывался бдительным и нельзя было рассчитывать на внезапность, они направляли свои силы так, чтобы достигнуть обхода одного из неприятельских флангов.

Кроме двух указанных способов, монгольские вожди, применяли и разные другие оперативные приемы. Например, производилось притворное бегство и армия с большим искусством заметали свои следы, исчезнув из глаз противника, пока тот не раздробит своих сил и не ослабит мер охранения. Тогда монголы садились на свежих заводных лошадей, совершали быстрый налет, являясь как будто из-под земли перед ошеломленным врагом.

Состав, военное устройство и военное искусство войск Тамерлана

Войска Тамерлана состояли из пехоты и конницы.

Впрочем, пехота его в дальних степных походах была снабжена лошадьми. Конница или по крайней мере значительная часть ее, в случае надобности, была приучена сражаться в пешем строю, следовательно, соответствовала нашим драгунам; она спешивалась в случаях, когда надобно было вернее и сильнее стрелять из лука но, без сомнения, действовала лучше на лошадях, нежели в пешем строю, потому что кочевые народы с малолетства свыкаются с лошадью.

Конница разделялась на простых и отборных воинов, составлявших легкую и тяжелую конницу.

Для действий в горах Тамерлан имел особого рода пехоту, составленную из горских жителей, привыкших к горной войне, умевших влезать на крупные утесы; воины эти часто оказывали услуги при овладении ущельями, горными проходами и крепостями, расположенными на крутых горах. Войска, как и у Чингисхана, были разделены на десятки, сотни, тысячи, тумыни.

Тактические правила Тамерлана.

В то время, когда почти все народы, не имея правильного строя сражались толпою без тактических соображений, увлекались в бой, следуя стремлению своей храбрости, бросаясь на неприятеля без порядка, войска Тамерлана имели правильный строй и несколько линий, которые они постепенно вводили в бой, и наконец, когда последовательными нападениями неприятель был ослаблен и утомлен, они вводили в дело сильный и свежий резерв, составленный из лучших войск, который и мог всегда решать победу. Заметим еще, что передняя линия, составляя весьма незначительную часть всего отряда, была очень слаба, чтобы выдержать натиск неприятеля; что подкрепления у Тамерлана посылались сначала с обоих крыльев из середины, потом уже с флангом, и только в самую решительную минуту сражения двигались резервы; от этого сберегались фланги и свежие силы.

Военно-политические правила Тамерлана для завоевания государств. Не должно действовать оружие там, где можно достигнуть цели политикой. Прежде начатия войны надобно изучать пути, удобные для нападения и для отступления, и отыскивать средства действовать на нравственные силы неприятельского войска, а также на их правителей и главнокомандующих. Не откладывать завтра того, что можно сделать сегодня. Когда какое-либо государство делается жертвой насилий, жестокости, тиранства, когда сердца народа восстановлены против правительства, обязанность справедливого государя, по мнению Тамерлана, позаботиться об отвращении этих бедствий; он должен объявить такому государству войну, и Бог поможет ему извлечь такую страну из бездны зол. Если в каком-либо государстве ослабеет вера, или служители ее поруганы, то обязанность благочестивого государя войти в него и восстановить веру Магомета; он может твердо положиться на помощь пророка.

Тамерлан сам выбирал людей для разных отраслей управленя, сам наблюдал за всеми; по его словам, он обращался с людьми с кротостью, человеколюбием и терпением, вводил порядок и требовал исполнения постановлений; для поощрения подчиненных не щадил сокровищ, приглашал к своему столу, входил в их нужды, старался быть справедливым и беспристрастным и держал своих подданных и войска, как он выражался, между страхом и надеждой.

Через особых доверенных людей он узнавал о положении народа, приноравливался к нравам и обычаям его, стараясь приобрести его любовь; назначал в области правителей, знавших нравы и обычаи народа и которых желали сами жители. Для разбора дел между народом и войсками назначал особых судей; если войска и их начальники получали содержание от городов и областей, в которых были расположены, то области для этого были разделяемы на участки; войскам было запрещено требовать от жителей более положенного; для наблюдения за этим каждый участок имел двух надзирателей: один из них защищал жителей от насилий и излишних поборов для этого вел счет всему, выдаваемому жителями войскам, другой вел счет всему, что получалось войсками.

III

17. Сроки службы для постоянного состава не были одинаковыми. Основная масса воинов служила непродолжительно, только телохранители, слуги и гвардии царей и фараонов служили бессрочно.

Подготовка войск также была различной. Воин кочевник «воин не знающий усталости в походе, легко переносящий всякое лишение, хитрый и ловкий», с раннего детства проводит свою жизнь в седле и в вечном движении. Арабский летописец IX в. ал-Джазих пишет: «если бы ты изучил длительность жизни тюрка и сосчитал его дни, то нашел бы, что он сидел на спине своей лошади больше, чем на поверхности земли».

Итак, основами боевой подготовки саков являлись:

искусство верховой езды,

стрельба из лука,

владение приемами борьбы (единоборства)

воинская дисциплина.

Древние летописцы отмечали характерную для обитателей степи верность традициям кочевой жизни, ее неписаным законам, так, при столкновениях с врагами мужчины вооружались, избирали предводителя и отправлялись в поход, оставляя хозяйство на попечении женщин.

Нарушение воинской дисциплины, обнажение оружия против ближнего каралось смертью.

Каждый человек знал, из какого он рода - племени и где находятся места его родных кочевий, был уверен: случись беда, набег врага, приди болезнь или старость - сородичи не бросят несчастного одного, защитят, всегда для него найдут пищу и кров.

Любую войну можно выиграть, только опираясь на народ.

Народ может поддерживать или отвергать войну, принимать в ней активное или пассивное участие, выступать творцом новейших средств, форм и способов ее ведения, если политические цели совпадают с интересами всех слоев общества. Коренным интересам народов отвечают справедливые войны. Именно саки в борьбе с персидскими войсками и македонцами вели справедливую войну, они защищали свою страну от порабощения, поэтому целесообразно подчеркнуть высокий моральный дух воинов, жажду мести и гнева, силу и упорство, их свободолюбие и нежелание быть угнетенными.

Вполне очевидно, что никакие, даже самые эффективные, средства борьбы не могут обеспечить быстрое и решительное поражение противника в случае отсутствия моральной и психологической готовности воинов к вооруженной борьбе. Высокая политико-моральная и психологическая подготовка людей, профессиональное мастерство, способствуют развитию средств, форм и способов ведения боевых действий.

Победа в бою зависит от дисциплинированности войск, уме­ния беспрекословно выполнять приказы, самоотверженности и храбрости воинов.

О высокой дисциплине в армии массагетов говорит такой пример: «почти мгновенно беспечный, безалаберный лагерь кочевников превратился в огромное конное войско».

Кроме того, чередование различных степных, лесных и пустынных, горных и пойменных речных ландшафтов давали хорошую возможность на этой территории вести кавалерийские атаки, предпринимать маневры и даже отступать.

Говоря о военном искусстве казахских войск, необходимо отметить, что действиям казахских отрядов была присуща определенная организованность. Готовясь к сражению, они обычно проводили разведку. Затем, направляясь к месту схватки, старались двигаться скрытно в целях обеспечения внезапности нападения.

Довольно точные описания тактики действий казахских войск дает историк А.И. Левшин: «Набеги свои производят они по большей части ночью, нечаянно и без всякого порядка, но с удивительным стремлением и криком, имея при себе разного рода оружие, как то: сабли, ружья, стрелы, палки, каменья, наконец арканы или веревки для пленения неприятелей. Первый удар или первая атака бывает всегда сильной, и устоять против нее нелегко».

Уточнения в планы битв вносились по результатам действий небольших дозоров, выяснявших обстановку.¹

Например: Накануне генерального сражения Анракайской битвы высокое воинское мастер-проявил Богенбай батыр.

Проникнув в лагерь противника, он взял «языка», учинив допрос, получил сведения о боевом порядке противника, что позволило разработать план ведения боевых действий казахскими войсками и предопределило исход сражения. Было принято решение разделить казахские войска на две части и применить тактические приемы «Журе согыс» (бой с преследованием) и «Аша согыс» (бой на двух направлениях).

Командование казахских войск лучше знало местность и умело использовало высоты, балки и заросли кустарника для размещения своих главных сил, засад и резервов. В сражениях казахские отряды наступали обычно лавой (лап бepiп) или обходя противника с флангов, хорошо маневрировали.

Началу общего наступления обычно предшествовала тщательная подготовка войск. Важнейшими тактическими приемами стали: массирование сил на двух главных направлениях, стремительные атаки на отдельных направлениях, применение рассыпного конного строя или в необходимых случаях плотных отрядов, с широким маневром. Исследования военных историков показывают, что огромную роль в любой битве (сражении) играет умелое руководство войсками,

Отступая пускались на тактическую хитрость: быстро рассыпались по степи и вновь собирались в отдалении для следующего удара. Довольно действенным тактическим средством, широко использовавшимся казахами, служили палы (поджоги степи). Искусное гибкое маневрирование накладывало отпечаток на боевые порядки - они были размещены по фронту и в глубину.

Любое сражение начинали с поединков один на один (жекпе-жек), затем стрельбой из луков, для чего использовали так называемую «лаву» или использовали тактический прием «карусель» (шырайналдыру теот).

Таковы славные страницы боевого искусства и воинских традиций казахов, борьбы наших предков за свободу и независимость от иноземных поработителей, дошедшие до нашего времени.

18. С самого начала XVII в. Казахские ханства переживали глубокие потрясения, вызванные дальнейшим обострением внешнеполитического положения.

Хану Тауке на время удалось преодолеть междоусобицы, восстановить спокойствие в жузах с помощью усиления влияния биев, тем самым, обезопасив кочевья казахских родов от внешних вторжений. Этому в немалой степени способствовало то обстоятельство, что он в своём распоряжении имел, по свидетельству источников, около 80 тыс. воинов. Однако борьба за власть и сепаратизм султанов вскоре нарушила единство, чем незамедлительно воспользовались соседи. С юга казахов теснили среднеазиатские ханства - Бухара, Хива; с юго-запада совершали набеги волжские калмыки, поддерживаемые яицкими калмыками; с севера нападали сибирские казаки; на кочевья за Яиком претендовали башкиры.

Но наиболее грозная опасность нависла над казахским народом с востока, со стороны сильного и агрессивного военно-феодального Джунгарского ханства. Борьба между казахскими и джунгарскими владыками продолжалась более века. В основе её лежало соперничество из-за пастбищ. По мере роста численности поголовья скота кочевники вынуждены были расширять необходимую для скотоводческого производства территорию.

Так, в 1635 г. на западе Монголии или в северо-западной части Центральной Азии сформировалось сильное кочевое государство - Джунгарское ханство, состоящее из монголо-ойратских племен: хоитов, дэрбэтов, чоросов, хошуотов и торгутов. Основу экономики Джунгарского ханства составляло экстенсивное кочевое скотоводство, как и у соседних казахов, халхасов, алтайцев.

Эпизодические вторжения джунгар на территорию Казахстана начались ещё в XV в. В конце XVI в. небольшая часть ойратов после неудачных набегов на казахов попали в зависимость от казахского хана Тауеккеля. Сам Тауеккель в своих грамотах в Москву именует себя «царём казацким и калмыцким». Потерпев тяжелое поражение в войне с Цинской империей (1690 - 1697 гг.), джунгарские феодалы пытались возместить утраченное за счёт завоевания Казахстана и Средней Азии.

В 1698 г. тумены ойратского хунтайджи Цэван-Рабдана вторглись в кочевья Старшего жуза, что положило начало новой полосе вооруженных столкновений между ойратскими (калмыцкими) и казахскими феодалами. Именно с этого времени джунгарская опасность начала превращаться в главную опасность, угрожающему самостоятельному существованию Казахстана.

После начала второй ойрато-цинской войны 1717 - 1722 гг. натиск джунгар на Казахстан ослабевает. Воспользовавшись этим, казахи вновь нанесли им удар. Таким образом, на протяжении двух с лишним десятилетии между Казахскими ханствами и Джунгарией периодически вспыхивали вооруженные конфликты, не приносившие решающего успеха не одной из сторон.

Наконец, заключив мир с Цинской империей, ранней весной 1723 г. ойратские феодалы всей своей мощью обрушились на Казахстан и Среднюю Азию. Население кочевых районов Казахстана, занятое подготовкой к переходу с зимних стоянок на летние пастбища, было застигнуто врасплох. Сметая на своём пути заслоны из разрозненных и немногочисленных казахских отрядов, джунгарские войска быстро продвигались вглубь Казахстана, оставляя после себя груды мёртвых тел, пепел пожарищ, угоняя в Джунгарию десятки тысяч пленных, караваны награбленных богатств.

Один за другим после ожесточённых схваток в руки ойратов переходили казахские и среднеазиатские города - Ташкент, Сайрам, Туркестан и др. Бросая скот и имущество, казахи уходили в Среднюю Азию и на запад: Средний и Старший жузы - к Ходженту и Самарканду, Младший - в Хиву, Бухару, к Волге и Астрахани. Наплыв значительных масс кочевников и бежавших из земледельческих и ремесленных центров в города и области Средней Азии привело к обострению межнациональных противоречий, голоду, разрухе, вытеснению жителей этих оазисов в глухие, безводные районы. Узбекский историк Мухаммад Якуб Бухари писал, что «в Бухаре наступил такой голод, что даже человеческое мясо пошло в пищу людям, мертвых не хоронили, а съедали. Наступило полное смятение. Повсюду люди, покинув родные места, разбрелись в разные стороны. В Бухаре остались два гузара (квартала) жителей, в Самарканде ни одной души не осталось». То страшное время вошло в историю казахского народа, как годы Великого бедствия, а в устных казахских преданиях именуется «Актобан шубырынды».

Выражение «Актобан шубырынды» означает, что люди в полном изнеможении от голода и усталости бросились на землю и пластом залегли у озера Алаколь. На пути отступления казахов лежало два озера с одинаковым названием Алаколь. Первое находилось на левом берегу Сырдарьи, а другое - на правом, в 90 километрах от Ташкента.

Следует сказать о другой горькой правде. Если бы царское правительство прислушалось к обращениям казахских ханов Тауке, Кайыпа, Абулхаира о добрососедских отношениях и союза в борьбе с Джунгарией, то последняя не осмелилась на опустошительный поход в 1723 г. В царской России в это время один за другим происходили народные бунбы и правительству было не до проблем соседних народов.

Казахи Среднего жуза долго не смогли оставаться в пределах среднеазиатских ханств, ибо местные правители не только не предоставляли им кочевья, но заодно с джунгарскими захватчиками не прочь были пограбить казахов.

Массовое передвижение казахов на запад вызвало большую тревогу среди кочующих между Жайыком и Волгой калмыков. Новая волна пришедших на Жайык казахов была на столь значительна, что под вопросом находилась сама судьба Калмыцкого ханства. Об этом свидетельствует просьба калмытских владетелей к царскому правительству о военной помощи, для охраны своих летних кочевий по левому берегу Волги. Так, в середине XVIII в. Жайык стал границей между казахами и калмыками.

В годы Великого бедствия обострились отношения казахов с Бухарой, Хивой, Ферганой и другими регионами Средней Азии, ввергли в голод и местное оседлое население. Положение казахов осложнилось еще и тем, что их передвижение под давлением джунгарских отрядов на запад привело к столкновению с туркменами, нарушению дружеских взаимоотношений с каракалпаками.

Огромные потрясения, вызванные джунгарским нашествием, массовая потеря основного богатства (скота) привели к экономическому кризису. А это, в свою очередь, усилило политические противоречия среди правящей казахской верхушки. Выходом из создавшегося положения мог быть лишь организованный отпор врагу, который остановил бы экономический и политический распад казахских жузов.

В результате джунгарского нашествия нависла угроза существования не только казахского народа. Судьба народов Средней Азии могла быть ещё трагичнее, если бы не нашлись в казахской степи силы, способные не только остановить, но и изгнать захватчиков.

Тактика действия казахских ханов, батыров в войнах с джунгарами

Образование государства казахов и постоянные войны, как с врагами внешними, так и междоусобные за власть в степи, вырастили не одно поколение султанов, ханов и батыров обладавших стратегическим мышлением, прекрасных тактиков наделенных дальновидностью политическим мышлением биев.

В битвах зарождалось военное искусство казахов. История полна военными сражениями, в которых со всей очевидностью проявились, полководческие качества ханов и батыров, мужество и отвага казахского народа. Оценивая характер джунгарских войн приходишь к заключению, что она была народная, отечественная.

Примером воинской доблести и военного искусства служит битва в ущелье Орбулак. В 1643 году Жангир-хан, выступивший совместно с самаркандским войском во главе с Жалантос-батыром одержал блистательную победу над джунгарами.

Благодаря искусному использованию местности и возможности имевшегося вооружения, построения боевых порядков, они, сумели нанести поражение 50-ти тысячному войску хонтайджи Батура, уничтожив более 10 тысяч его воинов. Битва в ущелье Орбулак, по своему тактическому замыслу, мужественному и талантливому претворению должна войти в учебники истории войн и военного искусства, так-же как вошла битва при Фермопилах, где в 480 году до н.э. 300 спартанцев во главе с царем Леонидом погибли, но не пропустили персидское войско через горный переход. К счастью, история битвы при Орбулаке, дошла до нас в описаниях русских источников. Военные действия казахов через века получили свою достойную оценку в постановлении Правительства Республики Казахстан «О 350-летии Орбулакской битвы».

Укрепление Казахского ханства в период правления Тауке, его союз с киргизами и каракалпаками ослабили на время натиск джунгар на казахские земли. Обладая полководческим талантом, при нападении в 80-х годах XVII в. джунгаров под командованием хунтайджи Галдана, он умело организовал достойное сопротивление искусно построив оборону городов южного Казахстана, и особенно Туркестана. Ожесточенное сопротивление оказали жители Сайрана, убив оставленного Галдана наместника, что вызвало повторное вторжение ойратских армий.

В 1690-1697 гг. Джунгарское ханство потерпело тяжелое поражение в войне против Цинской империи, потеряв значительную часть территории и людей, в том числе, и гибель самого Гал-Дана-Батокту. Но, несмотря на это, ойратское государство оказалось достаточно жизнеспособным. Вставший еще при жизни Галдана у руля государства его племянник Цэван-Рабдан, энергично принялся за дело укрепления ханства, повернув острие своей внешней политики в сторону Казахстана, Средней Азии и Южной Сибири.

После вторжения в 1782 г. дух народа не был сломлен. Казахи начали партизанскую войну и первая победа была одержана под руководством батыров Тайлака и Саурыка у реки Буланты (Джезказганская область). Эта местность получила название Калмак-кырылган -место гибели Калмыков. Победа усилила сопротивление и тягу к единству.

Сплотить изученных жестокой судьбой кочевников в единый народ было делом непростым. Для этого требовалось, прежде всего, держать бразды правления в крепких руках. Чтобы сохранить единство народа приходилось проявлять высокие образцы чести и достоинства, справедливости и мудрости, риска и благоразумия, способности в степном люде возбудить страстное стремление целостности и независимости. И такие люди нашлись. История знает их имена: Толе-би, Казыбек-би, Айтеке-би. Они явили миру качество исключительной прозорливости и величия, сумели внушить народу великую истину: тот, кто на крутом перевале истории лишился единства, тот лишается и жизни.

Их героическая жизнь и деятельность нам, потомкам - достойный урок подражания.

В истории казахского народа насчитывается более ста крупных биев являющихся крупными политическими деятелями своего времени. Бий Толе, Казыбек и Айтеке среди них были наиболее замечательными фигурами, идеологами казахской государственности непревзойденными ораторами, философами и политическими деятелями.

В 1726 г. на холме недалеко от Чимкента названного впоследствии Ордабасы - «Главная ставка» на великий сбор собрались представители всех трех казахских жузов - ханы, бии, султаны и батыры. Здесь представители разбросанных по всей степи народа выработали стратегию единства и борьбы, которые проявились: единство - в избрании сардара - главнокомандующего, борьба - в немедленном наступлении на врага и освобождении родной земли.

Этому зову вняли бесстрашные хан Абылай и Самеке, батыры Богенбай, Кабанбай, Жанибек, Наурызбай, Раймбек, Есет и другие.

Избрание сардара происходило в напряженной борьбе, но и здесь мудрость великих биев выразилось в том, что, оценив полководческие способности и личную отвагу, они поддержали кандидатуру хана Абулхаира и народное ополчение получило достойного главнокомандующего, под руководством которого было выиграно несколько сражений.

Рассматриваемый исторический период отмечен ожесточенной борьбой с внешними врагами.

Казахским ханам Джангиру, Тауке, Абулхаиру, Абылаю удалось в значительной степени сконцентрировать свою власть, добиться успехов во внутренней жизни казахского общества и во время джунгарской агрессии. В значительной степени это обусловлено подъемом общественного положения батыров. В этот период выдвигаются замечательные плеяды батыров. В ряды батыров входили не только люди по происхождению из социальных верхов, но и из числа сильных, смелых, храбрых, честных и преданных родной земле людей из народных низов « кара-сюек».