Суд постоянных комиссий

Рассматривая судебный процесс Древнего Рима, следует упомянуть суд так называемых постоянных комиссий, возникших во II в. до н. э — квестий (quaestio repetundarum), которые должны были заменить комиссии, назначаемые сенатом для рассмотрения отдельных дел по обвинению в вымогательствах и притеснениях, совершаемых магистратами в провинциях. По закону Кальпурния Пизона (149 г. до н. э.) членами ко­миссии были сенаторы, а ответчиками - только магистраты или сенаторы. Следует отметить, что образование постоянной комиссии для рассмотрения уголов­ных дел само по себе означало правовой прогресс аристократии, для которой разрешение дел в немногочисленной комиссии, состоявшей из се­наторов, было более удобным, чем разбирательство в народном собрании. Но очень скоро после образования этого суда разгорелись юридические споры вокруг вопроса о составе присяжных. Эти юридические споры и прения отражали в области суда ту политиче­скую борьбу, которая наполнят историю последних полутораста лет римской республики. Следует подчеркнуть, что борьба эта была очень сложной. Поскольку, во-первых, в ней сталкивались народные, демократические массы с привилегированным, зажиточным слоем. Немецкий историк Рима Т. Моммзен (1817—1903 гг.) дал следующую характеристику римского уголовного судопроизводства, отражавшую обычный для автора субъективный подход к историческим со­бытиям, но правильную в отношении фактических данных: Римское уголов­ное судопроизводство утратило этим путем всякую принципиальность и опу­стилось на степень игрушки и орудия в руках политических партий; это было тем менее извинительно, что хотя эта процедура была предназначена пре­имущественно для политических преступлений, но она применялась и к дру­гим преступлениям, как например к убийствам и поджогам. Сверх того, ме­дленность этой процедуры и республиканское высокомерное презрение к не-гражданину были причиной того, что к этому формальному судопроизводству привилось более короткое уголовное, или, вернее, полицейское, судопроизвод­ство для рабов и для мелкого люда. И в этом случае страстная борьба по поводу политических процессов перешла за свои естественные границы н вызвала появление таких учреждений, которые много способствовали тому, чтобы мало-помалу заглушить в римлянах понятие о прочных нравственных основах правосудия (Т. Моммзен, История Рима, т. 1, стр. 411—412). Как и в прежних комиссиях, разбирательство носило гражданско-процессуальный характер и сводилось к определению суммы, подлежащей возврату ограбленным. Состав правонарушения определялся узко: закон за­прещал вымогательство (concussio) и вообще принятие всяких даров и по­дарков, а также запрещал магистратам приобретать недвижимое имущество в провинциях, которыми они управляли. По закону Гая Гракха (123 г. до н. э.) за вымогательство было назначено изгнание, и процесс по этим делам получил характер уголовного. Представитель демократических слоев населения, народный трибун Гай Семпроний Гракх, желая получить поддержку прово­димому им аграрному законодательству со стрроны денежной аристократии — всадников, провел в 133 году судебный закон (lex Sempronia judiciaria). Согласно этому закону присяжные в постоянной комиссии о вымогательствах избирались не из сена­торов, а из всадников. В эпоху реакции, наступившей после убийства Гракха и его сторонников на почве растущего недовольства италийского кре­стьянства, добивавшегося уравнения в гражданских правах с римлянами, снова разгорелась борьба между сенаторами и всадниками.

Представитель нобилитета Ливии Друз провел в 91 году как народный трибун закон, по которому присяжные в постоянных комиссиях избирались наполовину из всадников, наполовину из сенаторов, что фактически обеспечивало перевес за сенаторами. Второй пункт закона устанавливал высокое наказание за подкуп судей, третий пункт, по-видимому, и обеспечивший принятие всего закона в целом, касался раздачи земли и увеличения хлеб­ных выдач. Радикализм последнего пункта, а также обещание Друза италикам, даровать им права гражданства вызвали убий­ство Друза и отмену сенатом его закона. Борьба между сенаторами и всадниками продолжалась с воз­растающим ожесточением. Отдельные представители той и дру­гой группы, преследуя свои личные политические и имуществен­ные выгоды, нередко выдвигали демократические лозунги, выда­вая себя за представителей интересов широких народных масс. В отдельных случаях такие политические деятели, добившись с помощью демагогических обещаний, а иногда и посредством подкупа, избрания на должность консула, изменяли своей про­грамме и переходили на сторону другой партии. Политическая борьба осложнялась еще и тем, что Рим вел в эту эпоху ряд войн не только вне Италии (как например, в Малой Азии, в Греции и т.п.), но и со своими союзниками, италиками, добивавшимися уравнения в гражданских правах. И, начиная с восьмидесятых годов 1 в. до и. э., возвращавшиеся во главе победоносных римских войск консулы или проконсулы нередко обращали свое оружие против самого Рима. Таким об­разом, происходили ожесточенные гражданские войны. Овладев­ший при помощи военной силы Римом победитель облекался диктаторскими полномочиями и в числе других мероприятий всегда проводил изменения в устройстве суда постоянных комиссий, от­давая места присяжных в руки той или иной политической группы. Так, в 83 году сторонник сенатской партии Корнелий Сулла, вернувшись с победой из Малой Азии, после ожесточенной борьбы с сельскими и городскими низами захватил Рим, уничтожил своих противников, пополнил сенат своими тремястами офицерами и передал должности присяжных судей постоянных комис­сий сенаторам. Больше всего новых судебных комиссий возникло именно при Сулле: об отравлениях (quaestio de veneficiis), о подлогах (quaestio de falso), о злоупотреблениях на выборах (quaestio de ambitu), о преступлениях против величия римского народа (quaes­tio de majestate). При помощи этой последней комиссии Сулла, фактически бывший в течение ряда лет диктатором, расправился со многими своими личными врагами. Каждый из законов об учреждении постоянной комиссии определял и состав подлежащего разбору в ней преступления, и порядок разбирательства. До Суллы действовали, кроме уже названной комиссии по делам о вымогательствах, также постоянные комиссии по делам о разбое, связан­ном с убийством (quaestio de sicariis), о похищении казенного имущества (quaestio de peculatu). Так, закон Суллы об учреждении постоянной комиссии по делам об отравлении (quaestio de veneficiis) установил очень широкий состав этого преступления с одинаковой ответственностью для каждого, кто с целью убийства человека «изготовит продаст, купит, станет держать у себя или поднесет кому Яд» (venenum quicumquefecerit, vendiderit, habuerit, dederit). Однако соучастники одного преступления не судились вместе в одном процессе. Обвинение должно было быть предъявлено отдельно каждому из обвиняемых. Конечно, осуждение первого из соучастников, при существовав­шей в судебной практике широте рассмотрения обстоятельств дела. являлось как бы одновременным нравственным осуждением и других соучастников. Но юридического значения для других соучастников осуждение одного из них еще не имело. Закон устанавливал следующую льготу для обвинителя. До­бившись осуждения одного из соучастников, он мог требовать внеочередного рассмотрения дела каждого из соучастников в том же составе комиссии. Су­дебная же практика, как это видно из слов Цицерона, придавала осу­ждению первого из соучастников силу преюдициального решения при расссмотрении дел остальных соучастников. В своей речи в защиту Клуенция Цицерон объясняет суду, почему он счел возможным за несколько лет до этого выступать защитником Скамандра, обвинявшегося в попытке отравить Клуенция, но не выступал затем за­щитником Фабриция, обвинявшегося в соучастии со Скамандром в этом пре­ступлении: «Мы считали требованием гуманности вступиться за нечуждого нам человека, хотя бы и в подозрительном деле, пока это дело не было еще решено, но сочли бы бессовестной всякую попытку противодействовать пред­решенному уже его (Фабриция) осуждению». Подробное изложение обстоятельств дела Клуенция, хода процесса н предшествующих ему других, связанных с ним, уголовных дел см. в статье проф. Ф. Зелинского «Уголовный процесс XX веков назад» (сборник статей автора «Из жизни идей», т. II, СПб., 1911, стр. 285—342). См. еще Т. Mommsen, Romisches Strafrecht. Leipzig, 1889, S. 636. В состав присяжных судей комиссии по делам об отравлениях входило согласно закону Суллы 32 сенатора. В постоянных комиссиях оставалось: деление производства на две части, как и в гражданском .процессе, —перед магистратом (предварительное производство — in jure) и перед судом (рассмотрение дела по существу — in judicio). По существу дело рассматривалось под председательством особого претора, с участием более или менее значительного числа судей (присяжных) 32, 41, 50, 75, избираемых для каждого дела по жребию из общего годового списка (album judicum). После разгрома, потрясшего Рим, восстания рабов под пред­водительством Спартака.(73 г. до н. э.) победители его Красе и Помпей, ставшие консулами, должны были принять ряд мер по укреплению рабовладельческого строя. Снова был выдвинут во­прос о составе присяжных постоянных комиссий, и в 70 году Пом­пей провел закон (так называемый закон Аврелия Котта). Согласно этому закону был установлен смешанный состав при­сяжных из трех декури и одна треть из сенаторов, одна треть из всадников и одна треть из народных трибунов; вероятно это были плебеи, состоявшие в высшем податном разряде. Такой состав присяжных давал перевес всадникам, которые могли опи­раться на зажиточных плебеев.

При диктатуре Цезаря (49—44 г. до н. э.) путем введения крайне высокого имущественного ценза для. присяжных судей (400 000 сестерций, то есть 40 000 рублей) из суда фактически были устранены даже средние элементы. К концу республики постоянные комиссии пол­ностью вытеснили суд народного собрания. С выделением при Сулле шести особых преторов, возглав­лявших постоянные судебные комиссии, уголовный процесс стал резко отличаться от гражданского. Однако были случаи, когда политические соображения заставляли при­бегать к суду народного собрания. Цицерон в речи в защиту Клуенция опи­сывает, как народный трибун Л. Квинкций, защищавший Оппианикапо обви­нению в подстрекательстве к отравлению, после осуждения подсудимого по­стоянной комиссией (quaestio pertetua de veneficiis) возбудил дело против председательствующего в этом деле Г. Юния. «Лишь только Оппианик был осужден, Л, Квинкций, один из первых тогдашних демагогов, прекрасно умев­ший пользоваться толками людей и подлаживаться под настроения собирав­шейся в сходках толпы, решил, что ему представился прекрасный случай увеличить свою популярность за счет сенаторских судей, которые, как он за­мечал, перестали пользоваться доверием народа. Состоялась сходка, бурная и внушительная, за ней другая, затем еще несколько. Народный трибун громко утверждал, что судьи дали себя подкупить, чтобы вынести невинов­ному человеку обвинительный приговор, говорил, что отныне никто не обеспе­чен, что нет более правосудия, что нет возможности жить в безопасности тому, у кого есть богатый враг. Его слушатели, не имевшие понятия о самом деле, никогда не видавшие Оппианика, подумали, что и взаправду прекрас­ный добродетельный человек был погублен путем подкупа. Их подозритель­ность разыгралась, они стали требовать, чтобы дело было предоставлено им, чтобы все участвовавшие в нем были преданы суду При преторе каждой комиссии состояло несколько помощни­ков (judices quaestiones), которые по его поручению могли про изводить предварительное исследование дела, а также и председательствовать при разборе дела in judicio или помогать в ведении дела председательствующему претору. В республиканский период основной формой обвинения в судах постоянных комиссий было так называемое народное обвинение.

Предполагалось, что каждый римский гражданин, заинтере­сованный в охране благоденствия республики (ne quid detriment, rei publicae capiat), охотно возьмет на себя благородный труд (изобличению лица, виновного в преступлении. Сообразно с этим правовым положением суд не мог возбуждать дела по своей инициативе без наличия жалобы обвинителя'. Обвинителем в суде мог выступать каждый полноправный римский гражданин (quivis, quilibei unus ex populo), как говорят источники. Желающий выступил обвинителем должен был получить разрешение претора. Труд на родного обвинителя не оплачивался и считался выполнением общественного долга. Вместе с тем обвинитель, не доказавший вы­двинутого им обвинения мог быть привлечен оправданным к от­ветственности за клевету. Если желающих обвинить было несколько, претор выбирал главного обвинителя (так называемые subscriptores). Общее правило обвинительного процесса выражено Цицероном «Nemo nisi accusatus fuerit, condemnari potets» — никто не может быть осужден без соответствующего обвинения. О пределах ответственности обвинителя находим такое указание у Цицерона: «Допустим, что к ответственности привлечен человек невиновный, но все же навлекший на себя подозрение, как ни неприятен этот случай, все же, так или иначе, обвинителю можно простить, если он привел хоть какие-ни­будь улики и подозрения» (М. Туллий Цицеро н. Речь за Росция, XX, 56, Полное собрание речей под редакцией Ф. Зелинского, т, 1, СПб., 1901, стр. 45).

Следует подчеркнуть, что судопроизводство in jure состояло в том, что претор выслуши­вал обвинителя, а затем сообщал обвиняемому, доставленному обвинителем, сущность обвинения и опрашивал его: при отрица­нии последним вины претор рассматривал доказательства, пред­ставляемые обвинителем, объявлял, что такая-то жалоба против обвиняемого принята, и назначал день для явки. За это время стороны собирали доказательства. Уже в этой стадии процесса (in jure) обвинитель получал широкие полномочия от претора на собирание дополнительных доказательств, он снабжался особым удостоверением (litterae) на право получения необходимых ему для обвинения документов даже в принудительном порядке. Обвиняемый, как правило, находился на свободе. Личная явка сторон в суд была обязательна. При неявке "обвинителя дело прекращалось. Обвиняемый мог, не дожидаясь окончания процесса, покинуть суд, что считалось, если не юридически, то фактически равносильным признанию им своей вины. Цицерон в своей речи в защиту Клуенция очень красочно описывает такой уход из суда Фабриция, обвинявшегося в под­стрекательстве к отравлению. Его защищал мало известный ора­тор Цепазий, пытавшийся противопоставить несомненным дока­зательствам виновности Фабриция пышные фразы. «И вот, в то время как он был высокого мнения о своем лукавстве и произносил трогательные фразы, принадлежащие к самому секретному аппарату его искусства: «Взгляните, судьи: вот она—жизнь человека! Загляните: вот она изменчивая и при­хотливая игра счастья! Взгляните на старика Фабриция!» Не­сколько раз украшения ради, повторяя это слово «взгляните», — ему вздумалось «взглянуть» самому. Но было поздно, Г. Фабриций, махнув рукой, уже встал со скамьи подсудимый и ушел домой. Тут судьи стали хохотать; защитник разгорячился, не­годуя, что ему испортили всю защиту, не дав Досказать конца его фразы: «взгляните, судьи!» Казалось, он готов был пуститься вдогонку за подсудимым и, схватив его за шиворот, привести обратно его к скамье, чтобы затем произнести заключение своей речи.

Как видно из речи Цицерона, выступавшего обвинителем против быв­шего пропретора Сицилии Верреса, Цицерон произвел в силу такого полномочия подробное расследование (inquisitio) преступлений Верреса для того, чтобы обосновать обвинение в суде (in Judicio). «Я испросил себе краткий срок, чтобы произвести в Сицилии следствие... в 50 дней я успел исколесить всю Сицилию и собрать письменные сведения относительно убытков, понесенных как городами, так и частными лицами» (М. Тулий Цицерон, Речь против Верреса, II, 6, стр. 110).собственной совести, что самое главное, а затем силой закона и вердиктом судей». Обвиняемый всегда мог пользоваться помощью защитника. В Риме, который считается классической страной адвокатуры, первоначальное судебное представительство было выражением аристократического устройства государства: богатые и знатные граждане патроны оказывали судебную помощь своим подвластным клиентам. Только дальнейшее развитие привел к падению этой монополии судебной защиты, и в республиканском Риме развилась постепенно адвокатура, как свободная профессия, доступная для каждого гражданина. Защитники в широком смысле слова делились на три группы - advocati, laudatores и patroni, но, строго говоря настоящими представителями сторон являлись только патроны (называвшиеся иногда oratores или defensores): они избирались из достойнейших граждан специалистов-законников сколько вообще отличавшихся способностями и широкими знаниями. Так называемые «адвокаты» не участвовали в прениях, они либо давали сторонам юридические советы, либо своим присутствием выражали сочувствие той или другой стороне. «Лаудаторы» занимали среднее положение между защитниками и свидетелями. Они говорили не о фактах, составляющих сущность дел а о личных качествах обвиняемого. Patroni не получали никакого вознаграждения за защиту, лишь по окончании дела они могли принять почетный подарок о своего клиента: отсюда и название адвокатского вознаграждения — гонорар.

Судебные ораторы пользовались величайшим почетом: судебная защита обычно открывала путь к высшим государственны) должностям. Речи защитников отличались широтой и смелостью, большее внимание уделялось не юридической стороне, а оценке личности. Производство в суде (in judicio) начиналось составление по жребию списка присяжных, в котором принимали участие стороны, имевшие право отвода присяжных. Затем дело рассматривалось по существу, при этом соблюдались два основных правила: по каждому вопросу выслушивались обе стороны, обвиняемый пользовался теми же правами. М. Тулий Цицерон, Речь в защиту Клуенция. «Народ желает, обычай допускает, человеколюбие требует защиты», -говорит Цицерон. Термин происходит от латинского слова advocatus, под, которым республиканском Риме подразумевались друзья и родственники тяжущегося сопровождавшие его в суд и во время заседания дававшие ему совет) В эпоху империи слово aavocatus получило техническое значение «правозаступника», которое и сохранилось до сих пор. Первое слово претор предоставлял обвинителю, вслед за ним получал слово защитник. Закон Помпея сократил число дополнительных обвинителей и защитников и уменьшил время для обвинительной речи до двух часов и защитительной — до трех. После окончания речей допускалась altercatio: обвини­тель задавал краткие вопросы, на которые защитник или обви­няемый давали ответы для выяснения спорных моментов обвинения и защиты. Следующая часть процесса состояла в проверке доказательств. В первую очередь производился допрос свидетелей. Со времени Цицерона стороны уже в речах стали разбирать доказа­тельства. Свидетели допрашивались сторонами, сперва той, ко­торая вызвала данного свидетеля. Показания записывались в протокол и могли быть прочитаны, если дело рассматривалось вновь ввиду отказа большинства присяжных от решения вопроса о виновности. Свидетели-свободные давали перед допросом присягу. Ряд лиц не допускался к свидетельству, в частности вольноотпущен­ники против патронов, дети против родителей. Число Свидетелей не могло быть меньше двух. Свидетели-рабы подвергались пытке. Сперва считалось, что пыткой они закрепляют данные ими показания, но затем пытки стали применять для получения соответствующего показания. Пытка производилась за форумом, показания записывались и прочитывались на суде. Выступать против своего господина раб мог только по делам о государственных преступлениях. Если он должен был свидетельствовать против другого свободного гра­жданина, то его господин должен был дать согласие на приме­нение к нему пытки. Иногда господин подвергал своих рабов пытке у себя дома, чтобы получить показания в свою пользу или против другой стороны. Но в этом случае их показания могли иметь силу лишь при составлении специального протокола, скре­пленного подписями и печатями всех посторонних, присутство­вавших на пытке. «Audiatur et altera pars» («Да будет выслушана и вторая сторона»). «Non debet actori licere, quod reo non permittitur» («He должно быть позво­лено истцу (обвинителю) то, что не разрешается ответчику (обвиняемому»). «Testis unus — testis nullus». Это правило было, далее, воспринято ка­ноническим процессом, процессом феодальной эпохи и до сих пор сохранилось в английском процессе по делам о государственных преступлениях. Красноречивое описание того, как производилось «дознание» господином в отношении рабов, находим в речи Цицерона в защиту Клуенция. Мать Клуенция—Сассия, ненавидевшая своего сына, хотела после смерти своего мужа Оппианика возбудить дело о его отравлении Клуенцием. Но никаких доказательств этому не было. «Она решила произвести домаш­нее следствие о смерти своего мужа. Она купила у врача А. Рупилия, кото­рый пользовал Оппианика, некоего раба Стратона... Купив его, она объявила, что будет допрашивать этого Стратона, а затем и своего раба, какого-то свободным гражданам имеется в постановлении Юлия Цезаря о де­лах de majestale (преступления против величия римского народа). После дачи свидетельских показаний выступали laudatores с похвальными речами в пользу обвинителя или обвиняемого. Затем представлялись и рассматривались письменные доказа­тельства.

Римское право не связывало присяжных никакими прави­лами об оценке доказательств. Они свободно принимали и отвер­гали представленные им показания, документы. По проверке всех доказательств немедленно начиналось со­вещание присяжных и вынесение ими приговора. В первое время существования-суда присяжных голосование происходило устно. Две особенности отличали порядок голосования присяжных в постоянных комиссиях. Во-первых, необязательно было присут­ствие в это время всех присяжных. Они могли уходить во время речей и судебного следствия и даже не участвовать в голо­совании, если против этого не возражали стороны. Во-вторых, по требованию защиты голосование должно было производиться открыто в порядке, установленном жребием.

К концу республики общим правилом стала тайная подача голосов посредством табличек. Каждый присяжный писал на деревянной, покрытой воском табличке: для оправдания «А» (absolve) — освобождаю, то есть оправдываю, для осужде­ния «С» (condemno) — приговариваю, осуждаю, «NL» (поп liquet) — недостаточно доказано, для обозначения недостаточ­ности доказательств для решения. Претор подсчитывал опущен­ные в урны таблички и объявлял результаты голосования. При разделении голосов поровну обвиняемый считался оправданным. При решении «поп liquet» назначалось новое рассмотрение дела с проверкой доказательств и прочтением ранее данных по­казаний. Срок нового рассмотрения зависел от претора, мог быть назначен новый обвинитель, но первоначальное обвинение ни в каком случае не изменялось. В случае обвинительного вердикта осужденный передавался в руки исполнителей приговора, так как приговор не подлежал обжалованию. Казнь производилась под наблюдением quaesitor руками tres viri capitales (должностные лица, приводящие в исполнение смертную казнь), ликторов и carnifex (палача). Ввиду строго обвинительного характера процесса и полного равенства сторон обвинитель отвечал за обоснованность обви­нения и, как было указано выше, в случае оправдания подсудимого, мог быть привлечен к ответственности за клевету. Кроме этой гарантии правильности процесса, римляне вре­мен республики считали также необходимым соблюдение других гарантий - публичности и устности судебного производства. Такое построение состязательного производства отражало в сфере уголовного процесса формальное равенство прав свобод­ных римских граждан, то есть рабовладельцев. «Римское право, - говорит Энгельс, — настолько является классическим юридическим выражением жизненных условий и конфликтов общества, в котором господствует чистая частная собственность, что все позднейшие законодательства не могли внести в него ни­каких существенных улучшений». Буржуазные историки римского права видят в построении римского процесса «манифестацию римской гражданской сво­боды» (Ф.Энгельс, О разложении феодализма и развитии буржуазии, Маркс и Энгельс, Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 446, И. А. Покровский, Частная защита общественных интересов в древнем Риме, Сборник статей по истории права (посвящен М. Ф. Влади-мирскому-Буданову), 1904, стр. 27, 28, а также Т. Mommsen, Romisches Strafrecht, 1899, стр. 343).

Общие для всех сторон государственного управления черты сказались и в области уголовного процесса эпохи республики. Обостренная борьба между рабовладельцами и рабами между имущей верхушкой и неимущей беднотой, между гражданами (римлянами) и не гражданами (провинциалами) с середины II в. до н. э. вызывает революцию рабов, первая фаза которой закончилась победой рабовладельцев, подавления восстания рабов. Это привело к образованию военной диктатуры. Суд, бывший орудием в руках рабовладельцы как и другие органы, служил укреплению новой власти. Соответствующим изменениям подверглась и постановка обвинения. Уже во времена Цицерона нередко наблюдался недостаток в бескорыстных публичных обвинителях. Только по громким делам политического характера охотно выступали честолюбивые ораторы, стремившиеся сделать политическую карьеру. В общеуголовных процессах выступают обвинители профессионалы, извлекающие прямую выгоду из своей деятельности, как обвинитель стал получать четвертую часть имущества осужденного (praemium). Отсюда и возникла особая группа профессиональных обвинителей, которые жили уголовным преследованием и нередко даже вели его по найму. Эти, получавшие вознаграждение обвинители (quadruplatores) вместо прежнего почета, окружавшего народного обвинителя, вызывали всеобщее презрение. Цицерон характеризует их в самых резких выражениях: «кляузник (causidici), «преемники афинских сикофантов», «лаятели на клепсидру» ( tratores ed clepsydram), их речи он называет «собачьим красноречие (canina eloquentia) (см. Стоянов, История адвокатуры, вып. 1, Харьков 1869, стр. 46 и ел.). Впрочем, и сам Цицерон в своей адвокатской деятельности не всегда придерживался высоких правил. Так, во время процесса Клуенция, которого защищал против обвинения в отравлении Оппианика, Цицерон оказался щекотливом положении. За несколько времени до этого, выступая обвинителем по делу Верреса о должностных преступлениях, Цицерон указывал то, что судьи-сенаторы, осудившие Оппианика за покушение на отравление Клуенция, были подкуплены последним. Этот момент использовал в своей речи обвинитель Аттий, процитировавший речь Цицерона, чтобы подорвав в глазах судей позицию Цицерона, как защитника Клуенция. Для полноты картины уголовного процесса эпохи заката римской республики, необходимо упомянуть о применении смерт­ной казни без всякого судебного разбирательства. Широко известно применение этой меры Суллой в годы его диктаторской власти. Не удовлетворяясь привлечением к суду отдельных своих противников, Сулла опубликовал так называе­мые, проскрипционные списки. Лица, внесенные в эти списки, объявлялись вне закона: каждый гражданин мог безна­казанно убить внесенного в списки и получал при этом часть его имущества. Таким образом, было убито не менее 2500 всадников и 100 сенаторов. Но не только Сулла прибегал к бессудным камням. Знаме­нитый оратор Марк Туллий Цицерон, так красноречиво описы­вавший процессуальные гарантии, предоставляемые законом рим­ским гражданам, будучи в 63 году до н. э. избран консулом и став во главе сенаторской партии, прибегнул к чрезвычайным мерам в борьбе с Л. С. Катилиной и его сторонниками. Когда Катилина в 62 году покинул Рим, Цицерон схватил его ближай­ших помощников Лентулла и Цетега и приказал казнить их без всякого суда.