Судебный процесс в Древнем мире. Судебный процесс царского периода Древнего Рима.

О судебном процессе Древнего Рима сохранилось мало исторических данных. Вообще существующие истори­ческие сведения по истории римского государства и права относятся к сравнительно более позднему периоду общественного развития. Так, о существовании у римлян присущего всем народам в период господ­ства родовых отношений института кровной мести можно заклю­чить лишь по некоторым, отдельным проявлениям его пережит­ков. Отчасти именно поэтому так ограничены известия о догосударственном периоде римской истории, и поэтому же предания переносят в древнейший, догосударственный царский период отношения и институты, свойственные более поздним периодам. Это также следует помнить, обращаясь к конкретным историческим событиям и их традиционному юридическому истолкованию. Ведь именно в таких событиях слышится отголосок древней кровной мести, согласно которой умерщвле­ние убийцы и его укрывателя разрешается ближайшим род­ственникам убитого, но те же самые события отзываются об этом принципе, как о достойном порицания. Вот как описывает Плутарх смерть царя Тация: родственники Тация убили лаврентинских послов; Таций отказал родственникам убитых в удовлетво­рении; тогда родственники убитых умертвили Тация; Ромул оправдал убийцу Тация, потому что одно убийство было отпла­той за другое. Но в силу божеского приговора, состоявшегося одновременно и над Римом и над Лаврентом, и те и другие убийцы были подвергнуты заслуженному наказанию. Воспроиз­ведя эту легенду, историк римского права Моммзен правильно указывает, что в основе ее заметна тенденция изобразить в виде исторического факта запрещение кровной мести и что, по-видимому, кровная месть очень рано исчезла в Риме благодаря правовому урегулированию государства. Действительно, Законы XII таблиц сохраняют принцип талиона лишь при телесных повреждениях и то только тогда, когда стороны не договорятся о штрафе в пользу потерпевшего, причем штраф уже и в этом случае признается официальной заменой частной расправы.

О существовании кровной мести в древнейшем Риме говорят также сохранившиеся остатки более широкого института взаим­ной защиты всех членов рода, одной из сторон которого является кровная месть. Так, когда Аппий Клавдий был арестован, весь его род облекся в траур, даже те, кто были его личными вра­гами. Во время второй Пунической войны (218—201 гг. до н. э.) роды объединялись для выкупа своих пленных сородичей, но (что весьма характерно) сенат запретил им это.

Сравнительная история Древнеримского права и данные о древнейшем быте римлян позволяют предполагать, что в отдаленные времена в Риме существовали судебные поединки и судебные испытания (ордалии). Однако, как и в древней Греции, эти институты не получили в Риме развития, и полные исторические сведения о них до нашего времени не дошли. Суд в царский период уже прочно захватила в свои руки родовая знать. Вся судебная власть сосредоточилась в руках царя, который отправлял суд в присутственные дни на судном месте на Сборной площади. Суд происходил публично при боль­шом стечении народа. Царь сидел в колесничном (курульном) кресле (sella curulis) (это название (колесничное кресло) объяс­няется тем, что царь имел право ездить по городу в колеснице и что пока не существовало никакой высокой трибуны он чинил суд в комициях или где было ему угодно с колесницы). Тот факт, что суд происходил на Сборной площади, обычном месте народных собраний, косвенным образом указывает на то, что в более ранние времена прерогатива суда принадлежала народному собранию. Подле царя стояли его вестники (ликторы), а перед ним обвиняемые или тяжущиеся.

Несмотря на то, что рабство в этот древнейший период еще носило следы патриархальных отношений, царь судил только свободных граждан; право суда над рабами, включая право над их жизнью и смертью, принадлежало их господам. При этом обвинение носило частный характер, но по важнейшим делам, затрагивающим публичные интересы (так называемым delicta publica), в отличие от delicta privata (дел, затрагиваю­щих частные интересы), царь сам возбуждал обвинение и требо­вал виновных к суду. В этих случаях процесс назывался государственным (в отли­чие от частного). Государственный процесс проводился по делам о преступле­ниях, непосредственно посягавших на общественный порядок или представляющих серьезную угрозу для него. Сюда относились государственная измена или сообщество с неприятелем (prodicio) или соединенное с насилием сопротивление властям (реduellio). Нарушителями общественного спокойствия считались также злостный (умышленный) убийца (parricida), мужеложец, оскор­битель женской чести, поджигатель, лжесвидетель и тот, кто магическими заклинаниями уничтожал посевы или похищал хлеб с полей, оставленный под охраной богов и народа. Сюда же законы XII таблиц относили «сочинителей стихов», понимая под ними, по-видимому, авторов политических памфлетов, направленных против власти аристократии.

Царь вызывал в установленном процессуальном порядке и выслушивал стороны. Он же постановлял приговор, предварительно выслушав мнения приглашенных со­ветников из числа сенаторов. При этом царь не всегда до конца руководил ходом процесса, он мог назначить заместителя или двух заместителей из числа сенаторов, которые разбирали дело и выно­сили приговор. Назначение позднейших коллегиальных заместителей для постановления приговора по делам о государственной измене (duoviri perduellionis) и постоянных заместителей, проводивших предварительную досудебную подготовку и собирание доказа­тельств по делам об убийствах (questores parricidii), хотя и не относится, по мнению большинства исследователей, к царской эпохе, но, как справедливо полагает Моммзен, примыкает к не­которым ее учреждениям. В государственном процессе обвиняемый до суда обычно подвергался аресту, но мог быть отпущен на поруки. Царь сам принимал меры к розыску и доставке на суд обвиняемого. В частном процессе об этом должен был заботиться сам обвинитель. Пытке подвергали только рабов. Уличенные в нарушении общественного спокойствия приго­варивались к смерти. При этом смертная казнь была очень разнообразна: лжесвидетеля сбрасывали с крепостной скалы, похитителя жатвы казнили на виселице, а поджигателя — на костре. Царь не имел права ни пересмотреть, ни смягчить свой при­говор, Это право принадлежало народному собранию. Но царь мог разрешить или не разрешить обвиняемому ходатайство о помиловании (provocatio). Таким образом, народное собрание еще сохранило по отношению к царю присущий военной демократии характер высшего органа. Ход процесса в древнейшем Риме, как можно предположить, имел много общего с последовавшим за ним процессом первого периода республики, сведения о котором полнее и достовернее. Поэтому процессуальные особенности древнего суда будут рассмотрены нами при изложении судебной юрисдикции первых консулов — преемников царской власти и суда в народном собрании по центуриям и территориальным трибам, заменившим суд в народном собрании по родовым трибам.

Следует подчеркнуть, что Римский уголовный процесс — это процесс для сравнительно незначительного числа римских граждан — квиритов; громадные массы рабов, подданных и союзников Рима, число которых во много раз превосходило число римлян, судились иным упрощен­ным путем, а с рабами, как видно из изложенного, нередко рас­правлялись и вовсе без суда. После свержения власти царей их судебная компетенция перешла к республиканским магистратам и прежде всего к двум консулам. Однако консулы унаследовали судебную власть царей не в полном объеме, а с некоторыми ограниче­ниями. Так, царь мог разрешить и не разрешить апелляцию к народному собранию. Консулы же, в силу Валериева закона (509 г. до н. э. lex Valeria de provocatione), обязаны были допу­стить апелляцию на всякий приговор, присуждающий римского гражданина к смертной казни, телесным наказаниям и штрафу, превышающему определенный предел, если только этот приговор был вынесен не по военным законам. Поэтому всякий раз, когда консул действовал в качестве судьи, а не в качестве военачальника, ликторы откладывали в сторону свои секиры, служившие символом того, что консул имел право карать смертной казнью. Кроме того, будучи постоянно заняты многообразными государствен­ными делами, консулы, как правило, не отправляли правосудие сами, а делегировали свои судебные полномочия судьям, кото­рых назначали по своему выбору. К числу таких судей принадлежали уже упомянутые выше два судьи по делам о восстаниях и о государственной измене (duumviri perduellionis) и два судьи по делам об убийствах (questores parricidii), которые по поручению консула произво­дили и предварительную подготовку дела, включающую некото­рые следственные действия по обеспечению доказательств. Почти все магистратуры в Риме были организованы коллегиально: два консула, два, а потом и более преторов и т. д. «Эта коллегиальность, однако, не обозначает того, что все однородные магистраты должны действовать совместно, как коллегия, они являются не коллегией, а коллегами. Каждый магистрат действует отдельно и самостоятельно — так, как если бы он был один; каждому из них в отдельности принадлежит вся полнота соответствен­ной власти. Но рядом с ним такая же полнота власти принадлежит другому, и в случае желания этот другой своим вето может парализовать любое рас­поряжение первого. В этом состоит сущность так называемого jus interces-sionis (И. А. Покровский, История римского права, стр. 73—74).

Назначение судей, по-видимому, процессуально происходило, когда они рассматривались как заместители царя в процессе, но по­стоянный характер последнего из названных судов и проведен­ный в этих судах принцип коллегиальности относится, во всяком случае, ко временам республики. Судьи назначались консулами при вступлении в должность, и полномочия их прекращались одновременно с окончанием пол­номочий консулов. Однако, поскольку консулы нередко сами вели важнейшие процессы, а коллегиальные судьи выбирались ими по их усмотрению и компетенция этих судей проистекала от компетенции консулов, можно полагать, что судьи, в наиболее важных случаях докла­дывали консулам ход дела в процессе его предварительной под: готовки. Однако вынесенный ими приговор считался приговором кон­сула, и последний уже не мог ни изменить, ни отменить его. Итак, консулы могли поручить своим судьям рассмотрение дела и вынесение приговора. Но принять обвинение и дать ход делу они были обязаны лично. Созданные плебсом в противовес первоначально исключи­тельно аристократическим консулам народные трибуны, в силу принадлежавшего им права veto, могли не допустить или прекра­тить возбуждение уголовных процессов, арест находящихся под следствием обвиняемых и т. п. Для того чтобы всякий римский гражданин мог всегда при­бегнуть к заступничеству трибуна, было постановлено, что три­буны не имеют права ночевать вне города и что двери их дома всегда, днем и ночью, остаются открытыми для всех. Следует отметить, что народный трибун мог наложить veto не только на решение отдельных маги­стратов, но и на решение общины. Для того чтобы придать вла­сти трибунов исключительную силу, было постановлено, что любое сопротивление трибуну будет наказываться смертной казнью. При этом Трибун мог привлечь к ответственности всякого гражданина, в том числе и состоящего в должности консула, а если бы этот последний не подчинился трибуну, он мог приказать схва­тить его, подвергнуть следственному аресту и приговорить к наказанию до смертной казни включительно. Для этой цели прежде всего для производства арестов одновременно с народными трибунами избирали двух народных эдилов, которым так же, как и трибунам, была гарантирована личная неприкосновенность поголовной клятвой плебеев. Сверх того, эдилы были подобно трибунам наделены самостоятельной судебной властью по менее значительным поступкам, караемым денежными штрафами. В этом отношении компетенция трибунских эдилов была параллельной компетенции консульских квесторов.

Апелляция на приговор народного трибуна или эдила рас­сматривалась не всем гражданством, а всем плебейститом, соби­равшимся по куриям и выносившим окончательное решение по большинству голосов. Эта юрисдикция носит отпечаток ожесто­ченной борьбы сословий и заключенного в ходе этой борьбы ком­промисса между патрициями и плебеями, результатом которого было учреждение народного трибуната. Следует подчеркнуть, что юрисдикция трибуна была особенно чувствительна для магистратов, которые во всех иных случаях могли быть привлечены к суду только по оконча­нии срока их полномочий, причем судили их лица одного с ними сословия, трибуны могли привлечь их к суду и во время отпра­вления должности и притом к суду плебейства. Консулам и трибунам принадлежала, по выражению Моммзена, полная и конкурирующая уголовная юрисдикция, хотя первые пользовались ею через посредство других лиц, а послед­ние — непосредственно; как при первых состоял два квестора, так и при вторых состояли два эдила. Причем по отношению к консулам трибунат был чем-то вроде кассационного суда, стеснявшего произвол магистратуры». Наряду с магистратурой судебная власть после отречения или изгнания царей принадлежала также сенату. Также в силу своей административ­ной власти сенат разбирал дела, касающиеся провинций и коло­ний, судил непослушные города, принимал жалобы подданных и союзников на притеснения римских наместников и легатов. Нако­нец, сенат разбирал все дела о преступлениях по долж­ности. Этот порядок судопроизводства продержался до Суллы. При разборе дел сенат действовал или in corpore — в полном составе, или образуя комиссию из своих членов.

Таким образом, сословные распри и борьба партий создали в Риме конкурирующую в первой инстанции юрисдикцию всех должностных лиц. Следует иметь в виду, что не только народ­ные трибуны могли наложить veto на приговоры любых маги­стратов, но также второй магистрат мог приостановить испол­нение приговора своего собрата и перенести дело в народное собрание. Так, консул мог наложить запрещение на любое распоряжение, решение или приговор другого консула и тем самым приостановить все дело либо до тех пор, пока его не рассмотрит народное собрание, либо до тех пор, пока не будут избраны новые консулы, которые при наличии обвинителя начнут судопроизводство сначала. Приговоры, выносимые римскими магистратами, покоились не на твердом законе, а, нередко, на личном произволе; они зависели от борьбы партий, соотношения политических сил и часто от честолюбивых устремлений должностных лиц, домогаю­щихся популярности или мстящих своим политическим врагам (См. Т, Моммзен, История Рима, т. 1, стр. 267).