Лекция 25. Бальзак (окончание). Стендаль. 21 декабря 1971

Я еще хочу досказать о Бальзаке, хотя все основное уже сказано.

Я говорил о том, почему этот огромный цикл Бальзака носит название «Человеческой комедии», притом что в целом этот цикл состоит из трагических историй. Это ис­тории большей частью о погибших жизнях, о погибших мечтах (один из самых известных романов так и называется — «Утраченные иллюзии»). Так вот, мечтания гибнут, люди гибнут — у всех такие утраченные судьбы, а все вместе называется «Человеческой комедией». Я бы сказал так: это грандиозная комедия, состоящая из многих трагедий. И комедийны, по Бальзаку, первоосновы жизни всех этих людей.

По первоосновам получается комедия. Первоосновы, по которым люди в конце концов не оказываются хозяевами собственной работы, собственной деятельности, первоосновы, в силу которых материальные предпосылки съедают лю­дей и результаты их деятельности, — это и дает происходящему в эпопее какой-то общий смысл комедии.

Я уже говорил, что у Бальзака происходит особое, если хотите, комедийное перемещение смысла. А именно: материальные вещи приобретают душу, одушевленность, личность. А люди — овеществляются.

Я приведу вам один пример, по-моему выразительный. Вот как Бальзак описывает своего старика Гранде. Бальзак много раз перерабатывал этот роман и вносил в каждое новое издание очень любопытные поправки. Вот слушайте, какие поправки вносились.

В издании 1834 года к моменту смерти Гранде его состояние доходило до двадцати миллионов. В издании 1839 года Бальзак вдруг понижает цифру состояния. И оказывается, что Гранде оставил одиннадцать миллионов. В издании 1843 года он опять подымает состояние Гранде — до семна­дцати миллионов.

Притом Бальзак очень точно подсчитывает, указывает вам, откуда эти миллионы. Он точно указывает, сколько десятин земли было занято у Гранде под виноградники, сколько каждый виноградник ему давал, сколько получалось бочек вина, сколько сена было снято с лугов, какие тополя были посажены стариком Гранде.

Так вот: двадцать миллионов, одиннадцать миллионов, семнадцать миллионов.

Что ж вы думаете, это случайные цифры у Бальзака? Бальзак очень обдумывал эти цифры, очень их примерял. Вот в чем дело: для Бальзака эти цифры и были портретом старика Гранде. Вот художник пишет портрет и добивается максимального сходства. И сходство требует: там прибавить лба, там убавить носа — тогда похоже будет. Бальзак все эти цифры дает для максимального сходства, для того, чтобы получился похожий портрет. Сначала он дал Гранде двадцать миллионов, а потом подумал и решил: нет, что-то не похоже, давайте мы ему снизим. Одиннадцать миллионов — вот те­перь сходство есть. Нет, одиннадцать миллионов слишком мало. Семнадцать миллионов. Вот теперь Гранде похож.

Для Бальзака человека выражают цифры. И именно цифры — это его портрет и есть. Для Бальзака человек — это то, что он имеет. Состав имущества, количество владений — это портрет человека.

Бальзак в этом отношении совпадает с американцами. Это их обычная манера. Если американцу показали нового для него человека, он спрашивает: сколько он стоит? — то есть каков его доход? Так и у Бальзака. Вот эти цифры имущественные — они дают профили людей. Это существо человека для Бальзака: что он имеет, чем он владеет.

Вот вам одно из проявлений «Человеческой комедии». Люди, превращаемые в цифры. А как Бальзак описывает своего старика Гранде? Помните, он говорит о том, что волосы у него были рыжеватые с проседью — золото и серебро. Он имеет в виду серебро валютное, а не что-нибудь другое. И блеск золота — это монетный блеск.

Вот перед вами как раз и происходит это овеществление человека. Вот как рисуется Гранде. Это овеществленный человек. Человек, понятый, воспринятый, описанный на языке вещей, цифр.

Ваш портрет — это ваш бюджет для Бальзака.

Так обстоит дело в «Человеческой комедии». И величайшие трагикомические происшествия происходят от неправильной оценки бюджета. Вот на какой тяжелой иронии построен «Гранде». Помните, приехал кузен Гранде из Парижа. Евгения без памяти влюблена в Шарля, а Шарль не понял, не оценил, сколько она стоит. Что за ней стоят миллионы. Евгения всю жизнь любит Шарля, эту тень, однажды ей мелькнувшую. Шарль приезжает из Индии, женится на какой-то дрянной невесте в Париже, и вдруг он узнает, какие миллионы стоят за Евгенией. Он ошибся. Это бюджетная ошибка. Это, конечно, горький юмор. Вот, счастье не состоялось.

А Евгения? Вы помните, как Евгения доживает среди всех этих бесполезных миллионов? Миллионы сами по себе, а она сама по себе. Миллионы растут, но это ненужные миллионы.

Так вот, Шарль Гранде — да, Шарль Гранде плохо рассчитал. Это ирония Бальзака: плохо рассчитал. Он не догадывается о том, что эта беззаветно влюбленная в него Евгения — одна из самых богатых невест во Франции.

Видите, как у Бальзака получается: вещи имеют свою историю, люди имеют свою историю, и они плохо соединяются друг с другом. Все подлежит учету, но люди часто плохо учитывают. У Бальзака даже описания, если хотите, носят коммерческий характер. Когда Бальзак описывает обстановку человека — так это, собственно говоря, ответ на тот же вопрос: сколько он стоит?

Вот у Бальзака описывается жилище в романе «Крестьяне». Описывается жилище ростовщика Ригу со всем движимым и недвижимым. И Бальзак сам добавляет: «По этому сжатому описанию, стилем своим не уступающему объявлению о распродаже...» и так далее. Бальзак намеренно превра­щает описание в объявление о продаже. Перед вами имущественные личности. Судьбы их — это судьбы имуществ. И все окружающее их — это имущество. Это важнейший элемент в «Человеческой комедии».

Я хотел сказать о том, какие выходы искал Бальзак из своей «Человеческой комедии». Вот он видит, что современ-ное общество глубоко неблагополучно; ведь нельзя же оставаться при таком порядке вещей, когда людьми командуют вещи. Нужно непременно обновление. Но Бальзак, в сущнос­ти, ничего предложить не мог.

В его время были развиты идеи утопического социализма, но Бальзак был чужд им. Я бы сказал, он был слишком реалист, чтобы верить в учение утопического социализма. Он слишком хорошо видел слабые стороны этого учения. И выход он видел не впереди, а в реставрации прошлого. Он ду­мал, что Францию может спасти сильная монархическая власть и Церковь. Этот человек, давший беспощадную картину современного общества, в то же время проповедует как спасение совершенно несостоятельные вещи: старую бурбонскую монархию. Опять, как Шатобриан, он проповедует трон и алтарь. Шатобриан не видел и не умел видеть того, что видел Бальзак. Но и Бальзак при всем колоссальном опыте ничего другого не находит, как трон и алтарь.

Либо же есть у него другой выход — чисто анархический. И этот выход представлен у него в одном из самых замечательных героев — в Вотрене.

Бальзак умел создавать интересных людей. Его персонажи — это очень интересные личности. Это не просто Жаны и Жаки, а это очень примечательные личности. И может быть, самая замечательная личность — это Вотрен.

Вотрен появляется у него в разных романах: в «Отце Го-рио», в романе «Утраченные иллюзии». Потом Бальзак на­писал (правда, совсем неудачную) пьесу о Вотрене, которая называлась «Последнее воплощение Вотрена».

Вотрен — это очень особый человек, ведущий странный образ жизни. Он живет в пансионе, где-то пропадает по ночам, принимает у себя странных людей и развращает, сколько может, молодого Растиньяка.

Растиньяк — тоже один из любимых героев Бальзака, молодой человек, приехавший из провинции с тем, чтобы завоевать Париж. Вотрен преподает ему науку завоевания Парижа. И главное правило этой науки: ничем себя не стеснять. Нужен подлог — совершай подлог. Есть надобность в убийстве — совершай убийство. Одним словом, успех оправдан при любых обстоятельствах. Растиньяк беден. Он нищий студент, живет в пансионе мамаши Боке, где-то там, на краю стола, обедает. А Вотрен сообщает ему: вот видите там, за столом, такую девочку, мадемуазель Тайфер? Так вот, вы знаете, что эта Тайфер в один прекрасный день может оказаться одной из самых богатых невест Парижа? Видите, — он говорит, — у нее есть единственный брат, наследник состояния богатого банкира. Ну а что, если мы ее братца уберем? Тогда, хочет ее отец или не хочет, она окажется его наслед­ницей. Вотрен объясняет Растиньяку, что у него есть подручный, величайший бурбон и забияка; он может затеять ссору и вызвать Тайфера на дуэль.

И ведь Вотрен так все и выполнил. В один прекрасный день Тайфер убит на дуэли. Вотрен — это своеобразный философ. Вообще у Бальзака все его большие люди склонны к философствованию. Я уже говорил, что ростовщик Гобсек — это же мыслитель, философ. И Вотрен — это философ. Во­трен не просто мастер всяких темных дел, он еще теоретик всяких темных дел. И у него есть своя мораль. А мораль эта такая: все дозволено. Если ты можешь, если ты умеешь — все дозволено. Если ты умеешь проложить себе путь к большим деньгам, то тебе все дозволено.

Пользуйся вовсю, без оговорок своим умом, своей изобретательностью, своей энергией. Убийство молодого Тайфера — это пример.

Как вы потом узнаете, Вотрен — это беглый каторжник. Но этот человек со страшными идеями (и тем он особенно интересен) — это, в сущности, очень благородный ум. Он ненавидит современное общество. Современное общество со всеми его насилиями, со всем его шарлатанством. Недаром он попал на каторгу. Он попал на каторгу как ненавистник существующего порядка вещей. Он себя называет, когда полиция приходит его арестовать, учеником Жан-Жака Руссо, апостола соци­альной справедливости. У Вотрена очень своеобразная философия. Да, надо воевать с современным обществом, надо делать все, чтобы его разрушать. А что для этого нужно? До конца доводить собственные принципы этого общества. Буржуазное общество существует на принципе: все дозволено. Оно тайно исповедует этот принцип. Тайно. Трусливо. Всякий так и поступает — никто только не смеет этого проповедовать.

Буржуазное общество индивидуально. А что это значит? Это и значит — жить по принципу: все дозволено. Только буржуа делает это замаскированно, наполовину. А Вотрен проповедует то, что все делают потихоньку, скрытно, не полностью,— только он делает все открыто, до конца.

Если в современном обществе доводить до конца его соб­ственный принцип — это и значит разрушать его. Все дозволено — это всеобщее разрушение. Вот он и проповедует это «все дозволено» для того, чтобы покончить с ненавистным ему буржуазным обществом.

Если хотите, вот что это за человек: это в одном лице философ и разбойник. Друг справедливости, призывающий к крайней несправедливости во имя той же справедливости. То есть к чему призывает Бальзак? То он призывает при помощи Церкви и престола скреплять современное ему об­щество. То, наоборот, проповедует самый яростный, безудержный анархизм через Вотрена. Вот два варианта защиты современного общества, по Бальзаку. Церковь и престол — один вариант. А другой — анархизм Вотрена.

Стендаль. Стендаль — это псевдоним. Настоящее имя этого писателя было Анри Бейль. Но ему как-то пришлось стоять с армией Наполеона в саксонском городке Штендале. Отсюда и произошел псевдоним Стендаль.

1783—1842. Даты — это не просто арифметика. Даты всегда что-то говорят. Вот Стендаль 1783 года рождения; а Бальзак — 1799. Разница этих дат говорит о том, что Стендаль в каком-то более или менее сознательном возрасте воспринимал Французскую революцию. А Бальзак — нет. Бальзак родился, когда Французская революция уже отшумела.

Действительно, Французская революция вошла в Стендаля в гораздо большей степени, чем в Бальзака.

Два-три слова о нем самом. Он был очень замечательный человек. Как, впрочем, все люди его эпохи. Вы можете о нем прочесть, у нас есть много книг. Есть даже (неважный, правда) роман о Стендале Виноградова «Три цвета времени». Этот же Анатолий Виноградов много раз писал биографию Стендаля.

Что о нем надо сказать прежде всего? Да, он отчасти современник революции. Это человек Наполеона. Лучшие годы его жизни связаны с Наполеоном, наполеоновскими походами. Еще почти мальчиком он служит в армии Наполеона, проделывает Итальянский поход, что для него имело очень большое значение. Первое его знакомство с Италией произошло именно во время Итальянского похода Наполеона.

Он делал карьеру в наполеоновской армии. Занимал до­вольно высокие посты. Он участвовал в кампании 1812 года. Был в Москве во время пожара, переходил через Березину и едва спасся. Только великое самообладание помогло ему спастись. Он не впадал в панику, очень строго за собой следил. Переходил Березину чисто выбритым. Я думаю, ему это очень помогло. Несмотря на разгром наполеоновской армии, он каждое утро аккуратно брился. А такая деталь помогала человеку сохранить самого себя. В 1814 году, — говорил он, — я и император получили отставку.

С тех пор никаких постов он не занимал. Все его усилия были направлены на то, чтобы жить в Италии. Он был влюблен в эту страну. Но только после 1830 года, при Июльской монархии, ему удалось получить маленькую должность в Италии. Он был назначен консулом в итальянский портовый городишко Чивита-Веккиа. Но и то он был счастлив.

Стендаль совсем особая фигура. Он был писателем, жившим вне литературы. У него не было друзей, связей в литературе. Он никогда не ощущал литературу как профессию, хотя писал очень много.

Стендаль — автор нескольких романов, его романы — одни из лучших романов XIX века, и множества книг: об Италии, о музыке, об итальянских композиторах XVIII века, которых он очень любил. Он писал о Гайдне, о Моцарте...

Всего написанного Стендалем перебирать я не буду. Скажу о его главных произведениях. Это роман «Красное и черное», который вышел в 1831 году. И в 1839 году вышел роман «Пармская обитель». Еще есть у него незаконченный роман, который даже не имеет заглавия, и поэтому его печа­тают под теми заглавиями, которые придут на ум издателям: «Люсьен Левен», «Красное и белое».

Стендаль любил шутить. Он любил точно предсказывать само по себе неточное. И он говорил о себе: меня оценят в 1889 году. Он был при жизни совершенно неизвестным писателем. Его никто не читал. Очень немногие знали его. (К чести наших тогдашних петербургских литераторов, они знали его. Пушкин знал его и, по всей видимости, чрезвычайно ценил.) Стендаль угадал почти точно. Этот никому не известный писатель с 80-х годов XIX века стал входить в славу. Сейчас это общепризнанно, что Стендаль — один ИЗ величайших писателей. Великий современник и соперник Бальзака. Соперник в особом смысле. Он писатель совсем другой, чем Бальзак. Ну примерно так: Бальзак и Стендаль это примерно такая же параллель, как у нас Толстом и стоевский. Но это очень приблизительный аналог.

Я буду говорить о романе «Красное и черное», В котором многое похоже на романы Бальзака. Это истории провинциа-ла Жюльена Сореля, который приезжает в Париж с целью покорить Париж, как к этому стремятся Растиньяк или Лю-сьен де Рюбампре у Бальзака.

Завоевание жизни, молодость, когда завоевывают жизнь, — это любимая тема Бальзака и любимая тема Стендаля. Но Стендаль ее разрешает по-иному. Герои Бальзака в конце концов стремятся к материальному успеху. Они хотят богатства, еще раз богатства и еще раз богатства. Они хотят славы. Герои Стендаля — это гораздо более утонченные натуры. Богатство, слава — это не главные их цели. Это входит в их программу, но не это главное. Они в большей степени, чем герои Бальзака, личности, и их задача — осуществить себя в Париже в качестве личностей. А слава, богатство — это только подспорье. Слава, богатство, власть. Герои Стендаля, как, впрочем, и герои Бальзака, — это великие честолюбцы. Для них самоосуществление связано с честолюбием. Они хотят осуществить себя, они добиваются признания для себя.

История Сореля такова. Сорель происходит из городка Верьера. Он сын плотника и прокладывает себе путь в высшие сферы общества. Это стремление в высшие сферы было бы примитивно рассматривать как простое тщеславие. В тогдашней Франции настоящее общество, культурное, утонченное, существовало только в верхнем социальном слое. Поэтому те, кто стремился завладеть какими-то верхушками культуры, рвались в аристократическую среду, искали способа ее завоевать. То же самое было и у нас. Наши большие писатели начала века были связаны с салонами — крайне примитивно было бы думать, что это слабость. Дело в том, что настоящее общество только и существовало, что наверху.

Какое другое общество мог найти для себя Сорель? Общество мучников, лабазников и т.д.

Так вот, Париж. В Париже он через всякие промежуточные инстанции попадает в секретари к всемогущему маркизу де ла Моль. Его цель — завоевать общество маркиза де ла Моль, стать здесь кем-то и чем-то. Добиться того, чтобы его не просто воспринимали как какую-то часть антуража маркиза де ла Моль. У Сореля высокие ставки. Он ищет для себя больших успехов.

В романе очень большую роль играют две женщины.

Первая — это госпожа де Реналь. Она еще в Верьере встретилась с Сорелем. Это жена верьерского мэра. И свою карьеру Сорель начал как гувернер в доме Реналя. Здесь завязывается любовь между молодым гувернером и хозяйкой дома. Госпожа де Реналь замечательная женщина, красивая, добрая, чувствительная. Душевно развитая. Она отчасти по отношению к Сорелю, который ее моложе, выполняет материнские функции. Вот госпожа де Реналь.

А в Париже появилась другая женщина — совсем не похожая на госпожу де Реналь, ее антипод. Это дочь маркиза де ла Моль Матильда. Очень гордое, очень взбалмошное существо, полное всяких капризов. И вот начинается мучительный, трижды мучительный для Сореля роман с Матильдой. Матильда мучит его всякого рода неожиданностями, переменами. Когда ему кажется, что он достиг власти над ней и она заподазривает, что ему так кажется, — она старается его всячески в этом разочаровать.

Этот роман между Сорелем и Матильдой — очень характерный для новой литературы роман. Я бы это назвал: злая любовь. Вот была такая добрая, пасторальная любовь: Сорель — Реналь. И вот злая любовь: Матильда - Сорель. Эта тема злой любви прорубалась в грандиозных очертаниях еще у романтиков: Пентесилея у Клейста.

Или пожалуйста: у Лермонтова — Печорин. Это как раз герой злой любви. Это очень в духе литературы того времени. Сорель совершенно измучен своими отношениями с Матильдой. Матильда — великая мучительница, она по этой масти виртуоз. Но есть еще и многое другое, что его терзает, пока он находится в обществе маркиза де ла Моль. Он все время боится себя уронить, боится, чтобы ему не напомнили, что он сын плотника.

И вот чрезвычайно знаменательная подробность. Он бе­рет уроки верховой езды и учится фехтованию. А для чего он учится фехтованию? Чтоб в случае чего постоять за себя на дуэли. Он постоянно опасается обид, и не зря опасается. Он чрезвычайно умен. Красив, умен — но это его не спасает. Все равно он сын плотника из Верьера.

Маркиз де ла Моль по-своему его ценит, и он быстро делает карьеру. Но вдруг в этом романе наступает неожиданный поворот. Происходит нечто очень странное в истории Жюльена Сореля. Да, он все-таки преодолел все, он сделал блистательную карьеру: он жених Матильды, несмотря на все I "противление ее отца, он богат, не сегодня завтра он станет командиром полка. Не забудьте, что все это происходит на фоне аристократической Реставрации, когда недворянину так трудно было добиться подобных успехов.

И вдруг все срывается и поворачивается в другую сторону.

За подписью госпожи де Реналь к маркизу де ла Моль прибывает письмо, очень неблагоприятное для Сореля, где Сорель представлен с очень дурной стороны. Сорель понимает это так, что госпожа де Реналь желает погубить его брак. Как вы потом узнаете, это письмо сочинил ее духовник.

Забыв обо всем на свете, Сорель скачет в Верьер, находит госпожу де Реналь в церкви и стреляет в нее. Она остается жива, но он арестован, отдан под суд.

Дальше идет история Сореля, который находится под судом и которого по тогдашним законам ждет гильотина.

Этот крутой оборот событий очевидным образом не подготавливается. Но все дело в том, что неочевидным образом он подготовлен. Сорель совершает дикий поступок, стихийный поступок, когда он стреляет в госпожу де Реналь.

Взгляните, какова была жизнь Сореля до этой минуты. С тех пор как он стал делать карьеру, Сорель все время занимался подлинным самоистязанием. Он следил за каждым своим движением, за каждым своим поступком. Он превратил себя в какой-то предмет для математических испытаний, проверок. Это с самого начала было так. Вот как он завоевывал госпожу Реналь: он обдумывал всякое прикосновение к госпоже де Реналь. Весь его роман с госпожой де Реналь строился на расчете. И его отношения с Матильдой тоже были строго рассчитаны. Все было рассчитано на успех и на победу. А на самом деле Сорель был очень живая личность. В нем жили страсть, темперамент. И вот этот темпераментный юноша превращает себя в быту в математика, калькулятора. Он стал себя рассматривать как орудие успеха, требующее строжайшей проверки. И когда калькуляция достигла высшей точки и Сорель всего добился — все идет прахом. Прорвался настоящий Сорель, стихийный, эмоциональный Сорель, которого он сам в себе всегда и всюду, сколько мог, подавлял. И вот отсюда эти верьерские выстрелы. Совершенно безумные выстрелы в Верьере, которые поворачивают его судьбу.