933

либо сознательно подготовленный и насильственным путем внезапно осуществленный переворот в социальных отношениях, лишена всякого реального смысла и представляет пережиток архаического, давно опровергнутого социологического воззрения. Поэтому и социалистический порядок отношений может быть осуществлен лишь эволюционным путем, лишь внутренним, непрерывным, органическим пересозиданием и перевоспита-

нием всего общества. Технические и хозяйственные условия должны достигнуть из-

вестного уровня развития; народ должен практически приучиться в кооперациях, про-

фессиональных союзах и аналогичных формах общения к коллективному хозяйствова-

нию, к экономическому самоуправлению; социальное и экономическое законодатель-

ство должно подготовить механизм общественного регулирования условий производ-

ства и распределения, и социальная наука и мораль должны воспитать общественное сознание к идее солидарности и коллективной ответственности. (Франк С.Л. Политика и идеи // Непрочитанное… – М., 2001. С. 34, 35.)

Национальное своеобразие русской революции, обусловленное своеобразием всей русской истории, шедшей по совсем иным путям, чем история западного мира, и

исключительное своеобразие русского национального характера, умонастроения и склада верований, которое делает русского человека и Россию чем-то загадочным, не-

понятным и таинственным не только для западноевропейца, но и для русского, воспи-

тавшегося на западных понятиях, – это своеобразие есть, конечно, бесспорный факт.

Русская революция, так как она произошла, могла произойти только в России; русский социализм не есть социализм западный, а скорее, как определил его один из вождей германской социал-демократии, – социализм азиатский; русское революционное буйст-

во и бесчинство, как оно изображено, например, в поэме «Двенадцать» Блока, имеет свою специфическую духовную природу, непостижимую и чуждую для европейца; «демократия» в России есть нечто совсем иное, чем демократия западная; методы управления, созданные революцией, носили также специфически русскую природу. И

за всем тем русская революция странным образом легко и непринужденно укладывает-

ся в общечеловеческую историческую эволюцию, имеет в ней точное, определенное место, есть в известном смысле ее логическое завершение. Весь идейный ее материал,

который, правда, она перерабатывает по-своему, заимствован с Запада; социализм и республиканизм, атеизм и нигилизм – все эти мотивы, которые, по мнению мыслите-

лей, прежде утверждавших своеобразие России, казались абсолютно чуждыми русско-

му народу, заимствованы с Запада. <…> Русский народ глумится над своей церковью,

бреет себе бороду, надевает иностранный «френч» и занимается всяческими «электри-

фикациями» и «организациями». Конечно, легко сказать, – как говорят и думают мно-

91

http://www.mitht.ru/e-library

гие близорукие люди, – что все это делает совсем не русский народ, а кучка его насиль-

ников, не русского, преимущественно еврейского происхождения. Это объяснение не только не верно фактически, ибо во всех этих деяниях принимает непосредственное и вольное участие и коренной русский человек, но оно прежде всего упрощает вопрос своей поверхностью. Ибо самая власть и влиятельность инородцев на русскую судьбу есть загадка, требующая объяснения; и кто умеет беспристрастно видеть, тот должен признать, что эта власть есть в основе своей некое духовное обаяние, некий соблазн,

которому легко поддается русская душа по собственному своему возбуждению, здесь обнаруживается странное и, с точки зрения обычного национального чувства, оскорби-

тельное сродство исконно русского духа с духом нерусским. Так нужно засвидетельст-

вовать просто как факт, что характерная революционная мятежность еврейского ума нашла какой-то странный, но глубокий отголосок в мятежности столь чуждого ему в других отношениях русского духа, и только потому им и овладела. Теория Маркса о классовой борьбе и восстании пролетариата, его призыв к низвержению старого евро-

пейского государства и буржуазного общества ответили какой-то давно назревшей, за-

таенной мечте безграмотного русского мужика. И как это ни странно сказать, но через воцарившийся в России «азиатский социализм», с одной стороны, совершается какой-

то внутренний процесс европеизации России, ее приобщение, если не к европейским порядкам жизни, то к внешнему европейскому обличию, и, с другой стороны, обнару-

живается великая притягательная сила России для Западной Европы, какая-то прови-

денциальная роль ее в судьбе Европы. Русская революция во всем ее неповторимо-

национальном своеобразии выразила или осуществила нечто, все равно – положитель-

ное или отрицательное, что имеет какое-то кардинальное значение в судьбе общеевро-

пейского человечества и – в национальном преломлении – выявила нынешнее состоя-

ние его духа, в известном смысле объяснила ему его путь. Русская смута есть смута общеевропейская, и мы, русские, пережившие и осмыслившие ее, в известной степени чувствуем себя теперь экспертами и признанными диагностами болезни Европы. Глу-

бокий духовный кризис, переживаемый теперь русским народом, есть завершение и вместе с тем поворотный пункт пути, по которому идет все человечество. Возьмите цепь великих духовных процессов и исторических событий, начиная с зарождения так называемого «нового века»; в XIV веке – духовный мятеж Ренессанса, в XVI – религи-

озная буря Реформации, в XVII – английская революция, в XVIII – гордыня просвети-

тельства, завершающаяся Великой Французской революцией, в XIX – утверждение де-

мократии и одновременное нарождение революционного социализма. Не есть ли рус-

92

http://www.mitht.ru/e-library

ская социалистическая революция начала XX века имманентное логическое завершение всего этого процесса?

<Все европейские и русская> революции суть последовательные и, несмотря на все их различия, в основе своей – родственные взрывы одних и тех же разрушительных сил, выношенных в духовном развитии европейского человечества. И даже своеобразие каждой из них укладывается в некий общий порядок, дает в совместном сочетании оп-

ределенный единый ритм исторического развития. Мы видим в них постепенное ослаб-

ление внутренней интенсивности духовного напряжения и идейного богатства и одно-

временно с этим последовательное усиление экстенсивной силы, радикализма и широ-

ты захвата. <…> С каждой новой волной глубокая идейная ее сила ослабевает и блед-

неет, разрушительная же мощь и внешний объем возрастают. И, быть может, не будет ошибочным предположение, что с русской революцией цикл великих разрушительных волн этого потока исчерпался. (Франк С.Л. Религиозно-исторический смысл русской революции // Русское мировоззрение. – СПб., 1996. С. 121-123.)

Если мы вглядимся теперь в духовное или идейное существо русской револю-

ции, то мы должны будем прежде всего признать, что – вопреки видимости – это суще-

ство не исчерпывается и не выражается адекватно социализмом. <…> Революция все-

гда осуществляется верой в ее идеалы активного меньшинства народа, образующего ядро ее участников, и всегда разнуздывает темный вихрь порока, бесчинства и корысти. <…> Лишь в силу такой своей идейной природы, реальность которой мы считаем и со-

циологически бесспорной и фактически удостоверенной беспристрастным наблюдени-

ем, русская революция становится вообще историческим явлением и, тем самым, явле-

нием духовного порядка.

Но в чем, собственно, заключалось содержание этой веры? <…> Русская рево-

люция… – самая радикальная из всех доселе бывших: она отрицала не только опреде-

ленную политическую форму правления или господства классов или сословий, она от-

рицала собственность, религию, государство, даже национальность; началом ее был не-

слыханный в истории факт – отрицание национальной самозащиты, национальное са-

моубийство во время войны, как бы восстание против элементарного инстинкта нацио-

нального самосохранения. В ее дальнейшем течении она явила не только фактическое попрание (что случается во всех революциях), но и принципиальное отвержение всех бесспорных в европейском обществе морально-правовых устоев. Во имя чего? <…> Во имя безграничной самочинности рационального устроения жизни. Жажда самочинно-

сти и вера в безграничную мощь устрояющей самочинной воли есть характерная черта русской революционной психологии. <…> Стремление к идеалу свободы предполагает

93

http://www.mitht.ru/e-library

веру в личность, ее абсолютное достоинство и ее неотъемлемые права; но такой веры в русской революции совсем не было. Напротив, идеал самочинности сочетался в ней с отрицанием также начала самодовлеющей ценности личности. Он вылился поэтому в форму веры в самочинную народную волю, веры, которая дала оправдание и идейную силу коммунистическому деспотизму. И если в этом участвовала вера в какое-либо по-

ложительное начало, это была вера в разум, в чисто рационалистическом смысле этого слова; русская революция жила убеждением, что, сбросив с себя все стеснения, разру-

шив все традиционные общественные устои и освободившись от всяких правовых ог-

раничений, народная воля сможет разумно, т. е. подлинно целесообразно, устроить на-

родную жизнь и утвердить общественную правду. Отсюда столь характерная для рус-

ской революции – не только в лице ее вождей-интеллигентов, но в лице ее чисто на-

родных представителей – наивная вера во всемогущество науки, в возможность при помощи науки технически организовать жизнь, так что будет достигнуто высшее, по-

следнее ее совершенство... Замечательно, что русская революция, обнаружив неслы-

ханную вражду ко всякой духовной культуре – к религии, к праву, даже к внеутилитар-

ному научному знанию, …проявила наивную и страстную веру в техническую цивили-

зацию и истинно идолопоклоннический культ всякой рациональной – технической и социальной – организации. Русской революции, конечно, совершенно чужд «культ ра-

зума» в смысле просветительства французской революции – «Разума» с большой буквы как высшего абсолютного начала, как объекта, хотя туманной и убогой, но все же рели-

гиозной веры. Напротив, русская революционная вера в разум есть до последнего пре-

дела довершенный нигилизм, отрицание всяческих высших, сверхчеловеческих начал,

признание человеческого самочинного разума как утвержденной лишь в самой себе и не ведающей никаких высших норм инстанции человеческого самоустроения.

Если можно в краткую формулу свети русскую революционную веру, то ее можно выразить как нигилистический рационализм – сочетание неверия и отрицания всех объективных начал, связывающих человеческую волю, с верой в человеческую самочинность, которая, руководясь прирожденным влечением к счастью и благопо-

лучию, сумеет легко достигнуть его одной лишь технически рациональной организаци-

ей человеческой деятельности. Социализм есть лишь выражение этого нигилистическо-

го рационализма в области социально-экономической: то, о чем лишь робко мечтали западно-европейские массы и их вожди, и что в их собственном сознании наталкива-

лось на непреодолимые духовные преграды в лице всей укорененной системы прав и культуры, – попытка подчинить всю жизнь, в том числе ее глубочайшую, так сказать,

физиологическую основу в лице хозяйственного кровообращения рациональной обще-

94

http://www.mitht.ru/e-library

ственной регулировке – это было без малейших сомнений испробовано в России, ибо здесь было для этого и достаточное неверие в сверхрациональные основы культуры, в

том числе и личность, даже как хозяйственного субъекта, и достаточная вера в простой человеческий разум, который с помощью кулака и плетки для неразумных и порочных легко и просто устроит человеческую жизнь.

Русская революция есть последнее действенное и всенародное проявление ниги-

лизма – это исконно русского умонастроения, вместе с тем тесно связанного с общече-

ловеческим развитием нового времени. (Там же. С. 123-125.)

...Русская революция есть последнее завершение и заключительный итог того грандиозного восстания человечества, которое началось в эпоху ренессанса и заполняет собой всю так называемую «новую историю». (Там же. С. 127.)

Социализм есть сразу и завершение, и низвержение либеральной демократии.

Он руководится тем же основным мотивом, что и она, общим мотивом всего нового времени: сделать человека и человечество истинным хозяином его жизни, предоставить ему возможность самочинно устроить свою судьбу. Но он усматривает пустоту, бес-

содержательность и внутреннее противоречие той формальной свободы, которую дает либеральная демократия: человек, формально свободный, предоставленный самому се-

бе, ничего не может сделать и гибнет жертвой социальных случайностей, оказывается игрушкой хозяйственных конъюнктур, рабом хозяйственно сильных слоев. Чтобы сде-

лать его истинно свободным, надо пожертвовать его формальной свободой личности,

объединить его в коллективное целое и предоставить человечеству, сосредоточив в его руках все земные средства, самочинно и рационально устроить жизнь ценою даже раб-

ства индивида. <…> Социализм есть последний итог великого восстания человечества и вместе с тем результат его совершенного истощения – полного духовного обнищания блудного сына за долгие века блуждания вдали от отчего дома и его богатства. (Там же.

С. 129-130.)

В религиозном развитии Запада и Востока есть одно коренное различие, источ-

ник которого заложен в последних глубинах своеобразия религиозно-творческого духа Запада и Востока. В то время как на Западе религиозное творчество с самого начала вложилось в дело внешнего жизненного строительства и восприятие христианства оз-

начало для западно-германских народов вступление в суровую теократическую школу морального, государственного и гражданско-правового воспитания, в России великая духовная энергия, почерпаемая из безмерной сокровищницы православной веры, шла едва ли не целиком в глубь религиозного развития духа, почти не определяя эмпириче-

скую периферию жизненного уклада русской жизни, не воспитала веры в какие-либо

95

http://www.mitht.ru/e-library

освященные ею принципы гражданских и государственных отношений. Поэтому, с од-

ной стороны, в духовной глубине, скрытой от изменчивости и колыханий исторических волн, дольше могла сохраниться чистота церковной веры, и не было той жизненной по-

требности в борьбе с ней, в разрывании ее уз, которую испытал западный мир, с другой стороны, остались неразвитыми и неукрепленными те промежуточные между религи-

озным духом и жизненной эмпирией сферы права и морали, которые на Западе так прочно привиты теократическим воспитанием. Этим своеобразием определена религи-

озно-историческая судьба России. (Там же. С. 130-131.)

Между чистой, глубокой и полной верой, между цельным погружением духа в недра церковно-религиозного бытия и его совершенной отрицательностью и пустотой у нас нет ничего промежуточного. Поэтому у нас религиозно-психологически невозмож-

ны промежуточные духовные тенденции, на которых уже давно зиждется западно-

европейская жизнь, – ни реформация, ни либерализм, ни гуманитаризм, ни безрелиги-

озный национализм, ни демократизм. Русский человек либо имеет в своей душе истин-

ный «страх Божий», подлинную религиозную просветленность, и тогда он являет черты благости и величия, изумляющие мир, либо же есть чистый нигилист, который уже не только теоретически, но и практически ни во что не верит и которому все позволено.

Нигилизм – неверие в духовные начала и силы, в духовную первооснову общественной и частной жизни есть рядом и одновременно с глубокой, нетронуто-цельной религиоз-

ной верой, коренное, исконное свойство русского человека.

Поэтому именно Россия была как бы изначала предназначена сказать последнее слово в этом духовном движении самоотрицания культуры, которое с неизбежностью выросло из замысла дать самочинное, самодовлеющее, отрешенное ее утверждение. <…> Русский народ потерял исконную цельность религиозной веры, он оторвался от старого и почувствовал, как Илья Муромец, тридцать три года пролежавший на печи,

потребность расправить свои силы, пожить самочинно, стать самим хозяином своей жизни; но он не обрел и не мог обрести никакой новой положительной веры и потому обречен был впасть в чистый нигилизм – отречься от родины, от религии, от начала собственности и труда. (Там же. С. 132-133.)

Этот итог, который ближайшим образом означает экспериментальную проверку и в результате ее – самоупразднене социализма, имеет в действительности гораздо бо-

лее глубокое значение и универсальное содержание. Социализм сам по себе есть лишь последний этап всего духовного развития нового времени; его разрушительная – в от-

ношении существующего культурно-общественного уклада – тенденция есть вместе с

96

http://www.mitht.ru/e-library

тем завершение, доведение до последнего конца всех заветных стремлений нового вре-

мени. (Там же. С. 134.)

Русская революция есть историческое... экспериментальное изобличение не-

правды идеала самочинного устроения жизни, руководившего человечеством за все по-

следние века. В ее лице совершается крушение вавилонской башни, которая строилась человечеством в течение четырех веков. Путь, на который человечество вступило с эпохи Ренессанса и Реформации, пройден до последнего конца; «новая история» конча-

ется на наших глазах. И начинается какая-то подлинно «новейшая история», какая-то совершенно иная эпоха.

Отрицательное определение смысла этой новой эпохи совсем не трудно: она бу-

дет основана именно на отрицании идеала нового времени, на разочаровании в идее самочинного бунтарского человеческого самоустроения. (Там же. С. 135.)

Человечество стоит снова на перекрестке путей, и оно изберет правильный и ис-

торически необходимый путь, если новым путем пойдет к прежней цели. <…> Ведь

…замысел новой истории был правомерен и исторически обоснован. Это был замысел осуществления духовной свободы, насаждения правды на земле не извне и сверху, а из глубины, из самых первооснов творческого человеческого духа; в этом замысле содер-

жалось исправление односторонности теократического начала, попытка подлинного осуществления христианского начала богочеловечества, коренного соучастия свобод-

ного человеческого духа в Божьем творчестве. Основное заблуждение нового времени состояло лишь в том, что свобода была отождествлена с бунтом; творческие глубины человеческого духа пытались утвердить отрешением их от божественной почвы, в ко-

торый они укоренены и через которую они только и могут питаться. Человечество ду-

мало достигнуть неба, оторвавшись от своих корней и свободно паря в воздухе; оно хо-

тело как будто владеть небом и подчинить его себе. На самом же деле дорасти до неба можно только, будучи с самого начала, через глубины духовно-исторической почвы укорененным в нем самом. Бунтарское человекобожество нового времени должно ус-

тупить место органическому, истинно творческому богочеловечеству, творческая сила которого заключена именно в его религиозном смирении. <…> Эпоха, все творчество которой было основано на отрицании высших духовных сил, питающих человеческий дух, должна смениться эпохой, свободное творчество которой всецело укреплено уко-

рененностью человеческого духа в высшем духовном начале. (Там же. С. 136-137.)

97

http://www.mitht.ru/e-library

Личность и общество

В нашем философско-политическом мировоззрении мы исходим из идеи лично-

сти как носителя и творца духовных ценностей, осуществление которых в обществен-

но-исторической жизни образует содержание культуры и есть высшая и последняя за-

дача политического строительства. Личность для нас священна сама по себе, в силу присущего нам морального сознания, которое гласит, что человек должен всегда рас-

сматриваться как цель и никогда – как простое средство, и требует от нас уважения ко всякой человеческой личности как таковой. И личность для нас священна, как живая и вечная лаборатория духовного творчества, как единственная на земле реальная точка, в

которой и через которую действует божественный дух. Нет блага, которое было бы благом само по себе, если оно не служит личности; нет священной цели, кроме цели служения свободе и развитию личности. <...> Личность стоит выше государства, и ни-

какое государство не может смотреть на нее только как на свое орудие. В этом отноше-

нии всякая диктатура, от кого бы она ни исходила и какими бы соображениями ни ру-

ководствовалась, одинаково безнравственна и недопустима. Право должно служить обеспечению свободы, и всякий порядок, убивающий свободу, противоправен и безза-

конен. <…> Свобода личности и равноценность, а, следовательно, равноправие отдель-

ных личностей – таковы морально-политические постулаты демократического движе-

ния. Но на этом нельзя останавливаться: демократия должна быть осуществлена не только в сфере политической (в узком смысле слова), но и в области хозяйственных и социальных отношений. (Франк С.Л. Политика и идеи // Непрочитанное… – М., 2001. –

С. 27-28, 29-30.)

Уровень общественного порядка стоит в функциональной зависимости от нравственного уровня людей, его составляющих. …Реформы только в том случае име-

ют прочное и плодотворное действие, когда они сами создают условия, благоприятст-

вующие повышению уровня человеческой природы, улучшению нравственных навыков и понятий. Такова в общественной жизни… роль законодательства о школе, внешколь-

ном воспитании юношества, семье, меры по охранению материнства и детства, меры по созданию благоприятных условий труда и т.п. (Франк С.Л. Свет во тьме. – М., 1998. –

С. 240-241.)

Христианская нравственная установка ставит себе только одну умышленную цель – творить добро, вливать в мир силу добра и столь же неустанно бороться с гре-

хом, злом, неустройством мира, с действующими в нем силами разрушения. <Заботу же о том, будет ли этот день или век лучше предыдущего, а следующий лучше нынешнего

98

http://www.mitht.ru/e-library

христианское сознание предоставляет промыслу Божию.> Кроме того, христианская любовь по самому своему смыслу направлена не на «человечество» или «мир» в целом и тем самым не на будущее их состояние, а на облегчение жизни, удовлетворение нуж-

ды, нравственное исцеление конкретного человека, «ближнего» в его конкретном сего-

дняшнем состоянии». (Там же. С. 209.)

Для себя самого, в своем внутреннем мире и в своей личной жизни каждый че-

ловек есть особый, незаменимый и неповторимый мир, имеющий какую-то абсолют-

ную ценность, и с этой точки зрения вся внешняя жизнь есть для него лишь средство к осуществлению своего собственного призвания и назначения, своей собственной меч-

ты, своих упований и желаний. …Всякая истинная полнота и глубина означает обрете-

ние внутри себя чего-то общечеловеческого, объединяющего данную отдельную лич-

ность с другими людьми... (Франк С.Л. Личная жизнь и социальное строительство //

Непрочитанное... – М., 2001. – С. 254, 257.)

«Американизм» есть лозунг не одной советской молодежи. Презрение к духов-

ной жизни, ко всем вопросам внутренней личной жизни, увлечение чисто внешним де-

ланием, техникой в широком смысле слова, мастерством в обращении с внешним ми-

ром, отвержение под пренебрежительной кличкой «романтики» всего иного, кроме умения успешно действовать и достигать внешних целей, – все это широко распростра-

нено в умонастроении нынешней молодежи всех стран. <…> И совсем как в Советской России, эта обращенность вовне, к вещам и силам внешнего мира, это восприятие тех-

нического совершенствования, как центральной и основной задачи человеческой жизни связано с потерей вкуса к личности, к началу индивидуальности и с более или менее смутными, но в основном своем мотиве совершенно явственными тенденциями к кол-

лективизации жизни. Человек, обращенный вовне, жаждущий внешней активности, ус-

матривающий в овладении природой, в технических достижениях последнюю цель сво-

ей жизни, легче всего чувствует себя в роли солдата некой армии, в роли слепо-

послушного органа или орудия какого-то коллектива, в жизни и деятельности которого без остатка растворяется его собственная личная жизнь. (Там же. С. 250.)

Для современного западного мира – иначе говоря, для тенденции «американиз-

ма» <…> характерно стремление превратить человеческую личность целиком и без ос-

татка в тип так называемого «делового человека», то есть в циника, утратившего чутье и вкус к внутренней жизни и находящего себе полное удовлетворение в деятельности технической (в широком смысле слова), то есть в таком общении с людьми и с миром,

где все есть только средство для успеха какого-либо внешнего дела. Такой человек,

правда, «индивидуалист», он имеет в широком и поверхностном смысле слова и лич-

99

http://www.mitht.ru/e-library

ную жизнь, он даже всю свою жизнь рассматривает с точки зрения своих интересов,

своего успеха, но личность в смысле внутренней реальности в нем уничтожена. Место подлинной любви, удовлетворяющей интимные потребности духа, занимают внешние,

мимолетные, чувственные связи и вся цель жизни состоит во внешнем успехе – в дос-

тижении богатства, славы, власти, словом – в захвате лучшего места в мире, в подчине-

нии себе мира в какой-нибудь области – выражаясь в терминах «спорта» – в том, чтобы

«побить» какой-нибудь «рекорд». Такой человек – эгоист, он думает только о себе и своем успехе в мире; но замечательно, что, понимая цель жизни только как цель како-

го-либо внешнего делания, он незаметно становится рабом внешнего мира, рабом слу-

чая и под конец жизни, когда силы ослабевают, оказывается обычно с совершенно опустошенной душой у «разбитого корыта». Счастья и настоящего внутреннего удов-

летворения он не знает; его жизнь есть, с одной стороны, верчение белки в колесе, и с другой стороны – внутреннее опустошение и растрачивание своих духовных сил; и по-

тому так часты случаи, когда люди такого типа при малейшей неудаче впадают в от-

чаяние, теряют почву под ногами, кончают самоубийством.

Здесь мы имеем попытку простого погашения, истребления внутренних духов-

ных сил личности и тем самым механизации личной жизни, противоестественную по-

пытку найти полное удовлетворение личной жизни в одной лишь внешней жизни в ми-

ре и мирской деятельности.

Если западноевропейская форма самоистребления внутренней жизни личности может быть коротко определена, как цинизм, то типично советско-русская форма того же извращения может быть обозначена как социальный фанатизм, как он представлен в миросозерцании коммунизма. Социальный фанатизм практически …не отвергает внутренних, духовных сил личности; напротив, он хочет их использовать – и прежде всего основную потенцию внутренней жизни личности – веру, мечту, нравственное чувство, энтузиазм, коротко говоря, духовный огонь, которым горит личность. Но он хочет целиком без остатка вложить эту силу во внешнее делание – в социальное строи-

тельство. Он не хочет допустить в личности автономной, ей одной принадлежащей, ин-

тимной сферы жизни, так же, как не допускает и того частного окружения этой интим-

ной жизни в форме семьи, любви, дружбы, которое мы называем личной жизнью. Вся душа, все сердце человека без остатка мобилизуется и предназначается для утилизации как сила, нужная для общественного строительства. …<Социальный фанатизм> не счи-

тается с тем бесспорным фактом, что полезные для социального строительства духов-

ные силы личности должны взращиваться, и что это взращивание подлинно возможно только, когда охраняется и поощряется какая-то неприкосновенная для внешнего вме-

100

http://www.mitht.ru/e-library