933

«расширение взгляда», в чем оно и что означает? Это не просвещение в собственном смысле слова и не наука, это и не измена тоже народным русским нравственным нача-

лам, во имя европейской цивилизации; нет, это именно нечто одному лишь народу рус-

скому свойственное, ибо подобной реформы нигде никогда и не было. Это, действи-

тельно и на самом деле, почти братская любовь наша к другим народам, выжитая нами

вполтора века общения с ними; это потребность наша всеслужения человечеству, даже

вущерб иногда собственным и крупным ближайшим интересам; это примирение наше с их цивилизациями, познание и извинение их идеалов, хотя бы они и не ладили с наши-

ми; это нажитая нами способность в каждой из европейских цивилизаций или, вернее, –

в каждой из европейских личностей открывать и находить заключающуюся в ней исти-

ну, несмотря даже на многое, с чем нельзя согласиться. Это, наконец, потребность быть прежде всего справедливыми и искать лишь истины. Одним словом, это, может быть, и

есть начало, первый шаг того деятельного приложения нашей драгоценности, нашего православия, к всеслужению человечеству, – к чему оно и предназначено и что, собст-

венно, и составляет настоящую сущность его. Таким образом, через реформу Петра произошло расширение прежней же нашей идеи, русской московской идеи, получилось умножившееся и усиленное понимание ее: мы сознали тем самым всемирное назначе-

ние наше, личность и роль нашу в человечестве, и не могли не сознать, что назначение и роль эта не похожи на таковые же у других народов, ибо там каждая народная лич-

ность живет единственно для себя и в себя, а мы начнем теперь, когда пришло время,

именно с того, что станем всем слугами, для всеобщего примирения. И это вовсе не по-

зорно, напротив, в этом величие наше, потому что всё это ведет к окончательному еди-

нению человечества. Кто хочет быть выше всех в царствии божием – стань всем слу-

гой. Вот как я понимаю русское предназначение в его идеале.

В самом деле, что такое для нас петровская реформа, и не в будущем только, а

даже и в том, что уже было, произошло, что уже явилось воочию? Что означала для нас эта реформа? Ведь не была же она только для нас усвоением европейских костюмов,

обычаев, изобретений и европейской науки. Вникнем, как дело было, поглядим при-

стальнее. Да, очень может быть, что Петр первоначально только в этом смысле и начал производить ее, то есть в смысле ближайше утилитарном, но впоследствии, в дальней-

шем развитии им своей идеи, Петр несомненно повиновался некоторому затаенному чутью, которое влекло его, в его деле, к целям будущим, несомненно огромнейшим,

чем один только ближайший утилитаризм. Так точно и русский народ не из одного только утилитаризма принял реформу, а несомненно уже ощутив своим предчувствием почти тотчас же некоторую дальнейшую, несравненно более высшую цель, чем бли-

51

http://www.mitht.ru/e-library

жайший утилитаризм, – ощутив эту цель опять-таки, конечно, повторяю это, бессозна-

тельно, но, однако же, и непосредственно и вполне жизненно. Ведь мы разом устреми-

лись тогда к самому жизненному воссоединению, к единению всечеловеческому! Мы не враждебно..., а дружественно, с полною любовию приняли в душу нашу гении чу-

жих наций, всех вместе, не делая преимущественных племенных различий, умея ин-

стинктом, почти с самого первого шагу различать, снимать противоречия, извинять и примирять различия, и тем уже выказали готовность и наклонность нашу, нам самим только что объявившуюся и сказавшуюся, ко всеобщему общечеловеческому воссоеди-

нению со всеми племенами великого арийского рода. Да, назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только (в конце концов, это подчеркните) стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите. О, все это славянофильство и западничество наше есть одно только великое у нас недоразумение, хотя исторически и необходимое.

Для настоящего русского Европа и удел всего великого арийского племени так же до-

роги, как и сама Россия, как и удел своей родной земли, потому что наш удел и есть всемирность, и не мечом приобретенная, а силой братства и братского стремления на-

шего к воссоединению людей. <...> О, народы Европы и не знают, как они нам дороги!

И впоследствии, я верю в это, мы, то есть, конечно, не мы, а будущие грядущие русские люди поймут уже все до единого, что стать настоящим русским и будет именно зна-

чить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно,

указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловечной и всесоединяю-

щей, вместить в нее с братскою любовию всех наших братьев, а в конце концов, может быть, и изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончатель-

ного согласия всех племен по Христову евангельскому закону! Пусть наша земля ни-

щая, но эту нищую землю «в рабском виде исходил, благословляя, Христос». Почему же нам не вместить последнего слова его? (Достоевский Ф.М. Пушкин. (Очерк). // Дос-

тоевский Ф.М. «Человек есть тайна...» – М., 2003. С. 416-430.)

В.С. Соловьёв

Владимир Сергеевич Соловьёв (1853-1900) – выдающийся русский философ. Ос-

новные произведения: «Критика отвлеченных начал», «Чтения о богочеловечестве», «Оправдание добра» и др.

52

http://www.mitht.ru/e-library

Личность и общество

Каждый единичный человек, как личность, обладает возможностью совершен-

ства, или положительной бесконечности, именно способностью все понимать своим разумом и все обнимать сердцем, или входить в живое единство со всем. Эта двоякая бесконечность – силы представления и силы стремления и действия, называемая в Биб-

лии (по толкованию отцов церкви) образом и подобием Божиим, есть непременная принадлежность каждого лица, в этом, собственно, состоит безусловное значение, дос-

тоинство и ценность человеческой личности и основание ее неотъемлемых прав. Ясно,

что осуществление этой бесконечности, или действительность этого совершенства обу-

словлена совместностью всех и не может быть личною принадлежностью каждого, в

отдельности взятого, а усвояется им чрез взаимодействие со всеми, – иначе, оставаясь в своей отдельности и ограниченности, единичное лицо тем самым лишает себя дейст-

вительной полноты всего, т.е. лишает себя совершенства и бесконечности. Последова-

тельно утверждать свою отдельность или обособленность было бы для лица даже фи-

зическою невозможностью. Все, что есть в жизни общей, непременно так или иначе воздействует на единичных лиц, усвояется ими и только в них и чрез них доходит до своей окончательной действительности, или завершения; а если смотреть на то же са-

мое дело с другой стороны – в жизни личной все действительное ее содержание полу-

чается чрез общественную среду и так или иначе обусловлено ее данным состоянием. В

этом смысле можно сказать, что общество есть дополненная или расширенная лич-

ность, а личность – сжатое, или сосредоточенное, общество.

Мировая задача состоит не в создании солидарности между каждым и всеми – она уже и так существует по природе вещей, а в полном сознании и затем духовном ус-

воении этой солидарности со стороны всех и каждого, в ее превращении из метафизи-

ческой и физической только в нравственно-метафизическую и нравственно-

физическую. Жизнь человека уже сама по себе и сверху, и снизу есть невольное уча-

стие в прогрессивном существовании человечества и целого мира; достоинство этой жизни и смысл всего мироздания требуют только, чтобы это невольное участие каждо-

го во всем становилось вольным, все более и более сознательным и свободным, т.е.

действительно-личным, – чтобы каждый все более и более понимал и исполнял общее дело, как свое собственное. Очевидно, только таким образом бесконечное значение личности осуществляется, или из возможности переходит в действительность.

Но самый этот переход – это одухотворение, или морализация солидарности, по природе существующей, – есть тоже нераздельная часть общего дела; исполнение этой высшей задачи зависит в своем действительном успехе не от одних личных условий, а

53

http://www.mitht.ru/e-library

определяется непременно и общим ходом мировой истории, или наличным состоянием общественной среды в данный исторический момент, так что и личное совершенство-

вание каждого человека никогда не может быть отделено от общего, личная нравствен-

ность – от общественной.

Действительная нравственность есть должное взаимодействие между единич-

ным лицом и его данною средою (в широком смысле этого слова, обнимающем все об-

ласти бытия, высшие и низшие, с которыми человек практически соотносится). Дейст-

вительное личное достоинство каждого несомненно выражается и воплощается в его отношениях к тому, что его окружает. В этой лично-общественной действительности постепенно осуществляются те бесконечные возможности, которые заложены и в самой природе человеческой – в каждом и во всех. Исторический опыт застает человека уже восполненным некоторою общественною средой, и затем вся история есть лишь воз-

вышение и расширение той двусторонней, лично-общественной жизни. Указанные мною три главные степени, или формации, в этом процессе: родовая, национально-

государственная и универсальная – связаны, разумеется, множеством промежуточных звеньев, и, помимо этого, высшая форма не заменяет и не упраздняет всецело низшую,

а только, вбирая ее в свою сферу, видоизменяет ее, из самостоятельного целого делая подчиненною частью. Так, родовой союз с возникновением государства становится его подчиненным, частным элементом в виде семьи, в которой родственная связь не уп-

раздняется, а скорее углубляется нравственно, изменяя только свое социологическое и правовое значение, переставая быть основанием независимой власти или собственной юрисдикции.

При переходе от низших форм собирательной жизни к высшим личность в силу присущей ей бесконечной потенции понимания и стремления к лучшему является в из-

бранных своих представителях началом движения и прогресса (динамический элемент истории), тогда как данная общественная среда, как уже достигнутая действительность,

как законченная в своей сфере и на своей степени объективация нравственного содер-

жания, естественно представляет косную, охранительную сторону (статический эле-

мент истории). Когда единичные лица, более других одаренные или более развитые,

начинают испытывать действие своей общественной среды не как осуществление и восполнение их жизни, а лишь как внешнее ограничение и препятствие для их положи-

тельных нравственных стремлений, тогда они становятся носителями высшего общест-

венного сознания, которое стремится затем к поглощению в новых соответствующих ему формах и порядках жизни.

Всякая общественная среда есть объективное проявление или воплощение нрав-

54

http://www.mitht.ru/e-library

ственности (должных отношений) на известной степени человеческого развития; но нравственная личность в силу своего стремления к безусловному добру перерастает данную ограниченную форму воплощенного в обществе нравственного содержания и начинает относиться к нему отрицательно – не к самому по себе, а только к данной низшей ступени его воплощения. Очевидно, такое столкновение не есть принципиаль-

ное противоречие между личным началом и общественным началом как таковыми, а

только между прежнею и новом стадиями лично-общественного развития. (Соловьев В.С. «Оправдание добра». – Соч. в 2-х томах. – М. 1988г. Т.1. С.375-379.)

О патриотизме

…Для каждого народа общий принцип национальностей воплощается лишь в его собственной особой народности, требующей исключительного служения. В этом служении своей народности различные народы если и не сталкиваются прямо вра-

ждебно, то все-таки не могут быть солидарны между собою. Ставя, в силу националь-

ного принципа, служение своей народности как высшую цель, каждый народ тем са-

мым обрекает себя на нравственное одиночество, ибо эта цель не может быть у него общею с другими народами: служение полонизму, например, никогда не может быть целью для немца или русского, и наоборот, для поляка не имеет никакого смысла рус-

ский или германский национализм.

Если при этом возбуждение национального чувства сопровождается беспре-

дельным самомнением и самодовольством, тупым презрением и слепою враждой к чу-

жому; если историческая рознь ставится как идеал и фактические разделения возводят-

ся в принцип; если каждый народ смотрит на другие или как на вечных врагов и со-

перников, или же как на ручьи, которые должны слиться в его море, – если, одним сло-

вом, национальное чувство является только в образе национального эгоизма, – то, без всякого сомнения, оно есть отречение от вселенского христианства и возвращение к языческому и ветхозаветному партикуляризму. И если такому национальному эгоизму суждено возобладать в человечестве, – тогда всемирная история не имеет смысла, и

христианство напрасно являлось на земле.

Правда, принцип национальностей может представляться в другом виде: он мо-

жет являться не как выражение народного эгоизма, а как требование международной справедливости, в силу которой все народности имеют равное право на самостоятель-

ное существование и развитие. В этой форме принцип национальностей не идет далее отрицательной заповеди, обращенной по преимуществу к сильным народам, чтобы они

55

http://www.mitht.ru/e-library

не утесняли и не угнетали слабых народностей. Но, предполагая, что известный народ не преступает пределов международной справедливости, не угнетает и не истребляет других народов, – этим еще нисколько не решается вопрос о положительном начале его жизни, – чем и во имя чего он живет, чему служит? И если он живет только собою и во имя себя, служит только себе, то, даже и соблюдая отрицательную справедливость к другим народам, т.е. не обижая их прямо, он все-таки будет повинен в национальном эгоизме, в измене христианскому Богу. Обоготворяя свою народность, превращая пат-

риотизм в религию, мы не можем служить Богу, убитому во имя патриотизма. Если на место высшей идеи ставят национальность, то какое же место дадут вселенской хри-

стианской истине?

По истине же народность не есть высшая идея, которой мы должны служить, а

есть живая сила, природная и историческая, которая сама должна служить высшей идее и этим служением осмысливать и оправдывать свое существование. С этой точки зре-

ния вполне возможно соединить вселенское христианство с патриотизмом. Ибо если единая вселенская истина заключается для нас в религии, то ничто не мешает нам при-

знавать в своей народности особую историческую силу, которая должна сослужить ре-

лигиозной истине свою особую службу для общего блага всех народов. Такой взгляд,

будучи прежде всего религиозным, является вместе с тем национальным без эгоизма и универсальным без космополитизма.

Когда же от нас требуют прежде всего, чтобы мы верили в свой народ, служили своему народу, то такое требование может иметь очень фальшивый смысл, совершенно противный истинному патриотизму. Для того чтобы народ был достойным предметом веры и служения, он сам должен верить и служить чему-нибудь высшему и безуслов-

ному: иначе, верить в народ, служить народу, значило бы верить в толпу людей, слу-

жить толпе людей, а это противно не только религии, но и простому чувству человече-

ского достоинства. Достойным предметом нашей веры и служения может быть только то, что причастно бесконечному совершенству. Не унижая и не обманывая себя, мы можем верить и служить только Божеству. Божество как действительность дано нам в христианстве, и это выше народности. Получив это высшее, мы можем преклониться пред своим народом только в том случае, если сам этот народ является служителем ре-

лигиозной истины. Тогда, служа ей, мы тем самым будем служить и своему народу,

или, говоря точнее, будем деятельно участвовать в его всемирно-историческом служе-

нии.

При таком внутреннем соединении (а не смешении) религиозной идеи с народ-

ностью выигрывает и та и другая. Народность перестает быть простым этнографичским

56

http://www.mitht.ru/e-library

и историческим фактом, получает высший смысл освящение, а религиозная идея обна-

руживается с большею определенностью, окрашивается и воплощается в народности,

приобретает в ней живую историческую силу для своего осуществления в мире. И чем значительнее народная сила, тем выше должна она подниматься над национальным эгоизмом, тем полнее должна она отдаваться своему вселенскому служению, ибо кому много дано, с того много и взыщется.

Народ в своей самобытной особенности есть великая земная сила. Но, чтобы быть силой творческой, чтобы принести плод свой, народность, как и всякая земная си-

ла, должна быть оплодотворена воздействиями извне, и для этого она должна быть от-

крыта таким воздействиям. Если же народная сила затворяется от внешних воздействий и обращается на саму себя, то она неизбежно остается бесплодной. Национальное са-

мосознание есть великое дело; но когда самосознание народа переходит в самодо-

вольство, а самодовольство доходит до самообожания, тогда естественный конец для него есть самоуничтожение: басня о Нарциссе поучительна не для отдельных только лиц, но и для целых народов.

Сравнивают народ с растением, говорят о крепости корней, о глубине почвы.

Забывают, что и растение, для того чтобы приносить цветы и плоды, должно не только держаться корнями в почве, но и подниматься над почвой, должно быть открыто для внешних чужих влияний, для росы и дождя, для свободного ветра и солнечных лучей.

Что такое само видимое растение в своей типичной форме, со стволом, ветвями и ли-

стьями, – что оно такое, как не воплощенное искание этих чужих надпочвенных воз-

действий, как бы воплощенный порыв вверх и вширь за воздухом и влагой, за светом и теплом? Чем больше оно воспримет этих благотворных влияний, чем полнее ими про-

никнется, тем само оно будет сильнее и плодотворнее. Так и развитие народности мо-

жет быть плодотворно только по мере усвоения ею вселенской сверхнациональной идеи. А для этого усвоения необходим некоторый акт национального самоотречения,

необходима готовность принимать просвещающие и оживляющие воздействия, чрез кого бы они ни шли, не дожидаясь, чтобы родная и близкая почва дала нам то, что мо-

жет дать только далекое солнце и чужая атмосфера.

Во всяком случае, с христианской точки зрения мы можем ценить народность не саму по себе, а только в связи с вселенской христианской идеей, – мы должны видеть в народе богоносную силу, необходимую для пришествия Царствия Божия и для совер-

шения воли Божией. (Соловьев В.С. Национальный вопрос в России // Соч. в 2 тт. Т. 1.

– М.: Правда, 1989. – С. 280-282)

57

http://www.mitht.ru/e-library

Истинный патриотизм требует, чтобы мы верили в свой народ, а истинная вера соединена с бесстрашием: нельзя верить во что-нибудь и бояться за предмет своей ве-

ры. Родоначальники России, люди, призвавшие варягов, имели эту истинную веру, со-

единенную с бесстрашием; они не боялись, что чужая власть может подавить внешнею силою тот народ, у которого достало внутренней силы, чтобы добровольно подчинить-

ся этой власти.

Далее, патриотизм требует, чтобы мы любили свой народ, а истинная любовь сочувствует действительным потребностям, сострадает действительным бедствиям тех,

кого мы любим. Эту истинную любовь имели наши предки, призвавшие варягов; они глубоко чувствовали настоятельную потребность своего народа в единстве и порядке,

они страдали от розни и усобиц.

Наконец, патриотизм требует, чтобы мы хотели действительно практически по-

мочь своему народу в его бедах, не дожидаясь, чтобы помощь пришла сама собою. И

наши предки не дожидались, чтобы единство вышло само собою из розни и порядок – из безначалия: они обратились к действительной силе единства и порядка и смело при-

звали чужую власть. Мы не думаем, чтобы Рюрик с своими братьями и дружиной пред-

ставляли идеал правительства, но если бы наши предки искали идеального правитель-

ства, то русское государство не образовалось бы. Русская земля не была бы собрана, и

мы сами теперь были бы такими же немцами, как жители Мекленбурга или Померании. (Там же. С. 286)

…Не национальное самолюбие, а национальное самоотречение в призвании ва-

рягов создало русское государство; не национальное самолюбие, а национальное само-

отречение в реформе Петра Великого дало этому государству образовательные средст-

ва, необходимые для совершения его всемирно-исторической задачи. (Там же. С. 289) …История всех народов – древних и новых, – имевших прямое влияние на судь-

бы человечества, говорит нам одно и то же. Все они в эпохи своего расцвета и величия полагали свое значение, утверждали свою народность не в ней самой, отвлеченно взя-

той, а в чем-то всеобщем, сверхнародном, во что они верили, чему служили и что осу-

ществляли в своем творчестве – национальном по источнику и способам выражения, но вполне универсальном по содержанию или предметным результатам. Народы живут и действуют не во имя себя или своих материальных интересов, а во имя своей идеи, т.е.

того, что для них всего важнее и что нужно всему миру, чем они могут послужить ему, – они живут не для себя только, а для всех. То, во что народ верит и что с верою делает, он непременно признает хорошим безусловно, хорошим не как свое, а само по себе, следовательно, для всех, и таковым; оно обыкновенно оказывается. Исторические

58

http://www.mitht.ru/e-library

представители народа могут иногда ложно понимать ту и другую сторону национально-

универсальной идеи, которой они служат, и тогда их служение выходит дурное и без-

успешное. Филипп II и герцог Альба очень плохо понимали идею церковного единства,

парижский Конвент не лучше понимал идею человеческих прав; но дурное понимание проходит, а идея остается и просветляется в новых, лучших своих проявлениях, если только она действительно коренится в душе народа.

Поскольку универсально народное творчество, т.е. то, что народ осуществляет в действительности, постольку же универсально в своем предмете истинное самосозна-

ние народное. Народ не сознает себя отвлеченно, как какого-то пустого субъекта, от-

дельно от содержания и смысла своей жизни, он сознает себя именно в том или по от-

ношению к тому, что он делает и что хочет делать, во что верит и чему служит.

Но если сам народ, как ясно из истории, не ставит целью своей жизни себя само-

го, отвлеченно взятого, или материальный интерес своего существования отдельно от его высшего, идеального условия, то и каждый из нас не имеет права в любви к своему народу отделять его от смысла его жизни и служение его материальным выгодам ста-

вить выше нравственных требований. И если сам народ своим истинным творчеством и самосознанием утверждает себя во всемирном – в том, что имеет значение для всех или в чем он солидарен со всеми, то каким же образом истинный патриот может ради пред-

полагаемой «пользы» своего народа разрывать солидарность с другими, ненавидеть или презирать чужеземцев? Если сам народ видит свое настоящее благо в благе всеобщем,

то как же патриотизм может ставить благо своего народа как что-то отдельное и проти-

воположное всему другому? Очевидно, это не будет то нравственное идеальное благо,

которое желает сам народ, и мнимый патриотизм окажется в противоречии не с чужи-

ми, а со своим собственным народом в его лучших стремлениях. Но существует же, од-

нако, национальная вражда и противоборство? Существует, конечно, как некогда суще-

ствовало повсюду людоедство, – существует как зоологический факт, осужденный лучшим человеческим сознанием самих народов. Возведенный в отвлеченное начало,

этот зоологический факт тяготеет над жизнью народов, затемняя ее смысл и подавляя ее вдохновение, ибо смысл и вдохновение частного – только в связи и согласии его со всеобщим.

Против ложного патриотизма или национализма, поддерживающего преоблада-

ние звериных инстинктов в народе над высшим национальным самосознанием, прав будет космополитизм, требующий безусловного применения нравственного закона без всякого отношения к национальным различиям. Но именно нравственный принцип, ес-

ли проводить его последовательно до конца, не позволяет нам удовлетворяться этим

59

http://www.mitht.ru/e-library

отрицательным требованием космополитизма.

Пусть непосредственным предметом нравственного отношения будет отдельное лицо. Но ведь в самом этом лице одна из существенных его особенностей – прямое про-

должение и расширение его индивидуальности – есть его народность (в положительном смысле характера, типа и творческой силы). Это не есть только физический факт, но и психическое, и нравственное определение. На той степени развития, какой достигло человечество, принадлежность данного лица к известной народности закрепляется его собственным актом самосознания и воли. И, таким образом, народность есть внутрен-

няя, неотделимая принадлежность этого лица, то, что для него в высокой степени доро-

го и близко. И как же возможно нравственное отношение к этому лицу, если не при-

знать существование того, что для него так значительно? Нравственный принцип не позволяет превращать действительное лицо, живого человека с его неотъемлемым и существенным национальным определением в какой-то пустой, отвлеченный субъект,

произвольно выделяя из него определяющие его особенности. Если мы должны при-

знавать собственное достоинство этого человека, то эта обязанность простирается и на все то положительное, с чем он связывает свое достоинство; и если мы любим челове-

ка, то должны любить его народность, которую он любит и от которой себя не отделя-

ет. Высший нравственный идеал требует, чтобы мы любили всех людей, как самих се-

бя, но так как люди не существуют вне народностей (как и народность не существует вне отдельных людей) и эта связь сделалась уже нравственною, внутреннею, а не физи-

ческою только, то прямой логический вывод отсюда есть тот, что мы должны любить все народности, как свою собственную. Этою заповедью утверждается патриотизм как естественное и основное чувство, как прямая обязанность лица к своему ближайшему собирательному целому, и в то же время это чувство освобождается от зоологических свойств народного эгоизма, или национализма, становясь основою и мерилом для по-

ложительного отношения ко всем другим народностям сообразно безусловному и все-

объемлющему нравственному началу. Значение этого требования любви к другим на-

родностям нисколько не зависит от метафизического вопроса о народах как о самостоя-

тельных собирательных существах. Если бы даже народность существовала только в своих видимых единичных носителях, то в них она во всяком случае составляет поло-

жительную особенность, которую можно ценить и любить у чужестранцев так же, как и у своих единоплеменников. Если такое отношение станет действительно правилом, то национальные различия сохранятся и даже усилятся, сделаются более яркими, а исчез-

нут только враждебные разделения и обиды, составляющие коренное препятствие для нравственной организации человечества.

60

http://www.mitht.ru/e-library