Новый заключительный хорал

Порок не страшен малый. И к тому же

Он сам замерзнет. Ведь тепла в нем нет.

Не забывайте о великой стуже

В земной юдоли, стонущей от бед.

Бой против крупных негодяев нужен,

И нужно наконец избавить свет

От истинной причины этой стужи

В земной юдоли, стонущей от бед.

(1946)

Заключительные строфы

"ТРЕХГРОШОВОГО ФИЛЬМА"

Наконец-то торжествуют

Мир, согласье и покой.

Если в деньгах нет отказа,

То конец всегда такой.

Угрожал сперва тюрьмою

Максу Мориц, а потом

Хлеб голодных эти двое

За одним едят столом.

Ведь одни во мраке скрыты,

На других направлен свет.

И вторых обычно видят,

Но не видят первых, нет.

(1930)

Примечания чтение драм

Нет никаких оснований менять эпиграф Джона Гэя к его "Опере нищих" -

"Nos hoec novimus esse nihil" {"Мы-то знаем, что это - ничто" (лат.).} для

"Трехгрошовой оперы". Что касается данного текста, то он почти не отличается

от сценической редакции целиком переданной театрам пьесы и, следовательно,

адресован скорее специалисту, чем потребителю. Заметим, однако, что

превращения в специалистов возможно большего числа зрителей и читателей

следует всячески добиваться и что этот процесс совершается на наших глазах.

Буржуазные понятия являются для "Трехгрошовой оперы" не только

содержанием. Дело не только в том, что она их изображает, но и в том, как

она их изображает. "Трехгрошовая опера" - это своего рода доклад о том,

какого отображения жизни ждет зритель от театра. Однако зрителю приходится

смотреть и то, чего ему не хотелось бы видеть, его желания не только

исполняются, но и критикуются (он оказывается не субъектом, а объектом).

Поэтому теоретически он может признать, что театр получает новую функцию. Но

так как театр сопротивляется своей модификации, то полезно, чтобы драмы,

предназначенные не только для постановки, но и для реформы театра, зритель

читал сам, читал из недоверия к театру. Сейчас мы наблюдаем абсолютный

примат театра над драматической литературой. Примат театрального механизма -

это примат средств производства. Сопротивление театрального механизма новой

целевой установке выражается в том, что, сталкиваясь с драмой, он сразу же

ее изменяет, так что она перестает быть в нем инородным телом. Нетронутыми

остаются разве только те элементы драмы, где она убивает самое себя.

Необходимость правильно ставить новую драматургию - а это для театра еще

важнее, чем для драматургии, - отступает на задний план из-за того, что

театр может ставить все; он "театрализует" что угодно. Разумеется, этот

примат имеет экономические причины.