6. Развитие капитализма в России: опыт прежних и современных дискуссий.

Сравнение теоретических диспутов – интересная сторона историко-научных исследований. По каким причинам, и в какой форме научное сообщество возобновляет обсуждение ранее рассмотренных проблем? Особенное любопытство вызывают споры в общественных науках, поскольку касаются жизнедеятельности и самого научного сообщества. Подобные исторические сравнения позволяют проследить направления и темпы развития науки. Но нужны они не только историкам науки, но и широкому кругу ученых. Это отправные точки для их систематической работы.

История социологии знает примеры колебаний интереса к определенной проблеме или вопросу общественной жизни. Первоочередной причиной подобных колебаний служит сам процесс общественной жизни, с его непостоянством и неравномерностью развития. Поэтому меняющаяся важность определенной социологической проблемы указывает на периодичность научного интереса социологов. Однако, колебания исследовательского интереса могут определяться и собственно теоретико-методологическими причинами. Научные поиск может возвращать социологическое сообщество к вопросам, познание которых было приостановлено на одном из прежних этапов, или относительно исчерпано, пока не появились новые подходы и соображения.

Важно иметь ввиду, что вопросы более высокой теоретической абстракции относительно автономны от исторических условий, в которых наблюдается усиление исследовательского интереса к ним. Именно эта отвлеченность и всеобщность позволяет делать их предметом сравнительного анализа. Вместе с тем, должно присутствовать в сознании историка социологии представление об ограниченности такой автономии рамками того же исторического процесса.

Поэтому, сравнительное изучение по истории социологии должно включать как сравнение условий, в которых имели место научные дискуссии, так и сопоставление мыслительных форм и познавательных средств, используемых на сравниваемых этапах истории.

Приведу слова греческого историка общественной науки Д. Пателиса. «Отсутствие целостно-исторического и диалектического подхода приводит к дихотомии когнитивной (сводимой к формально-логической, семантической и т. д.) и социальной (социально-психологической, социометрической, институциональной и т.д.) сторон науки и, в конце концов, к хаотическому представлению о науке как о результате воздействия различных изначально оторванных факторов» [1].

Сравнительное исследование не ограничивается одним описательным выяснением сходств и различий в дискуссиях разных эпох, но должно быть доведено до нахождения объяснения этому в конкретном противоречии единства соответствия и несоответствия способа мышления и познаваемой им действительности.

В этом случае исследование должно содержать цепь неотъемлемых звеньев. Сравниваемые дискуссии должны быть приведены в соответствие исходя из периодизации форм развития социологического мышления. Затем выявленное соответствие должно быть сопряжено со ступенями развития самого предмета дискуссии. Сам предмет претворяется в определенной понятийно-категориальной структуре, включенной в соответствующую систему социологического мышлений. Поэтому выявление такой структуры указывает на средства и способы познания общественной реальности через установленную предметную область. Лишь рассмотрев теоретико-методологические составляющие дискуссии, следует перейти к практической области исследуемого предмета и выяснить конкретно-историческое соотношение научных положений и общественного положения участников дискуссий.

Решение такой сложной задачи предстоит найти применительно к одному из самых интересных моментов отечественной истории социологии – обсуждению вопроса о перспективах, способах и целях развития капитализма в России. Этот вопрос из разряда имеющих первостепенную значимость, т.к. он касается определения и характеристики существующей общественной системы, вида общества, его стадий исторического развития. В 19-м веке социологическая наука выработала определение формы развития наиболее совершенных для того времени общественных систем как систем капиталистических.

Первый анализ предмета – системы капиталистических отношений – был проведен еще политической экономией 18-го века. Методологически необходимым шагом стало обращение к производству как основе этих отношений. Понятие капитала стало развито до отношений производства, создающих прибавочную стоимость, т.е. достигло значения универсальной социологической категории, а не практического финансово-экономического термина.

Изучение сущности предмета начинается в 19-м веке усилиями марксизма. Метафизическое понимание отношений капитализма сменяется историческим подходом. Выявляются структура развития предмета (формы капитала) и закон развития.

Просветительское метафизическое мышление в 19-м веке сменяется критическим диалектическим воззрением. Преодолевается механистическая картина мира и морально-юридическое мировоззрение. Широко распространяются позитивизм, эволюционизм, материализм. В социологическом мышлении данные изменения воплощаются в создании так называемой классической социологии. Именно на эту стадию развития социологического мышления пришелся первый диспут о русском капитализме. Важную роль здесь играла установка на выяснение сущности общественной системы, законов ее развития и функционирования. Вместе с тем сам предмет – русский капитализм – еще находился в первоначальном периоде существования, население было преимущественно сельским, поэтому тенденции капиталистического развития были подчинены борьбе с интересами старой России и нацелены на переход от феодально-крепостнической общественной системы к буржуазно-капиталистической системе. Вероятность успеха капитализма как раз таки и интересовала социологов более всего.

Российская наука шла по следам европейских ученых в отмеченных познавательных ступенях изучения капитализма. Особенности преимущественно проистекали из преломления европейских достижений к общественным условиям России. Поэтому именно марксизм, выработавший инструментарий исследования капиталистических законов общества, оказался в авангарде научной полемики о перспективах Российского общества. Дискуссия о капитализме в России, состоявшаяся на рубеже 19-20 веков, уже стала свидетельством зрелости и самостоятельности отечественной социологической и экономической мысли, имела не только практические результаты, но и теоретико-методологическое значение.

К концу 20-го века социологическое мышление изменилось, претерпев несколько важных исторических периодов. Классические формы уже значительно отставали от требований жизни. Снискавший себе славу на ниве анализа капитализма марксизм, хоть и сохранился, но видоизменился, выработав новые взгляды на капиталистический мир и место России в нем. Серьезную конкуренцию в изучении капитализма ему стал составлять институционализм. Столкновение этих течений явилось наиболее многообещающим для развития полемики о русском капитализме.

Вместе с изменением форм социологического мышления за столетие развился и сам предмет. Капитализм уже далеко не тот, да и место его в мире изменилось коренным образом. Человечество подошло к глобализации капитализма, пережив перипетии социалистических революций и двуполярного мира. Российский капитализм теперь развивался на почве социалистической общественной системы. И данное обстоятельство внесло значительный элемент новизны в спор социологов. Возникли изрядные сложности для марксистской теории, построенной на формационном подходе к истории, и инициатива перешла к институционализму с его эластичной концепцией эволюционного развития.

Согласно Ф. Броделю, лишь с А. Тюрго начинается современное научное понимание термина капитал [2]. Хотя еще с 12-го века в практическом языке европейцев он обозначал деньги, приносящие процент.

Особенность понятия капитализма – критичность к действительности, отражение социальных противоречий. Оно возможно, когда анализ капитализма достиг понимания его противоречивой эксплуататорской природы, и когда появились новые тенденции, идущие на смену капитализму. То есть при анализе раннего, «свободного» капитализма это понятие еще не было выработано, не было социологическим, системным.

Системный характер капиталистических тенденций сводится к нескольким фундаментальным проблемам. Первая, это отношения наемного труда и капитала. Она включает вопросы, связанные с системой воспроизводства населения, со структурой общества, с механизмом эксплуатации. Вторая проблема, это технологии промышленного производства. Сюда входят вопросы развития машинной системы и массового потребления. Третья проблема касается самого утонченного вопроса - капиталистического накопления. Тут центральное место занимают явления товарного фетишизма и финансовые институты.

Парадокс России, что это «критическое» понятие появилось в обиходе, когда капиталистическое развитие еще не приняло господствующий системный характер, когда капитализм лишь начал борьбу за свое доминирование. Любопытно также то, что до появления капитализма русская экономическая мысль не могла еще достичь уровня наиболее развитых мировых стран. Однако именно развитие капитализма создало такую возможность. Это придает дополнительную интригу ситуации возникновения капитализма в России.

Общественная мысль России познакомилось с понятием «капитализм» в конце 19-го века, и оно с тех пор стало необходимым элементом отечественной социологической науки. Пока оставалось крепостное право, анализ и критика капитализма в России были не развиты. Просветительская мысль в России не дошла до концепции капитализма, хотя были сторонники капиталистического пути развития. Народничество подходило к капитализму критически, отрицая его перспективы для России, которая держится, по их мнению, на сельской крестьянской общине.

Отличительной чертой русской социально-экономической мысли 19-го века стала антикрепостническая тенденция. Велик был интерес к изучению поземельных отношений. Падение крепостничества совпало с распространением в России идей Маркса о капитализме. Теория капитализма получила такое быстрое распространение в русской социологии, потому что страна переживала бурные перемены, труднообъяснимые иными теориями, но понятные с точки зрения именно этой теории. Г. В. Плеханов первым заговорил о капиталистическом развитии России, однако не учел всей конкретной специфики страны. Поэтому его аргументы против народников носили больше теоретический характер.

Отличительная черта отечественной социально-экономической мысли 20-го века была иного плана и имела социалистическую тенденцию. Со временем аграрная тема в ней была оттеснена промышленной. Но в дальнейшем применимость теории капитализма к нашей действительности оказалась не востребованной, оторванной от практических целей. Советский строй не анализировался с точки зрения капиталистических тенденций в нем. В лучшем случае буржуазные явления понимались как случайная, не существенная практика. Только развязка горбачевских реформ вернула данную тему в социологическую науку.

Первый спор о судьбе капитализма оказался достоянием эпохи, вызвавшей новое социологическое мышление, сменившее просветительство, в рамках которого предмет спора рефлексировался в полемике западников и славянофилов. В русской экономической науке стало наблюдаться влияние марксизма, немецкого историзма, и менее – маржинализма – т.е. по сути зарубежные веяния. Теория капитализма была привнесена именно их представителями. С тех пор на протяжении всего 20-го столетия теория капитализма являлась неотъемлемой частью отечественной социологической мысли, причем одной из наиболее разработанных. Она же послужила основанием социалистических преобразований в России, что как ни парадоксально на многие десятилетия отодвинуло с повестки дня продолжение дискуссии.

Повторный интерес к предмету спора – капитализму в России восстановился в результате свертывания социализма и советской власти. Классическое социологическое мышление подверглось критическому пересмотру. Историки социологии обозначили этот этап общесоциологическим кризисом [3]. Над наукой замаячил силуэт постмодернизма. В России стал наблюдаться массовый отказ от марксизма, который уже выступал не зарубежным, а традиционно отечественным течением. Предмет спора оказался в новых теоретических рамках.

Один спор пришелся на период внедрения теории капитализма в социологии, период ее признания и продуктивности, а второй спор – на период вытеснения теории капитализма, период ее критики и падения популярности.

Именно спор с народниками сделал русский марксизм авторитетным социологическим течением. Именно он создал в широких общественных кругах имя В. И. Ленину как стороннику убеждения в капиталистическом развитии России. В этом отношении теория капитализма на русской почве стала теоретической почвой марксистской социологической теории в нашей стране. Это был первый крупный теоретический успех В. И. Ленина и русских марксистов. Без этой теории, не удалось бы развить ни концепцию империализма, ни учение о возможности социалистической революции в России. Народники же, также являясь сторонниками социализма в России, исходили из традиционного убеждения разночинцев в антикапиталистическом характере общины и социалистического характера крестьянской революции. Однако данные убеждения были построены на слабых теоретических основаниях, и более совершенная научная методология позволила русским марксистам обосновать иные выводы.

Народническое учение о российском общественном строе не было подкреплено научной теорией капитализма. «Большинство симпатизировало модному тогда позитивизму. Мировоззрение народников было лишено цельности, так как складывалось из разнородных элементов, заимствованных от неокантианства, позитивизма и антропологического материализма. В социологии, начиная с 60-х годов, все большее влияние приобретал субъективный метод объяснения исторического процесса, который мешал народникам разобраться в объективных законах истории» [4]. Так что спор с марксистами о судьбах капитализма в России стал еще и теоретико-методологической проверкой состоятельности как субъективной социологии, так и исторического материализма. Даже наиболее развитые социально-экономические теории В. П. Воронцова и Н. Ф. Даниельсона опирались на народнические предубеждения по поводу социального строя русской деревни.

В структуре современной социологической теории роль теории капитализма несколько поникла. Те шаги, которые прошло социологическое мышление за последнее столетие с классического периода, шаги связанные с распространением стуктурно-функционального анализа, теории социального действия, феноменологических течений, системного подхода разнообразили научный инструментарий и позволили сузить рамки приложения теории капитализма. В тоже время социальные изменения 20-го столетия, в частности, приведшие к разрушению социалистической системы, заставили критичнее отнестись к возможностям теории капитализма.

Новейшая дискуссия о капитализме в России оказалась не подкреплена прорывом в марксистской социологии, сравнимом по значению с процессами столетней давности. Существенно то, что дискуссия началась в среде исследователей, начинавших с единого марксистского теоретического фундамента. Тем не менее, скоро выяснилось, что «единый теоретический фундамент» был, лишь пока сохранялась «единая советская собственность». В своем обзоре современной экономической социологии В. В. Радаев отметил, что основным методологическим течением выступает функционализм, далее перечислив (по убывающей) иные подходы: теорию социального действия, марксизм, институционализм, теорию рационального выбора [5]. Все они в разной мере и по разным причинам уже стремились в течение 20-го века отодвигать теорию капитализма в сторону при анализе российского общества. Но новый виток истории сделал спор о капиталистических тенденциях в России востребованным, хотя может и не всем желанным. Без этого социология была бы не состоятельной в новых условиях. На примере таких различных марксистов как В. Я. Ельмеев, А. В. Бузгалин, А. И. Калганов можно проанализировать новое значение теории капитализма в российской социологической науке. Показательно столкновение их взглядов с идеями В. Л. Иноземцева и Г. Х. Попова о постиндустриальном развитии России. Спор о капиталистических тенденциях несколько меняет свою плоскость. При этом, пусть и в новой постановке, сохраняется вопрос о действии капиталистических закономерностей, об определении всего существующего общественного строя в качестве капиталистического. Значение это не только политического и идеологическое, но собственно научное, методологическое для социологического анализа российской действительности.

Дискуссия вокруг капиталистического развития России имело большое методологическое значение для социологической теории. Причины этого лежат в плоскости ее объяснительных возможностей, в возможностях служить или не служить руководством для концептуального освещения русской общественной жизни. Он касается не одного, отдельно взятого вопроса, а проблемы, без решения которой, все иные теряют систематическое социологическое обоснование, или даже превращаются в автономные концептуальные схемы.

Вместе с тем спор о капитализме демонстрирует, каково на данном этапе состояние методологии отдельно взятых направлений, и каковы их возможности в объяснении возникающих в обществе явлений и процессов. Столетие назад испытание проходили субъективный метод народнической социологии и историко-материалистический метод марксистской социологии. В современных условиях марксизм полемизирует преимущественно с функционализмом, а также с постмодернизмом, диалектическому подходу противостоит системно-структурный подход. Такие споры, как правило, чреваты серьезными перестройками структуры социологического мышления. Столетие назад, спор о капитализме в России сделал не нужным дальнейшее развитие так называемой классической социологии. Народническая позиция стояла на почве теории факторов, теории прогресса, концепции критически мыслящих личностей. Эти положения не используются современными социологами в полном формате.

Признаки качественного перехода заметны и в методологическом аспекте современного спора. Каковы перспективы отказа от теории капитализма при объяснении российской действительности? Окажется ли функционализм более устойчивым, чем субъективная социология, или же марксизм сумеет более адекватно рассмотреть новые тенденции общественной жизни? Если теории прошлого века так или иначе пользовались идеей поступательного развития общества, то теперь этот взгляд ставится под большой вопрос.

Ясно, что в споре пока не поставлена окончательная точка, и методологическое совершенствование участвующих сторон будет продолжаться. Марксизм 19-го века прочно стоял на базе теории прибавочной стоимости, однако современные теоретики марксизма неохотно используют ее. В этом отношении негативную роль сыграло советское прошлое социально-экономического анализа российской действительности.

Не видя глубоких методологических перспектив данной дискуссии, В. В. Радаев констатирует существенное снижение интереса в экономической социологии к подобного рода вопросам [6]. Однако дело обстоит далеко не так. Интерес-то велик, но возможностей методологического роста в нашей социологии пока недостаточно. Многие важные решения, как например использование формационного подхода, который служит для марксизма обоснованием теории капитализма, еще далеки от ясности. В современной социологии действует тенденция ухода от творческих обобщений относительно социально-системных изменений. Существенную сумятицу в положение дел внес, казалось бы, для своего момента благотворный процесс плюрализации социологических подходов. Однако такое положение дел, на поверку оказалось неожиданным для имевших место традиций. Они, по верному замечанию В. В. Радаева, стали существовать автономно и не нуждаясь друг в друге. В таком виде даже споры социологов приняли иной вид.

Методологической стороны вопроса касается еще одно обстоятельство, которое обыкновенно остается в тени других проблем капиталистического развития России для обоих периодов.

Для 19-го века было принято, особенно в марксизме, рассматривать капиталистические тенденции исходя из их «классической» формы, как закономерности, имеющие всеобщий характер, как чистые типичные социально-экономические формы. В капитализме видели одинаковые тенденции развития различных обществ. А различия не превращались в существенную компоненту исследования, важную для построения выводов о наличии разных систем капитализма. Это объяснимо тем, что капитализм тогда фактически не вышел за пределы европейских социо-культурных форм, еще не позволял выделить азиатские, арабские, латиноамериканские, и иные типы.

Для 20-го столетия стало более свойственно акцентироваться на разнообразии капитализма, на его отдельных формах и местных отличительных особенностях. В этом отношении, когда в конце 19-го века капитализму противопоставлялись докапиталистические и некапиталистические отношения в Российском обществе, то в 20-м веке эти отношения уже представляются как национальные особенности русского капитализма, или русского пути в капитализме. Соответственно с современной позиции капитализм рассматривается через множество отдельных форм, и исследователи акцентируются не на поиске сущности капитализма, а его форм. Считается, что сущность капитализма выявлена, а вот способы ее проявления представляют определенный интерес и открывают дорогу научному поиску.

В. И. Ленин прекрасно ориентировался в сложностях общественных отношений современной ему России. Но он умел выявить господствующие, наиболее перспективные тенденции и интересы, а также определить характер и направления их взаимодействия. «Итак, - писал он, - капиталистическое хозяйство не могло сразу возникнуть, барщинное хозяйство не могло сразу исчезнуть. Единственно возможной системой хозяйства была, следовательно, переходная система, система, соединившая в себе черты и барщинной и капиталистической системы» [7]. Он не игнорировал и природу других общественных форм и институтов, однако, отвлекся от них, убедившись, что все глубинные противоречия и конфликты российского общества связаны с этими двумя – отработочной системой и капиталистической системой. Но и их полярность он оценивал осторожно. «Жизнь создает такие формы, которые соединяют противоположные по своим основным чертам системы хозяйства с замечательной постепенностью. Становится невозможным сказать, где кончаются «отработки» и где начинается «капитализм» [8].

Современные исследователи переносят свои субъективные желания видеть чистые идеализированные формы общественных систем на изучение российской реальности. Поэтому сегодня так трудно найти понимание длительных перспектив сосуществования полярных форм советской и буржуазной систем хозяйствования. Отсутствие подобного терпения, и вместе с тем научной трезвости мешает встать на прочную почву понимания закономерностей общественного развития России.

С дилеммой «двух начал» современной российской общественной системы сталкиваются почти все исследователи. Только решения даются разные. Иногда воображение даже может уводить автора от реальности обеих систем. Д. С. Львов, например, писал, что «у магистрали, ведущей Россию в будущее, нет поворотов к старой советской Системе. Но она не лежит и на путях поглощения ее капиталистической системой» [9]. Но такой подход уводит от анализа системной сущности нашего общества и заканчивается отказом от применения понятий капитализм и социализм в целом. В результате, вроде бы объяснимая забота о благополучии российского народа оборачивается плоскими социологическими абстракциями, на которые только и способны современные экономисты. Основой российской экономической системы рассматриваются некие вечные духовные или культурные начала. Подобный поворот способен перенести спор о судьбе капитализма в России лишь на более раннюю ступень, зафиксированную разве что в противостоянии западников и славянофилов, чем на ту, что была уже пройдена в ходе ленинской полемики с народниками. Характерным подтверждением такой линии выступают идеи И. Д. Афанасенко. Следуя концепции Н. Я. Данилевского, он постулирует национально-культурные основы общественных систем. Поэтому, русское общество должно дать якобы новый тип предпринимательства с высокой нравственной культурой, с мотивацией не на прибыль, а на потребление. Западный и российский типы предпринимательства он предлагает принимать как должное. В дальнейшем, по его мнению, «чистый» западный тип капиталистической системы будет уживаться со смешанным российским типом. В России производящее хозяйство уживается с присваивающим, товарное – с натуральным, индустриальное производство – с ручным трудом. «Россия, - пишет И. Д. Афанасенко, - выработала новый тип экономики, к пониманию преимуществ которого подошла, спустя сто лет, и другие народы мира. Его главная характерная черта – неоднородность структуры, но при этом каждый ее элемент существен и необходим. Базисом ее формирования стала качественная неодинаковость хозяйственных и морфологических форм. Такой хозяйственный строй позволяет сочетать рыночные системы с нерыночными отраслями и нерыночными зонами» [10]. Вот такой гимн отсталым общественным формам получается, совсем как у народников. Не случайно И. Д. Афанасенко признает их в качестве своих теоретических предшественников. Вместе с тем принцип многомерности российской экономики позволяет ему вообще отказаться от упоминания капитализма с его, как он полагает, негативным моральным содержанием. Легче разложить капиталистическую систему на отдельные составляющие, выбрать все «морально приемлемое» российской культуре, и собрать это в новом порядке под новым наименованием. Показательно, как И. Д. Афанасенко цитирует слова В. М. Чернова, о том, что «созидательные или «положительные» стороны капитализма… принадлежат не капитализму как таковому, т.е. какопределенной форме(выделено И. А.) общественного сочетания сил, а самому этому сочетанию сил, крупному производству, кооперации, независимо от ее формы» [11].

В. Я. Ельмеев в полемике с постмодернистами относительно современного состояния России разоблачил устремление свести капитализм к частностям и обойти необходимость общего определения. «В этом случае, - писал он, - была бы обнажена эксплуататорская сущность капитализма, что невыгодно для его защитников. Отсюда и попытки деконструировать социальную сущность капитала, заменяя ее вещными характеристиками: индустриализмом, преобладанием роли прошлого труда, потребительством и т.д.» [12]. В. Я. Ельмеев подчеркивает губительность подмены социально-экономических критериев технологическим. Уместно вспомнить, как столетие назад Ленин критиковал народника Г. Каблукова за смешивание производства с общественным строем производства. На этом примере видно, что некоторые моменты полемики способны возрождаться и повторяться время от времени.

Чем больше Россия втягивается в международную экономическую систему, тем более на нее воздействуют законы и тенденции капитализма. И как следствие, тем очевиднее социологи и другие обществоведы обращаются к термину «капитализм».

Какие только эпитеты и определения не даются новому русскому капитализму – государственный капитализм, криманальный капитализм, клановый капитализм, бюрократический капитализм, периферийный капитализм, и пр. Одно остается незыблемым. Капитализм в России существует, страна живет по воздействием капиталистических законов и тенденций. Иначе говоря, в капиталистической сущности отечественных реалий сложно сомневаться. Каковы же сегодня подходы к нахождению особенностей российской формы капитализма, или особого российского пути.

Рассмотрим концепцию периферийного капитализма, которую использует Г. А. Явлинский. «В результате деятельности ряда правительств эпохи президента Ельцина в России сложилась политико-экономическая система, весьма отличная от классических представлений о рыночной демократии и принципах ее функционирования. При этом речь идет не о переходном этапе от плановой экономики к рыночной, когда все основные механизмы демократического рыночного хозяйства уже созданы, но еще в полной мере не функционируют, а об особом типе хозяйства, имеющем свою собственную логику, которая не сводится к сумме или переплетению черт плановой экономики, с одной стороны, и современного рыночного хозяйства – с другой» [13]. Бросается в глаза, то, что данная концепция использует идею сохранения советских и буржуазных систем хозяйствования. Как и в концепции В. И. Ленина, когда-то, но сосуществуют, но Г. А. Явлинский выделяет важность именно закономерности их взаимодействия. Это и служит для него главной чертой нового капитализма в России. Необходимо заметить, что данная черта, по его мнению, сложилась недавно в 1990-е годы, но приняла основополагающее значение. «Действительно, - замечает Г. А. Явлинский, - многие явления и черты, рассматривавшиеся в первые годы послесоветского периода как временные и преходящие, как следствие переходного характера российской экономики, образовали основные, базисные черты нового экономического порядка – экономического строя ельцинской и постельцинской России» [14]. Он конечно признает возможность существования и даже развития такой противоречивой системы общества, но отрицает за ней внутренние возможности перехода к высшим формам капитализма. Здесь присутствует типология форм капитализма согласно их роли в мировой капиталистической системе разделения труда. Хозяйственную систему новой России Г. А. Явлинский рассматривает капиталистической «в привычном нам понимании этого слова». Однако она обладает рядом особенностей, отличающих ее от наиболее развитых стран капитализма, и объединяющих с «молодыми» капиталистическими странами третьего мира. То есть Россия принадлежит к типу зависимых, или периферийных стран капитализма, превратившегося в глобальное явление. Особый акцент Г. А. Явлинский делает на различиях между Россией и лидерами мирового капитализма. «Наш капитализм, - утверждает он, - во-первых, лишен институционально-правового стержня, который принято обозначать термином «гражданское общество» и который, собственно, составляет главную отличительную характеристику сегодняшних развитых стран. А во-вторых, он находится как бы на периферии мирового хозяйства и лишен механизма устойчивого самоподдерживающего роста» [15]. То есть Г. А. Явлинский ссылается лишь на общие черты нашей системы и на ее место в глобальном пространстве. Но черт как известно кроется именно в деталях. Подробные характеристики русской системы периферийного капитализма видятся Г. А. Явлинским следующим образом: преобладание неформальных отношений в экономике; особая роль власти в экономике; особенности прав собственности; системный дефицит доверия; олигархическая структура экономики; институционализация коррупции.

Современные неомарксисты А. В. Бузгалин и А. И. Колганов останавливаются на определении современного российского капитализма как мутантного капитализма. Три основные черты мутаций сводятся ими к следующему. Субъектом локального регулирования выступает не развитый персонифицированный капитал, а «обломок» бывшей государственной пирамиды. Такие структуры основывают свою власть на доступе к ресурсам, что формирует рентный интерес в доходе. И, наконец, «методы локального корпоративно-бюрократического регулирования становятся мутацией«обычного» корпоративного воздействия, широко используя как добуржуазные механизмы (внеэкономическое принуждение), так и механизмы, основанные на сращивании с мутантнымгосударственным(выделено А. Б. и А. К.) регулированием» [16]. Однако, данное неомарксистское определение оказывается терминологически близким взглядам либерала Г. А. Явлинского. Современное состояние российского общество определяется как мутант позднего капитализма (полу)-периферийного, зависимого вида. Они поясняют, что «этот строй является именно мутацией капитализма (выделено А. Б. и А. К.), поскольку он характеризуется реверсивным историческим движением, приводя к (1) развитию, а не отмиранию добуржуазных и мутантно-социалистических форм, (2) деградиции и без того не слишком прогрессивных ростков (полу-) периферийного, зависимого вида капитализма и, вследствие этих причин, (3) регрессу и производительных сил, и человека» [17]. Фирменным ноу-хау неомарксистов становится биологическое понятие «мутация». Только вот насколько оправданно ее использование, и как велика научная ценность, остается вопросом. Данный термин используется чтобы просто указать на отклонения от некой общей модели или типа, причем отклонения, явно оцениваемые авторами как негативные с их моральных и идеологических позиций.

Другой марксист, В. Я. Ельмеев, считает делом второстепенным обозначать особенные характеристики российского капитализма. Сам он предпочитает пользоваться термином «базарный капитализм». Однако вместе с тем он резко возражает, например, против обозначения капитализма в России как архаического явления. «В действительности, - отмечает В. Я. Ельмеев, - мы имеем капитализм, реставрированный по образцу самой приспособленной к грабежу населения модели – по монетаристской системе США. Разница лишь в том, что у США имеется возможность грабить весь мир, а у капиталистической России этой возможности нет, и ей пришлось и приходится грабить лишь свой народ: отобрали у него собственность на средства производства, теперь отбирают собственность на землю, а еще раньше путем ваучеризации отобрали народные сбережения» [18].

Марксист С. Меньшиков вообще предпочитает избегать дополнительных эпитетов в отношении российского капитализма. Безусловно характеризуя общественно-экономическую систему современной России в качестве капиталистической, он, во-первых, предпочитает указывать на исторические корни этого явления в нашей стране, во-вторых, прослеживать способы его воспроизводства, в-третьих, анализирует классовые отношения и движение прибавочной стоимости, и наконец, изучает ключевые институты капитализма в России. Среди важных исторических черт российского капитализма называются использование государственного аппарата, порождающего систему привилегий, и подчинение интересов производства интересам обмена, придающее спекулятивную направленность. Обе эти черты выступают свидетельством паразитической сущности, которая наиболее явственно проступила в современную эпоху.

Один момент явственно объединяет точки зрения различных марксистов – это отрицание будущего за нынешней формой российского капитализма, указание на его неотвратимую деградацию. «Российский капитализм, - подчеркивает С. Меньшиков, - сознательно подрывает свои основы и ни на секунду не задумывается над тем, что существуют другие пути выживания и развития» [19].

Среди большого числа современных отечественных институционалистов становится принятым пользоваться определением кланового капитализма при характеристике его современного состояния в России. На взгляд Л. Я. Косалса, который и ввел данный термин в научный оборот, в России «специфику и отличия от других видов капитализма определяют основные действующие субъекты – кланы и характер взаимосвязей между ними» [20]. Несколько по-иному ставит вопрос И. В. Розмаинский, подчеркивая значение не субъектов, а способов или типов координации экономической деятельности. Выделяя четыре таких типа (семейный, плановый, денежный, клановый), он утверждает, что применительно к современной России можно говорить о господстве первого и четвертого типов. «Иными словами, мы утверждаем, - пишет он, - что в России на рубеже тысячелетий складывается (и в значительной мере уже сложился) «семейно-клановый капитализм» [21]. Таким образом, если сделать более широкое обобщение, институционалисты дают определение формы господствующего в России капитализма на основании господствующего института, или организации власти, а также способа осуществления своего руководства в экономике.

В равной степени как в конце 19-го, так и в конце 20-го века социология столкнулась с вопросом о тенденциях капиталистического развития в России. Однако, социально-исторические условия претерпели за столетие существенные изменения, поэтому прежде чем ставить вопрос о сравнении социологических споров, необходимо уяснить глубину различий этих самых условий.

К концу 20-го века в отечественной общественной мысли сложилась антикапиталистическая структура взглядов и убеждений. Поэтому всякое обращение к вопросу о капиталистических тенденциях в России сталкивалось с воздействием этой мыслительной структуры. Подобного противодействия на уровне массового общественного сознания столетие назад нельзя было встретить. Лишь фрагментарно, как у народников, отрицание капиталистических тенденций могло подпитываться уже сложившейся антикапиталистической мыслительной установкой. В общей массе эта структура не носила еще определенного, сознательного характера. В конце 1980-х в русском общественном сознании с антикапиталистическими структурами боролись структуры, нацеленные на критику ряда явлений советского общества.

Хотя В. И. Ленин, как и народники, выступал сторонником социалистической перспективы России, тем не менее, он сумел раскрыть прогрессивное значение капитализма для нашей страны по сравнению с феодально-крепостническим строем. Он видел противоречивость современной ему России в борьбе этих двух систем, борьбе, которая оставалась за капитализмом. Народники же отрицали прогрессивность капитализма по сравнению с общинным строем русской деревни.

В целом, именно проблема смеси капитализма с другими общественно-экономическими системами или укладами стала общей для полемики двух разных эпох. В обоих случаях капитализм рассматривается как новая сила, которой противостоят уже сложившиеся традиционные и по своей сути анти-капиталистические общественные институты. Поэтому все внимание неизбежно сосредотачивается на этом противостоянии. Разнятся лишь исторические ситуации и способы их оценки.

В конце 19-го века критики капиталистического развития России исходили из принципа самобытности, из отрицания универсальности капиталистических законов. В конце 20-го века критика уже опиралась, наоборот, на всеобщность тенденций преодоления капитализма, как прошлого этапа истории, как законов 19-го века.

В обоих случаях общим является то, что Россия рассматривается как страна с особыми закономерностями развития капитализма, которые испытывают сильное воздействие специфически локальных тенденций, разнообразных социальных систем и институтов. Поэтому каждый раз предстояло определить результаты столкновения и взаимодействия имеющихся сил. В этом смысле Россия не дает почву для простых решений, она требует сложного социологического анализа. Поэтому голым экономистам было так проблематично разобраться в хитросплетениях российской жизни.

Во главу угла при решении вопроса о капиталистическом развитии России В. И. Ленин поставил вопрос о рынке для реализации прибавочной стоимости, заключенной в товарах. Немаловажно, что его оппоненты – народники – вполне разделяли марксистские взгляды на природу прибавочной стоимости и ее социологическое значение. Но они были убеждены, что Россия не способна на ее реализацию без внешних рынков. Роза Люксембург рассматривала возможность реализации путем экспорта прибавочной стоимости в менее развитые страны. А Туган-Барановский предлагал увеличив внутренние капиталовложения направить основную часть прибавочной стоимости в первое подразделение. В. И. Ленин же, со своей стороны, обратил внимание на значение внутреннего рынка и на его активизацию в пореформенной России. Как видно, именно анализ движения прибавочного продукта помогал рассматривать социологическое содержание экономических процессов. В. И. Ленин отчетливо видел как в российской деревне усиливается товарнизация, и что результатом этого процесса становится рост внутреннего рынка.

Применительно к современной России, С. Меньшиков отмечает аналогичную с прежней проблему трудностей реализации, свойственную всякой капиталистической стране. «За прошедшее столетие со времени этих дискуссий, - отмечает он, - развитый промышленный капитализм нашел два дополнительных способа решения данной проблемы: (1) посредством вмешательства государства в перераспределение доходов и компенсируя с помощью государственного потребления недостаточные частные инвестиции; (2) посредством расширения сферы услуг, что позволяет реализовывать в этой сфере растущую долю прибавочной стоимости, созданную в производственном секторе. Оба способа ведут к увеличению занятости в сфере услуг и государственных учреждениях. Таким образом, общая доля наемных работников растет, а доля прибавочной стоимости, распределяемая непосредственно в виде прибыли сокращается. Потребовались десятилетия, чтобы осуществить эту трансформацию, но новорожденный российский капитализм далеко не созрел для того, чтобы воспринять эти преобразования. Он натолкнулся на ту же проблему, которая занимала марксистов в начале века, проблему заключающуюся в том, что система не в состоянии обеспечить реализацию продукции на внутреннем рынке, если претендует на присвоение чрезмерной доли прибавочной стоимости» [22].

Анализ процессов социальной дифференциации, сделанный В. И. Лениным, свидетельствовал в пользу формирования абсолютно новых классов сельской России. Это буржуазные по своей сути классы наемных работников и буржуазных собственников. Чем больше сельскохозяйственное производство ориентируется на рынок, тем отчетливее проступают границы данных классов, тем крепче основания для российского капитализма.

В. И. Ленин особо подчеркивал, что «нет ни одного экономического явления в производстве, которое бы не имело этой, специфически свойственный капиталистическому строю, противоречивой формы, то есть которое не выражало бы борьбы и розни интересов, не означало плюс для одних и минус для других» [23].

Народники, не видя капиталистической структуры российской деревни, делали вывод, что интересы пролетариата не имеют прочной социальной базы в России. Поэтому, для задач социализма они предлагали рассчитывать на анти-капиталистические слои крестьянства.

Для современного состояния полемики вокруг проблемы русского капитализма вопрос развития капиталистической социальной структуры не является решающим. За столетие он занял в системе аргументации социологов, что удивительно, более скромное место.

Спор марксистов с народниками был в первую очередь по поводу развития аграрных отношений в России. Столетие спустя аграрные отношение были в тени полемики. В. И. Ленин доказал, что капиталистическое развитие идет во всех формах сельскохозяйственной деятельности, что оно бесповоротно, и что классовая структура сельского хозяйства уже капиталистическая. Признаками этих изменений были машинизация производства и разделение труда. Мелкое крестьянство, по мнению В. И. Ленина, преобладает над наемными сельскохозяйственными работниками в силу понижения его потребностей и роста нагрузки по сравнению с сельскохозяйственными рабочими. Земля используется капиталистами как средство привязать трудящихся к своему производству.

Для В. И. Ленина важным аргументом было доказательство развития товарного производства как основного условия капитализма. Народники пытались доказать незначительную степень товарнизации крестьянского хозяйства, считали ее искусственной, политической мерой, идущей в разрез с российскими устоями и традициями.

В современной полемике товарнизация также рассматривается как существенный процесс, влияющий на характер общественной системы. Но теперь скорее марксисты стараются доказать ее искусственность, не хотят выводить ее из советской действительности. Их оппоненты более склонны видеть товарнизацию естественной, в смысле ее соответствия общим законам человеческого общества, которые неминуемо проявляются во всех современных сообществах.

В. И. Ленин усматривал за товарнизацией деревни пролетаризацию населения и отход от земледельческой деятельности к промышленной активности. Народники эту сторону процесса товарнизации не замечали. «Чем дальше пойдет развитие торговли, - писал В. И. Ленин, - сближая деревню с городом, вытесняя примитивные сельские базары и подрывая монопольное положение деревенского лавочника, чем больше будут развиваться европейски-правильные формы кредита, вытесняя деревенского ростовщика – тем дальше и глубже должно пойти разделение крестьянства»[24].

Видят ли аналогичное содержание в товарнизации конца 20-го столетия? Во-первых, надо иметь ввиду что структура населения изменилась за столетие таким образом, что из аграрной она стала промышленной. Вместе с тем пролетаризация и сельского и городского населения оценивается совсем не так, как делал В. И. Ленин. В лучшем случае, схожесть наблюдается лишь в выявлении современными марксистами имущественной поляризации населения страны. А кто господствует в сфере обмена, кто и как строит кредитование экономики современной России? Эти вопросы нельзя обходить при рассмотрении природы нашего капитализма.

Широко поддерживается тезис о том, что российскому капитализму присуще основываться на спекулятивной и сырьевой базе. Это соотносится как с итогами приватизации, так и ролью российской экономики в современном мире. Однако, некоторые, как С. Меньшиков оспаривают подобные утверждения. «Капитализм в России, - отмечает он, - еще не потерял индустриальной основы, унаследованной от социализма. Экономика еще не полностью ориентирована на экспортно-добывающие отрасли. Ее коррупционная, спекулятивно-направленная структура как бы возвышается над промышленным фундаментом. При такой основе естественно стремление, пока еще слабо оформленное, вписаться в мировой банковско-промышленный капитализм и занять в нем естественные позиции» [25].

Народники не замечали процесса разорения значительной доли крестьянства, идеализировали положение, объясняя все падением покупательной способности и сокращением внутреннего рынка. В. И. Ленин доказал, что крестьянское разорение есть результат пролетаризации, результат повсеместного проникновения законов рынка. Русский крестьянин уже был заинтересован в развитии капиталистического рынка и различными путями содействовал этому, не важно относился ли он к сельским пролетариям или к сельской буржуазии. В. И. Ленин полагал, что капиталистические формы эксплуатации лучше для производителя, чем до-капиталистические формы. Народники же считали – наоборот. Прежние до-капиталистические формы эксплуатации все более осознавались тормозом экономического развития, хотя еще связывали крестьян по рукам и ногам старыми институциональными формами. Противостояние по данному пункту проблемы через сто лет во многом сохранилось.

Оппоненты прошлого века расходились в вопросе капиталистической реализации. Народники связывали с капитализмом выход на внешний рынок. Этот тезис стал характерен в понимании рыночных изменений в нашей стране столетие спустя. Близки тут друг другу и марксисты и либералы. Однако, В. И. Ленин делал акцент на закономерностях образования внутреннего рынка.

Кроме того, В. И. Ленин опроверг мнение народников, что такие институты как сельская община сильны в противодействии капитализму. Он показал, что община не просто совершенно бессильна перед ним, но, что она давно уже стала инструментом капиталистического преобразования русской деревни. Почти как народники советские марксисты смотрели на советские институты, веря в их антикапиталистическое содержание и не замечая их разложения и подчинения законам капитализма. Либералы оказались более проницательными в таком анализе нашей действительности.

В. И. Ленин знал, какие статистические данные отражают развитие капитализма в русской деревне, а какие лишь скрывают. Он подчеркивал бессмысленность всякой статистики народонаселения без деления на буржуазию и пролетариат. «Весь процесс разложения земледельческого крестьянства в том и состоит, что жизнь обходит эти юридические рамки» [26]. Если юридически – по наделу – шло уравнивание, то в действительности – по скоту, по посеву, по хозяйственной самостоятельности – дифференциация. Различие юридической формы с действительностью еще только должно стать предметом изучение современных социологов.

В современной литературе о русском капитализме есть одна особенность, которая все же перекликается с отмеченной В. И. Лениным проблемой. Теперь социологи целенаправленно идут на то, чтобы вскрыть за формальными структурами и отношениями скрытое более глубокое содержание. И, что не случайно, с таким поиском и связывается социальное содержание многих рассматриваемых в обществе явлений и процессов. С конца советского периода, капиталистические тенденции ищут в так называемых неформальных отношениях. Г. А Явлинский полагает, что такие отношения сложились как стихийная реакция на разрушение советской экономики, сопровождавшееся принятием совершенно неадекватной правовой базы. Такая экономика, часто именуемая теневой, по его информации, производит преобладающую долю ВНП России. Эта экономика существует не отдельно от реальной экономики, а пронизывает ее, и даже подчиняет ее своим закономерностям. Считается существенным, что такие неформальные отношения базируются на договоренностях, которые могут формально нигде не фиксироваться, кроме сознания участвующих сторон. Исполнение подобных договоренностей обеспечивается частным образом, зачастую благодаря принадлежности субъекта к определенной группе. Еще очень важной чертой здесь рассматривается закрытость информации, как о самом характере экономической деятельности, так и о распределении прав собственности вокруг нее.

Если В. И. Ленин был внимателен к проявлениям наемного труда в России, то его развитие столетие спустя представлялось уже не как проявление капиталистического содержания. Той системы воззрений, которую дал В. И. Ленин в вопросе проявлений капитализма в России, наши современники не дали. Равно как не был выявлен капиталистический характер внутреннего рынка рабочей силы. Так А. В. Бузгалин и А. И. Колганов утверждают относительно современной ситуации, что «работник в России весьма далек от положения свободного наемного работника докапиталистического типа» [27]. Это положение, на их взгляд, стеснено пережитками социализма и возрождением до-капиталистической практики. Система наемного капиталистического труда, поэтому, существенно искажается, порождая специфическую социальную структуру. «Для этого слоя характерны, с одной стороны, экономическая и не-экономическая зависимость от номенклатурно-капиталистических корпораций; с другой – сохранение коллективного характера трудовой деятельности и «формальной коллективности» (привязанность к трудовым и иным коллективам, существующим под определяющим контролем все тех же корпораций), традиции социального равенства и т. п.» [28].

Большой интерес привлекает сравнение еще одного момента в спорах о русском капитализме. В. И. Ленин подверг критике методологию народников в плане усреднения крестьянства, вместо дифференциации. Он обнаружил, что такой способ обработки статистической информации скрывает понимание важных общественных процессов, а именно разделения крестьянства на предпринимателей и пролетариев. Именно фикция и идеализация среднего русского крестьянина служили опорой для народнической иллюзии о некапиталистическом характере нашей деревни и народа в целом. Фикция о среднем крестьянине корреллирует с идеей 1990-х о среднем классе. В современной полемике понятие о среднем классе аналогично должно сгладить картину социального расслоения общества по мере развития капиталистической товарнизации. Но если акцент В. И. Ленина на превращении трудящихся в капиталистических наемных рабочих был выдвинут на передний план, то современные марксисты долго на замечали тенденций товарнизации рабочей силы в нашей стране. У нас вообще не замечался капиталистический характер многих явлений, и продолжает не замечаться. Определенную роль в этом играет идеологическое неприятие капитализма в массовом сознании. Оттого и политики разных сторон обходят его позитивную оценку, в лучшем случае выдвигая роль отдельных институтов или элементов капитализма, скажем, рынка, частной собственности или гражданского общества. При этом капиталистическое содержание их лишь домысливается подстрочно.

Капиталистические тенденции внутри СССР изучались мало, и по сей день находятся вне исследовательской работы. Многие марксисты предпочитают обращаться к идее внешних причин капиталистических изменений в Советском Союзе. Совершенно не изучено производство и воспроизводство прибавочного продукта в СССР, отсутствует анализ социальной структуры прибавочной стоимости и ее исторической динамики в нашей стране. То есть ленинский подход к поиску капиталистических тенденций в стадии их зарождения через противостояние не-капиталистическим формам отсутствует. В. И. Ленин же как раз таки обвинял народников, в лице Г. Каблукова, в непонимании роли прибавочного продукта в качестве источника дохода землевладельцев. Сам он сумел установить данную связь, и опереться на нее в последующем анализе. Современные же исследователи привнесли из советского опыта игнорирование изучения отношений между доходами и прибавочным трудом.

Современные споры о развитии капитализма в России обладают рядом особенностей не наблюдавшихся прежде. Первой является теневой характер экономики. Остальные черты, как правило, находят в теневом характере экономики надежный фундамент. Фактически все исследователи принимают данную характеристику, хотя по-разному трактуют ее содержание. Происхождение ее принято выводить из советской экономики, или, если быть точнее, из того, как развивались в нашей стране рыночные институты, каким образом давал ростки новый капитализм в рамках социалистического строя. Сравним два подхода к природе современного российского капитализма – С. Меньшиков и Л. Я. Косалса – марксиста и институционалиста.

С. Меньшиков в качестве первого основания нового капитализма в России называет именно теневую экономику. «Важно помнить, - подчеркивает он, - что теневая экономика при социализме была представлена не только группой спекулянтов и цеховщиков, производивших товары, не учитываемые государством, но вкльчала в себя также сеть государственных менеджеров, действовавших как частные предприниматели внутри официальной системы и имевшие сообщников на стратегических позициях, т. е. в среде государственных чиновников. На практике эти группы использовали государственную собственность как частную, нелегально присваивая часть прибавочного продукта в свое распоряжение и пользование» [29].

Второе основание связывается с понятием коррупции. Она рассматривается в качестве практики, необходимой для частного предпринимательства при социализме, а поэтому институционализированной и унаследованной новым капитализмом. «Большая часть капиталистического класса, - делает вывод С. Меньшиков, - и не хочет знать других способов обогащения, предпочитая наиболее привычные – коррупцию и насилие, как наиболее эффективные в краткосрочном плане (только эти краткосрочные интересы и занимают их прежде всего)» [30].

Два других основания возникли уже позднее и коренятся в целенаправленных преобразованиях 1990-х годов. Первое место здесь занимает процесс приватизации, или экспроприации социалистической собственности ограниченным кругом лиц. «Чистый результат приватизации, - пишет С. Меньшиков, - таков: государство не получило практически ничего от реализации своей собственности, а подавляющая часть акций бывших государственных предприятий перешла в собственность или под контроль нового капиталистического класса практически бесплатно» [31]. Не трудно, догадаться к какому социальному расслоению такие шаги привели. Естественно, что такой капитал был «кровно» связан с государством. Это послужило еще одним прочным основанием российского капитализма. С. Меньшиков пишет, что «про-капиталистическое правительство активно и систематически представляло возможность определенным капиталистическим группам принимать участие в дележе и экспроприации текущих государственных доходов» [32]. Выступая главным источником доходов крупнейших финансовых групп, такое участие смещало их интересы из естественной сферы налаживания и регулирования рынка в область распоряжения государственными ресурсами.

Л. Я. Косалс соглашается с тем, что именно теневая экономическая деятельность служит в наши дни основной особенностью российского капитализма и наиболее прочным его основанием.

Вторым основанием нового российского капитализма является так называемое «клановое государство», главная функция которого заключается в «обеспечении благоприятных условий работы крупнейших кланов, создание им преимуществ перед всеми другими участниками политической и экономической жизни», или в создании условий для «конвертации различных ресурсов, находящихся в распоряжении кланов» [33]. Благодаря этому обстоятельству в России социальные роли чиновника и предпринимателя не отделены одна от другой, что выступает уже в качестве второго основания. Л. Я. Косалс именует данную особенность русским «кронизмом», когда одни и те же лица «с одной стороны регулируют и контролируют какую-то сферу деловой жизни как «государственные люди», а с другой – делают в этой же сфере деньги как частные бизнесмены» [34].

Четвертая неотъемлемая черта капитализма в России, на взгляд Л. Я. Косалса, это развитие монополизма, сращенного с государственным аппаратом. «Уже сейчас, - резюмирует он, - можно сказать, что первая стадия возникновения олигархического капитализма в России состоялась: сформировалась экономическая система, в которой доминирует относительно небольшое число сверхкрупных государственно-частных компаний, возглавляемых, в основном, людьми из одного клана, в распоряжении которых одновременно сосредоточены силовые, экономические и административно-политические ресурсы» [35].

Мнения в оценке монополизма могут расходится. В. И. Ленин именно в этой тенденции увидел возможности будущего социализма. Сегодня В. Я Ельмеев также замечает: «Образование крупнейших монополий и превращение России в страну государственно-монополистического капитализма является непосредственной предпосылкой возвращения к социализму» [36]. Схожую поддержку с надеждой на улучшение благосостояния страны, но без обращения к социалистической перспективе выражает Д. С. Львов: «Создание блока отечественных корпораций со значительным процентом акций, принадлежащих государству, а значит, и управляемых российским гражданским обществом, может внести полезный для нас элемент упорядоченности, если конечно, государство окажется способным сыграть свою направляющую роль» [37].

Как ни посмотри, в оценках современного положения российской экономической системы не уйти от анализа социалистического опыта, сосредоточенного в институциональных формах. Это совершенно новая черта дискуссий о судьбе русского капитализма, которой не было столетие назад. Правда, может показаться, что отдаленно она чем-то напоминает тему социалистической природы русской общины и ее воздействия на капиталистические тенденции. Но это сравнение очень далекое.

А следует ли признать экономические институты советского типа до-капиталистическими? Или же следует вести речь о них как о после-капиталистических формах? Может быть, с другой стороны, их правильнее считать именно капиталистическими?

«Если быть внимательными, - справедливо утверждал Д. С. Львов, - то не трудно обнаружить, что современный капитализм имеет много «родимых пятен» социализма, что и создает ему дополнительную устойчивость к кризисным явлениям, формирует новый привлекательный образ капитализма «с человеческим лицом» [38]. То есть несомненным фактом становится эволюция самого капитализма, прохождение разных стадий и выработка множества форм.

Новый капитализм видится скорее результатом реформ, субъективной воли, определенных общественных интересов. Старый капитализм скорее представляется как вызывающий, создающий капиталистические интересы. Тогда как в 19-м веке марксисты видели в капитализме закономерность, то теперь – произвол. В. Я. Ельмеев находит, что капитализм в современной России явление временное, исторически случайное и безнадежно тупиковое, поскольку оно противоречит не только коренным интересам и традициям нашего народа, но и закономерной направленности прогресса современного человечества [39].

В. Л. Иноземцев предлагает новое видение формационной логики истории, в которой капитализм завершил свое развитие и исчезает, а на его смену приходит новое общество, построенное на иных принципах организации производства и распределения прибавочного продукта. Широко распространенной является аргументация, что потребление, став массовым, стало свидетельством общественной функции такого общества. Кроме того, характерно и отрицание эксплуатации труда капиталом. В. Я. Ельмеев категорически возражает подобным утверждениям. Он доказывает, что эксплуатация лишь возрастает. Однако способ его доказательства капиталистического развития России существенно отличается от ленинского, тем что он не делает детального анализа хозяйственной практики трудящегося населения России. Ни имущественные, ни доходные параметры не подвергнуты такой систематической обработке, как в работах В. И. Ленина. Это делает позиции В. Я. Ельмеева менее доказательными с точки зрения критериев социологической науки.

Марксисты А. В. Бузгалин и А. И. Калганов по-новому смотрят на формационную теорию, указывая на текущее преодоление капитализма как последней экономической формации. Тут они сближаются с В. Л. Иноземцевым в признании роли так называемых постиндустриальных изменений [40].

К началу 20-го века среди марксистов распространилось мнение К. Каутского и Р. Гильфердинга о способности капитализма на длительное историческое существование в виде так называемого империализма. В этом мнении отразилась готовность западноевропейского общества, прежде всего в лице его интеллектуалов, мириться с существованием капитализма и оставить рискованный путь борьбы за социализм. Мир буржуазной повседневности оказался привлекательнее революционных будней.

Поскольку такое изменение сознания произошло в среде наиболее развитых экономически стран, то в социологическом мышлении этих сообществ стал наблюдаться отказ от представлений, что революция победит сразу в группе наиболее развитых промышленных стран. Появилась идея неравномерности развития капитализма в эпоху империализма. Такая неравномерность объяснялась противоречивым характером самого капитализма, системными диспропорциями и борьбой частных интересов. Вместе с тем для России западноевропейские тенденции оказались еще чуждыми. Русский марксисты вместе с В. И. Лениным пришли к выводу, что наоборот революцию легче провести там, где как в России буржуазия еще не окрепла и институционалиные условия ее господства еще слабые.

Если сто лет назад марксисты могли доводить выводы о капиталистическом развитии России до необходимости социальной революции, то нынче речь уже шла о возврате к подлинному социализму, о предотвращении капиталистических тенденций и преобразований.

Примечательно, что обе стороны в полемике прошлого века были сторонниками социалистического идеала. Одни сторонники социализма доказывали другим правильность своего видения российской действительности, и своего понимания роли отдельных социальных институтов в достижении искомого идеала. Нынешняя ситуация иная. Даже марксисты слишком по-разному видят исторические перспективы России. А их оппоненты никоим образом не допускают социалистического будущего страны.

Само понимание природы и возможностей социализма, а также логики истории изменилось в течение прошедшего столетия. Социалисты прошлого должны были считаться и считались с огромной крестьянской массой российского населения. Сегодня гораздо сложнее доказывать социалистические возможности этой части нашего общества. В. Я. Ельмеев выдвигает трудовую теорию потребительной стоимости в качестве научной основы будущей обновленной социалистической экономики. Это отличается от подхода социалистов 19-го века. Тем не менее, данная концепция выглядит еще менее вероятной на практике, чем прежние идеалы. Обоснование данной модели слабо учитывает все реальности современного российского общества, абстрагируется от них в область идеалов и отдаленных целей.

Но стоит отметить другое. Для В. Я. Ельмеева акцент на потребительно-стоимостной парадигме со всей ясностью подтверждает преимущество советских экономических институтов производства распределения и потребления над экономическими институтами капитализма, построенными на меново-стоимостной парадигме. Здесь он сближается с народниками, полагавшими, что потребительно-стоимостные основы русской сельской общины превосходят капиталистическое меновое хозяйство по своей прогрессивности. Характерным для России стало представление, что меновые отношения, пронизывающие капиталистическую систему не могут вести к социализму, а служат лишь главным препятствием на этом пути. Товарно-денежный обмен в качестве противника социализма превращался в регрессивное явление. Однако В. И. Ленин сумел именно в развитии рынка увидеть движение вперед к новой общественно-экономической формации.

Столетие назад В. И. Ленин показал, насколько практически полезным становится социалистический проект, базирующийся на достижениях социологической науки, на внимательном изучении социальных условий рынка. В этом он опередил не только социалистов-народников, но и противников социалистической перспективы.

В дореволюционное время прихода капитализма многие не хотели, даже те кто его предвидели. При распаде СССР приход капитализма не ожидали, даже кто его хотел. Стоит отметить еще и то, что В. И. Ленин выступал как представитель нового, молодого поколения российской революционной молодежи против идей старого поколения народников. Сегодня марксисты наоборот защищают взгляды старого поколения, тогда как их оппоненты – нового течения нашей общественной мысли. Правда, последние от этого не становятся более прогрессивными.

Столетие назад дискуссия привела к обоснованию промышленного развития России и возможности революции. В. И. Лениным была вскрыта прогрессивно удовлетворяющаяся потребность в пролетариате. Понимание тенденций экономического развития и характера новых общественных интересов позволило встать во главе больших перемен в России. Именно этот спор сделал русских социалистов ближе к массовым социальным движениям. Он явился прологом социализма и СССР.

В теоретическом плане, первая дискуссия о русском капитализме окончательно подорвала интерес к субъективной методологии социологии. Успех марксистов вывел на передний план историко-материалистическую социологическую мысль.

Современная полемика о капитализме в России пока не дошла до столь существенных результатов как прежняя. Тут можно вспомнить слова В. И. Ленина: «В революционную эпоху страна живет так быстро и порывисто, что определение крупных результатов экономической эволюции в разгар политической борьбы невозможно» [41]. Настоящее положение, при всех его отличиях подтверждает главное – еще нельзя дать окончательную оценку современного спора в силу начального этапа многих изменений, происходящих как в России, так и в мире.

Роль дискуссий о капитализме в начале 20-го века была велика. Выработка теории капитализма содействовала утверждению идеи о господстве и объективном характере экономических закономерностей общественной жизни. Поэтому социология смогла реализоваться как область знания соответствующая критериям научности своего времени.

В настоящий момент полемика о русском капитализме еще продолжается. Поэтому есть все основания ожидать полезных разработок, как для теории, так и для практики. Положение в социологии обязывает не упускать возможностей столь продуктивной и многообещающей темы.

Список литературы:

1. Пателис Д. С. Философско-методологический анализ становления экономической науки (закономерности возникновения и формирования научного мышления и его философских оснований). М., 1991, с. 5.

2. Бродель Ф. Материальная цивилизация и капитализм. Т. 2. Игры обмена. М., 2006, с. 231.

3. История теоретической социологии. В 4-х томах. СПб., 2000.

4. Галактионов А. А., Никандров П. Ф. Идеологи русского народничества. Л., 1966, сс. 11-12.

5. Радаев В. В. Экономическая социология в России: становление и развитие. // Экономическая социология. Т. 5, № 4, с. 95.

6. Радаев В. В. Экономическая социология в России: становление и развитие. // Экономическая социология. Т. 5, № 4, с. 105.

7. Ленин В. И. Развитие капитализма в России. Процесс образования внутреннего рынка для крупной промышленности. Сочинения, т. 3, М., 1935, с. 141.

8. Ленин В. И. Развитие капитализма в России. Процесс образования внутреннего рынка для крупной промышленности. Сочинения, т. 3, М., 1935, с. 144.

9. Львов Д. С. Вернуть народу ренту. Резерв для бедных. М., 2004, с. 145.

10. Афанасенко И. Д. Экономика и духовная программа России. СПб., 2001, с. 339.

11. Афанасенко И. Д. Экономика и духовная программа России. СПб., 2001, с. 395.

12. Ельмеев В. Я. Социальная экономия труда: общие основы политической экономии. СПб., 2007, с. 483.

13. Явлинский Г. А. Периферийный капитализм. Лекции об экономической системе России на рубеже XX-XXI веков. М., 2003.

14. Явлинский Г. А. Периферийный капитализм. Лекции об экономической системе России на рубеже XX-XXI веков. М., 2003.

15. Явлинский Г. А. Периферийный капитализм. Лекции об экономической системе России на рубеже XX-XXI веков. М., 2003.

16. Бузгалин А. В., Колганов А. И. Глобальный капитал. М., 2007, с. 313.

17. Бузгалин А. В., Колганов А. И. Глобальный капитал. М., 2007, с. 301-2.

18. Ельмеев В. Я. Социальная экономия труда: общие основы политической экономии. СПб., 2007, с. 486.

19. Меньшиков С. Русский капитализм сегодня. // «Monthly review», № 7, 1999.

20. Косалс Л. Я. Клановый капитализм в России. // «Неприкосновенный запас», № 6, 2006.

21. Розмаинский И. В. Основные характеристики семейно-кланового капитализма в России на рубеже тысячелетий: институционально-посткейнсианский подход. // «Экономический вестник Ростовского государственного универстиета», т. 2, № 1, 2004, с. 61.

22. Меньшиков С. Русский капитализм сегодня. // «Monthly review», № 7, 1999.

23. Ленин В. И. Развитие капитализма в России. Процесс образования внутреннего рынка для крупной промышленности. Сочинения, т. 3, М., 1935, с. 125.

24. Ленин В. И. Развитие капитализма в России. Процесс образования внутреннего рынка для крупной промышленности. Сочинения, т. 3, М., 1935, с. 135.

25. Меньшиков С. Русский капитализм сегодня. // «Monthly review», № 7, 1999.

26. Ленин В. И. Развитие капитализма в России. Процесс образования внутреннего рынка для крупной промышленности. Сочинения, т. 3, М., 1935, с. 68.

27. Бузгалин А. В., Колганов А. И. Глобальный капитал. М., 2007, с. 329.

28. Бузгалин А. В., Колганов А. И. Глобальный капитал. М., 2007, с. 331.

29. Меньшиков С. Русский капитализм сегодня. // «Monthly review», № 7, 1999.

30. Меньшиков С. Русский капитализм сегодня. // «Monthly review», № 7, 1999.

31. Меньшиков С. Русский капитализм сегодня. // «Monthly review», № 7, 1999.

32. Меньшиков С. Русский капитализм сегодня. // «Monthly review», № 7, 1999.

33. Косалс Л. Я. Клановый капитализм в России. // «Неприкосновенный запас», № 6, 2006.

34. Косалс Л. Я. Клановый капитализм в России. // «Неприкосновенный запас», № 6, 2006.

35. Косалс Л. Я. Клановый капитализм в России. // «Неприкосновенный запас», № 6, 2006.

36. Ельмеев В. Я. Социальная экономия труда: общие основы политической экономии. СПб., 2007, с. 452.

37. Львов Д. С. Вернуть народу ренту. Резерв для бедных. М., 2004, с. 150.

38. Львов Д. С. Вернуть народу ренту. Резерв для бедных. М., 2004, с. 142.

39. Будущее за обществом труда. // под ред. В. Я. Ельмеева. Спб., 2003, с 102.

40. Бузгалин А. В., Калганов А. И. Глобальный капитал. М., 2007.

41. Ленин В. И. Развитие капитализма в России. Процесс образования внутреннего рынка для крупной промышленности. Сочинения, т. 3, М., 1935.