15 Июня

Сегодня утром первым делом спросил у Бернарда, не из Кембриджа ли, случайно, профессор Хендерсон.

Бернард утвердительно кивнул.

– А из какого колледжа? – как можно безразличнее спросил я.

– Из Кингза, – ответил он. – А что?

– Да так, пустяки. Просто подумал, не однокашники ли мы. Ошибка! Досадный промах!

– Разве вы не из ЛЭШа? – удивился Бернард.

– Да-да, конечно, – смущенно пробормотал я.

Научусь ли я когда-нибудь не ставить себя в идиотское положение?!

Ничего не оставалось, как попросить его принести досье на Хендерсона и телефонный справочник Кембриджа.

Бернард глубоко вздохнул, очевидно, собираясь с духом, и несколько напряженным голосом сказал:

– Господин министр… вы, без сомнения, понимаете… то есть я понимаю… у вас совершенно иные намерения… но… э-э… мне представляется недопустимым пытаться оказать давление на председателя независимой комиссии…

Я искренне с ним согласился. Конечно, это недопустимо. Более того, немыслимо!

– Просто я вдруг вспомнил, что надо бы повидать своего старинного приятеля, Кричтона – ректора Кингза. Вас не затруднит набрать номер его телефона?

Бернард молча кивнул…

– Ну а там, кто знает? – добавил я. – Вдруг профессору Хендерсону тоже придет в голову заскочить к ректору на чашку чая. Счастливое стечение обстоятельств – иначе ведь не назовешь.

Поразмыслив, Бернард согласился, что это выглядело бы достаточно естественно, поскольку оба они из одного колледжа.

– В случайном совпадении ничего недопустимого нет, как вы считаете, Бернард?

Его ответ последовал незамедлительно:

– Разумеется, нет, господин министр! Недопустимыми могут a priori быть лишь намеренные действия, а совпадение их исключает.

NB: Надо активнее использовать такие красивые обороты. Желательно с латынью.

18 Июня

Провел на редкость приятный и полезный день в Кембридже.

Встречался с Кричтоном. Сейчас он – пэр и ведет размеренную академическую жизнь.

Я поинтересовался, что он ощутил, оказавшись у лордов.

– Будто из фауны попал во флору, – ответил он.

По странному совпадению, на чай был приглашен и профессор Хендерсон. Кричтон представил нас друг другу. Профессор несколько смутился.

– Честно говоря, я никак не ожидал увидеть здесь господина министра, – признался он.

Мы оба согласились, что это – удивительное совпадение. Кричтон, в свою очередь, был немало удивлен тому, что мы с Хендерсоном, оказывается, знакомы.

– Мы никогда не встречались, – объяснил я. – Но в настоящее время профессор готовит для моего министерства важный правительственный отчет.

– Надо же, какое совпадение! – поразился Кричтон.

Мы с Хендерсоном дружно подтвердили, что совпадение и впрямь поразительное.

За чаем Хендерсон выразил надежду, что я полностью удовлетворен проектом его отчета.

– «Полностью» – не то слово. Я в восторге! – заверил я и добавил, что понимаю, как ему было нелегко.

Профессор с присущей ему скромностью и откровенностью признал: самую трудоемкую часть работы фактически выполнило управление в Вашингтоне.

– А приходилось ли вам раньше готовить правительственные отчеты? – полюбопытствовал я.

– Никогда, – ответил он.

– О, поздравляю вас! Теперь ваше имя войдет в историю: отчет Хендерсона!… Пожалуй, он принесет вам бессмертие.

Я ему явно польстил. Он довольно улыбнулся и сказал, что никогда над этим не задумывался.

«Пора бить прямой левой», – подумал я и, как бы между прочим, заметил:

– Но если что-нибудь выйдет не так…

И умолк. Он насторожился.

– Не так? – Маленькие академические глазки за большими академическими очками вдруг часто-часто заморгали.

– То есть, если метадиоксин окажется не столь безвреден, как вы утверждаете. Тогда ваша карьера… Вы очень смелый человек…

Профессор Хендерсон заерзал. По-видимому, он не относил смелость к качествам, которыми должен обладать ученый его ранга. И вместе с тем был озадачен, так как не понимал, куда я клоню.

– Позвольте, позвольте, но ведь ни один из стандартных тестов не показал никаких признаков токсичности метадиоксина.

Я выдержал многозначительную паузу. Для большего эффекта.

– Ни один из стандартных тестов. То-то и оно…

Еще одна пауза.

– Что вы имеете в виду?! – выкрикнул он неожиданно высоким срывающимся голосом, мало вязавшимся с его внушительной комплекцией.

Я неторопливо достал свою записную книжку.

– Забавное совпадение. В поезде по дороге сюда я сделал кое-какие записи. Конечно, я не биохимик, но, по имеющейся у меня информации, вашингтонский доклад не дает ответа на ряд важных вопросов.

Он наморщил лоб.

– Э-э… – произнес он и остановился.

– Кроме того, – не давая ему передышки, продолжал я, – ваш доклад не содержит достаточно четких выводов, приведенные в нем данные допускают иные толкования, некоторые принципиальные положения вызывают сомнения.

Хендерсон растерянно смотрел на меня.

– Да, но… иное толкование допускают любые данные…

Я снова перебил его:

– Вот именно! Поэтому более широкое и детальное исследование вопроса на долгосрочной основе может дать иные результаты.

– Ну, безусловно… – начал он.

– Значит, вы понимаете: если хоть что-либо выйдет не так, пусть даже через десять лет, то пресса тут же возьмет на мушку ваш отчет. А если к тому же выяснится, что вы проводили лабораторные испытания для транснациональной фармацевтической корпорации…

Он в ужасе всплеснул руками.

– Но ведь это было пятнадцать лет назад!

– Четырнадцать, – поправил я. (Все-таки личное досье – на редкость полезная штука!) – Впрочем, вы и без меня знаете, что такое пресса. «Нет дыма без огня» и так далее. Даже если ровным счетом ничего не было. В момент накинут петлю на шею.

Видя, что Хендерсон сдается, я усилил нажим.

– Если все же что-либо выйдет не так, газетчики набросятся на вас, как стая голодных шакалов: «Мучительная агония жертв отчета Хендерсона!»

От страха профессор чуть не лишился дара речи. Затем, с трудом собравшись, он залепетал что-то маловразумительное вроде: «Да-да, конечно… видите ли, я… э-э… что же мне теперь делать? То есть я не могу изменить отчет. Метадиоксин – безвредное вещество, и в отчете это подтверждается. Как же быть?»

Взгляд его был полон мольбы и отчаяния. Но я удержался от опрометчивого шага. Мне ни к чему загонять себя в ловушку, подсказывая, как надо изменить его независимый отчет.

– Да, сложное положение. По-моему, у вас нет выбора, – посочувствовал я.

Наливая себе чашку чая, я краем глаза увидел, как Кричтон, мой добрый, верный Кричтон, подошел к Хендерсону и предложил ему булочку с маслом.

Я знал, о чем у них пойдет разговор. Он скажет Хендерсону, что переделать надо только заключение. Это единственное, чем интересуются газетчики, на остальное они просто не обратят внимания.

Пока что заключение звучит следующим образом:

«Исходя из полученных данных, комиссия не видит оснований, препятствующих реализации проекта».

Уверен, Кричтон предложит ему отличную формулировку. И, не сомневаюсь, Хендерсон последует его совету.