Трагедия «Царь Эдип»
Содержание трагедии Софокла «Царь Эдип», поставленной примерно в 428–425 гг. до н. э., состоит в том, что мудрый и высоконравственный человек, невольно совершивший двойное преступление, постепенно, шаг за шагом распутывает сложный узел своей судьбы, и, узнав истину, наказывает себя: он выкалывает себе глаза, чтобы в страданиях провести остаток жизни.
Эта трагедия Софокла написана с замечательным драматическим мастерством. Аристотель считал ее образцом применения композиционного приема трагической иронии. Этот прием состоит в создании на основании какого-либо недоразумения такой ситуации, которая заставляет персонажей драмы ожидать счастливого разрешения конфликта, тогда как зрителям ясно, что он закончится величайшей катастрофой.
Если следовать терминологии Аристотеля, то «Царя Эдипа» надо отнести к трагедиям с запутанной фабулой, т. е. с фабулой, содержащей перипетию (неожиданный поворот событий в противоположную сторону).
Действие трагедии «Царь Эдип» Софокл сопровождает постоянно нарастающей тревогой в душе действующих лиц, тревогой, проявляющейся в их речах, в живых, темпераментных диалогах; иногда эта тревога ненадолго рассеивается благодаря мелькнувшей иллюзорной надежде на благополучный исход поисков Эдипа, однако надежда быстро исчезает в результате появления новых симптомов надвигающейся катастрофы. Например, известие о смерти Полиба, которого Эдип считает своим отцом, освобождает его от тягостного сознания, что он, в силу пророчества,– будущий отцеубийца. Иокаста тоже старается уверить его, что теперь у него нет поводов для беспокойства. Но это лишь кратковременная передышка перед трагической развязкой, начало которой заключено в словах Евфорба:
«Нет общей крови у тебя с Полибом» (ст. 1016; пер. Ф. Зелинского).
Эта трагедия Софокла необычайно динамична; нарастающая тревога заставляет напряженно ожидать трагической развязки. Предельно зримо воспринимаются описания тех событий, которые вследствие ограниченных возможностей античного театра или в силу принципов греческой драматургии не могли быть показаны публике (описание чумы в монологе жреца, рассказ о смерти Иокасты и самоослеплении Эдипа в монологе домочадца).
Трагедия демонстрирует как будто бы бессилие человека, ограниченность его возможностей перед лицом божественной воли. Однако глубоко религиозный поэт, уверенный в целесообразности мироздания и божественного соизволения, предлагает людям не отчаиваться перед лицом страданий, насылаемых на первый взгляд несправедливо: человек не всегда в силах понять действия богов, направленные, в конечном счете, на пользу человека; как и Эсхил, Софокл считает, что если человек разумен, то путем страдания он придет к мудрости примирения.
Софокл ставит в этой трагедии проблему честности и нравственного долга человека: будучи обречен, догадываясь о своем крахе, Эдип тем не менее не прерывает начатого им расследования преступления и, узнав истину, не щадит себя.
Трагедии «Эдип в Колоне» и «Антигона»
Страдание – испытание душевных качеств человека. Эдип выдерживает это испытание, как показывает Софокл в своей самой поздней трагедии «Эдип в Колоне», тоже относящейся к фиванскому циклу. Здесь звучит мысль о влиянии избранного человеком пути на его судьбу – мысль, которая содержалась уже в творчестве Эсхила: умудренный страданием, далекий от желания обвинять в своем несчастии кого-нибудь, кроме самого себя, продолжающий чтить богов и считающий себя преступником, не достойным общения с людьми, Эдип не только прощен богами, но и удостоен высокой награды – возможности послужить людям после смерти. Ему стало известно, что могила его будет источником благодати для той земли, где будет погребено его тело.
Идея этой трагедии Софокла, очевидно, состоит в том, что человек должен выполнять свой долг при всех обстоятельствах. Именно таким образом поступают герои Софокла: они твердо следуют своим принципам, и если ими выбран правильный путь, то их гибель приносит им посмертную славу. В ещё одной трагедии Софокла «Антигоне», поставленной в 442 г. до н. э., два принципа вступают между собой в конфликт в лице дочери Эдипа Антигоны и фиванского царя Креонта. Нарушив запрет Креонта, Антигона совершила погребальный обряд над телом своего брата, которого царь считал изменником родины. С точки зрения Креонта, слово царя должно быть свято для граждан, и нарушение царского указа ничем нельзя оправдать. Но для Антигоны превыше всего нравственные неписаные законы, освященные временем и предписанные богами; эти законы повелели ей выполнить родственный долг и воздать брату почести, причитающиеся мертвому.
У каждого из двух героев трагедии своя правда; предавая казни Антигону, Креонт следует своему убеждению. Не так просто решить, кто из них прав. Обрекая Антигону на голодную смерть, Креонт проявляет не жестокость, а предусмотрительность правителя, боящегося навлечь на город беду, предав ее казни иного рода, так как прямое убийство свободного человека влекло за собой, по понятию греков, озлобление тени убитого: эта тень бродила бы по городу с целью отмщения своему убийце и могла бы навлечь на город скверну. Софокл показывает сложность решения проблемы правильного выбора нормы поведения человека в обществе.
Не случайно и в новое время существовали различные трактовки «Антигона». В течение всего XIX в. пользовалась особенной популярностью точка зрения Гегеля, который видел в этой трагедии Софокла конфликт семейного права и интересов государства и считал, что оба антагониста – Антигона и Креонт – «и правы и неправы». Соглашаясь с последним, многие ученые видят, что концепция Гегеля грешит модернизацией, так как не учитывает слитности интересов семьи и государства в «век Перикла», а также потому, что Антигона, нарушившая указ царя, не преступила закона. Для Креонта же закон – это он сам. Вот что говорит он об Антигоне:
«Она уж тем сумела наглость выказать, Что презрела законы прилежащие» (ст. 480–481; пер. В. Ф. Нилендера).
Моральная победа Антигоны кажется Софоклу бесспорной потому, что позиция Креонта осложнена злоупотреблением властью: он глух к мнению окружающих людей. Идеальный правитель, выведенный Эсхилом в трагедии «Просительницы», не предпринимал серьезных шагов, не посоветовавшись с народом; Креонт у Софокла решает судьбу Антигоны не только ни с кем не советуясь, но отвергая чьи бы то ни было попытки вмешаться в его решение.
В поведении, в рассуждениях Креонта проявляются черты тирана. Он убежден, что
Тех, кто поставлен градом, должно слушаться И в малом, и в законном – и в обратном им» (ст. 666–667; пер. В. Ф. Нилендера и С. В. Шервинского).
Он готов видеть рабов не только в своих подданных, но и в родственниках. Антигона – дочь его сестры, но он говорит ей:
«Уздечкой малой – знаю – самых бешеных Коней смиряют. И не должен много мнить Тот о себе, кто в рабстве у родных своих» (ст. 477–479; пер. В. Ф. Нилендера и С. В. Шервинского).
В трактовке Софокла, Креонт, как всякий тиран, подозрителен: он уверен, что Исмена, не виновная в ослушании, была сообщницей Антигоны; он не прислушивается к аргументам своего сына Гемона, предостерегающего отца от поступка, не одобряемого жителями города, так как оглушен своим гневом, для которого нет других оснований, кроме того, что ему осмеливаются перечить.
Таким образом, трагическая вина Креонта состоит в превышении власти, нарушении моральных принципов – за это он наказан смертью своих близких. Если Антигона погибает с сознанием исполненного долга, то Креонт остается жить с сознанием непоправимой вины перед богами, согражданами, женой и сыном. «Антигона» – трагедия Креонта, трагедия неправильно понятой власти.