Глава 5. Борьба против метафизики, против переоценки логического, против эмпирически не обоснованного

Константин Буажире: «…В первом случае мы видим предмет, мы воспринимаем его своими чувствами. Мы судим и говорим о нем на основе ощущений. Во втором случае речь идет о предметах, находящихся вне досягаемости наших чувств, и мы говорим о них лишь на основе догадок и предположений. Надо доказать, что картины, которые рисует нам наш разум, вполне сходны с их моделями, что он отображает объекты точно такими, какими они существуют в действительности; такой результат может быть получен лишь в тех случаях, когда об этих объектах нам могут дать свидетельства наши чувства, когда эти объекты доступны рассмотрению с помощью чувств. О вещах, которые не могут быть подвергнуты такому испытанию, невозможно составить суждение, потому что в отношении их не существует никаких правил проверки, никаких опорных пунктов для сравнения, никаких способов их достоверного познания. Необходимо придти к соглашению — не выносить никаких суждений о подобных вещах. Короче говоря, необходимо провести границу между вещами, которые доступны проверке, и вещами, которые проверке не поддаются, надо отделить нерушимой преградой…мир фантазий от мира реального»(Константин Буажире, 1791 год, из книги «Руины», глава 24).

Буажире вполне определенно заявил, что реальный мир воздействует на органы чувств, и этим реальный мир отличается от мира фантазий, который обладает противоположным свойством, а именно, он не поддается проверке органами чувств; ученые должны отказаться от рассуждений о том, что не воздействует на органы чувств.

Люди «избавились бы от множества споров, если бы их ум занимался лишь доступным познанию существами, бытие которых установлено и подлинные свойства которых можно открыть с помощью надежных повторных опытов. О физических теориях спорят лишь тогда, когда их исходные принципы недостаточно твердо установлены», «Думать о предметах, которые не воздействовали ни на одно из наших чувств, — значит мечтать о словах, грезить о звуках и искать в своем воображении предметы, с которыми можно было бы соединить их. Приписывать же качества этим воображаемым предметам — значит предаваться еще большему сумасбродству»(Пауль Гольбах, «Система природы», 1770 год, десятая глава первой части).

«Человек есть материальное существо; он может иметь представление лишь о том, что подобно ему материально, т.е. способно действовать на его органы»(Пауль Гольбах, «Система природы», вторая глава второй части).

«Будем придерживаться природы, которую мы видим и чувствуем, которая действует на нас, общие законы которой мы знаем, хотя нам и не известны ее частности и тайные принципы, применяемые ею в более сложных произведениях. Станем наблюдать природу, никогда не покидая ею поставленных границ для нас: всякое нарушение этого правила неумолимо грозит бесчисленными заблуждениями»(Пауль Гольбах, «Система природы», шестая глава второй части).

«…откинуть все то, чего не могут воспринять органы чувств…»(Пауль Гольбах, «Система природы», тринадцатая глава второй части).

«Когда мы захотим дать себе отчет об явлениях природы, откажемся от искания таких причин, которые слишком тонки для того, чтобы действовать на наши внешние чувства»(Пауль Гольбах, «Здравый смысл, извлеченный из природы»).

Как и Буажире, Гольбах убежден, что телесные, воспринимаемые чувствами причины являются единственно реальными, и только телесное должно вовлекаться в научное исследование; перед не воспринимаемым органами чувств нужно опустить шлагбаум и не подвергать научному исследованию, потому что не вызывающее ощущения не является материальным. Гольбах применил термин «метафизики» к тем исследователям, которые пытаются изучать не воздействующее на органы чувств, то есть нематериальное.

Наука должна чураться мнимого. Наука должна быть достоверной, должна изучать то, что достоверно существует, а достоверное существование устанавливается воздействием существующее на органы чувств. Наука должна содержать в себе только твердо установленные факты, подтвержденные показаниями органов чувств; в науку допускается логически обоснованное, но только такое логически обоснованное, которое теснейшим образом связано с фактами. Наука утрачивает свою достоверность, когда в научное исследование вовлекается не существующее, мнимое, и поэтому наука должна отказаться от изучения того, что не обнаруживается органами чувств. Реальное и мнимое различаются по своему воздействию на органы чувств. Наука будет ввергнута в заблуждения, если попытается исследовать то, что не вызывает ощущения в органах чувств. Наука не должна содержать в себе того, что может быть квалифицировано как сомнительное, не существующее, нереалистичное (из-за недоступности органам чувств). Показания органов чувств имеют руководящую, направляющую роль при осмыслении природных явлений, и когда происходит размышление над тем, что не вызывает ощущений, то отсутствует направляющий фактор, и результат размышлений оказывается произвольным. Единственный источник достоверного знания – ощущаемое, а неощущаемое не является источником знаний и не может дать достоверного знания.

(В 21-й главе «Физиологический идеализм» обсуждается мировоззрение Беркли, с которого скопировали свое мировоззрение Буажире и Гольбах.)

Джироламо Фракасторо изучал болезни, и среди симптомов многих болезней он обнаружил общее, и на основании общего Фракасторо разработал представление о причине заболеваний — болезни являются результатом размножения внутри людей мельчайших живых существ, которые способны перемещаться от больного человека к здоровому человеку. Фракасторо смог только подвести логическую базу под общее представление, но не смог представить действительного подтверждения — никто не видел перепрыгивающих от человека к человеку мельчайших животных, их размножение никто не замечал (поскольку в середине шестнадцатого века не было микроскопов, через которые можно увидеть прыжки и размножение мельчайших животных, вызывающих болезни). Фракасторо рассуждал о невидимом, и тем самым вступил в противоречие с теорией познания, разработанной Буажире и Гольбахом, считающими недопустимым вынесения суждений о том, что непроверяемо органами чувств. Буажире и Гольбах приравнивали к сумасбродству размышление о вещах, которые не вызывают зрительных ощущений. Джироламо Фракасторо прибегнул к недостоверным вымыслам, втащил в науку вымыслы, и этим лишил науку статуса достоверности. Деятельность Фракасторо не соответствовала требованиям, предъявляемых Буажире и Гольбахом к научной деятельности.

В Библии написано, что нужно задумываться над неощущаемым. Буажире и Гольбах были атеистами, и они считали своим долгом не соглашаться с тем, что написано в Библии. Борьба против размышлений относительно неощущаемого приравнивалась к борьбе против религии. Джироламо Фракасторо размышлял над неощущаемым, и в этом проявилась податливость тому, что написано в Библии.

Согласно мировоззрению Буажире и Гольбаха, неощущаемое, существование которого обосновывал Фраскасторо при помощи логических аргументов на основании мысленного обобщения, не имело материального характера, и о нем нужно говорить «находится только в голове Фракасторо». Джироламо Фракасторо рассказывал, что предмет его логических рассуждений способен творить материальные эффекты (т.е. вызывать симптомы болезней — повышение температуры, лихорадку, затемнение сознания, рвоту, понос, изменение кожного покрова и т.д.). Получается, что не имеющее материального характера способно порождать материальные эффекты. Разве это не идеализм, ставящий на второе место материальное, а на первое место нематериальное? Разве Фракасторо не был идеалистом?

Уильям Гильберт своими органами чувств не воспринимал магнитные линии, и тем не менее при помощи мышления создал представление о магнитных линиях, и размышлял о магнитных линиях. Магнитные линии — это продукт метафизического мышления, не связанный с воздействием на органы чувств магнитных линий. Константин Буажире и Пауль Гольбах приравнивали к сумасбродству размышление о вещах, которые не вызывают ощущений. Следовательно, Уильям Гильберт занимался сумасбродством. Гильберт заявил даже о том, что не материальное (т.е. не воздействующее на органы чувств) способно воздействовать на материальный объект, представляющий стрелку компаса. Когда нематериальное, измышленное при помощи метафизического мышления, не обладающее доказательством наличия свойства «находиться вне мышления», признается вызывающим физические эффекты (движение стрелки компаса), то это, несомненно, является идеализмом.

Константин Буажире писал о необходимости доказывания, что картины, которые рисует нам наш разум, вполне сходны с их моделями, что разум отображает объекты точно такими, какими они существуют в действительности. Иммануил Кант писал противоположное, и проводил принципиальную грань между действительными вещами, и восприятием, пониманием вещей. Владимир Ильич Ленин объяснял, чем вызвано различие во взглядах: Буажире был представителем прогрессивных слоев и он двигал науку вперед, а Кант был представителем реакционных кругов, заинтересованных в отсутствии ясного понимания природы, заинтересованных в возвращении к религиозному пониманию происходящего в мире.

В.И.Ленин: «Альбрехт Pay, перенявший вместе с достоинствами Фейербаха недостатки его, превзойденные Марксом и Энгельсом, критиковал Канта всецело в духе своего учителя: «Философия Канта есть амфиболия (двусмысленность), она — и материализм, и идеализм, и в этой ее двойственной натуре заключается ключ к ее сущности. В качестве материалиста или эмпириста Кант не может уклониться от того, чтобы признать бытие за вещами вне нас. Но в качестве идеалиста, он не мог избавиться от предрассудка, что душа есть нечто совершенно отличное от чувственных вещей. Существуют действительные вещи и человеческий дух, который постигает эти вещи. Каким же образом этот дух приближается к совершенно отличным от него вещам? Увертка у Канта следующая: дух имеет известные познания a priori, благодаря которым вещи должны являться ему так, как они ему являются. Следовательно, то обстоятельство, что мы понимаем вещи так, как мы их понимаем, есть наше творение. Ибо дух, живущий в нас, есть не что иное, как дух божий, и подобно тому, как бог создал мир из ничего, так и дух человека создает из вещей нечто такое, чем эти вещи сами по себе не состоят»(«Материализм и эмпириокритицизм», ПСС, т.18, с.210).

В Библии написано, что Бог создал материальный мир из того, что не является материальным, — из пустоты. Иммануил Кант и Николай Кузанский уподобили человека Богу, и наделили человека способностью создавать из вещей нечто такое, чем эти вещи не являются. Человеческий дух постигает вещи тем способом, что создает из вещей нечто такое, чем эти вещи не являются. Кант создал теорию познания, и Кузанский создал теорию познания, которые не могут обойтись без Бога и уподобления человека Богу. «Как Бог есть Творец действительно сущего и естественных форм, так человек есть создатель мыслимо сущего и искусственных форм»(Николай Кузанский).

Галилео Галилей утверждал, что скорость вращения Земли вокруг своей оси, и скорость движения Земли по орбите вокруг Солнца, в ночное время складываются, а в дневное время вычитаются друг из друга, это сложение и вычитание скоростей сказывается на морских водах, и происходят отливы и приливы. Действительная вещь состоит в том, что Луна притягивается к себе морские воды, и приливная волна двигается вслед за движущейся Луной и на несколько часов покрывает сушу. То обстоятельство, что Галилей понимал приливы и отливы как результат складывания и вычитания скоростей (орбитальной и вокруг-осийной), есть творение мышления Галилея. Дух Галилея создал из гравитационного влечения воды к Луне нечто такое, чем гравитационное влечение не является. Кантовская увертка, включающая в себя проведение принципиальной грани между гравитацией и сложением скоростей, соответствует истории познания приливов и отливов.

Галилей понимал приливы и отливы как возникающих от сложения или вычитания скоростей, и такое понимание было творением Галилея. Такое понимание не может рассматриваться как творение природы, такое понимание не могло быть навязано Галилею природой, потому что в природе приливы и отливы возникают от гравитационного притяжения Луны. Что Галилей считал фактом внешнего мира, то на самом деле было продуктом человеческого ума (в соответствии с высказыванием Пирсона, приведенном в предыдущей главе). Воззрение Галилея было противоречивым, т.к. не могло объяснить, почему дневные приливы примерно в два раза слабее, чем ночные приливы.

Иммануил Кант выступил против Константина Буажире и доказал бессмысленность попыток представить дело так, как будто разум отображает объекты точно такими, какими они существуют в действительности. Разум Галилея значительно исказил действительно существующий объект.

Фрэнсис Бэкон разделил источники ошибок, пускающие под откос познание (отображение разумом объектов точно такими, какими они существуют в действительности), на четыре группы, которые он назвал «призраками». Это «призраки рода», «призраки пещеры», «призраки площади» и «призраки театра».

«Призраки рода» проистекают из самой человеческой природы, они не зависят ни от культуры, ни от индивидуальности человека. «Ум человека (как кривое зеркало) примешивает к природе вещей свою собственную природу, отражает вещи в искаженном и обезображенном виде».

«Призраки пещеры»  — это индивидуальные ошибки восприятия, как врожденные, так и приобретённые. «Ведь у каждого помимо ошибок, свойственных роду человеческому, есть своя особая пещера, которая ослабляет и искажает свет природы».

«Призраки рыночной площади»  — следствие общественной природы человека, общения и использования в общении языка. «Люди объединяются речью. Слова же устанавливаются сообразно разумению толпы. Поэтому плохое и нелепое установление слов удивительным образом принижает разум».

«Призраки театра» — это усваиваемые человеком от других людей ложные представления об устройстве действительности. «При этом мы разумеем здесь не только общие философские учения, но и многочисленные начала и аксиомы наук, которые получили силу вследствие предания, веры и беззаботности».

Согласно мировоззрению Бэкона, вещи являются источником человеческих восприятий и представлений, но вещи не являются единственным источником. Вторым источником представлений являются «призраки», и второй источник вносит искажения в исходящее из первого источника. Источником искажений (ошибок) является психические способности человека, а не окружающая природа. При совершении ошибок (искажений), психическое является первичным, а материальное не является первичным.

«Призраки», о которых повествовал Френсис Бэкон, рассказ Николая Кузанского о субъективной мерке, используемой человеком при создании картины мира, в результате чего картина мира оказывается противоречащей действительному миру, предназначены для объяснения заблуждений, возникающих при познании природных явлений. Александр Иванович Герцен не скрывал от читателей своего философского сочинения «Письма об изучении природы» впадение исследователей природы в заблуждения: «Разверните историю всех наук — они непременно начинаются… уродливыми, искаженными фактами».

Герцен констатировал искаженность фактов (и вступил в противоречие с Буажире, повествовавшего о том, что разум отображает объекты точно такими, какими они существуют в действительности); Кузанский, Бэкон, Кант дали объяснение искаженности.

Онтология рассказывает о происходящих событиях, о том, каковы предметы, имеющиеся в окружающем мире и которые существуют независимо от людей. Что такое гносеология? Человек должен ясно осознавать, каким образом ему стало известно о происходящих в природе событиях. Гносеология рассказывает о том, как люди изобретают способы (зависимые от людей, от «призраков» Бэкона, от априорных предпосылок Гегеля, в основе которых лежат априорные предпосылки Канта), предназначенные для исследования вещей, имеющихся в окружающем мире и которые существуют независимо от людей.

Номиналисты выдвигали аргументацию, направленную на опровержение анти-номинализма. Анти-номиналисты действовали аналогичным образом против номиналистов. Поведение В.И.Ленина в такой ситуации интересно тем, что он использовал оба вида аргументации. Когда анти-номиналисты обвиняли номиналистов в недооценке широкораспространенного знания (например, в пропаганде сомнительного отношения к существованию магнитных линий, на которые реагирует стрелка компаса), то Ленин поддерживал такую аргументацию и заявлял, во-первых, о пренебрежительном отношении к стихийному народному материализму (и даже о противодействии материализму), и во-вторых, о недопустимом уменьшении количества материальных вещей. Когда номиналисты обвиняли анти-номиналистов в создании логически обоснованных абстракций о существовании материальных объектов, в условиях противоречия абстракций показаниям органов чувств, в силу чего абстракции становились искаженными, не соответствующими показаниями органов чувств (например, абстракции о реальном существовании четвертого пространственного измерения, или абстракций, создаваемых Фомой Аквинским), то Ленин соглашался с номиналистами и отрицал искаженное, считаемое существующим (например, отрицал материальное существование четвертого пространственного измерения). Ленин прилагал усилия к уменьшению количества материальных вещей, считаемых находящихся в окружающем мире.

В.И.Ленин считал своим долгом защищать материю от попыток представить дело так, как будто бы материя исчезает, однако в случае с четвертым пространственным измерением Ленин допускал исключение из списка материальных объектов.

По вопросу о четвертом пространственном измерении, Ленин согласился с мировоззрением Беркли — материальное существование четвертого пространственного измерения не получило доказательства со стороны органов чувств и научных приборов, и поэтому его не существует. Четвертое пространственное измерение не обладает свойствами, позволяющими сказать, что оно существует вне мышления.

По поводу того, что дух человека создает из вещей нечто такое, чем эти вещи сами по себе не состоят, Френсис Бэкон высказал свою точку зрения: «Ум человека (как кривое зеркало) примешивает к природе вещей свою собственную природу, отражает вещи в искаженном и обезображенном виде».

В предыдущей главе приводилось высказывание В.И.Ленина о том, что отрицать теологию «символическая», махистская наука не имеет права. То же самое можно сказать о концепции Бэкона. Поскольку «призраки» вмешиваются в познание, то наука уподобляется неровному зеркалу, отражающее вещи в искривленном и обезображенном виде. Такая наука не в силах убедительно опровергнуть религиозное учение.

Ленин поставил перед собой цель — одержать победу над религией, с использованием науки. Поэтому В.И.Ленин в своих философских книгах промолчал о «призраках», описанных Френсисом Бэконом.

Бэкон задумывался над реалистичностью теорий, описывающих природные явления. Ленин задумывался над реалистичностью природных явлений. Теории часто бывают нереалистичными, по мнению Бэкона; но природное явление не может быть нереалистичным. Размышления Бэкона противоречили размышлениям Ленина, поскольку две оценки реалистичности противоречат друг другу (в одном случае — нереалистичность, в другом случае — реалистичность). Размышления Ленина должны одержать победу над размышлениями Бэкона, и этим будет обеспечена победа науки над религией.

В 1713 году английский астроном Роджер Котес осуществил второе издание естественнонаучной книги Исаака Ньютона «Математические начала натуральной философии», и в нее Котекс включил свое предисловие. В предисловии Роджер Котекс написал, что скрытым свойствам (т.е. свойствам, существование которых неизвестно) — не место в натуральной философии (т.е. физике). В эту книгу Исаак Ньютон вписал слова: «Не должно принимать иных природных причин сверх тех, которые истинны и достаточны для объяснения явлений».

Джеймсу Куку была известна истинная причина, вполне достаточная для того, чтобы объяснить не появление симптомов цинги, и эта истинная причина состоит в употреблении в пищу квашеной капусты и цитрусовых плодов. Христиану Эйкману была известна аналогичная истинная причина, вполне достаточная для того, чтобы не допустить появление болезни бери-бери, и истинная причина заключалась в употреблении в пищу риса вместе с рисовыми отрубями.

С точки зрения ньютоновской теории познания, совершенно напрасно исследователи пытались найти в природе иную причину сверх той причины, которая уже имелась у Кука и Эйкмана и которая представляла собой употребление полезной для предотвращения болезней пищи. Совершенно напрасно исследователи пытался найти витамины (поскольку витамины являются иной причиной, а Ньютон выступал против иных причин).

Христиан Эйкман не смог найти витамины. Это означает, что существование витаминов неизвестно и не может быть подтверждено. С точки зрения теории познания Роджера Котеса, выискиванию витаминов — не место в науке. Если витамины не найдены с первой попытки, и в первой попытке витамины оказались скрытыми, то это означает наличие скрытых свойств у скрывающихся витаминов. Нельзя искать скрытое, нельзя предпринимать вторую попытку для исследования скрытого. Не место в науке тому, попытка раскрыть чего оказалось неудачной. Человечеству дается только одна попытка для совершения научного открытия, и предоставление второй попытки противоречит теории познания Роджера Котеса.

Наука должна заниматься изучением того, относительно чего точно известно, что оно существует, и науке нельзя исследовать то, относительно чего нет сведений о существовании — в этом смысл теории познания Исаака Ньютона, Роджера Котеса (и также Александра Ивановича Герцена).

В 1911 году Казимир Функ установил материальное существование витаминов. До 1911 года не было точных сведений о существовании витаминов, и поэтому до 1911 года нельзя было выискивать витамины (но нужно употреблять в пищу цитрусовые плоды и рисовую шелуху, поскольку установлен закон природы, согласно которому цитрусы и шелуха предотвращают цингу и другие подобные болезни). Функ и его предшественники исследовали природное явление не так, как требовали Ньютон и Котес.

Скрытое подлежит вскрытию. Выступление Котеса против вскрытия скрытого свидетельствует о кратковременном приступе шизофрении.

Франклин прочитал книгу «Математические начала натуральной философии», и он согласился с тем, что написали Исаак Ньютон и Роджер Котес по поводу скрытых свойств. Бенджамин Франклин в середине восемнадцатого века разрабатывал технологии применения в промышленности электрических явлений, не затрудняя себя поиском причин. Он прямо заявил, что важным является не знание способа, которым природа осуществляет свои законы, а применение этих законов, и это должно считаться достаточным; знать «как» и «почему» — это чисто умозрительный вопрос.

Вероятнее всего, Франклин имел в виду, что причины обосновываются только логическими умозрительными доказательствами и поэтому недостоверны (подобно недостоверному умозрительному доказыванию того, что миллиард лет назад атмосфера имела иной химический состав, не пропускающий сквозь себя лучи от Солнца, имеющие желто-оранжевый цвет). Хватит силы воли не измышлять умозрительные причины, с целью объяснения возникновения твердо установленных фактов, — не измышляй. Франклин не хотел скомпрометировать себя связью с умозрительным обоснованием, и у Франклина было достаточно силы воли для того, чтобы отказаться от выявления причин.

Плохое знание философии приводит к непониманию того, что после умозрительного доказывания иногда наступает этап доказывания существования при помощи органов чувств — Казимир Функ осматривал, обнюхивал, облизывал, щупал витамины.

Как показывает история науки, многие естествоиспытатели не смогли удержаться от измышления умозрительных причин, имея надежду на то, что в будущем умозрительное превратиться в осматриваемое, ощупываемое, обнюхиваемое, облизываемое. Умозрительное естествознание способно стать практическим естествознанием. Многие ученые, в том числе Эрнст Мах, заявляли, что абстрактно-умозрительные представления могут и должны заменяться на эмпирические закономерности.

Здравый смысл подсказывает, что при нагревании льда с последующим превращением льда в воду, температура льда и воды должна возрастать непрерывно. Опыт показал, что температура прерывиста — тепло от огня, обязанное нагревать лед, на самом деле не нагревает лед, и лед продолжительное время имеет нулевую температуру. Значит, существует некая сила, которая становится поперек непрерывности, и создает прерывистость. Эта сила мешает льду нагреваться. При обратном процессе, при замораживании воды, в момент превращения воды в лед, наблюдается прерывистость температуры воды и льда; создается впечатление, что в воде имеется какая-то сила, которая согревает воду при воздействии холода на воду. Получается, что внутри льда и воды имеется сила, которая оказывает тепловое (температурное) сопротивление при нагревании льда, и после превращения льда в воду происходит проникновение внутрь воды (вода совершает накапливание) того количества тепла, которое понадобилось для преодоления сопротивления; это тепло продолжает находиться внутри воды и при этом это тепло никак себя не проявляет, пока вода жидкая (в жидкой воде скрытно пребывает тепло, не обнаружимое термометром); при охлаждении воды происходит переход тепла из внутреннего состояния во внешнее состояние, и внешнее состояние тепла проявляется в том, что неизвестно откуда возникающее тепло согревает воду и некоторое время препятствует замерзанию воды. Размышления Джозефа Блэка в 1757 году над теплосопротивляющейся силой завершились тем, что в современные школьные учебники по физике вписаны фразы о том, что при нагревании льда разрушается кристаллическая решетка, а для разрушения решетки к ней нужно подвести энергию, и подвод энергии к кристаллической решетке приводит к постоянству температуры льда — лед подвергается нагреванию, но лед не нагревается. Ненаблюдаемая Блэком кристаллическая решетка имеет внешнее измеряемое проявление в виде прерывистости повышения температуры льда при нагревании. В 1757 году Джозеф Блэк опубликовал свое сочинение, имеющее следующий смысл: мною обнаружена не обнаруженная мною теплосопротивляющаяся сила, о которой я ничего не знаю, кроме того, что эта сила проявляет себя как прерывистость процесса нагревания или охлаждения веществ, я не смог при помощи имеющихся научных приборов выделить теплосопротивляющуюся силу в чистом виде, т.е. в таком виде, когда сила присутствует, но отсутствуют ее последствия, мои неудачные попытки отделить силу от последствий показывают, что сила неотделима от последствий и скрывается внутри последствий, силу невозможно продемонстрировать в чистом виде. У меня есть непонятная для меня мысль о превращении тепловой (измеряемой термометром) энергии в нетепловую (которую невозможно измерить термометром) и аккумулировании нетепловой энергии водой, нетепловая теплота выделяется наружу при охлаждении воды и препятствует превращению воды в лед. Я не смог раскрыть силу и составить о ней отчетливое и понятное представление, и поэтому теплосопротивляющаяся сила является скрытой от меня силой. Я заблудился в потемках скрытых от меня свойств.

Аналогичным образом было сделало заявление Ньютоном о скрытой от него сущности гравитационного притяжения.

Важнейший этап исследование причины — исследование причины в тот момент времени, когда причина не вызывает следствие. Блэк и Ньютон не смогли поставить причину (сущность) в изолированные условия, когда причина не вызывает следствие, и не было произведено исследование причины в таких условиях.

Естествоиспытатель исследует неизвестное, и то, что он исследует, ему непонятно. Он говорит: «Мне ничего не понятно». Философ реагирует словами: «Этот естествоиспытатель является агностиком».

17 августа 1884 года Карл Маркс написал письмо, адресованное Лиону Филипсу, и в письме были упомянуты «отвратительные физико-метафизические бредни, вроде «скрытой теплоты» (не хуже «невидимого света»), электрического «флюида» и тому подобных средств, служащих для того, чтобы вовремя вставить словечко там, где не хватает мыслей».

Джозефу Блэку не хватало понятных мыслей, чтобы объяснить непонятную ему причину прерывистости нагрева льда при превращении льда в воду. (Ньютону тоже не хватало мыслей для объяснения гравитации.) Блэк нуждался в условном символе, обозначающем неизвестную ему причину известного ему природного явления (прерывистость возрастания температуры льда при непрерывном нагреве льда), и в качестве условного символа выбрал словечки «скрытая от меня теплосопротивляющаяся сила». И Блэк вставил словечки туда, где имелась нехватка понятных мыслей. Блэк обозначил непонятное путем использования непонятных словечек. Джозеф Блэк не имел в своем распоряжении доказательств того, что действительно существует теплосопротивляющаяся сила. Отсутствие доказательств существования описываемой Блэком силы, Карл Маркс расценил как конструирование умозрительно-спекулятивного вывода метафизическим (ведущем к неубедительности) методом. Карл Маркс поставил перед всеми учеными выбор — или вы будете предъявлять убедительные доказательства существования того, о чем вы рассказываете, или вы должны молчать в тряпочку; вам запрещается изрекать умозрительные бездоказательные суждения о скрывающемся от вашего познания.

На научное мировоззрение Карла Маркса повлияли высказывания, близкие друг к другу текстуально, авторами которых были Пауль Гольбах, Бенджамин Франклин и Генрих Герц.

«Когда мы захотим дать себе отчет об явлениях природы, откажемся от искания таких причин, которые слишком тонки для того, чтобы действовать на наши внешние чувства»(Гольбах, «Здравый смысл, извлеченный из природы»).

Генрих Герц, практически подтвердивший умозрительные построения Джеймса Максвелла, впоследствии используемые в беспроволочном телеграфе, высказал точку зрения, совпадающую с точкой зрения Бенджамина Франклина (известного не столько работами по исследованию электричества, сколько дипломатической работой по представительству интересов США в нескольких европейских странах). В статье «Три картины мира» Герц высказался в поддержку желательности «избегнуть рассуждений о вещах, о которых физика очень мало знает».

«Теплосопротивляющаяся сила» не воздействовала на органы чувств Джозефа Блэка, и даже не воздействовала на термометр или другие научные приборы, имеющиеся у Блэка, и в связи с этим, согласно мировоззрению Гольбаха, Франклина, Герца и Маркса, Блэк должен был отказаться от умозрительных бездоказательных размышлений о природном явлении, последствием которого является прерывистость нагревания льда. Наука заканчивается там, где начинается непонятное, где словам, описывающим окружающие природные явления, недостает смысла из-за незнания смысла человеком. В науке должны быть твердо установленные факты (например, прерывистость нагрева льда), в науке не должно быть умозрительных бездоказательных измышлений (например, ничем не доказанное существование теплосопротивляющейся силы, которая использовалась для объяснения прерывистости нагрева льда).

Доверившись тому, что написали авторитетные ученые Константин Буажире, Пауль Гольбах, Бенджамин Франклин, и также доверившись написанному в книге «Математические начала натуральной философии» (скрывающемуся – не место в физике), Карл Маркс сопоставил написанное Джозефом Блэком с содержанием книги Исаака Ньютона с предисловием Роджера Котеса, и после обнаружения противоречия (между Джозефом Блэком и, с другой стороны, Исааком Ньютоном и Роджером Котесом) Карл Маркс встал на сторону маститых авторов, против Джозефа Блэка. Маркс посмеялся над метафизическим стремлением Блэка рассказать о скрытном существовании того, для чего не найдено доказательств существования.

За прошедшие 130 лет наука изменилась, стали известны подробности открытия витаминов, спираевой кислоты, пищеварительных ферментов, и теперь из противоречия делается иной вывод — надо критиковать Исаака Ньютона и Рождера Котеса, за их неспособность понять, что умозрительные бездоказательные представления имеют вероятностную возможность стать практически подтвержденными представлениями, примером чего может послужить концепция Джозефа Блэка, которая из непонятной скрывающейся теплосопротивлящейся силы превратилась в понятную кристаллическую решетку, потребляющую энергию при ее разрушении. Бредни — это не то, что написал Джозеф Блэк, это то, что написали Исаак Ньютон, Роджер Котес, Константин Буажире, Пауль Гольбах, Бенджамин Франклин, Генрих Герц, и примкнувший к ним Карл Маркс.

Каждая строчка в школьных учебниках по физике и химии — это результат гносеологических споров.

(В 22-й главе «По следам Дюгема и Куна» рассматривается понимание В.И.Лениным процесса превращения умозрительного бездоказательного представления в полноценный научный принцип.)

Объяснение окружающего мира должно исходить из того, что мир состоит из вещей, воздействующих на органы чувств, — такова философская позиция Буажире и Гольбаха.

В начале двадцатого века имелось много последователей философско-гносеологических взглядов Константина Буажире и Пауля Гольбаха, поскольку эти взгляды были атеистическими. В частности, идейным наследником этих взглядов был русский писатель-философ Николай Владимирович Валентинов (настоящая фамилия Вольский). С ним имелась проблема, связанная с тем, что он называл себя марксистом и состоял в партии, и его философско-гносеологические взгляды (копирующие взгляды Ньютона, Котеса, Буажире, Гольбаха, Франклина, Герца) компрометировали партию. Поэтому руководитель партии В.И.Ленин поставил перед собой задачу защитить марксистскую партию от компрометации со стороны философа Валентинова. Однако Ленин не мог прямо напасть на Валентинова, Буажире, Гольбаха, поскольку их гносеологические взгляды поддерживали атеизм и могли быть использованы против идеалистического учения Канта. Эта сложная ситуация была разрешена Лениным посредством фраз, в которых не назывались имена. Ленин отмежевался от гносеологических взглядов Буажире, Гольбаха, Валентинова, путем критики точки зрения, состоящей в отрицании бытия вещей вне их действия на органы чувств («Материализм и эмпириокритицизм», ПСС, т.18, с.83). Так же и на страницах 19 и 20 В.И.Ленин возражал против удаления из философии не воспринимаемых вещей. Ленин дал понять на странице 117, что возможно существование некоторого (например, марсиан), выходящего за пределы осознаваемого (и сознания), и его нужно вовлекать в исследования. Нельзя отказываться от исследования на том основании, что исследуемое кто-то называет скрытым от органов чувств.

Объяснение окружающего мира должно исходить из того, что мир состоит из вещей, воздействующих на органы чувств, и из вещей, не воздействующих на органы чувств. То, что раньше было неизвестным (по причине не воздействия на органы чувств), позднее становится известным. Такова философская позиция Ленина. И Маха.

Важно отметить, что Михайло Ломоносов был более здравомыслящим естествоиспытателем, чем Карл Маркс, и не поддался на провокацию, организованную Исааком Ньютоном и Роджером Котесом. Ломоносов признавал, что скрытые явления должны стать объектом научных исследований.

В сочинении «О действии химических растворителей», написанном в 1743 году (т.е. через тридцать лет после выхода в свет книги Исаака Ньютона с предисловием Роджера Котеса), и опубликованном в 1750 году, Михайло Ломоносов отметил, что, несмотря на длительные труды многих ученых, химия «все еще покрыта глубоким мраком и подавлена своей собственной громадой». «От нас, — выводил гусиным пером Ломоносов, — скрыты подлинные причины удивительных явлений, которые производит природа своими химическими действиями».

Ломоносов вполне отчетливо заявил, что имеются наблюдаемые людьми удивительные явления, и не наблюдаемые людьми скрытые причины. Ломоносов опередил Канта в констатации того, что окружающий мир разделяется на видимое и невидимое, и невидимое является причиной видимого.

Поскольку Кант написал свои философские книги после того, как было опубликовано сочинение Ломоносова «О действии химических растворителей», можно предположить, что естественнонаучные взгляды Ломоносова легли в основу философских взглядов Канта о скрывающейся от исследователей вещи-в-себе.

Причины, с трудом представляемые Ломоносовым в смутной форме, порождают яркие химические эффекты. Яркое связано со смутным.

Некоторые виды материальных природных явлений имеют невещественный характер, и таковые обнаруживаются мышлением без посредничества органов чувств. По сути дела, критерием различения вещественного и невещественного является реагирование или нереагирование органов чувств. Одним из невещественных природных явлений являются рентгеновские лучи, на которые органы чувств не реагируют.

В 1895 году ректор Вюрцбургского университета, профессор физики Вильгельм Рентген проводил исследование так называемых катодных лучей, их способность вызывать флюоресценцию различных химических соединений. Кроме того, он стремился определить наиболее оптимальную форму и конструкцию излучателя катодных лучей, и он ставил эксперименты над несколькими излучателями катодных лучей, конструктивно отличающихся друг от друга. Опыты необходимо было проводить в полутьме, поэтому лаборатория обеспечивала отсутствие света. 8 ноября, по окончанию опыта над катодными лучами, Вильгельм Рентген накрыл чехлом из плотного картона, не пропускающего катодные лучи, работающий излучатель катодных лучей (Рентген намеревался выключить излучатель, но из-за рассеянности и усталости случайно не выключил). Вильгельм Рентген пронес рядом с работающим излучателем бумажный лист, пропитанный платино-цианоидом барием, подготовленный для следующего опыта, и увидел, что бумага светиться зеленым цветом. Свечение бумаги было неожиданным и необъяснимым явлением. Вильгельм Рентген включал поочередно несколько излучателей, и установил, что яркость свечения бумажного листа, пропитанного платино-цианоидом бария, зависит от конструктивных особенностей конкретного излучателя. В распоряжении Вильгельма Рентгена имелся лист бумаги, пропитанный другим веществом — сернистым цинком, и при поднесении его к работающему излучателю, накрытому картонным чехлом, наблюдалось желтое свечение (без картонного чехла свечение имело синий цвет). В течение двух месяцев после открытия новых лучей Рентген установил 17 важных их свойств. В том числе было обнаружено, что скорость разряда электроскопа зависит от конструкции излучателя: различно изготовленные излучатели обеспечивают быстрый или медленный разряд электроскопа.

Поскольку было обнаружено, что несколько излучателей в различном конструктивном исполнении обладают общим свойством — обеспечивать разряд электроскопа, вызывать свечение платино-цианоида бария или сернистого цинка, то был сделан вывод о материальном существовании общего (впоследствии названного рентгеновскими лучами).

Общее было исследовано Вильгельмом Рентгеном с использованием специфических «материаловедческих» методов познания, хотя по общепризнанным правилам общее надлежит исследовать посредством специфических «психологических» методов познания (поскольку общее обязано иметь идеал-психический характер).

На Вильгельма Рентгена и на бумагу воздействовали причина, представляющая собой рентгеновские лучи, но Рентген не видел причину, а видел только следствие — свечение платино-цианида бария. Невидимое оставляет видимые следы. Свечение бумаги — это свойство платино-цианида бария, но не свойство рентгеновских лучей. На человека воздействует сущность, но видимое человеком не есть сущность. Плеханов обладал незаурядным философским талантом, проявившемся в доказывании отсутствия того, что на самом деле присутствует — видимое свечение бумаги, пропитанной платино-цианидом бария, появилось от воздействия невидимого субстрата. Невидимый субстрат видимого.

Джеймс Кук брал один видимый объект, выводил из него другой видимый объект, и выведение осуществлялось на основании опыта, ощущения. Вильгельм Рентген брал в рассмотрение излучатель катодных лучей, и выводил из него свечение бумаги, пропитанной некоторыми химическими веществами; выведение одного видимого объекта из другого видимого объекта осуществлялось при помощи привлечения третьего объекта, существование которого обосновывалось умственными размышлениями, умозрительно. Кук раскрывал причинно-следственную связь посредством опыта, Рентген для раскрытия был вынужден выйти за пределы опыта (ощущений).

Связь между объектами есть отдельный объект. Некоторый объект играет связующую роль между иными двумя объектами.

Предмет можно нагреть, поместив его над горящим костром, а также можно нагреть посредством трения; костер и трение имеют между собой общее, состоящее в появлении тепловой энергии. Тепло является и общим, и материальным.

Жаропонижающая сила (т.е. спираевая кислота) находится и в иве, и в таволге. Общее для ивы и таволги является материальным.

Исаак Ньютон смог найти общее там, где ранее никто не находил общее, потому что оно недоступно органам чувств. Ньютон нашел общее между падением камня сверху вниз (по прямой линии) и вращением Луны вокруг Земли (по замкнутой линии, приблизительно похожей на окружность). Общее, обнаруженное Ньютоном, имело материальный характер.

Открытие рентгеновских лучей показало ущербность номинализма — логическими аргументами убедительно доказано материальное существование рентгеновских лучей, хотя показания органов чувств не подтверждают материалистичность (органы чувств не замечают рентгеновских лучей).

С упорством, достойного лучшего применения, философ Валентинов продолжал исповедовать номинализм, поскольку номинализм помогал этому философу бороться против кантианства. Номинализм утверждал: познанное с применением психических абстракций имеет абстрактно-психический характер, если иное не доказано показаниями органов чувств. Готфрид Лейбниц высказал точку зрения, близкую к номинализму: познанное при помощи психических абстракций не может иметь телесный, материальный характер. (В шестнадцатой главе «Потопление фактов в море измышлений» приводится точка зрения Карла Маркса и Фридриха Энгельса, обосновывающая лейбницевский номинализм, и эту точку зрения марксист Валентинов использовал в борьбе против кантианства.) Известно из книг Канта, что вещь-в-себе познается при помощи психических абстракций, так как по-другому познание не осуществляется — познаваемое органами чувств существенным образом отличается от вещи-в-себе. Валентинов поставил вопрос: доказывается ли материальное существование вещи-в-себе показаниями органов чувств? Ответ очевиден — нет, поскольку показания органов чувств являются иероглифическими (искаженными) изображениями вещи-в-себе, и на основании показаний невозможно установить, какова вещь-в-себе. В соответствии с постулатом «познанное с применением психических абстракций имеет абстрактно-психический характер, если иное не доказано показаниями органов чувств» установлено, что вещь-в-себе имеет абстрактно-психический характер. Вещь-в-себе находится только внутри мышлении.

(На страницах 82, 119, 210 книги «Материализм и эмпириокритицизм» свойство вещи-в-себе «пребывать только внутри мышления» обозначено словами «абстракция без реальности».)

Кант утверждал, что одна вещь-в-себе способна воздействовать на другую вещь-в-себе, изменять ее, и таким образом производить материальные эффекты.

Валентинов доказал, что вещь-в-себе имеет абстрактно-психический характер. Утверждается, что вещь-в-себе производит материальные эффекты. Логически получается, что абстрактно-психическое производит материальные эффекты. Но это — чистейшей воды идеализм! Ни у кого нет сомнений в идеалистичности точки зрения о том, что психическое производит материальное — ведь в Библии почти на каждой странице рассказывается о порождении материального психическим! Доказано, что кантианская философия является служанкой религии, и сторонники кантианской философии являются пособниками религиозных заблуждений.

Несомненно, вещь-в-себе имеет сходство с тем, что написано в Библии, по вопросу о способности неощущаемого и неизвестного порождать ощущаемое и известное. Сходство привело к утверждению, что вещь-в-себе является двойником религии (словосочетание «двойник религии» вписано в книгу «Материализм и эмпириокритицизм» на странице 14). С одной стороны, Кант признавал за неощущаемым (т.е. психическим) способность порождать ощущаемое (т.е. материальное), и тем самым Кант поддерживал Библию. С другой стороны, Валентинов отрицал то, что признавал Кант, и тем самым Валентинов отвергал Библию.

Идея Канта о вещи-в-себе имела много схожего с тем, что Платон называл идеей. То, о чем рассказывали Платон и Кант, было двойником религии. Ведя ожесточенную борьбу против кантовской вещи-в-себе, Валентинов заодно боролся и против платоновской идеи. Валентинов полагал, что Кант только переименовал платоновскую идею, не изменив ее сущности.

(В следующей главе будет показано, что Константин Буажире и Пауль Гольбах провели демаркационную линию между научной гносеологией и религиозной гносеологией таким образом, что Рене Декарт влетел в религиозную гносеологию. В похожем положении оказался и Иммануил Кант — Библия провела демаркационную линию между божественным и мирским таким образом, что Кант угодил в божественное).

В борьбе против кантианского идеализма Валентинов опирался на требование, провозглашенное Энгельсом и характеризующее материализм: «…возврат к материалистической точке зрения. Это значит, что люди этого направления решились понимать действительный мир…таким, каким он сам дается»(«Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии», Соч., т.21, с.301). В соответствии с этим требованием, Валентинов настаивал, что природу нужно понимать так, как она сама дается в ощущениях. Кант настаивал на противоположном — показания органов чувств являются иероглифами, символами, искажениями, и поэтому природа не такова, как она проявляется в ощущениях (органы чувств не обнаруживают вес воды, находящейся в воде, и вес воздуха, находящегося в воздухе, и природа не такова, как ее обнаруживают органы чувств — в природе есть атмосферное давление, в ощущениях нет атмосферного давления). Кант понимал теорию познания не так, как понимал Энгельс, и это убеждает, что нужно отказаться от кантианской теории познания.

(Спустя много лет после того, как Валентинов доказывал ущербность кантианства путем сопоставления взглядов Канта и взглядов Энгельса, Вернер Гейзенберг высказался по вопросу о принимании действительного мира таким, каким он сам дается: «Передо мной снова и снова возникал вопрос, — действительно ли природа может быть такой абсурдной, как она предстает в экспериментах?»)

Кант и кантианцы-идеалисты повержены, материалист Валентинов на коне, с лавровым венком на голове. Он защитил, от попыток опровергнуть, точку зрения Буажире и Энгельса о том, что картины, которые рисует нам наш разум, вполне сходны с их моделями, разум отображает объекты точно такими, какими они существуют в действительности, надо понимать действительный мир таким, каким он изображен в ощущениях и в картинах, которые рисует нам наш разум на основании ощущений. Никаких иероглифов. Никаких «призраков», на присутствии которых настаивал Френсис Бэкон и которые делают познанное иллюзией. Познанное — это познание реального.

В.И.Ленин: «…ни о каких «непознаваемых вещах в себе» у Юма нет и речи. Что же общего у этих философов? То, что они принципиально отгораживают «явления» от того, что является, ощущение от ощущаемого…»(«Материализм и эмпириокритицизм», ПСС, т.18, с.101).

Юм и Кант отгораживали ощущение от ощущаемого, настаивали на том, познанное не является познанием реального, и примером этого может послужить атмосферное давление — в природе есть атмосферное давление, но Юм и Кант с целью отгораживания заявляли, что люди не ощущают атмосферного давления.

На странице 210 книги «Материализм и эмпириокритицизм» В.И.Ленин написал: Фейербах упрекает Канта за отступление от материализма. На этой же странице Ленин дает пояснения по этому вопросу. Выясняется, отступление от материализма состоит в признании того, что существуют природные явления, которые не воздействуют на органы чувств. Магнитные силы, по мнению Канта, не проявляют свою действительность тем, что магнитные силы заставляют реагировать на себя органы чувств. В этом смысле, недействительность является свойством магнитных сил; с другой стороны, их свойством является истинность — в том смысле, что человек может созерцать процесс притягивания мелких металлических предметов к магниту, и сделать мысленный вывод об истинном существовании магнитных силах, присущих магниту. «Какое противоречие: отделять истину от действительности, и действительность от истины!». По мнению Фейербаха, Кант был противоречивым философом, и противоречивость (толкающая Канта прочь от материализма) заключается в суждении о том, что в голове человека есть истинное представление о магнитной силе, присущей магниту, но нет реакции органов чувств на магнитную силу, когда магнит подносится к каждому органу чувств.

Фейербах критиковал Канта за приближение к идеализму. Валентинов считал себя последователем и учеником Фейербаха; Валентинов искал и нашел в кантианской (и бельтовской) философии иной оттенок идеализма, и, подобно своему учителю Фейербаху, выступил с критикой Канта (и своего современника кантианца Бельтова) за уклонение в идеализм.

Ленин считал себя последователем и учеником Фейербаха; Ленин взял за основу мнение Фейербаха о недопустимости кантианской трактовки неистинности ощущений (ощущения действительны, и действительность ощущений отделена от истинности), и на этой основе Ленин построил теорию отражения, согласно которой ощущения истинны. (В следующей главе рассказывается, как Декарт и Ленин отзывались об истинности ощущений.)

Почему В.И.Ленин тысячекратно говорил об объективных вещах, независимых от человека и человечества? Таким способом Ленин противостоял утверждению Валентинова и других философов об абстрактно-психическом характере (т.е. пребывающим только внутри мышления) вещи-в-себе. Ленин намекал, что кантианская вещь-в-себе и платоновская идея — это две большие разницы, требующие неодинаковых подходов.

В.И.Ленин: «О «вещи в себе» нашими махистами написано столько, что если бы это собрать вместе, то получились бы целые вороха печатной бумаги. «Вещь в себе» — настоящая bête noire Богданова и Валентинова, Базарова и Чернова, Бермана и Юшкевича. Нет таких «крепких» слов, которых бы они не посылали по ее адресу, нет таких насмешек, которыми бы они не осыпали ее»(с.97).

На странице 203 на примере Щульце показано Лениным, каково отношение махистов-эмпириокритиков к вещи-в-себе: «Мы, скептики или сторонники Юма, — говорил Шульце, — отвергаем вещь в себе, как выходящую "за пределы всякого опыта"».

Нет объективных (т.е. чувственных) доказательств существования выходящего за пределы ощущений, не воздействующего на органы чувств; отсутствие доказательств требует считать не существующим. Кантианская вещь-в-себе и платоновская идея выходят за пределы ощущений (опыта), и это является номиналистическим основанием для их отвержения.

Нельзя называть существующим то, что на самом деле не существует. Номиналисты испытывали страх перед ошибкой, опасались назвать существующим то, что на самом деле не существует, и поэтому номиналисты требовали, что сначала надо убедиться в существовании, и только после этого произносить слова о существовании. На первое место номиналисты ставили совершение познавательных действий, позволяющих удостовериться в существовании, на второе место ставили слова по поводу существования. Номиналисты не в силах подняться до такой высоты абстрагирования, чтобы рассматривать вопрос (о существовании вещей) независимо от рассмотрения вопроса об удостоверении в существовании.

(В 21-й главе «Физиологический идеализм» будет рассмотрен вопрос о том, как древнегреческий философ Демокрит возвысился в абстрагировании до предельной высоты, и наделил окружающие вещи свойствами, отличающимися от свойств, обнаруживаемых органами чувств. Человеческие органы чувств не могут удостовериться в существовании свойств, о которых рассказывал Демокрит.)

Анти-номиналисты — бесстрашные люди. Объективная реальность существует независимо и до ощущений и осмыслений, и поэтому признание существования объективной реальности должно происходить до того, как заработали органы чувств и мозг осознал воздействия со стороны объективной реальности. «Природа бесконечно существует, и вот это-то категорическое, единственно безусловное признание ее существования до и вне сознания или ощущения, и отличает диалектический материализм от агностицизма и идеализма». Номиналисты подходят к существованию с условием (прежде всего нужно собрать физические доказательства существования), анти-номиналисты безусловно признают существование (без физических доказательств, не-физически, сверх-физически, метафизически). Ощущения и сознание вторичны, и поэтому изыскание доказательств с использованием органов чувств и сознания должны быть отодвинуты на второй план. Сначала признать существование, ничего не зная о существовании, и только после этого начать собирать доказательства существования. Блэк ничего не знал о кристаллической решетке, не смог приступить к изысканию доказательств существования кристаллической решетки, но тем не менее стал произносить слова о существовании «теплосопротивляющейся силы». Отсутствие информации о физическом существовании нисколько не мешает произносить слова о существовании. Номиналисты не могут пренебречь страхом перед совершением ошибки. Но неустрашимые анти-номиналисты вправе пренебречь тем, чем не могут пренебречь номиналисты.

Из этого вытекает совет для желающих стать анти-номиналистами: надо научиться размышлять о существовании таких вещей, о которых нет никакой информации об их существовании. Необходимо научиться следовать от общего к частному — сначала спекулятивно-аксиоматически мысленно установить общее свойство материи существовать независимо от мышления, затем выяснять, как в каждом конкретном случае проявляет себя мысленно установленная аксиома. И еще один совет желающим стать анти-номиналистами: перед каждым включением камеры Вильсона произносить мантру о бесконечности природы и неисчерпаемости процесса познания природы, и мантру о том, что то и другое не зависит от человека и человечества.

Русские махисты читали книгу «Святое семейство», написанную совместно Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом, и узнали из этой книги, что чувственно-не-воспринимаемый плод (а также платоновские идеи) не находится в окружающем мире, и не способен влиять на превращения цветка-завязи в яблоко, или грушу, или орех, или тыкву. Махисты, в том числе Валентинов, называли себя марксистами и следовали генеральной линии, прочерченной Марксом и Энгельсом. (Как Маркс и Энгельс разрабатывали генеральную линию, рассказывается в шестнадцатой главе «Потопление фактов в море измышлений».)

В.И.Ленин был более внимательным при изучении физических и химических наук, чем Валентинов или Юшкевич, и он осознал, что материальные рентгеновские лучи выходят за пределы ощущений и тем не менее обладают способностью быть причиной материальных явлений. Ленин просёк, что рентгеновские лучи (и также магнитные линии) обладают почти всеми свойствами, приписанных Кантом к вещи-в-себе.

Ртутный столб в барометре то поднимается вверх, то опускается. Движение ртутного столба свидетельствует об изменении атмосферного давления, а также о существовании атмосферного давления. Атмосферное давление выходит за пределы человеческих ощущений, поскольку органы чувств непосредственно не воспринимают давление. Ощущаемое (движение ртутного столба) имеет неощущаемый субстрат (повышение и понижение атмосферного давления). Неощущаемое является абстрактно-внеопытным, и тем не менее абстрактное причастно к физическому действию (движению ртутного столба). Пользуясь тем, что называется атмосферным давлением, люди пользуются мыслями, возникшими как обобщение наблюдаемого, и эти мысли не подтверждаются воздействием атмосферного давления на органы чувств. Источником мысли не является существующий вне человека материальный объект, о котором рассказывает мысль.

В.И.Ленин признал материальное существование чувственно-не-воспринимаемого, и этим Ленин приблизился к берклианско-юмовскому мировоззрению, согласно которому источником мысли не является существующий вне человека материальный объект (поскольку он не воздействует на органы чувств и не вызывает мысли в голове).

(В шестнадцатой главе «Потопление фактов в море измышлений» обсуждается цитата из сочинений А.А.Богданова, касающаяся невозможности материального существования того, что выходит за пределы опыта или ощущений. Обсуждаемая цитата соответствует генеральной линии К.Маркса и Ф.Энгельса.)

В.И.Ленин взвалил на свои плечи труднейшую работу — уклониться от генеральной линии, поддержать Блэка, высмеянного Марксом, и одновременно доказывать свою преданность материалистической философии К.Маркса и Ф.Энгельса. Красной нитью через книгу «Материализм и эмпириокритицизм» проходит преданность Ленина высказыванию Энгельса «…возврат к материалистической точке зрения. Это значит, что люди этого направления решились понимать действительный мир…таким, каким он сам дается».

Не выходить за пределы опыта — это значит считать, что исследуемая вещь имеет только те свойства, которые обнаружены органами чувств и научными приборами, и вещь не обладает свойствами, недоступными для применяемых научных приборов.

Блэк совершил метафизический выход за пределы опыта, и утверждал о существовании материальных объектов, которые он не смог обнаружить.